Черным снегом

Возможно, если бы Джинкс могла, она просто развернулась и убежала обратно в комнату. А может, закатила бы истерику. Или разревелась. Или все сразу. Но она продолжает стоять на месте статуей, даже мышцы лица не двигаются. И не понимает, что должна чувствовать. Внутренне ее разрывает от осознания того, что Силко, оказывается, ее вырастил, и то, что произошло буквально больше получаса назад... она не может поверить. Так ведь... нельзя. Он не сказал ей ничего, поддался ее мимолетному желанию. А она сама... Джинкс на секунду прикрывает глаза. И пытается представить то, почему он это сделал. И если слова этой женщины, что стоит перед ней исполином перекрывая собой мужчину, правда... то... это сложно. И это нужно осмыслить. Джинкс хочет развернуться и уйти, когда слышит, что Силко поднимается с места, направляясь к ней, но завидев его, поджимает губы. А после — все таки разворачивается, чтобы уйти. Но запинается, и рухнуть на месте ей не дает только реакция Севики — та успевает подхватить девчонку под локоть, удержав в вертикальном положении. Цепкие пальцы женщины делают ей больно, так что на тонкой коже появятся синяки. И эта резкая боль отрезвляет. И когда в следующий момент ее из грубых пальцев, что удержали от падения, забирает Силко, вскидывая на руки (словно Севика сейчас может сломать девчонку) та лишь выгибает ответно бровь, отступая. А потом хмыкает: — Мне пора. Она кивает мужчине и спешно проходит дальше — гулко стуча каблуками от тяжелых ботинок, на выход из «Табу». Джинкс же молчит, лишь отворачивает голову, стоит Силко перехватить ее поудобней на руках, мимолетно прижав к своему телу сильнее, чем нужно. — Поставить тебя на ноги? Его голос тих, на грани слышимости. Он не знает пока, что именно слышала девчонка. Но подозревает, что все. Не получив никакой реакции на свой вопрос, теряется, но стискивает челюсти, прогоняя раздражающие мысли. И относит Джинкс обратно наверх. — Поставь меня. Она наконец подает голос, стоит мужчине только переступить порог спальни. И осторожно отпустив ее с рук, Силко наблюдает, как девчонка уже, почти не пошатываясь, добредает до кровати, садясь спиной к нему. И сразу горбится, будто на ее плечи навалился непомерно тяжкий груз этой дьяволовой вселенной. Тонкая ночная рубашка, что дала для Джинкс Ками, облепляет спину, как вторая кожа, и Силко видит, как просвечивает каждый ее позвонок. И каждый раз ему невыносимо смотреть на это. Он уводит глаза в сторону, на светящийся зеленый торшер, что источает зловещий свет, и бесшумно выдыхает. Хочет спросить, много ли Джинкс слышала; но одергивает себя. Потому что иначе такой реакции бы не последовало. И что сейчас происходит в ее голове — он даже и представить не может. Потому что у самого творится хаос. Силко стоит еще несколько минут на месте, устало потирает бровь, а после разворачивается, чтобы покинуть комнату и оставить девчонку одну. Ему кажется, что ей это нужно сейчас. Но только он разворачивается и делает шаг из комнаты, как та подает голос: — Не уходи. Он тихий, но внезапно такой уверенный, так что пригвождает мужчину на месте. И после, когда он садится на кровати позади Джинкс, та ложится рядом. Но спиной к нему. Силко наблюдает, как девчонка подтягивает к себе колени и сжимается. Так, что рубашка вновь облепляет спину. И он почти тянет руку, дабы обнять и привлечь к себе, но ему кажется, что если та сейчас оттолкнет его, то он не выдержит этого. И через несколько секунд отворачивается, устремляя пустой взгляд в стену. Силко переводит взгляд на прикроватную тумбу, где лежит склянка с порошком адренохрома, что отдал Синджед. И ту надо развести водой, чтобы получилась кремообразная субстанция, которую нужно нанести на поврежденную кожу спины. — Джинкс. Молчание. Он вздыхает, прежде чем взять порошок в ладонь. Тот мерцает фиолетовым даже при мутном свете лампы. — Нужно обработать спину. Ты... позволишь? Она молчит мгновение, прежде чем кивнуть, чтобы мужчина увидел. Силко прикрывает здоровый глаз, думая, что было бы, если бы Джинкс не согласилась? Пришлось бы делать все силой? А если и вовсе не нанести мазь? Синджед не говорил про это ничего. Что, если девчонке станет хуже, если пропустить хоть один день? Силко машет головой, отгоняя не самые лучшие мысли о последствиях, что пробежались у него в голове, и сжимает в пальцах склянку с содержимым. Садится удобнее, поджимая под себя ногу, и дотрагивается свободной рукой до девичьего плеча. Джинкс медленно садится, все так же не поворачиваясь к мужчине лицом и расстегивает пуговицы на ночной рубашке, приспуская ту с плеч. И когда ткань падает до ее поясницы, она слышит мужской вздох позади себя. И в ту же секунду ежится, словно от холода. А потом она ощущает, как на лопатки осторожно ложится ладонь Силко. И приятное тепло расползается по коже. Джинкс теряется от того, что такое незначительное прикосновение заставляет ее сердце внезапно скакнуть, ускорив пульс. Тянет сквозь стиснутые зубы воздух и склоняет голову голову вниз, чуть ли не вжимая ту в плечи. — Больно? Джинкс?! Ладонь с ее лопаток тут же пропадает, а мужчина придвигается ближе, осторожно обхватывая ее плечи, там, где почти нет ожогов. Но девчонка отрицательно ведет головой, заставляя чуть расслабиться мужчину. — Я могу продолжить? Джинкс хочет сказать ему, что, конечно, может. Просто то, что вызывают его прикосновения, считает… неправильным для себя. Какой дьявол ее вообще понес вниз? Лучше бы она не слышала ничего из того разговора. Потому что те крохи мыслей, которые успели хоть как-то закрепиться в ее голове, представляли из себя совсем другое. И Джинкс думает, что ее они как раз устраивали. А теперь, знание того, что этот мужчина ее вырастил, не может стоять наравне с тем, что она чувствует. Не дождавшись ответа со стороны девчонки, Силко вновь возвращает руку на ее лопатку. Неторопливо размазывает густое масло, осторожно втирая то в бугристую, неровную кожу. Джинкс же может лишь сидеть с плотно сомкнутыми веками и почти перестав дышать. Кожа после ожогов приобрела куда большую чувствительность. И если от ткани одежды она испытывает не очень приятные ощущения, то от того, как прикасается к ней Силко, готова расплыться от удовольствия. И когда он заканчивает процедуру, то до девчонки не сразу доходит осознание, что все закончилось. Она открывает глаза и хочет развернуться, но не успевает: в тот же момент Силко придвигается ближе к ней. А следом судорожно выдыхает, когда ощущает, как он прижимается к ней со спины и оставляет легкий поцелуй на шее. И прежде чем совершить какое-либо действие, которое приведёт к выбору, что определит их отношения дальше, Силко вновь кладет ладони ей на плечи, спуская их вниз, по предплечьям, и чуть сжимает. Прижимается губами к ее уху, чувствуя очередной рваный вздох девчонки. — Не смотря на все, что ты услышала, Джинкс, ты — дорога мне. Очень. Он замолкает, потому что не знает, как продолжить: «дорога как кто? Как любовница? Как воспитанница?» Силко сам не знает, кем правильнее ему приходится Джинкс. Ибо он уже давно перестал понимать происходящее. Еще с того момента, когда девчонка перестала быть похожа на угловатого подростка. И внезапно перед ним предстала юная девушка. Со всем выдающимся. Да и то, как вела она себя по отношению к нему — даже Севика сказала, что это явно были не те отношения, что по идее должны происходить между двумя людьми, одного из которых воспитывают с двенадцати лет. Только вот девчонка этого не помнит. А то, что она услышала, теперь усложнило все в разы; и он не знает и не понимает, как ей сказать правильно обо всем. Чтобы не оттолкнуть, не напугать. И потому так и не решается на тот разговор, который бы прояснил все сейчас. — Я просто хочу, Джинкс, чтобы ты подумала и решила все сама. Она чуть поворачивает голову, давая понять, что слушает. — Я приму любое твое решение. Сжимает напоследок ее предплечья еще раз и на несколько секунд прижимается лбом к ее виску. А когда убирает руки и поспешно поднимается с кровати, Джинкс тут же ощущает мгновенный холодок, что прокатывается по обнаженному телу, и поспешно натягивает на плечи рубашку. И слышит, как за мужчиной закрылась дверь.