How you like that?

По воскресеньям Чонгук любит играть со своими альфами. Вообще-то они согласны играть со своим омегой хоть каждый день, что и делают, но воскресенье – особое время, когда они могут собраться все вместе и никуда не спешить. Также Чонгук часто печёт что-то к последнему выходному, чтобы дать своим альфам подкрепиться выпечкой и сладостью (все знают, что они всегда предпочтут съесть Чонгука). Омега сегодня чувствительнее, чем обычно, запахи альф сводят его с ума и он едва сдерживается, чтобы не пропищать им на ухо тягучее «возьмите меня». Хочется скулить, когда он, полностью обнажённый, проходя мимо них и оставляя поднос с овсяным печеньем на столике, наклоняется, а на его аппетитной круглой заднице сразу сосредотачиваются взгляды. Они ощущаются слишком сильно. Чонгук начинает течь, запах распространяется по комнате. — Ну-ну, поглядите-ка на него, — Чимин, сидящий ближе всех, поднимается со спинки и тянется рукой к внутренней стороне бедра омеги, двумя пальцами собирая вытекающую смазку и растирая её по ложбинке меж ягодиц. Упругие половинки так приятно раздвигать. — Мы ещё ничего не сделали, а эта сука уже течёт. Что ты себе успел нафантазировать? Чонгук кусает губу, высоко выдыхая, и поворачивается к альфам, ловя голодные взгляды на себе. Он почти овечка среди ненасытных хищников. Овечка, которая сама жаждет их внимания, членов во всех дырках и сперму в заднице, на лице, во рту. — Н-ничего, — к лицу приливает краска, но вместе с этим небольшой член начинает течь, пружиня от низа живота и обратно. — Иди ко мне, малыш, — воркует Намджун, протягивая руку, и младший послушно кладёт в неё свою ладонь, усаживаясь на колени к хёну. Его смазка пачкает альфе штаны, её намного больше от того, что Чонгук пульсирующей дырочкой чувствует, как упирается в неё член. Зазывающе. Сейчас бы снять эти мешающиеся штаны к чертям и насадиться до основания, прочувствовать наполненность крупным членом до конца. Намджун из тех, кто не особо увеличивается в длине, когда возбуждён, но от обхвата и выступающих от напряжения вен на стволе будут в восторге только ценители. Чонгук всегда им был. — Сыграем в игру, — указывает на поднос с печеньем в паре метров от себя и с наслаждением сжимает грудь младшего, из которой маленькой струйкой брызгает молоко. Соски набухшие и стоят до боли, молока вырабатывается немного, но всё же привыкнуть к его тяжести тяжело. Чонгук и так немаленький, у него развитые мышцы груди, что делают её упругой и выпуклой, но сейчас она совсем полная, такая, какая нравится его альфам. Они без ума от его молока. — Возьмём печенье, над которым будем дрочить. Вся наша смазка, а после и сперма окажется на нём. Съедает его тот, кто первым кончит. Чонгук хлопает оленьими глазами, длинные ресницы так красиво обрамляют карие зрачки. Ей-богу, нахуй им это печенье, если кончить омеге на симпатичное личико было бы куда приятнее. И смотрел бы он на них снизу вверх с обожанием вместо этого печенья, пока ловил ртом и телом их капли. Здесь никакая выдержка не поможет. Но Чимин молча подкатывает столик в центр, оставляя на нём только одно печенье, и подначивающе фыркает. Чонгук переводит взгляд с альфы на печенье и обратно, а после оборачивается к Намджуну, как бы спрашивая «прямо сейчас?». Ким кивает, легонько сгоняя омегу со своих колен, и поднимается сам. Не удерживается от того, чтобы сжать ладонью мягкую половинку до писка и покраснения. С другой стороны от Гука становится Хосок, оглаживая его талию и указательным пальцем проводя от основания стоящего члена до головки. Омега мычит и отстраняется от прикосновения. — Так нечестно, — говорит возмущённо, но Сокджин с противоположной стороны стола намеренно громко прокашливается, от чего омега быстро замолкает. — Ты смеешь говорить нам, что честно, а что нет? — его голос для Чонгука точно гром, хотя на деле тот даже не повышал тон. В животе начинают летать бабочки, а кожа покрывается мурашками от восторга. Такое умелое доминирование, как то, что ему предоставляют эти шесть альф – это всё, о чём Гук когда-либо мог мечтать. — Нет, конечно нет, — исправляется омега, склоняя голову. Сокджин удовлетворённо хмыкает. Вокруг небольшого столика они стоят все вплотную. Он явно не рассчитан на семерых, но если немного потесниться, то и так можно. Альфы приспускают домашние штаны вместе с бельём. Их члены только полувставшие, они не заводятся с полоборота, в отличие от их ненаглядного омеги, у которого головка уже бордового цвета от прилива крови. У Чонгука изначально не было шансов на победу. Хотя бы на не проигрыш не было. Всё шло с горем пополам хорошо, пока он мягко водил своими длинными пальцами по стволу и только слегка дразнил себя. От этого он бы не кончил. Всё пошло по пизде тогда, когда Хосок, стоящий рядом, шепнул ему на ухо лукавое «пытаешься не представлять ни один из этих членов в своих руках?». И нет, до этого Чонгук реально не представлял их, думал только о том, как плавно в нём поднимается волна удовольствия и, прикрыв глаза, слабо постанывал в такт движениям руки. Но после слов альфы былое спокойствие ушло с концами. Теперь не представлять казалось чем-то нереальным, за гранью понимания. Гук сглатывает, слюна становится вязкой. Остальные альфы, заметив моментальную реакцию омеги на слова парня, усмехнулись на разные лады, а затем один за другим, не перебивая, делая всё так, будто миллионы раз до этого уже проворачивали подобное (возможно, не миллионы, но всё так и было), начали говорить слова, от которых Чонгук весь начал пылать. «Боже, как ты тяжело дышишь. Тебе передать немного воздуха?» «Ни на что не годный, твоей смазки на печенье больше, чем от нас шестерых» «А представьте, сколько бы её было, повернись он задом» «Такая красивая сука, и всё делает по нашему указанию. Ни слова против. Разве не прелесть?» Чонгук буквально скулит от этого. Без стимуляции член пухнет от пульсации и ноет безбожно, но если омега начнёт дрочить – он не остановится, пока не кончит. Просто не сможет. В то время как альфы лениво водят ладонями по сочащимся предэякулятом членам, наблюдая за Чонгуком только с долей превосходства и удовлетворения. Омега не думает долго, между победой и удовольствием выбирая удовольствие, и спустя десяток секунд спускает на столик, заливая печенье собственной спермой. Он кончил, но член всё ещё стоит, несмотря на то, что уже не ноет от наполненности. Чонгук наклоняется, чтобы подобрать со столика печенье, но его останавливает за руку Юнги, а Хосок полностью пачкает ладонь в его естественной смазке, елозя пальцами по ложбинке меж половинок. Размазывает вязкость по стволу, словами приглашая и других: — Возьмите у него смазку для удобства. Всё равно течёт, так пусть хотя бы с пользой, — бросает взгляд на Чонгука, который до сих пор стоит в совершенно доступной позе, нагнувшись над столом. — Ничтожный соперник для таких игр, — Хосок становится позади омеги. — Бесполезный. Вот если бы была игра, кто больше членов в себя примет, — альфа разводит влажные ягодицы в стороны и толкается между них членом, не проникая. Только дразнит Чонгука, который в своём состоянии до чёртиков голодный на них. — Или, например, кого сможет трахнуть больше людей, там бы я даже соревноваться не стал. И так ведь ясно, что нашу шлюху может выебать и сотня, а он как собака только выставит язык наружу и будет молить вставить в него хотя бы ещё один. Омега хнычет, потираясь о хосоков стояк. От пронизывающей его дрожи предвкушения идёт ходуном грудь, а соски намокают от выступившего молока. — Кусай печенье, — приказывает Чимин, и Гук не имеет права ослушаться. Он откусывает кусочек и тщательно пережёвывает, превращая в кашицу, но его прерывает стоящий сзади Хосок. — А теперь поднимись и запей. Знаешь же, нельзя есть всухомятку, — улыбается почти добродушно, похлопывая омегу по щеке, когда тот встаёт, чтобы открыл рот, надавливает ему на плечо и опускает на колени. Чонгук послушно делает всё, что от него хотят. Альфа большим пальцем проходится по головке вкруговую, раздражая чувствительную область, и надрачивает от медленного темпа, размеренно ускоряясь, пока не кончает. Омега ловит струи спермы языком, остальные попадают в рот, на губы и подбородок. Он проглатывает всю эту смесь вместе с крошками печенья, молча ожидая следующего хёна. Приоткрывает неуверенно рот, сначала колеблясь, но после произнося уже уверенно, смотрит снизу вверх своими тёмными от возбуждения глазами и облизывает языком губы, оставляя за собой следы спермы. — Я хочу два, — просит и на коленях подползает к Тэхёну, укладывает ладони ему на бёдра и сжимает кожу пальцами до отпечатков, губами притирается сначала к мошонке, двигая головой, а после и по стволу, чтобы собрать естественную смазку. — Юнги-хён, тебя хочу. Его прямые и честные просьбы всегда сводили альф с ума. Их невозможно игнорировать, когда вся твоя внутренность толкает вперёд, подойти к мальчишке и подставить к ещё одному члену свой, чтобы спустя мгновение аккуратные розовые губы почти ласково накрыли головку. Юнги двигается ближе к Тэхёну, давая Гуку возможность взять в рот два вместе, и тот её не теряет. Помогает себе руками, придерживая стволы, лижет головки и горячо выдыхает от желания. В заднице зудит от обилия смазки, которая идёт в никуда. Она просто вытекает на пол вместо того, чтобы обволакивать чей-то язык или член. На это больно смотреть. Хосок садится рядом с тремя и хватает омегу за руку, заставляя упасть на себя. Альф ничуть не расстраивает такой исход событий, ведь главное – чтобы Чонгук получил в себя столько членов и спермы, сколько возможно. Омега смотрит с лёгким непониманием, зажав между полными бёдрами жилистое тело альфы, упирается ему в грудь руками и прикусывает от возбуждения губу. В таком положении давление молока на соски ещё сильнее, они твердеют и требуют мягкую стимуляцию ртом. Но никто эту стимуляцию Чонгуку не даёт, вместо этого Хосок цепляет на них зажимы с цепочкой и моментально указательным-средним натягивает сплетение вниз, пока омега не пищит. Соски оттягиваются до покраснения, а по зажимам начинает течь белая жидкость. — Альфа... — и это выходит так до черта скуляще, что перехватывает дыхание не только Хосоку – всем. У Чонгука слёзы в уголках глаз и приоткрытый от тяжёлого дыхания рот, язык облизывает губы. Совсем скоро этот язык будет снаружи ловить воздух, заставит захлёбываться его количеством, а омега продолжит стонать и без перерыва шептать имена альф и проситься. Выгибаться, чтобы член в него прошёл глубже, разводить ноги в исступлении. Хосок отпускает цепочку и подушечкой снизу вверх касается истязаемого соска. На ней остаётся влага, которую он слизывает, припадая к горошине, губами мажет по чувствительной области и сглатывает сладковатую жидкость вместе с привкусом железа от зажимов. На половинке остаётся след от звонкого шлепка. Альфа его не видит, а Чонгук попросту не смеет обернуться и прервать зрительный контакт. Он спускает взгляд на сомкнутые губы Хосока, которых коснуться хочется до зуда во всём теле. Он даже порывается податься вперёд, качнувшись, но альфа удерживает на месте за талию и, прекрасно зная, что прерывает, кончиком языка обводит верхний ряд зубов. — Разворачивайся. И покажи хёну, как должна сосать шлюха вроде тебя, — ловит короткие вздрагивания омеги, его аккуратный член напрягается, снова головкой касаясь низа живота и пачкая кожу. Хосок знает, какую реакцию вызывает, наслаждается и в который раз изучает взглядом прекрасное, давно знакомое ему тело и округлую задницу. Она теперь только чуть ниже его лица, Чонгук на полном обозрении, открытый и такой неуловимо привлекательный. Ему хочется отдать всё, чего он только попросит, всего себя. Омега на четвереньках ползёт назад, пододвигаясь так, чтобы было удобно наклониться и заглотить по основание. Рассчитывает на то, что Хосок опустился на пол, но положение того, на согнутых в локтях руках, позволяет сделать лучше – губами коснуться ложбинки, когда Гук подлезает слишком близко. Старший одной рукой оттягивает его член вниз, вбирая высокий стон со всхлипом на конце. Несколько капель смазки падают на грудь альфе, от чего омегу ведёт сильнее. Он поднимает чёрные глаза вверх, натыкаясь на взгляды остальных его альф. Начинает потряхивать, когда по сжатому кольцу широким мазком проходится язык, а он весь выгибается, потому что такой до жути чувствительный в течку, влажный до кончиков пальцев и требующий внимания. Хочет всё внимание, передаёт это желание выделяющимся запахом, на который альфы реагируют мгновенно. Их собственные феромоны становятся удушающими. Стоит прикрыть глаза – всплывают картинки того, как его трахают по очереди, грубо и не жалея, со вкусом, растягивая удовольствие, но одаривая множеством поцелуев. Хосок не проникает языком внутрь, смазки там настолько много, что она вытекает наружу. Её хватит на полноценный ужин всем шестерым, особенно когда Чонгук всё же не выдерживает и ложится грудью альфе на живот, принимая член в рот сразу наполовину. И стоит ему это сделать, как старший смещается ниже и ложится полностью, надавливая на поясницу омеге, чтобы взять столько же. Ноги держат с трудом, Гук бы лёг всем телом и только бы двигал головой и пускал слюну, давясь размерами альфьего члена, обсасывал и облизывал ствол, спускался к узлу. Но если он ляжет, то и альфе придётся взять до конца. Каждый его альфа умело сосёт, Чонгук проверял десятки раз, кончая от языков и губ. У него немаленький размер в сравнении с омегами. Конечно же, уступает альфьим, но взять его до основания всё равно проблематично для неопытных. Не тот омежий член, который даже до середины рта не достанет. Чонгук сам по себе для омеги крупный, с тренированным телом и мягкими, округлыми от перекатывающихся под кожей мышц, частями, тяжёлый, но не настолько, чтобы помешать его альфам крутить его во все стороны и трахать так, как захочется. Он больше, чем Юнги или Хосок, даже превосходит Чимина, но только вчера последний трахал его в душе на весу, прижимая своим телом к холодной поверхности кабинки и заставляя захлёбываться попадающей в рот водой. А первые два, утоляя жажду после работы, связывают по рукам и ногам тугими узлами, чтобы не было возможности сделать лишнее движение, и пользуют так, как угодно им, растрахивая дырку под непрекращающийся скулёж и попытки прикоснуться к члену. Утяжелители не дают расслабиться ни на секунду. Он старается не двигать телом, чтобы лишний раз не оттягивать и так раздражённые железом соски, но альфа волнами вскидывает бёдра вверх, входя в горячий рот и сталкиваясь каждый раз с глоткой – Чонгук ведь двигается ему навстречу, от того и толчки в заднюю стенку такие ощутимые. На глаза давят слёзы, а горло сводит спазмами, длинные пальцы окольцовывают ствол у основания, нежно оглаживая мошонку и узел в противовес быстрым и резким движениям головы вверх-вниз. Хосок его ласкает, ладонями по подтянутому животу и бокам, языком по головке, слизывая без конца выступающую смазку и зубами подцепляя крайнюю плоть. Чонгук вздрагивает, когда на половинки ложатся ладони, и по манере прикосновения он точно отличает Чимина. Тот впивается не всей поверхностью пальцев, а только подушечками, медленно давит суставами, после промежуточными фалангами и так, пока его присутствие не прочувствуется полностью. Он никуда не спешит. — Хён пришёл взять меня первым? — спрашивает омега, оборачиваясь, удерживает твёрдый ствол рукой и отодвигает его чуть в сторону, сглатывая вязкую слюну и поднимаясь повыше, так, чтобы его задница оказалась в более удобном положении для альфы. Тот склоняется над ним на коленях, проезжается стволом по ложбинке и пояснице, грубо очерчивая худые бока пальцами, пересекается с ладонями Хосока с другой стороны. — Не обращай внимания, я только хочу натянуть тебя, пока вы с хёном отсасываете друг другу. Для тебя ведь это не проблема, правда? — прижимается теснее и в одно движение заполняет омегу собой. Тот всхлипывает, прогибаясь в спине, от руки на пояснице плавится как самый дорогой шоколад, влажнеет сильнее. От сокращения мышц входа по комнате разносятся хлюпы. — Твоя течная дырка сейчас ещё шире, чем обычно, — альфа делает первый толчок, за ним следом ещё один, мощнее, двигается медленно и размашисто, тягуче. — Примешь в себя три члена, м? Хосок недовольно цыкает и шлёпает младшего альфу по бёдрам. Чонгук, нависающий над ним, беспрерывно качается от грубых толчков, его невозможно удержать на месте. Бока ноют уже от хватки, только она не помогает ничем. — Смени темп, дружок, или я случайно откушу ему член, — рычит Хосок, но Чимин ничем кроме короткого хохота ему не отвечает, с ещё большей силой вколачиваясь в омегу. Тот содрогается, заглатывает ствол старшего по основание и давится, пускает слюну, краснеет лицом от давления. Вибрации, которые он даёт по органу, заставляют подаваться навстречу его способному рту, чтобы он принял в себя жёстче, чтобы глотка судорожно сокращалась, а слёзы, скапливающиеся в уголках глаз, наконец-то стекли вниз. Чонгук плачет. Но не от боли, а от желания. — Уверен, ничего не поменяется, если эта блядь останется без члена. Зачем ему член? — вместо молчаливого Чимина вмешивается Тэхён, вставая с дивана рядом. Он останавливается прямо позади омеги, тот чувствует на себе его пристальный изучающий взгляд и сам собой принимает более соблазнительную позу. Это не так заметно зрительно, это заключается скорее в подаче себя, но внутренние волки альф безошибочно улавливают эти изменения и реагируют на них. Тэхён становится за Чимином, наклоняясь сбоку, чтобы пальцами коснуться алой от ударов ягодицы, короткими ногтями истязает повреждённую кожу ещё сильнее. У него руки идеальные такие, с видимыми венами, большими ладонями и длинными изящными пальцами, красивыми ногтевыми пластинами. Чонгука кроет от мыслей, что эти прекрасные руки принадлежат ему, что его альфа трогает ими его тело, растягивает, гладит, доставляет удовольствие. А когда к чиминовому члену рядом добавляются ещё и все пять пальцев, омеге сносит крышу от процесса. Он отрывается от ствола Хосока и закидывает голову, прогибается в спине до хруста и подаётся назад, податливо растягиваясь так, как желают его альфы. Прикусывает губу и воет от вновь до боли оттянутых сосков. Он готов сделать всё, что они хотят. Это приносит ему ни с чем не сравнимое удовольствие. А все шестеро знают, как сделать так, чтобы их омега чувствовал себя удовлетворённым и счастливым. — Отдайте его мне, он достаточно свободный, — бросает Тэхён, довольный видом двигающегося в Чонгуке члена, и вытаскивает ладонь. Обрушивает на половинку влажный удар, она вся покрыта каплями смазки омеги. В комнате от смешения запахов скоро будет нечем дышать, но никто не хочет заканчивать это безумие. Тэхён бесцеремонно подхватывает младшего, снимая с двух членов, как пушинку, чтобы взять на руки и, направив ствол к текущей дырочке, позволить Чонгуку опуститься на себя под весом. Альфа даже не моргает те мгновения, когда младший принимает в себя член. Это такая не сравнимая ни с чем картина, когда он хнычет своё «подожди, подожди, я не успеваю» и хватается за плечи, вытягивая шею. А Тэхён, не проронив ни слова, поддерживает его под ягодицу, давая привыкнуть, пока омега сам не качнётся вниз, слегка подпрыгнув и закусив губу. Сейчас же на нём эти блядские зажимы, из-под которых течёт струйками молоко, и кто такой Тэхён, чтобы отказать себе в удовольствии слизать сладкие дорожки и зубами оттянуть фиксатор на себя, заставляя сжаться и обхватить свою шею руками. Чонгук льнёт так доверчиво, так открыто и не сопротивляясь, что сопротивляться ему не может уже Тэхён. — Может, тебя оставлять с драконьей пробкой, пока нас нет? Твоя дырка готова меня сожрать, — альфа низко смеётся, поднимая и опуская Чонгука на члене, раскрывает ему половинки длинными пальцами и на одну фалангу скользит внутрь рядом с членом, растягивая в стороны кольцо мышц. Оно без проблем поддаётся, выпуская из себя смазку, которая обволакивает весь орган, руки и вытекает на пол. Будь в нём сейчас пробка, от количества находящейся в теле смазки у него бы вздулся живот. Чонгук согласно кивает, а после ещё и ещё, быстро-быстро, возбуждённый до предела и неспособный даже глаза открыть, чтобы от жара они не слезились. Он поджимает губы, сдерживая тихие высокие «да, да, пожалуйста, альфа, хочу» – его вербальное согласие. Тэхён незамедлительно толкается языком ему в рот, насильно раздвигая губы и завладевая пространством внутри. Теперь все стоны омеги принадлежат ему, он в полной мере их ощущает, сглатывает вместе со слюной и сладким естественным запахом. — Я тебя не слышу, — отрезает и, опустив омегу на пол, разворачивает к себе спиной, снова поднимая. Чонгук придерживается за него всё это время, хватается за широкие плечи, за руки, за мускулистое тело. — Повтори, что ты там скулил, — рыком. Прикусывает мочку, носом ведёт вдоль ушной раковины, выбивает дрожь из каждой мышцы. — И смотри в глаза своим альфам. Говори это им. Омега поднимает слезящиеся глаза, большие, карие, такие невинные, если бы не феромоны дикого желания, которые он источает, если бы не стоящий член с бордовой головкой и раскрытые в стороны ноги, которые Тэхён поддерживает под коленями. Чонгук втягивает воздух через нос, грудь сдавливает, и он замирает, приоткрывая рот и выдыхая. — Блять, — срывается с губ, что заставляет альф заинтересованно вскинуть брови. — Прошу, трахните меня. Вдвоём или втроём за раз. Чтобы вы наконец-то сняли эти зажимы с меня и помогли с молоком в груди. Пожалуйста, сделайте хоть что-то, отымейте так, чтобы у меня... Чонгук смотрит на них, затаив дыхание, слова не проходят дальше горла. Язык будто накаляется всё сильнее с каждой секундой, что он молчит. Это его молчание сопровождается говорящими взглядами альф. Несмотря на гробовую тишину комнаты, он слышит их желание. — Ну же, — хмыкает Сокджин, подпирая голову ладонью и смотря так, будто не он сейчас совершенно обнажённый, со стоящим от притока крови членом, который тоже требует внимания. Чонгук хочет его обласкать. — Продолжай. Омега повинуется беспрекословно. — Хён... — брови заламываются так, что образуют складку. Тэхён подкидывает его, заставляя схватить воздух от неожиданности. Член вновь входит глубже. — Пожалуйста, я так хочу почувствовать ваши члены в себе, так хочу ощутить ваши руки, хочу слышать, что доставляю вам удовольствие, пожалуйста. Этого бы хватило. Конечно бы хватило для того, чтобы его отымели до звёзд под веками. Но каждая просьба провоцирует желание получить их больше, оно растёт в геометрической прогрессии. Сокджин поднимается с места, подходя прямо к раскрытому для них омеге, указательным пальцем собирает стекающий с головки предэякулят и щёлкает по ней, выбивая скулёж. Отпускает смешок, рассматривая нижнюю часть тела младшего альфы. Он испачкан естественной смазкой. Она стекает по члену, по мошонке и бёдрам Тэхёна, но тот не говорит ни слова, отдавая его старшим. Сокджин вводит к стволу ладонь, собирая изнутри вязкость и разнося её по собственному возбуждению. — Такая послушная сука, — одобрительно похлопывает влажной рукой по лицу омеги и, пристраиваясь, сжимает ей всё ещё набухшую, тяжёлую грудь с красными истерзанными зажимами сосками. Двигается наравне с Тэхёном, который опустил омегу до основания. — Скулишь сейчас только, сжимаешь губы, лишая нас возможности слышать твой голос, — он рывком хватает Чонгука за горло, лишая доступа к кислороду. — Открой рот. Вся сущность омеги рвётся выполнить приказ немедленно, ведь это то, что нужно его альфам, то, что доставит им удовольствие. А сам Чонгук сопротивляется, зная также ещё одну вещь: если он не выполнит приказ, его заставят это сделать. И это то, чего он на самом деле добивается сейчас. Эмоции на лице Сокджина никак не меняются, он не повышает голос, но тон его становится более угрожающим. У Чонгука прилипает язык к полости рта от этой ауры. — У нашей куколки может быть очень грязный рот и непослушный характер, — он отпускает смешок, не разрывая зрительного контакта. — Открой, я сказал, — повторяет, пальцы скользят по лицу, очерчивают сомкнутые губы обманчиво ласково, чтобы через секунду они же сжали обе щеки до боли и жалобного вскрика. — Хотя бы так ты издаёшь звуки. Думаешь, меня напугают твои крики, если ты будешь идти против? Чонгук готов Богу душу отдать, если он вообще существует, за то, что с ним происходит. Если они все не подходят друг другу как детали пазла, то кто тогда? Сокджина злить опасно, это как игра со взрывчаткой – самый сдержанный из них, он может быть истинным садистом. Омега с удовольствием поддастся на все манипуляции, но то, как умеет мучить удовольствием старший альфа, – за гранью. Слишком. Тем не менее Чонгук пытает удачу. Дышит часто и глубоко, стоит сердцу отмереть и забиться с новой силой. Кончик языка мажет между губами, увлажняя от горячего дыхания. Омега испытывает такую ни с чем не сравнимую эйфорию на каждом толчке, чувствуя, как оседает на двух членах, как головки трутся о стенки его дырочки, ощущая влажные поцелуи на загривке и по плечам, хозяйскую хватку Сокджина на собственной талии. Каждый грёбаный раз, как блаженное проклятие. Теперь уже не смыкает губы, чтобы подавить себя. Чонгук даёт альфам слышать каждое изменение в тембре голоса. Всё, что от него требуется – проситься и поскуливать, – звуки, которые омега не может сдержать. Только припадать к крепкому телу альф с укусами, которые даже меткой не назовёшь. Юнги появляется рядом совершенно неожиданно, как и Намджун. Они просто оказались в сантиметрах, когда Чонгук в очередной раз открыл глаза. Их четверо вокруг него, он полностью в их руках, не сопротивляется, отдаётся до конца, исполняя прихоти. Достойный гордости его хёнов. Юнги бросает в него усмешку, опуская взгляд на опухшие мокрые соски и липкий от стекающих дорожек молока живот. — Остальные уже играли с тобой, не хочу оставаться в стороне, — говорит, толкая язык за щёку, и снимает с одного соска зажим. Но вместо облегчения омега хнычет и пищит жалостливо, роняя слёзы по щекам. Сжимается вокруг двух членов от боли так плотно, что Сокджин и Тэхён рычат от давления. Эта течная дырка сдавливает их так, что под веками мерцает. Члены трутся внутри друг о друга, скользкие от естественной смазки. — Что, тебе не нравится? — притворно удивляется Мин. — А мне казалось, — зажимает цепочку меж двух пальцев и тянет вниз уже с двумя утяжелителями, — что твоим соскам нужен отдых. Показалось. Внезапный укус вырывает крик. Такое чувствительное место, грудь во время течки, но альфа совершенно не берёт это в расчёт, наблюдая за тем, как вниз начинает вытекать молоко. Вбирает сосок в рот и делает несколько глотков, языком нежно массируя измученную горошину. Как бы там ни было, но причинять значительный вред он не намерен. Намджун снимает зажим и со второго, оставляя на столике позади, чтобы кончиком поиграть с омежьей грудью. Он и Юнги всегда были особыми любителями занять грудь Чонгука во время течки. Давить, сжимать, посасывать, кусать, зная, что он готов зарыдать от этого. Обычно они избавляли его от заполненности молоком. Мин отрывается от посасывания, облизываясь, словно дикий кот. — Открой рот, Тэхён-а, — тянет, внезапно поднимая голову и выпрямляясь, не разбирая проталкивает язык в рот. Пальцы удерживают подбородок лишь формально, для этого нет надобности. С Юнги даже альфы становятся покладистыми, тихими. Ауре его дикости лучше не противиться. Тэхён поддаётся, пробует сладость молока на вкус, перебирая её с языка на язык, покусывает игриво губы хёна и зубами цепляет кончик языка перед тем, как Юнги отстраняется. Он довольно разглядывает покрасневшие губы альфы и склоняется над полной грудью снова, в этот раз не проглатывая, а набирая полный рот. Сокджин одобрительно хмыкает, размеренно насаживая омегу на себя. Сейчас он контролирует процесс, пока Тэхён занят играми со старшим. Вся шея Чонгука покрыта красными следами с одной стороны. Намджун, не удержавшись от того, чтобы проверить растянутость омеги, ввёл четыре пальца к двум членам. Такой эластичный, что хочется заполнить его до краёв, чтобы больше уже просто нельзя. Под непрекращающиеся стоны и тяжёлое дыхание Юнги поднимается на уровень с Тэхёном. Тот не колеблясь открывает рот, зная, чего хочет старший. Жидкость переходит изо рта в рот, словно неоговоренное соревнование, пока не проглатывается младшим альфой. В уголках губ белесые потёки, которые Юнги охотно слизывает, оставляя на подбородке укус. Отрывается и оценивающе разглядывает извивающегося на членах Чонгука. — Если хотим ещё раз использовать эту куколку сегодня, то заканчивайте. Он будет долго восстанавливаться, — касается члена омеги, прикрывая глаза от мгновенного протяжного стона. — Вот так, малыш, продолжай. Движения двух альф вновь становятся слаженными, а Намджун рядом так настойчиво ласкает грудь Чонгуку, что у Мина загораются огнями глаза от этого вида. Он через плечо зовёт одним только «сюда» Хосока и Чимина, головой указывая на состояние омеги. Он на грани помешательства, и это они сделали его таким жаждущим. — Уложим его на диван и там закончим, — предлагает Намджун. Омега остаётся на попечительстве члена Сокджина, очевидно расстроенный тем, что он всего один. Его старательные попытки насадиться глубже не остались незаметными. Сокджин, прислушиваясь, берёт его грубо и не жалея, ускоряется до предела, заставляет ездить спиной по мягкой обивке, пока сам не кончает. Чонгук не прикасается к себе, ведь знает, что остальные альфы тоже захотят кончить в него. А такое заставит его возбудиться заново. За Сокджином, придерживая задницу омеги, чтобы оттуда не вытекла сперма, спускает Тэхён. Он не берёт, а натягивает на себя. То, как дырка Чонгука растягивается вокруг его члена, видно всем, потому что альфа не упускает возможность раздвинуть младшему половинки, чтобы насладиться этим видом. Омега чувствует себя использованным, это и заставляет мысли разлетаться в стороны, за пределы головы, вверх и вниз, как на американских горках. — Как он счастлив от того, что его забивают спермой, — насмешливо фыркает Хосок, параллельно с Намджуном становясь напротив лица омеги. — Но я украшу тебе лицо. Три захода в заднице и один на лице и шее, когда Хосок бьёт уже сходящим возбуждением по щеке омеги, размазывая семя по щекам. После Намджуна наливаются синяки на бёдрах, но эта боль приятная, предвкушающая ещё двух альф. Чонгук смотрит на них жалобно, переворачиваясь на живот и изо всех сил удерживая в себе жидкости. Встаёт на четвереньки и прогибается, вжимаясь щекой в сидение. — Хён, — смотрит на Юнги, переводит взгляд на Чимина. Перед невинными оленьими глазам так тяжело устоять. — Неужели вы не хотите кончить в меня? Во мне уже есть три альфы, разве не прекрасно то, что там будете и вы тоже? Знать, что меня изнутри обволакивает ваша сперма, что я хожу с ней до следующего раза, когда вы захотите меня поиметь, — Чонгук сглатывает, качая задницей, из дырочки вытекает струйка. Её подбирает пальцем и заталкивает обратно Юнги, делая шаг вплотную и кладя обе руки на задницу младшему, потирается стволом о растраханный анус. — Сколько спермы я смогу принять, пока её количество будет видно невооружённым глазом? Альфа бьёт по половинке наотмашь, одновременно с этим входя по основание. Омега, не отошедший от удара, выгибается в спине до хруста, чувствуя головку в районе живота. Чимин недолго наблюдает за ними, но пропускает между пальцев чёлку, как делает обычно, когда быстро принимает решение, и обходит Юнги, прижимаясь к нему сзади. Мин стреляет в него ухмылку через плечо, продолжая вколачиваться в омегу, пока младший набирает темп, водя стволом между ягодиц альфы. Он кончает первым, изливаясь. Кажется, член уже и так был погружён в сперму, но вместе с собственной её ещё больше. Он остаётся внутри с ленивым толчками, давая возможность Чимину кончить, и вскоре ощущает тёплые струи у себя на пояснице. — Ты доволен? — спрашивает, не ясно у кого интересуясь: у альфы или омеги. Но оба как один отвечают выдохом, разве что у Чонгука этот выдох перерастает в стон, когда он понимает, что после Мина его тут же закрыли его любимой пробкой. Мягкая и пушистая на конце, она делает его похожим на милого питомца. Омега встаёт на локти, а затем и садится на диван, поглаживая живот. Там ещё совсем мало для того, чтобы заполненность было видно, но он с нетерпением ждёт вечера для того, чтобы снова развлечься со своими альфами, ведь Чонгук просто обожает игры.