Исключение

Осознание не свалилось на голову, как снег посреди лета, нет. Скорее, это было сродни восходу солнца. Как постепенно распускается цветок, так и Камило потихоньку осознавал, что Вивиана для него… Особенная. Виви была хорошенькой. Такая светлая, милая и заботливая. Её серые глаза искрились счастьем, а на лице постоянно сверкала улыбка. Она была прекрасным человеком, самым лучшим, правда. Её альтруистичный характер не позволял стоять в стороне, если кто-то был в беде, девушка впахивала как проклятая, только чтобы оправдать надежды приютившей её семьи. Она уважала каждого, независимо обстоятельств. Вивиана уважала Джульетту, потому что она была её приёмной матерью, но заботилась, словно девочка была её родной дочерью. Виви уважала Агустина, потому что он, как и его жена, прекрасно играл роль заботливого отца, и делал всё, чтобы неродная дочка чувствовала себя комфортно. Она уважала Пепу и Феликса, потому что и они относились к ней терпеливо и заботливо, считая девочку родной племянницей. Вивиана уважала Альму за то, что та её приняла, и дядю Бруно за то, что он рискнул и помог привести дитя в Каситу. Виви уважала Долорес и Луизу за их доброту. Даже Изабеллу, и ту девушка уважала, потому что Иза, хоть и показывала свой характер, но так же была терпелива к новому члену семьи. В Вивиане пылала любовь и уважение к Мирабель, потому что сложно перечесть, что та для неё вообще сделала. И Камило… Он хотел чувствовать себя особенным. Хотел, чтобы Вивиана относилась к нему по-особенному, и цеплялся за каждое её проявление внимания. Камило в глубине души надеялся, что она его заметит. Надеялся, и очень старался ради этого. Миленькая Виви была солнышком. Ярким таким, нежным и тёплым. Она была солнышком, которое язык не поворачивался вслух назвать «сестрой». Факт есть факт, девчонку родственницей Камило не считал, и с момента её прихода, ни разу ни кузиной, ни сестрой не назвал. Возможно, он просто не мог принять её в роли члена своей семьи и остальных в какой-то мере не понимал. А может, и не хотел. Морально не мог себе позволить называть предмет симпатии собственной двоюродной сестрой. Вивиана была красивой. Невероятной красоты девочкой, и Камило не лгал, когда думал об этом. Он любил ночное время, когда она приходила целовать его перед сном, и можно было наблюдать, как развеваются её русые волосы от свежего ветерка. Юноша был уверен, что на ощупь её волнистые локоны мягкие и шёлковые, иначе и быть не могло. В последнее время всё сильнее хотелось телесного контакта с Виви. Хотя-бы просто коснуться её руки на доли секунды было бы достаточно. Хотелось, чтобы девушка целовала его перед сном не потому, что надо, а потому, что ей самой так хотелось. Камило нужны были тёплые девичьи объятия, как тогда, у реки, и чтобы её красивые ладони ласково растрепали густую кудрявую шевелюру. Хотелось всего этого, и даже больше, но пока парень лишь мог смотреть. Смотреть, наблюдать за своей милой, порой неуклюжей кузиной, сопровождать своим взглядом каждое её действие и даже не замечать этого. С каких пор всё это началось? С осознания. Камило не знал ни одного такого человека, как Вивиана. Когда ему было плохо – рядом оказывалась Виви. Когда нужна была поддержка – она шептала утешительные слова и поглаживала мальчишескую ладонь. Девчонка жертвовала своим сном, чтобы помочь брату избавиться от его кошмаров, и таких её, казалось бы, мелких поступков было не счесть. Стало уже как-то привычно просыпаться с мыслями: «она хорошая»; смотреть на неё за завтраком и думать: «забавная»; пялиться перед сном в потолок, и в голове, раз за разом проносится: «милая, милая, милая». Камило столкнулся со странными чувствами. Это была ещё далеко не любовь до гроба, но та самая первая подростковая симпатия, такая сладкая и приятная, пробуждающая в животе пока ещё крохотных бабочек. В Виви влюбиться было не стыдно, не жалко, и вообще она заставляла его чувствовать себя прекрасно. На удивление, в голове юноши не было ни единой мысли о том, что эти чувства неправильны. Ведь по факту, это инцест получается, бабушка не одобрит, мама его осудит, а Вивиану тем более. Говорить кому-либо опасно, и даже родную сестру придётся опасаться, думать вдвойне, о чём можно говорить. Сплошные ограничения ради человека, которого любить нельзя толком, потому что «это неправильно», «это плохо», «ты с ума сошёл?! Она твоя кузина!». Между прочим, кровного родства меж ними было ноль, если не меньше, и если бы девушку не привели в семью, всё было бы нормально. Камило ничего плохого в своих чувствах не видел. Ревностный юношеский максимализм взыграл особенно сильно, и отказываться от симпатии к сестре он не хотел. Парень был жаден до её внимания. Пытался поймать на себе каждый её взгляд, каждое касание, прислушивался к каждому слову, лишь бы воспоминаний о Виви осталось как можно больше. Но когда она смотрит в ответ, улыбается, утешительно гладит по спине, то кончики ушей непроизвольно краснеют и Камило отворачивается, словно всё это для него пытка. Но, не смотря на собственное смущение, парень пытался быть всё ближе, больше шутил, чаще помогал и порой подходил без повода, просто чтобы поговорить. Иногда даже выдумывал что-то, притворялся грустным, только чтобы получить внимание кузины и получал, почти мурчал как котик, когда она нежно гладила по волосам, пытаясь утешить. Виви была восхитительно живой. Вечно горящая энтузиазмом, любовью ко всем и трудолюбием. Было множество причин, за что её можно любить, но даже одной было бы достаточно. Девушка как никто другой заслуживала самых тёплых чувств, учитывая, что пережила и что делала для людей. Камило надеялся, что придёт время, и она тоже полюбит его. Что они будут лежать вместе в тени деревьев, Вивиана устроится поудобнее на его плече и будет спать после тяжёлого дня. А он обнимет её покрепче, шумно поцелует в висок и будет рассказывать какие-то истории, чтобы помочь Виви уснуть. Они будут втайне держать друг друга за руки, сладко целоваться вечером в подворотне а потом засыпать в обнимку. Вместе. Камило правда хотел всего этого. В груди теплился огонёк лёгкой влюблённости, который так и хотелось разжечь в пожар, чтобы он захватил всё вокруг, чтобы юноша сгорел в нём без остатка. Он был не против, но пока всё это хранилось в кудрявой голове, в искрящихся зелёных глазах, в чуть грубых мальчишеских ладонях. Всё, что он мог сейчас, это ждать. Терпеливо смотреть на мягкие розовые губы и сглатывать, борясь с желанием поцеловать их прямо здесь и сейчас. Всё равно на то, что скажет бабушка, как посмотрит мама, как отреагирует Джульетта. Он хотел любить свою двоюродную сестричку, и чтобы она любила его в ответ.