Худший кошмар

Все говорили о новом начале на Тир-Фради, но кроме боевого опыта Курту нечего предложить. В остальном он молчал и не показывал замешательства: то, что творят островитяне, не иначе как чудом не назвать. Конечно, он мог проткнуть мечом агрессивного аборигена, даже чудовище повалить и поджечь, но не познать их путь, чтобы продвинуться в задаче. Де Сарде — другое дело. Лишь увидев те же метки на лицах островитян, что и у неё, Курт сразу всё понял, но не мог смириться с жестокостью князя. Приютить чужеземку, чтобы воспользоваться ею для дипломатических целей — отличный план, но ведь девчонка — живой человек, его Зеленокровная бестолочь. Когда шило уже нельзя было утаить в мешке, а Константин подхватил малихор, градус безумия усилился, но Курт никак не мог помочь; только быть рядом и защищать. Всё чаще они пропадали в лесах, общались с племенами и словно сами дичали, лишь бы разгадать простоту загадок. В городах, у всех на виду, приходилось держать лицо — и рот на замке, но в дороге, под палящим солнцем, де Сарде распускала шейный платок, расстёгивала кафтан и, раскинув руки, с заразительным наслаждением дышала полной грудью, словно раньше что-то мешало, а теперь — отпустило. Они так привыкли друг к другу, что и откровенность Курта больше не пугала — так он думал. Аборигены мало чего стеснялись, но некоторые традиции и обряды даже матроса вогнали бы в краску, что уж говорить об откровенных нарядах. Курт понимал всё меньше и меньше, а у магических ворот, опутанных корнями, и вовсе испугался, что на этом их миссия закончится. Они разбили лагерь, и пока Курт ставил палатки, а Васко собирал костёр, де Сарде искала хоть какие-нибудь подсказки. Она вернулась к ужину с таким странным выражением на лице, что спрашивать ни о чём не хотелось. Поддержать бы — но Курт ужасен в подборе важных слов, да и как это поможет? — В подсказке говорится о семени, но я даже чаши не вижу. Ерунда какая-то, — бормотала Зеленокровная, не уточняя, откуда вообще это узнала. Порой её связь с островом походила на одержимость. С наступлением ночи беспокойство росло. Громада ворот высилась над ними и словно наблюдала; силуэты толстых корней проступали на них чёрным кружевом. Они ведь живые и могли напасть в любой момент по прихоти какой-нибудь ведьмы. Оставив де Сарде первой на дежурстве, Курт попытался уснуть — и долго ворочался, пока вроде как не забылся. Очнулся он от взволнованного голоса Васко: — Де Сарде? Что случилось? Первое, что заметил Курт, — как сгустился воздух: дышалось с трудом, но не из-за закрытой палатки — на улице было так же; с гор спускался густой туман, и всё вокруг проглядывалось с трудом, словно через дымку. Однако ни холода, ни жары он не чувствовал. Васко, наспех одетый, шёл к воротам, а напротив них Курт разглядел только неясный силуэт на земле. Схватив меч, он пошёл к ним. Курт словно и не спал или бодрствовал во сне, и с каждым шагом убеждался в нереальности происходящего, особенно когда увидел де Сарде: на земле, гипнотизирующей ворота и в расстёгнутой рубашке. Ворот съехал с плеча, что напомнило Курту ту самую ночь; поза была та же, только Зеленокровная — старше. Она спятила или же он — сложный вопрос. Васко опустился рядом, попытался запахнуть обнажённую грудь, но де Сарде повернулась к нему, обвила шею руками и поцеловала, а тот не слишком-то сопротивлялся, словно давно ждал. Курт выронил меч и провёл ладонью по лицу, точно морок пытался смахнуть, но ничего не изменилось. Ладони словно лёд коснулся; Курт вздрогнул и только теперь увидел, что де Сарде схватила его за руку, хотя только пару мгновений назад сидела в десяти шагах от него. Сколько же она просидела здесь полуголой? Однако лицо её было полно боли по иной причине; Васко обнимал её за плечи и смотрел на Курта с сочувствующим выражением. — Курт, пожалуйста. Никого, кроме тебя, больше не будет. Он понимал, что это бред. Какой бы наглой ни была Зеленокровная, это представление — уже чересчур, да и произносимые ею слова тоже повторялись, как в старом кошмаре, который вернулся через годы. Только то было наяву — она же взяла с него слово. — Чего ты хочешь от меня? — испуганно, раздражённо бросил Курт, понятия не имея, как следовало поступить. Он дал слово князю, что теперь будет выполнять приказы де Сарде, и слушаться её — проще, чем думать собственной головой, которая, кстати, словно свинцом налилась и тяжелела. Движения давались с усилием, как под водой. — Помоги мне. Я смогу только с тобой. Де Сарде бормотала, расстёгивая ему штаны так уверенно, что впору было задуматься, правда ли она своё слово держала. Курт мог остановить это, трусливо сбежать — но он не желал. Если это — очередной кошмар, стоило им насладиться. Да и упрямая мысль, что он ещё её не просил, словно спасала душу от катастрофических последствий. Член мгновенно отозвался на её ласки, по телу, несмотря на касание ледяных пальцев, пробегали волны жара. Он не мог пошевелиться, только стонать в голос, когда Васко толкнул де Сарде к нему, направлял, держась за затылок, и вынуждая открыть рот. Неопытность всё-таки прослеживалась в той робости, с которой де Сарде провела языком вдоль ствола снизу вверх, как меняла направления, изучая его реакцию, а Курту много не требовалось. Наконец кровь отогрела застывшие мышцы, и Курт смог пошевелиться: обхватил де Сарде за шею и отстранил, чтобы не пересытиться ею преждевременно, опустился рядом и сорвал с неё рубашку, толкнул на землю и стащил штаны. Тем временем она прильнула к Васко и снова поцеловала; его руки массировали её грудь, играли с сосками — то круговыми движениями, то пощипывая. Де Сарде была именно такой, какой Курт себе её представлял в подобных снах. Отмахнувшись от Васко, она развела ноги и придвинулась ближе, не смущаясь наготы. Курт сорвал с себя последнюю одежду, выкраивая последние мгновения для здравого смысла, затем неуверенно положил ладони на её бёдра, боясь почувствовать тот же лёд, но морок милосердно подыграл. Зеленокровная выгнулась, обхватила его ногами и, опёршись на локти, рассматривала с похотливым ожиданием. Отсутствие Васко даже не сразу бросилось в глаза. Курт понимал, что творил, но даже если бы эти клятые ворота сейчас открылись, то не смог бы уже остановиться. Она была до грешного мокрой, желанной, уже давно готовой для него — и слишком тесной для той, кто так легко предлагал себя. Курт старался притормозить и входить в неё медленно, но Зеленокровная всё равно вцепилась пальцами в траву, прикусила губы и невольно, инстинктивно попыталась сдвинуться. Здесь стоило и остановиться, Курт действительно подался назад, едва дыша, а затем — резко вошёл до упора, и демоны взвыли во все глотки. Зеленокровная шипела под ним, пыталась найти позу поудобнее и лишь соблазнительнее вертела бёдрами, насаживалась, пока у Курта перед глазами вспыхивали звёзды. Он боялся пошевелиться, чтобы не навредить ей больше — и самому не кончить. Казалось, прошла целая вечность, пока он усыпал поцелуями её грудь и плечи, захлёбывался её именем, которое никогда не произносил, а Зеленокровная, восхитительно улыбаясь, ловила его губы своими, и не было ничего слаще. Постепенно холод снова сковывал мышцы, и Курт ощутил, что ему жизненно необходимо ускориться. Ни с одной женщиной он не испытывал подобного: эйфории до слепоты, жадности до недозволенного, горечи с пикантной кислинкой на языке. Ни одна женщина так не открывалась ему, не отдавалась в самом деле и не смотрела в глаза, словно пытаясь душу изъять. Курту та больше ни к чему: князь, если узнает, точно придумает наказание страшнее казни. Всё это время Васко наблюдал за ними, но присоединился, только когда Зеленокровная вновь подманила, и демоны с ревностью толкнулись в неё со всей силы. Её это только забавляло. Васко быстро сбросил одежду, достал из кармана пузырёк и положил рядом, пристроился к де Сарде сбоку и огладил бёдра, задницу, размышляя, как подступиться. Пришлось упасть на левую руку, чтобы не касаться его. То Курт недоумевал, почему до сих пор не прогнал его, то проваливался в бездну, где они, все трое, словно обезумели и сплелись в единое целое. Зеленокровная, зажатая между ними, вцепилась ему в плечи, впилась в кожу ногтями, но боль отозвалась словно нехотя, эхом. Чужие руки обвивали её талию, насаживали на себя — и выглядело это слишком прекрасно для здравого смысла. По нитям вен словно лава хлынула, когда с новым толчком Курт ощутил внутри тесноту; Васко начал медленно двигаться, стараясь не причинить боли. Вскрикнув, де Сарде доверчиво уткнулась ему в шею, прикусила кожу, обвила руками, не позволяя отстраниться. Время то растягивалось, то ускорялось, темп сбивался, точно тело пробивала лихорадка. Курт безуспешно гнался за разрядкой, но, что бы ни делал, та не наступала, как полагалось в кошмаре за ширмой сладострастных фантазий. И когда Васко склонился за ним, прижался членом и провёл пальцами вдоль хребта, призывая выгнуться, Курт подался назад, нехотя покидая де Сарде. Раскрасневшаяся, с разведёнными ногами, усталая — она всё ещё осталась желанной, и демоны поскуливали, как голодные псы. Курт знал, что будет, и попытался отмахнуться, но что-то внутри уже сломалось: «Это не Герман, он мёртв. Так чего ты боишься?» Даже со смазкой принять Васко трудно, но тот не наседал, помогал руками и, лаская, умело заставлял расслабиться, если в случае Курта это вообще возможно. Снизу ему помогала де Сарде, уже в четыре руки, и член, избалованный вниманием, подёргивался от волн сладостной боли. Войдя до конца, Васко обнял его сзади и повёл вниз, к де Сарде, которая тут же легла обратно и раздвинула ноги. Снова они стали одним целым и зашлись в едином темпе — медленном, нежном, всё ускоряясь. Заполненный изнутри и извне, Курт сам готов был перегрызть глотки демонам, лишь закончить эту муку. Васко дёргался, готовый к разрядке, да и сам он уже почти… Де Сарде обхватила набухший, окаменевший член у основания и подмахивала, позволяя кончать в себя. Васко выскользнул из него и упал рядом. Курт прижал к себе де Сарде и поцеловал так отчаянно, точно знал, что второго шанса не будет. На языке крутились все слова, которые она так долго ждала, но в горле словно камень застрял. Её взгляд вспыхнул торжеством, льдом и пламенем — далёкими от любви чувствами. На лице разрасталась метка: болотно-зелёная вязь уже проползла под волосы, на лбу лезли острые корни, белки глаз налились чернотой ночи, зрачки пожелтели, как у дикого зверя. Курт отпрянул и с ужасом проследил за вьющимися из её волос рогами-корнями, а потом заметил исполинскую фигуру стража у ворот. Чужеродное существо без лица почему-то казалось роднее, чем меняющаяся Зеленокровная — теперь уже точно, пророческое прозвище… Дышать и правда было нечем — Курт распахнул глаза и понял, что слишком плотно закрыл палатку на ночь. Воняло как в казарме; рубаха прилипла к телу, как и штаны. В паху ныло так, что хоть вешайся, однако последние воспоминания отбивали всякую охоту себя касаться и тем более думать о де Сарде. Рядом лежал меч, который он якобы бросил на поляне, однако душу бередило ожидание чего-то ужасного. Зато фантазиям Курт нисколько не удивился: подобные сны посещали его годами, однако впервые — настолько реалистичные. Переодевшись и прихватив доспехи, он вышел из палатки и встретился взглядом с Васко. Тот вздрогнул, запнулся, а затем указал на ворота. — Не знаю, что де Сарде сделала, но мы можем идти дальше. — Курт обернулся и снова не удивился, увидев распахнутые массивные каменные створки; тропа приглашала забраться глубже в сердце горы. По коже пробежал холодок от одной мысли. — Слушай, а ты не… — Что? — резко бросил Курт, и Васко впервые на его памяти не нашёлся с объяснениями. — Да ничего. Просто ерунда всякая снится. Отвратительное место. Курт сам себе дивился, как мог — хоть и во сне — так легко разделить с ним любимую женщину: в действительности они бы дуэль устроили по заветам старой школы. И всё же кто-то из демонов злорадно огрызался: «Тебе всё понравилось». Пока Курт пытался застегнуть дрожащими руками ремешки нагрудника, из своей палатки вылезла Зеленокровная — растрёпанная, невыспавшаяся, в дурном настроении. — Доброе утро, — буркнула она и, пошатываясь, побрела к костру, на ходу застёгивая нижние петельки на кафтане. Теперь Курт понимал, что даже в лесу она никогда не выходила на люди в распахнутой рубашке — не то воспитание. Здравый смысл радостно уцепился за все ниточки и поставил диагноз: Курт просто перегрелся и совсем сгорел от желания, ничего удивительного; то есть он — самый обычный мужчина, который давно не захаживал в бордель за разрядкой. Однако весь жар мигом схлынул, когда де Сарде замерла ровно на том месте, где они с Васко нашли её ночью — издалека казалось, будто и трава там притоптана. Они встретились взглядами всего на мгновение, но Курт мог поклясться, что Зеленокровная усмехнулась.