Молчание и покорность

Мы никогда не бываем столь беззащитны, как тогда, когда любим и никогда так безнадежно несчастны, как тогда, когда теряем объект любви или его любовь.

З. Фрейд

Настоящее

— И они, видимо, решили выебать мне мозг без смазки. Целый вечер пиздели о какой-то ерунде, а любую мою попытку перевести разговор в рабочее русло тут же пресекали… Молча киваю на каждое слово, продолжая сосредоточенно вести машину. На Мура не смотрю принципиально, за все время с момента встречи в аэропорту я сказал ему два слова: «привет» и «нормально». Да, шлю ему приветствия и сообщаю, что у меня все под контролем. В обоих случаях я говорю не искренне. — Но девки у них, конечно, страшные, пиздец! И где таких понабира… Не хочу говорить о девках. Я-то думал, что он этих самых девок любит так, что готов прощать им все выебоны, а он за моей спиной потрахивал мальчиков. Вжимаю педаль газа в пол, пролетая на красный, только чтобы он заткнулся. Мур действительно резко замолкает и смотрит на меня удивленно. — Артур, все в порядке?.. Киваю, перестраиваясь в третий ряд и разворачиваясь через две сплошные, едва ли избежав столкновения с каким-то корытом. Проехал нужный поворот, с кем не бывает… — Артур, мы сейчас разъебемся, — ровным голосом сообщает Мур, а потом кладет руку мне на колено, пытаясь успокоить, но я сбрасываю его лапу и дожимаю до ста двадцати. Мотор воет, мелкие дождевые капли размазываются по лобовому стеклу кляксами. — Артур, немедленно, блять, остановись! Скалюсь и, приметив впереди въезд на парковку торгового центра, резко выворачиваю руль вправо, на скорости въезжая в поворот. Тачку заносит, Мур инстинктивно хватается руками за приборную панель и материт меня вполголоса, а я интересуюсь: — Кто такой Камиль? — и нажимаю на педаль тормоза. Нас швыряет вперед, потом назад, и, когда я все же смотрю на друга, то замечаю в его глазах не только злость за подобные маневры, но и растерянность. Отлично. То, что нужно. — Он… — Он, — кривляюсь я, вытаскивая ключи из замка зажигания и выскакивая на улицу, с силой захлопнув дверь. Мур плетется следом, и я даже рад, что он не пытается заговорить. Потому что если он откроет свой рот и что-то мне скажет, я не сдержусь. Я буду бить его до тех пор, пока он не заткнется. Злость клокочет во мне, переливается через край, и драка может стать для нас фатальной. У нас с ним на двоих больше двух центнеров мускулов и неплохая техника, отточенная в октагоне, куда мы однажды даже рискнули войти вместе. О-о да, это было жарко. Он мне расхерачил всю бровь, а я ему оставил трещину в ребре. Я так сильно хотел его, что выливал сексуальную энергию в бой, а он… а он просто отвечал. Да, мы ебашились почти с ненавистью, так что наши тренеры почти были готовы выгнать нас из зала без права вернуться… Если бы нас не разняли, наверное, мы бы друг друга убили. Ухмыляюсь, ступая в распахнувшиеся двери торгового центра. Иду целенаправленно в сторону туалетов, мимо слюняво-сопливой кафешки, мимо улыбающейся официантки, мимо ранних посетителей. Мур следует за мной, но останавливает у самых дверей. — Артур, стой. — Я хочу умыться, отъебись, — рычу, пытаясь уйти от попытки схватить меня за руку, но все равно случайно касаюсь его руки. Между нами будто искра скользит, и я резко разворачиваюсь, хватаю его за лацканы дизайнерского пиджака, впечатывая Мура лопатками в стену. — Ты сука вообще не ходи за мной, понял?! Иди вон кофе выпей, перекури, а то у тебя морда дебильная. Смотрю в его удивленные, горящие болью и недоумением глаза, и впечатываю кулак рядом с его дурной кудрявой башкой. Костяшки пальцев мгновенно отзываются болью, но я не реагирую на нее и захожу в тяжелые двери просторного мужского туалета. Умываюсь ледяной водой, набираю немного в рот, чтобы прополоскать и освежиться, а когда поднимаю голову, в зеркале вижу отражение Мура. — Блять, М… — разворачиваюсь к нему, но он вдруг сгребает меня в охапку и запечатывает рот ладонью. Дергаюсь, пытаясь промычать сквозь его пальцы, чтобы он отвалил, но он толкает меня назад, на умывальники, и я едва не падаю, отступая на шаг. — Помолчи, пожалуйста, — просит окончательно растерявший терпение друг и упирает руки в бока, — и послушай. Мы никогда об этом не говорили, но… Артур, то, что с тобой делал отчим, — пусть даже это было давно, — отразилось на твоих отношениях с девушками, я понимаю. Знаю, что ты сильный человек, ты держишься, но… Понимаю, к чему он ведет, и мне становится смешно. — Я стал геем не потому, что меня насиловал отчим, — перебиваю, говорю прямо, так, как никогда ранее, — он делал это потому, что я гей. Мур вскидывает бровь и смотрит на меня недоуменно, но недоверчиво. А потом переспрашивает: — Ты… гей? — А ты идиот! — кричу уже не сдерживаясь и добавляю чуть более едким тоном: — И предатель. Ты хотел сбежать с ним! Ты готовил поддельные документы, я знаю! Ты снова выбираешь кого угодно, но не меня! Почему? Почему, Мур?! Ступор длится буквально пару секунд, а потом я шагаю вперед и бью со всей силы. И получаю в ответ. В маленькой комнатке места настолько мало, что мне кажется, пиздюлей серьезнее, чем от угла квадратного умывальника и не прилетает. А может, я просто теряю мироощущение. В драке всегда так. Однажды ты перешагиваешь порог боли. В кровь выплескивается столько адреналина, что все теряет важность. А у меня в крови и вовсе суп получается — все-таки не зря коньяк пил, прежде чем ехать в аэропорт. Мы валимся на пол, я уже ни черта не вижу и не слышу, я слепой от ярости. Но звук включается внезапно, как раз чтобы услышать: — Я хотел оставить все тебе… Напрягаюсь всем телом и отшвыриваю Мура от себя. Держась за стеночку, поднимаюсь на ноги, отступая назад. Мне хочется блевать от его слов, но я только сплевываю кровь на пол и, захлебываясь от ярости, рычу: — Ты думаешь, я из-за бизнеса переживаю? Из-за бабла?.. Он же встать не пытается, смотрит на меня снизу вверх, тяжело дышит, а потом произносит: — Я хотел погулять на твоей свадьбе, а потом уехать с Камилем, чтобы начать новую жизнь. Не задаю идиотских вопросов, складывая два плюс два. Значит он думал, что я гетеросексуален, просто психика у меня немного съехавшая. И поэтому никогда не проявлял инициативу. И сам тоже был заинтересован в мальчиках, но… — А Катя? — имя его жены звучит из моих уст ругательством. — Она… Присаживаюсь возле Мура, поднимая его за ворот пиджака и прислоняя к стене, впечатывая затылком в кафель. Он морщится, проводит языком по кровоточащей ранке на губе. — Тогда у магазина ты мне понравился. Я сам не понимал, почему меня так тянет. Я ведь с мальчиками никогда не пробовал, да и с Катей встречался на тот момент уже пару лет. Но к тебе тянуло, будто магнитом. Жадно вслушиваюсь в слова, пристально глядя в его усталые глаза. Боль во всем теле возвращается, я чувствую, как по лицу из рассеченной брови течет кровь. — Я не понимал себя, а когда понял, чего хочу, то узнал про… Ну, тогда, как я узнал все, что он делал… Я поклялся, что никогда не прикоснусь к тебе таким образом, с сексуальным подтекстом. Потому что буду ничем не лучше его. — Неужели ты не видел, что я с ума по тебе схожу? — спрашиваю тихо-тихо, а потом добавляю уже громче и яростнее: — Ты что, специально внимания не обращал? Ты всегда выбирал ее, свою Катеньку! Блять, Каримов, она к тебе в тюрьму ни разу на свиданку не пришла! За все те шесть лет не было ни дня, чтобы я не думал о тебе! Я, а не она, писал тебе письма, слал передачки, ходил на каждую встречу, ждал тебя! А она трахалась с другими, а потом, когда ты вышел, объявилась! И ты что? Ты сделал ей предложение!.. Он виновато улыбается окровавленными губами, а мне хочется ему еще раз за это врезать, но слабость, поселившаяся в теле, не дает даже кулаки сжать. — Я знаю, что она не была мне верна. — Тогда почему? Почему ты простил ее? Мур поднимает руку и касается пальцами моей щеки. Гладит, ласково глядя в глаза, а потом тихо сообщает: — Она сразу поняла, что я хочу тебя. Женщины чувствуют все гораздо тоньше, чем мы. Ну, мы пришли к согласию. Она простила меня, а я простил ее. Но потом я встретил Камиля. До него были и другие парни и девушки, с которыми я спал, потому что к жене давно был равнодушен, но Камиль… Он предложил мне уехать, а я согласился. Потому что видеть каждый день тебя и не иметь возможности прикоснуться было пыткой. Я молчу какое-то время, размышляя, а не пиздит ли он мне. Совсем не верится в происходящее, да и в то, что было ранее, тоже. Мне нужно время продышаться и я поднимаюсь на ноги, тяну его за руку, помогая встать, а потом иду к умывальникам смывать кровь. Недолго думая, сую голову под ледяную струю воды и замираю, позволяя себе секунду передышки. Мур подходит ближе, кладет ладонь мне на спину, поглаживая. Хочу попросить его отвалить, но не могу. Он продолжает гладить меня по спине, а когда я наконец-то выпрямляюсь и смотрю на него, вдруг убирает руку. — И что теперь? — спрашиваю я, вытирая рукавом мокрое лицо. — Ты поклялся, что не прикоснешься ко мне с сексуальным подтекстом. А теперь? Теперь прикоснешься? Мур снова проводит языком по губам, улыбается мягкой улыбкой, и выдыхает: — Только если ты хочешь. Рычу, толкая его к кабинкам. Закрываюсь на замок и принимаюсь яростно снимать с него чертов измочаленный порванный пиджак и окровавленную рубашку. Мне хочется контакта, хочется тела, и я не могу ждать. Мур включается мгновенно. Помогает стянуть джинсы с меня, с себя, и разворачивает лицом к стене. Секс… это нельзя назвать сексом. Это продолжение кровавой драки. Мы пятнаем кровью и спермой картонные стены и пол, друг друга, наши отношения. Мы говорим совершенно непозволительные гадости, такой мелочной местью пытаясь сделать больнее, наказать за все те годы, что мы провели в эмоциональной разлуке. Все буйство длится несколько минут, за которыми я не успеваю следить. Они просыпаются сквозь пальцы мгновениями, и я тоже просыпаюсь. Просыпаюсь от наваждения, только когда понимаю, что мы натворили… — Вот блять. Мы стоим посреди туалета торгового центра и смотрим на окружающую действительность. Здесь будто закололи свинью, а если судить и по нашему состоянию, то сделали мы это голыми руками. Встречаюсь взглядом с Муром, потом снова смотрю на окровавленный, местами залитый водой пол. — Надо уходить, — решительно произносит он и выводит меня за руку в коридор. Охранник настолько удивлен нашим внешним видом, что даже не пытается остановить. А выглядим мы, я уверен, как два побитых жизнью бомжа… Мне больно смеяться, но я не могу сдержать хохот. Хватаюсь пальцами за локоть Мура, пытаясь устоять на ногах. Машина все так же криво припаркована возле самых дверей, на асфальте черные следы жженой резины. Я сам не могу понять, как дрифтануть на полном приводе, и это тоже кажется смешным. Уже в машине достаю из бардачка полупустую пачку парламента. Долго смотрю на стройный ряд сигарет и беру «счастливую». Сегодня определенно мой день и сегодня определенно ее время. Прижимаюсь спиной к дверце машины, прикрываю глаза, выдыхая дым в затянутое тучами небо, начиная чувствовать поселившуюся в теле боль. Пару секунд инспектирую свое состояние. Могу дать стопроцентную гарантию, что у меня сотрясение, рассечение брови и повреждено ребро. Еще скорее всего гематома на колене, но это не точно. А еще ужасно сильно начинает болеть между ягодиц из-за грубого вторжения, но эта боль приятная, нужная, желанная… Мур подходит ближе и, глянув исподлобья, нагло вытаскивает у меня изо рта сигарету, затягивается, пачкая фильтр своей кровью. И наконец-то прижимает к машине, давит предплечьем на горло, выдыхая дым в лицо. Не сопротивляюсь, молчу, глядя в его лицо слезящимися от дыма глазами. А потом он начинает говорить. — Я все бился и бился с жизнью, сражался с ветряными мельницами. Думал, что открою бизнес, куплю машину, квартиру, дачу, женюсь — и буду доволен жизнью, буду счастлив. Но счастье это все никак не приходило, все пролетало мимо без следа. А запомнилось, как мы с тобой сидели на подоконнике на заброшке, рисовали пальцами на запотевшем стекле и зажигалкой посылали сигналы в космос. Я тогда хотел сказать тебе, что ты мне нравишься, но не решился. И ведь видел, что ты ревнуешь меня к ней, но все равно испугался. И тот поцелуй… Не могу его слушать. Слишком сильно давит груз потерянного времени. Рычу и, наплевав с высокой колокольни на то, что нас могут увидеть, всем телом подаюсь вперед, поцелуем стирая блуждающую на его окровавленных губах улыбку.

***

Какими б вы не были сильными — Не расставайтесь с любимыми!

Мачете — Не расставайтесь с любимыми

***

Прошлое

— …Как мама? Я оторвал взгляд от вскрытой лаком поверхности казенного обшарпанного стола и посмотрел на Мура сухими воспаленными глазами. Крепче сжал пальцами трубку телефона и, силясь улыбнуться, выдохнул: — Она справится. — А мелкий?.. Прикусив губу, я кивнул. Не мог и слова выдавить из себя о себе. Я находился в подвешенном состоянии вот уже полгода после похорон отчима, после суда, после… — Мур, как ты тут? Видимо, мой голос дрогнул, а в глазах все же задрожали слезы, потому что парень вдруг перегнулся через стол, приближая лицо к стеклу и пристально глядя мне в глаза. — Артур, успокойся. Успокойся, понял? Сейчас же. Я снова судорожно закивал как китайский болванчик, вдыхая сухой и жесткий воздух комнаты для свиданий, который беспощадно драл горло и вызывал рефлекторные непрошеные слезы. Ведь они непроизвольные. Ведь я совершенно точно уже выплакал все глаза. Хватит. Мур сказал успокоиться. — Всё-всё, я в норме, — уверенным голосом заявил я, быстро моргая. — Вот и хорошо, — кивнул он, касаясь пальцами стекла. — Сейчас март, да? Готовишься?.. — К чему? — прошептал я в ответ, недоуменно поглядывая на друга. Мур усмехнулся. — К поступлению, конечно. Мне сидеть еще пять лет минимум, как раз ты успеешь закончить университет… — Я… — Артур, я тут понял, что чтобы жить — надо работать, а чтобы жить хорошо — нужно придумать что-то другое… Ты ведь из-за него не поступил в университет? Теперь ты сможешь… Я помотал головой и упрямо поджал губы. Да, я не пошел после школы в универ из-за отчима. Мне жить не хотелось, не то что к экзаменам готовиться. А потом как-то было не до того. Но мне уже двадцать и, наверное, стоило бы пойти доучиться. Но что-то мешало. Вернее, кое-что конкретное: глубокое как омут отчаяние, осознание, что Мур убил из-за меня и поплатится за это шестью годами заключения, что мать и Пашка, опять же из-за меня оплакивают ублюдка отчима, даже не подозревая о том, что он чудовище, и… — У меня юридическое образование, Артур, — вытащил меня из задумчивости спокойный и уверенный голос друга, — но вряд ли я смогу теперь получить лицензию. А вот на бизнес запрета нет, да? — И ты хочешь, чтобы я получил экономическое образование и, когда ты выйдешь, мы начнем делать бабки? — грустно хмыкнул я, подпирая голову ладонью. — Ты так веришь, что я смогу поступить?.. — Ты сможешь, — серьезно кивнул Мур, а потом мягко улыбнулся: — Пообещай мне, что не будешь тратить впустую эти пять лет и получишь столько знаний, сколько сможешь. У меня снова в горле слова встали комом, но я с настойчивостью идиота собрал остатки самообладания и не без горечи в голосе произнес: — Обещаю, Мур. Я сделаю все, чтобы, когда ты вышел, мы смогли… Силы иссякли, голос куда-то пропал, и я просто оборвался на полуслове, отчаянно сжимая пальцами трубку. На какой-то миг мне показалось, что он сейчас скажет нечто очень важное и правильное. То, что я хотел бы услышать. Мур действительно разомкнул сухие губы, и я услышал в трубке телефона его тихий вдох, но потом он взглянул на конвоира и покачал головой. Нас слышали. Каждое наше слово. Иначе было нельзя, все-таки я не родственник, чтобы давать нам возможность долгосрочного свидания, где мы были бы одни. Я никто. А Катя… Ее имя я произнес вслух. Мур мгновенно напрягся, нахмурился. — Она не приходила, — отрывисто сообщил он. — Мать сказала, она все еще в шоке и не может собраться с мыслями. Я до боли хотел бы накрыть его руку ладонью, сжать в молчаливом жесте поддержки, но не мог. Чертово стекло, разделяющее комнату, телефоны, чужие люди… — Для нее это было неожиданностью, — хрипло отозвался я. Да, для всех это было неожиданностью. Мур убил моего отчима. Ударил ножом в горло и забрал его кошелек, а потом пришел с повинной, якобы убил, чтобы ограбить. Все ради того, чтобы не признаваться в истинной причине и не привлекать к этому делу меня, не раскрывать тайну, не вытаскивать из глубины шкафа грязное белье. Ему поверили. Нищий студент, уже имел судимость по малолетке — все было против него. — Твоя волчица свыкнется с этой мыслью. Хочешь… хочешь я поговорю с ней? — Нет! — тут же среагировал Мур, вскидывая на меня глаза. — Даже не думай. Пусть сама решит для себя. Кивнув, я помолчал еще немного, а потом взглянул на часы. Наше время подходило к концу. За моей спиной маячил Юра Круглов, который разговаривал с Муром первый. — Ладно, — вздохнул парень, проведя ладонью по непривычно коротким волосам. — Иди уже. Тебе готовиться надо. — Угу… — промычал я, не отрываясь глядя на его посмурневшее лицо. — Держись Круглова. Он хороший парень. Далеко пойдет, — продолжал напутствовать друг. — Пойдите выпейте пива, поговорите о чем-то. Он… — Хорошо, — снова пробубнил я, сжимая пальцы в кулак. — Мур… — Помни, Артур, ты больше не одинокий волк, — хмыкнул он, и его губы тронула мимолетная улыбка. Подумав, он добавил: — Мы оба больше не одинокие волки. Я всхлипнул, чувствуя, что еще немного и позорно расплачусь, захлебываясь в жутковато-бредовой уверенности, что он сейчас скажет, что он меня… — Я буду ждать тебя, — почти вскричал я, отчаянно глядя в его удивленные широко распахнутые глаза, горящие на бледном осунувшемся лице. И, не в силах больше выдержать это напряжение, бросил трубку, в последний миг успев расслышать: — Я тоже буду ждать тебя, милый…