Путь к победе. Неправдивая история о невышедшем интервью.

Тонкие пальчики вышагивали на вздымающейся груди в пунктирном ритме Хабанеры У любви, как у пташки, крылья, Её нельзя никак поймать. Тщетны были бы все усилья, Но крыльев ей нам не связать. Всё напрасно — мольба и слёзы, И страстный взгляд, и томный вид, Безответная на угрозы, Куда ей вздумалось — летит. Любовь! Любовь! Любовь! Любовь! Любовь дитя, дитя свобоооды Законов всех она сильней. Меня не любишь, но люблююю я, Так берегись любви моей! И уже вместе, тутти, смеясь, пропели высходящий пассаж оркестра  — та дам, пам пам! Меня не любишь ты, Так что ж, зато тебя   … люблю! Поцелуй самых целовательных губ в мире приземлился в районе мужского солнечного сплетения. И последняя фраза рассеялась где-то снизу — Тебя люблю я, берегиииись любви моей! — Ай! Не кусаться! Довольная растрепанная голова вынырнула из-под одеяла. И тонкое гибкое тело устроилось поудобнее сверху, вытянувшись в полный рост. Она приподнялась над ним и лаская пальчиком губы, скулы, переходя на пушистые ресницы продолжала дразниться: — Сильно я тебя послушаю. Твое не кусаться. Захочу съем тебя всего. Начнем с… С чего же мы начнем? Выбирай сам — твое последнее желание перед казнью? Ангел превращался в хищницу, в тигрицу. — Конечно, съешь меня и не будет у тебя никого. Вот так. Та дам пам пам. Пропел он в ритм Хабанеры и зубами поймал ее пальчик. — А мне никто и не нужен кроме тебя. От добра добра не ищут. От любви тоже. Она продолжала за разговором ласкать его милый лик. И ничего не хотелось искать больше. В этом была полная и совершенная правда. — Вот тут ты неправа, — возразил Даня, — Любовь — она вообще ищущая субстанция. Постоянно ищущая. Что-то новое. Что-то лучшее. — Вот прям как мы новые программы среди сезона. — И новые платья. Они любили подколоть друг друга. У них это мило получалось. На публике и друг с другом. — Вот смотри, даже в этой песне поется, что любовь — дитя свободы. Мудрые люди писали слова, прислушайся Этери. — Дань, это не песня. — А что? — Хабанера — А хабанера разве не песня? — Ну…нет. Это вообще-то танец. — Ну раз поют — значит песня. Знаешь, как в том анекдоте: — Ваш кот обижает мою собаку! — Да разве это собака? Это же крыса! — Это мини собака породы мальтипу. — Раз кот съел — значит крыса. Не спорьте. — Фу, блин, Дань. Ну можно было хотя бы породу в анекдоте поменять? — А что? Мелкая — значит крыса. И не спорь, женщина. Свел ей одной рукой губы и поцеловал. — А вот все же, Хабанера — это танец. — Ты не угомонишься? — Нет! Неужели тебе не интересно? — Мне очень, очень, преочень интересно. Что там дальше? Что там глубже? Рука ныряла под одеяло и искала где лучше и где глубже, — Ну постой. Смотри. Оказывается Хабанера — близкий родственник танго. Можно сказать, родоначальник. Я не знала. Честно. Сколько все с ней работают. И мы в том числе. — Моя любительница танго. А я любитель любительницы танго. Ррраз. И перевернул ее на спину. Напевая «Por una cabeza» спускался вниз. Туда где, квинтэссенция запаха женщины. *** Сердце замедляло ритм — Как тебе такое танго, малышка? — Рррррр Остались только тигриные вибрации на грудных резонаторах. — В танго, жизни и постели важен партнер. Тебе повезло как никому, детка. Цени это. — Рррррр Человеческие слова по-прежнему не начинались. Даня после всего быстренько убежал в душ, а у нее в ушах продолжали стучать тысячи сердец. — Дань, у меня есть пригласительные на какой-то крутой вечер танго. Только для своих. Пойдем? — Только для двоих? Хороший вечер танго. — Для своих. Глухомань. Так идем? — А когда? — На следующей неделе. — Уууу, — скривился Даниил, — тебе хочется куда-то ходить? Тебе танго не хватает? Или страстей бразильских? — Аргентинских. Машинально поправила его Этери. — Мне казалось, тебе понравилось наше сегодняшнее танго? Можем повторить и на следующей неделе. Моя тигрррррица. Прорычал он ей куда-то в холку. — Дань, ну не вся же жизнь сосредотачивается на постели и льду. Как говорит Сашка, надо менять иногда картинку — Не понял? То есть тебе уже декорации в моем лице в нашей постели не подходят? — Ничесе декорации Она его обняла и прикусила нежно в плечо. — Все устраивает. И совсем ты не декорация. Просто надо пробовать что-то видеть, куда-то ходить, когда есть возможность. — Слушай, красавица, у нас олимпийский год, тебе мало острых ощущений? — Ну при чем тут… Ты что со мной стесняешься в люди выходить? — Ого! Да это не я тебя стесняюсь. А тебе не надо со мной позориться. О тебе скоро из каждого утюга будут вещать. Великая Королева льда. Тебя туда пригласили. Тебя. Не меня. Что там будет делать непонятный Данечка Глейхенгауз? В этой вашей крутой тусовке. Да на меня там будут смотреть как на пустое место. Хочешь? Иди развлекайся. Я не пойду. Не буду тебе портить приятный вечер. Этери смотрела на этот пассионарный спич молча. Подперев ладошкой голову. Оценивающе так. — Дань… Вот ты и сам пришел к тому, что нам надо как-то обозначить наши отношения. На пятом году их жизни… Даниил мгновенно смолк. Он не ожидал, что его монолог натолкнет любовницу на такие выводы. — Ты, кажется, что-то мне хотел вручить? Тогда, ночью, когда я карманы перепутала. Даня молчал. — Вот как раз и обозначится наш статус. Кто ты. Кто я… при тебе. Каждое слово, прозрачное, округлое, хрупкое, как капля росы с цветка, опадало оземь. — Или я что-то перепутала? И ты не хотел? Оценивающий взгляд. В ответ — молчок. — Дань. Я готова услышать твой вопрос. Готова. Он сел рядом с нею на постель. Обнял ее за плечи и она услышала. — Этери. Так не честно. Ты на меня давишь. Вот сейчас. Давишь. — Нет. Ты сам сказал, что готов был тогда ночью сделать мне предложение. Я тебя за язык не тянула. Это твои слова. — Это был порыв. Тогда ночью. Понимаешь? — Прекрасный порыв! — Души прекрасные порывы. Процитировал Даниил повесу Пушкина. — Души прекрасные порывы, — эхом отозвалась Этери, — Души — в данном случае глагол. И встав пред ним, вся нагая — без прикрытия, без прикрас, без лишнего, без наносного — проследовала молча в душ. Он ее словил возле самого выхода из душа. — Эй! Влажная. Горячая. Ароматная. — Эй, не дуйся. Ладно? Заглядывал ей в глаза самым ясным взглядом. — И не дави на меня. Не дави. Иначе, я возьму, психану и уйду совсем. Понимаешь? И кому от этого лучше будет? Тебе? Мне? Ты хочешь сама лишиться того, что имеешь? И меня лишить? Не доводи меня, пожалуйста. Этери стояла все так же не поднимая взгляда. Он ей его сам поднял. Лицо. Рукой. — Не торопи меня. Ладно? Все будет. Обязательно будет. Дай мне время. — Время, — снова эхом отозвалась влюбленная женщина, — время собираться и выезжать. Иначе опоздаем на лед.