Ad astra per aspera

POV: Alice.

      Ну хорошо, мне нужно доставить ужин. Сегодня я угощаю всех этих созданий.       Но где взять еду? А если эта еда убежит? Смешно. Отсюда никто не сможет убежать, если его воля недостаточно сильна.       Безусловно, свиньи бегают достаточно быстро. Но если их воля подавлена. Раздавлена предательством, например…       Это будет нетрудно. Надо просто найти его. Благо смрад чёткой линией указывает путь к заветной цели.       Заветной ли? Вовсе нет.       Жалко ли мне его? Возможно. То, через что ему предстоит пройти, никак не стоит всех тех унижений и тычков, которые он любил.       Нет, не жалко. Опустился до образа жизни настоящего животного. Совсем не старался беречь то немногое, но драгоценное, что есть у людей. Мораль, справедливость, честь… Эти выражения ему не знакомы. Поэтому теперь он теснее познакомится с теми, кто придерживается схожих взглядов.       Он ведь смог бы стать неплохим членом стаи. Но не станет.       Почему? Потому что нужна воля. Сильная, несгибаемая. У него таковой нет.       Если у человека есть внутренний стержень, то его можно сломать или согнуть. Сильно согнуть, до неузнаваемости. В бараний рог.       Выходит у Тоши такой имеется? Одно дело держаться в конфликте против сверстников. Другое же — бороться с могущественной силой. Силой, что смогла и меня покалечить. А ведь сейчас дети стали куда мягче, слабее чем тогда. Flashback.       Рыжая девочка стоит и завороженно наблюдает за языками огня. Жуткой и яростной стихией, которая поглощает дома вокруг неё.       На самом деле, она уже не рыжая. Все краски ушли в огонь. Она не знает, что прямо сейчас седеет буквально на глазах.       Седеет не просто так. Деревянные строения сейчас находятся в огненном плену именно по её воле.       Люди кричат и коптятся именно по её воле.       В этом аду никто не выживет именно по её желанию.       Она не боится. Она тихонько, по неведомой тропке уходит в лес. Он слишком сильный, чтобы поддаться огненной стихии. Тайга защитит девочку. Приютит, даст пропитание, друзей и не только… End of Flashback.       Это было крайне глупо. Это была не моя воля. Меня заставили. Мой стержень начал сгибаться уже тогда.       Наконец ели расступились, предоставив мне возможность лицезреть нового пропавшего. Ребёнка, что уже мёртв.       «Тварь я дрожащая, иль право имею?»       Хорошая фраза. Конечно имею право. Оно дано мне совсем незаслуженно.       Но при этом я и тварью дрожащей осталась. Даже спустя всё это время.       Тварью, что прикидывается совсем не тем, кем является. Исчадием, что не может вообще нигде проявить силу воли. Неясным очертанием, что бредёт в глухом и мрачном лесу, без малейшей надежды найти выход отсюда. Без шанса победить и без союзника.       Тоша явно не захочет больше иметь со мной дел. Это вполне оправданно.       Нет! Я должна бороться! Всегда ведь боролась! И сейчас борюсь! Но… С чем?       Да какая разница? Единственный смысл — борьба! Пускай лишь пустая надежда! Пускай затея обречена! Людям всегда нужно было искать что-то, ради чего вообще стоит существовать. А что мне мешает перенять эту привычку? У моих «товарищей» ведь есть смысл жизни — служение ему.       Ой, свинья куда-то двинулась. Надо что-то делать. Такую тушу я вряд ли дотащу до Поляны. Значит, сделаем также, как делают загонщики. Направлю его, пусть сам бежит в цепкие лапы смерти. Освобождения, что не дано мне самой.       А всего-то надо было зарычать из ближайших кустов. Сразу бросился наутёк. Бежит не разбирая дороги.       Надеюсь, Хозяину понравится моя работа. Иначе снова пытки.       Кстати о нём. Он ведь знает, что я не подчинилась до сих пор! Точно знает! Других он не заставляет так страдать!       А что если это проверка? Если он специально мучает меня, желая что-то выковать? Но что? Каковы его планы на меня?

***

      — Хозяин, главное блюдо подано! — начинаю весёлым голосом, лишь бы не учуял ложь. Только бы не сломал карточный домик, возведённый моими стараниями.       — Это радуе-е-ет… — начинает он своим вечно властным тоном. — Но твоё-ё искупле-ение ещё не свершено-о…       — Ох, что же от меня ещё требуется? — это «Ох» я в последний момент сказала обеспокоенным тоном. Кое-как успела скрыть слишком явное раздражение. — Только не причащение, молю, хозяин!       Как же мерзко. Присмыкаться перед этим. Называть его тем, кем он не заслужил быть.       — Тебе-е нужно-о освободи-ить тело-о… От души-и-и… — он специально растягивает последние слоги? Зачем? — Ты-ы знае-ешь, о чё-ём я-я…       Разумеется, даже дурак бы понял уже… «Умертвить самым болезненным способом из возможных.» Хотя здесь можно и выбрать, наконец. Чем больше крови, тем больше доставляет процесс Хозяину. Тем сложнее держать разум трезвым мне. Но мне придётся рисковать, потому что иначе я не смогу совершить свой ход.       — Как пожелаете, хи-хи! — а пожелаете когда-нибудь сдохнуть? Избавить мир от своего присутствия и ещё от шести несчастных душ? Вопрос со слишком ожидаемым ответом… Нет.       Меня нет. Есть лишь кровожадная лиса, желающая всему сущему мучительной смерти.       Самое слабое место — шея. Хватаю за эту не в меру сальную часть тела еду. Поднимаю над собой так, словно приношу в жертву. А в прочем, так и есть. Он — подношение силам, что способны осуществить мой план.       Испуганно таращится. Как же тебя звать, дружок?       — Что молчишь, Сёмушка? Горло пережали? — глумлюсь, ведь это достаточно весело. Убивать весело.       — А-а-а-а! Помогите, бля-я-ять! — кричит добыча. Не переживай, после моих стараний не сможешь так. Накричись вдоволь, ведь перед смертью — не надышишся.       — Не помогут, хи-хи! Никто не слышит тебя! — слишком банально вышло. Надо немножко по-другому. — Хотя кое-кто слышит, но тебе не поможет!       И заливаюсь смехом. Будто ведьма, что пришла на шабаш. А ведь действительно похоже. И сборище сумасшедших есть. И поклоняются они все козлу… Козлу, правда, в ругательном смысле.       — Кто же меня слышит? Сука, только не говори что… — прерываю и бедняжку и приток воздуха в его лёгкие. Как же трудно сжимать эту огромную и противную шею! Скоро руки сводить начнёт.       — Да, Сёмушка, твоя бабушка, хи-хи! — ну он же говорил что-то про свою бабушку. Она вроде как и является самым близким для него человеком. — А хочешь, мы и её скушаем?       — Э хрю-хрю! Хрю-ю-ю! — всё что я теперь слышу. В слезах захлёбывается. Мысль что он свинья — очень успокаивает. Но сейчас не об этом. Сейчас начинаем, наконец, действовать.       Опускаю тушку, тащу её по снегу. Найти бы камень какой… А вот и он, родной! С силой прикладываю мальчишку о него головушкой. Он не теряет сознание — рассчитала силу. Зато теперь всё перед его глазами явно плывёт. По крайней мере, если судить по его жалким потугам встать.       Жалким потугам… Что-то мне это напоминает. Мои собственные жалкие и обречённые на неудачу попытки поменять хоть что-то.       Чуть не отпрыгиваю от жертвы, понимая что сейчас происходит. Понимая, что я настолько же бессильна, ровно так же неспособна влиять на ход событий!       Нужно продолжать играть маньяка. Жуткого садиста, неспособного к состраданию и самокопанию.       Упираюсь сапогом в грудь ревущего и растерянного ребёнка свиньи. Беру его праву руку и тяну на себя, вкладывая весь гнев, что имеется у меня в загашнике. И у меня получается оторвать эту конечность, но я чувствую как начинаю уставать.       Он открывает свою вонючую пасть в крике, потому в неё же незамедлительно летит каблук, явно ломающий несколько зубов. Отмывать потом обувь придётся. Да и всю себя отмыть хочется, но не из-за мерзости моей жертвы.       С трудом вытаскиваю ногу и зловонной ловушки — совсем сил не осталось уже. А продолжать нужно.       Расстёгиваю дублёнку свиньи, разрываю его школьную рубашку. Мне нужен живот.       Благо перчатки можно не снимать, их хватит. Уж об этом я позаботилась загодя.       А его плоть податлива, даже удивительно насколько. Не мудрено, когда основной слой — жир. Вспоминается мягкое засоленное свиное сало. И эти воспоминания мне сейчас совсем не нужны!       Гнев новой волной накатывает, не могу сдерживать. Он даёт силы и мрачное понимание того, что произойдёт дальше. Того, что сделаю я дальше. Как врачеватель, что борется за жизнь своего пациента и осознаёт одну очевидную с самого начала истину. Открывает завесу тайны, которой не было. Пациент сейчас умрёт.       С силой вдавливаю руку в пузо бедолаги, в позвоночник уже упираюсь! Этого мало, ему нужно больше! Поэтому начинаю водить рукой прямо там, в брюшной полости. Кишочки рвутся, перемешиваются, а останавливаться нельзя.       Свинья уже еле-как хрипит. Шепотом, на последнем издыхании. Прерву наконец его бесполезную жизнь! Моя самоделка не только сдерживает ужасающий природный потенциал, но и достаточно остра. По крайней мере, вырвать кусок трахеи из шеи мученика мне удалось.       Остекленевшие глаза уставляются на меня. Ужас, у мертвецов слишком пронзительный взгляд. Мёртвые, ведь, видят лучше людей, лучше лисы или хозяина леса. Мёртвые видят вообще всё. Кто знает, что хранят их безмолвные маски, некогда бывшие лицами?       Столько раз пройдено. Но почему-то именно сейчас ощущения крайне неприятные. Настолько противно, что хочется сделать всё то же самое со всей этой шайкой. Вот холера!       Благо его голос вырывает из раздумий. Не даёт пасть в пучину, на дне которой я так стараюсь оказаться. Если у неё, конечно, вообще есть дно… Я даже почти благодарна ему.       — Хоро-ошая рабо-ота, лиса-а-а… — начинает этот чёртов властный голос. Теперь в нём чувствуется наслаждение, отвратительно. — В да-ар може-ешь забра-а-ать самы-ый лакомы-ый кусо-ок…       — Простите, хозяин, я откажусь от столь щедрой привилегии… — тихо начинаю, даже как-то робко. Надеюсь, он достаточно догадлив.       — Ка-акова-а причи-ина-а твоего-о отка-аза? — его голос такой, будто говорит с трудом. Это уже интересно. — Ты желае-ешь чего-то-о друго-ого?       — Вы правы, это касается зайчика! — снова весёлый тон, словно до омерзения ненастоящий.       — О-он на-аш… И то-очка-а! — опять гнев закипает, это опасно. Неужели ещё одного мишу хоронить сейчас будем?       — А я не об этом, хи-хи! Конечно, наш! — «наш», не значит твой. Либо мой — либо ничейный! Но это я лишь думаю так, говорить-то приходится совсем другое. — Я прошу вас об одной услуге!       — Что-ож… Не проси-и невозмо-ожного… — он задумчиво гладит свою противную козлиную бородку. Какой вообще смысл носить череп козла сверху на ещё одном черепе козла? — И то-олько-о если-и ответи-ишь на вопро-ос…       А вот это уже напрягает. Что он может спросить? Сейчас как обвинит меня в неподчинении, или что-нибудь вроде того! Варианта два — казнь или помилование. Отвечаю кивком, уверенным и твёрдым как сталь. По крайней мере, хочу верить что именно таким.       — Заче-ем ты приве-ела-а его-о к гаражу-у? — счастье-то какое! Он всего-лишь беспокоится о конкурентах.       — А это потому, что он слышал именно о гараже! Мальчишке было проще поверить, что пропавший находится именно там! — как командиру докладываю. Но никакой ты мне не командир! Хотя, глупо врать самой себе, храбриться… — Разумеется, я бы не дала ему туда попасть, хи-хи!       — Это-о разумно-о… — вновь чешет бородку. Может блохи завелись? Вот и мучайся теперь от них! Жаль, блоха не может вскрыть горло этому источнику гнева. — Хорошо-о… Проси-и…       — Не могли бы вы провернуть эту штуку с разумом нашего зайчика? Ну… Чтобы он увидел гибель этого обеда! — надеюсь он не обидится из-за такой формулировки. Ты ведь жадный до страданий и власти кусок древнего г… Гнева! Не можешь ведь обидеться?       — Но-о… Заче-ем? — ух ты, я смогла ввести его в растерянность. Пускай видом этого не показывает, но я-то чувствую, по глазам читаю. Пускай и больно.       — Он должен привыкнуть к тому, что его ждёт здесь. Его воля должна надломиться! — вот он — мой козырь. Беспроигрышная стратегия! — Мальчишка будет подавлен и куда быстрее согласится примкнуть к нам!       — Хорошо-о… Кому-у как не тебе-е зна-ать в человече-еской воле-е…       Согласился! Отлично! Теперь мальчишка и ногой не ступит в лес. И это очень скоро станет проблемой.       — О, а ещё покажите ему волка! Так, чтобы зайчик думал что мы ему друзья!       — Умно-о… Слишко-ом… Ла-адно, а тепе-ерь ешь и уходи-и…       Как благосклонно с вашей стороны, сударь! Спасибо, что позволяете мне уйти! Без вас бы я точно решила остаться тут — в кругу ненавистных безвольных!       — Как пожелаете, хозяин. Спасибо вам!       Звери приучены, что печень всегда моя. Поэтому не составляет труда вытащить то, что осталось от неё в этом кровавом месиве. Как фарш, а я — мясорубка.       Пускай и чувствую себя дворнягой, доедающей объедки, зато им гордиться явно нечем. А значит я и не проиграла.

***

      Завтра нужно оставить Тошу в покое. Пускай остынет, наверняка выстроил уже из меня настоящего беса! Интересно, сколь много правды в его домыслах?       Одно понятно точно, он вряд ли докопается до истины сам. Выходит, нужно как-то его подтолкнуть. Только вот как и к чему?       Может пойти от того, что я сохранила тайну личности? Пускай этой самой личности уже давно нет, но он-то об этом не знает, верно? Да, думаю буду исходить из этого.

End POV: Alice.

Flashback.       Мужчина с твёрдым намерением пробирался в лес. При себе у него были только арбалет, нож и желание выжить.       Если они его догонят, он — труп.       Если он наткнётся на кого-нибудь в лесу, исход тот же.       Если он даст бой, то вряд ли выиграет. А если не даст — точно погибнет страшной смертью.       Если он остановится, то его догонят они. А в тайге его уже ждут.       Мужчина бежал, его лёгкие уже давно работали за пределами собственных возможностей. И второе дыхание и третье, и, наверное, четвёртое — уже закончились.       Сейчас у него есть только почти бесполезное оружие и желание. Воля к жизни, которая делает его хозяином собственного положения. Воля, которая заставляет его бороться и со смертью и даже с жизнью.       Он не проиграет. Он будет стоять до последнего. Если он падёт, то восстанет и отомстит. Совсем не важно, с какими силами ему для этого придётся пойти на сделку.       Он не отступит — некуда отступать.       Он не сдастся — поздно сдаваться. End of Flashback.