Код черный

То, что мы умираем в одиночку, страшно, но это не хуже, чем жить в одиночку…

Ирвин Уэлш.

***

Эдинбург или Глазго? Родители Джонни многим пожертвовали, чтобы он не стал простым рабочим на заводе, как его отец. Знаете, как родители стараются дать лучшее (на их взгляд), не учитывая интересов детей? Когда ему исполнилось шестнадцать, он был отправлен на обучение в столичную среднюю школу, к своей тетке по отцовской линии, Маргаретт МакТавиш, что жила на окраине Эдинбурга в Сайтхилле все сорок семь лет своей размеренной незамужней жизни, так и не уехав из дома родителей. В этом одноэтажном каменном доме она родилась, и, по всей видимости, собиралась окончить свои дни там же, консервативная в этой части своих взглядов и невероятно либеральная в других. Джонни не сильно был близок с тетей, хотя на большие зимние праздники раз в год она приезжала к ним на северо-восток страны на стареньком форде. И любимицей ее была Крис — ей всегда доставался большой нелепый подарок. Маргаретт носила фланель в клетку, странную многослойную стрижку на темных с проседью волосах, имела некое подобие усов (с которыми велась борьба) и в скорости опрокидывания пинты нефильтрованного внутрь своего крепкого организма давала фору любому завсегдатаю Толлкросса на южной Джайл Кресент — крохотного бара на три крана, ближайшего к ее плохо отапливаемому одноэтажному коттеджу. Она много работала и совершенно не походила на его мать. В общем -была натурой эклектичной— хоть тогда Джон и не знал этого слова. Они с Джонни оба были МакТавишами и оба нуждались друг в друге больше, чем казалось на первый взгляд. Но если начистоту… Важной причиной ссылки стало несколько подростковых драк, в которые Джонни умудрился вляпаться в конце прошлого учебного года, и еще был пойман социальным педагогом. Вы думали Джонни херово сдает нормативы борьбы просто так? Что ожидать, раз с детства он привык к уличным стычкам, игре не по правилам и делать ноги так быстро, как может. Мать от своей слепой оправдательной тогда любви заподозрила, что местные неамбициозные ребята плохо влияют на него. Ага, как же — влияют… будто у него самого мало было дури и энергии в то время. И Беатрис МакТавиш позвонила по стационарному телефону золовке под его мрачным недоверчивым взглядом. «Мальчику нужно новое влияние и занятие!» И все же Джонни был удивлен, что тетя согласилась принять его у себя на учебные месяцы, при этом не испытывая к нему теплых чувств… и только потом годы спустя понял, в чем причина… та же причина, почему иногда под одной крышей уживаются абсолютно разные люди, не только родственники — она была одинока. И еще в глубине души была довольно мягким человеком — совсе-е-е-ем в глубине -не умеющим отказывать. Ко всему прочему Мэг была освежающе категорична в быту: запретила будить себя ранее десяти, например… что означало: никто не собирался готовить ему завтрак — это открытие настигло его внезапно. Он потер коротко остриженный затылок, глядя на пустой холодильник, и с возмущением осознал, что по утрам будет питаться лишь кукурузными хлопьями. До тех пор, пока сам не научится чему-то иному… Не то чтобы он был безнадежен. Ему пришлось проявить лучшие качества, чтобы позаботиться о себе самом. Например, осенью Джон вынужденно сменил черепицу на мансарде, криво, как мог, чуть не свалившись со строительной лестницы — потому что над кроватью в бывшей отцовской комнате зияла щель между стеной и потолком — посему сквозняк мучил лишь его. В общем — пришлось заботиться о себе и не ныть. Если в этом и был план отца, по сепарации отпрыска… он работал — в течение полугода он приложил руку к разным уголкам дома, к которым по понятным причинам— ничьих рук не прикладывалось более двадцати лет — как Мэг стала жить одна. Раньше он считал себя не очень умелым во все эти стариковские штуки вроде забитых гвоздей… но эти простые вещи у него получились. Джонни еще не знал, что у него это хорошо получается: витые провода розетки у предохранителя станут проводами во взрывателе, а позднее появятся схемы крепления элементов друг к другу и поверхности, несущие точки здания, сборка оружия… его мозг устроен так, что это дается ему легко. Итак, Джонни вышел в столичный свет в свои шестнадцать с лишним. Оказалось, что к Маргаретт относятся с уважением и легким недоумением — ох, эта одинокая грубоватая Мэг, в окружении вечно пристраиваемых кошек, бездомных, а теперь и драчливого племянника— большинство соседей все еще имело консервативные взгляды на эту жизнь и чужой выбор приоритетов, однако волонтерство в христианском центре давало тетке некий ореол этичной неприкасаемости, возвышало ее над горожанами, подчеркивая их эгоизм и ее чудаковатую отрешенность. Плюс добродушная грубая простота — проистекающая от смущения, и, похоже, фирменная черта обаяния МакТавишей. Потому это хорошее отношение, как наследная репутация, передалось и ему. Здесь он еще не успел вляпаться в передрягу и разбить пару носов, и город был большим. Он подружился с соседским сыном Бирреллов — Мэтью, темноволосым худощавым семнадцатилетним парнем в очках, который производил ложное впечатление надежности и благоразумия на всех взрослых в округе — тетка отпустила его на футбольный матч с Мэттом в грядущую субботу, не моргнув глазом, даже и не подозревая об их намерениях предварительно нелегально надраться. И тот просветил его во все тонкости уличных правил в этой части города. Для начала не стоило связываться с рейнджерами (*фанаты Рейнджерс) в одиночку — потому что можно было отхватить. Как вычислить представителя рейнджеров — они были весьма радикальными по части политических движей и независимости, но тут их было меньше, чем в Глазго. Именно они истово презирали королевскую семью. Джонни не особо увлекался этим у себя и как понял — в столице футболу придавали большее значение. Джонни поначалу стушевался, чувствуя, что это новый для него широкий мир, словно до этого он видел лишь его крохотный кусочек, менее сегрегированный — школа в Элгине все же была небольшая, и Биррелл будто опережал его в развитии не на год, а на десятилетие. Он не совсем был деревенщиной, но все равно привык к своим небольшим масштабам. МакТавиш бывал несколько раз в Глазго до этой осени, но ему показалось, что там очень шумно и людно. Ему не понравились озабоченные слепые лица горожан на вокзале, люди шли по своим делам, не глядя под ноги. Громкие восклицание среди ночных огней и очереди в клубы. Оказалось, что он более консервативен, чем подозревал. В общем — более суетной и бездушный, город не пробудил в нем любви. Что странно, столица была спокойнее. Эдинбург показался в сравнении более расслабленным и провинциальным и старомодным — больше похожим на дом. Мэтт сразу сказал Джонни, что на районе существуют парни, с которыми лучше не связываться. Не то чтобы каждый второй тут носил с собой лезвие, но прежде чем выебываться — стоит узнать, кто есть кто, как говорится. А уже потом связываться с теми, кто с тобой в одной пищевой иерархии. А встретившись в одиночку — лучше уносить ноги. Это прозвучало авторитетно а еще с двусмысленным намеком и такой недоброй улыбкой, что создавалось подозрение, будто Мэтт связывался с кем-то, с кем не стоило, и за правилом этим стоит личная история. Потом правда на той же неделе Джонни попал в первую драку — дородный пьяный здоровяк даже достал нож при выходе из паба, но сразу трое парней повалили его наземь… Он неудачно врезал по челюсти чертову фанату Зеленой бригады (Селтика). И челюсть его оказалась сильнее джонниного безымянного. Джонни не смог отпираться, когда под утро руку раздуло в два раза, так что он не смог просунуть ее в манжету пальто. За этими попытками его и застала тетка в прихожей — он разбудил ее своим копошением. И теперь Мэг смотрела на него мрачным и проницательным взглядом. — Я… на улице было скользко, — проговорил он, трусливо пряча уже покрасневшее лицо — врун из него всегда был поганый. Маргаретт вновь смерила его суровым взглядом голубых мактавишевских глаз… и коротко сказал одну фразу, которая стала девизом их взаимодействия: — Никогда мне не пизди!.. Я тебе не мать. — Я… подрался, — ответил он коротко. И после этого отвезла его в травмпункт, где ему наложили шину и дали освобождение от бега на месяц. И дала ему еще одно напутствие — если будешь доставлять проблемы, ты вернешься домой, Джон. — Люди живут друг с другом только если это приносит какие-то плюсы, Джон, — сказала она резонно. — Я прекрасно жила одна и, поверь, в компаньонах не нуждаюсь, и если ты явился сюда нарушать порядок — нахрен это мероприятие! Ты меня понял? Джонни неожиданно понял. И неожиданно даже понял ту первую часть про «плюсы» от совместного проживания. И еще более неожиданно — он не хотел домой. — И не хватало еще обнаружить копа на пороге как-то утром, — сказала она ворчливо. — На дух их не переношу! — Не, никаких… никаких копов! — поспешно сказал он. — И никаких беременных девчонок, парень, — припечатала она, будто решила озвучить все запретные акции, а затем завела машину. — Ты здесь не за этим. Джонни к своей гордости не покраснел, но согласно хмыкнул. Она удовлетворенно кивнула. И на этом разговоре они будто достигли некой договоренности. Джонни попадает лишь в крохотные переделки, и полностью несет ответственность, если окажется в тюрьме для несовершеннолетних. Это цитата. Они закрыли эту тему, будто подписав неведомый договор о нейтралитете. И Мэг даже не наказала его за сломанный палец — что ломало шаблон взаимодействия со взрослыми.Что сказать — у нее не было детей!.. В общем, таким невиданным образом, благими намерениями выложена дорога в ад, как говорят — а в его случае это оказалась дорога к свободе. Беатрис МакТавиш, его мать, думала, что для его дальнейшего образования пойдет на пользу учеба в приличной школе столицы, и она была в своем роде права. И те полтора года, что Джонни провел там, оказались одним из самых счастливых периодов в его жизни— в компании Маргаретт, учебы в средней Школе Патерсона, вечерних вылазках с Мэттом Бирреллом… Он понял, что он не хочет просиживать штаны еще четыре года в колледже. А хочет какой-то иной жизни. Военная академия разбила матери сердце. * 18 июля 2016 г. понедельник. 2:20 pm. Прорезиненная чуть липкая поверхность мата ударяет его в щеку и висок. Соуп фыркает. Фу, признаться, спортзалу не хватает генеральной уборки, или смены покрытия. Или ему надо перестать валяться на поверхности в позе побежденного. — Поднимайся, МакТавиш, — с нескрываемым самодовольством восклицает Кайл. Это уже даже не смешно. Джонни переворачивается на спину. — Я ээ-сдаюсь, — отвечает он хрипло. — Черта с два ты сдаешься, соберись и продолжаем! — Газ неуемен и весел. — У тебя проблема с дистанцией захвата. — У меня… нога болит, — врет он. — И это никак не влияет на дистанцию, а ты просто халтурщик! Легко ему — он не выпал из тренировок и социальной жизни на две недели. И вообще не… хандрит. Джонни не понимает, зачем они продолжают барахтаться на импровизированной арене под взглядами новобранцев из Дельты, которые торчат на тренажерах. Чистое унижение. И немного жажды. А вот Роуч жадно пьет воду из своей пластиковой поилки, сидя со скрещенными ногами и наблюдая за позором старшего лейтенанта. — Прайс во вторник сказал, что мы будем сдавать ебаную полосу и огневую подготовку с рукопашным в следующий четверг вместе с новобранцами Альфы… — говорит Сандерсон чертовски довольный собой. Знаете, есть такие засранцы, которые веселятся, сообщая плохие новости. Соуп мигом стряхивает усталость. Во вторник его не было на планерке, это было почти неделю назад. — Что?.. Что за новости… На черта нам этот дроч… Роуч чуть тускнеет, потому что ответа на это не имеет. — Он сказал, что мы похожи на старые дряблые мешки с навозом, если цитировать, — карие глаза Кайла щурятся. — А вообще это смахивает на проверку пригодности за чертов Каракас… так что это и твоя вина тоже, упертый хромоногий дурак… Джонни чертыхается сквозь зубы, смахивает пот со лба. Думает, что это похоже на дурной военный боевик, где физподготовкой наказывают за промахи. Не то чтобы он жаловался на свою форму… но все равно ему кажется, он слишком стар для подобного дерьма. Ладно еще пострелять… поплавать тоже неплохо… даже бег оправдан! Он сдавал нормативы SAS несколько лет назад, но в прошлом году при переводе в 141-ую никто не интересовался скоростью его бега или способностью нырнуть на дно бассейна без акваланга и проторчать там под две минуты!.. Ему же не двадцать лет, чтобы козырять подобными мелкими фокусами, как Коперфильд… можно ли выбрать какие-то мануальные конкурсы? Есть еще один пункт… спустя долгие годы службы — Соуп все еще не любит драки. Ага. Он не знает, как ударить кого-то, кто является тебе… приятелем?.. А если его действительно поставят в пару с Газом на этот чертов профзачет?..В глубине души Джонни считает, что драться стоит лишь в том случае, если угрожают твоей жизни, а не чтобы продемонстрировать какой-то нелепый прием!.. Это… это нечестный идиотский театр!.. А он любит когда все по-настоящему! Это недостаток его философии и юношеских драк. — Давай, Джонни, — подкалывает Газ, протягивает руку, будто снисходительно. — Поднимайся! Я тебя не брошу, старик. Посмотри на свои слабые запястья… все дело в них!.. Джонни задумчиво смотрит на свои запястья, испытываю вселенскую усталость — все с ними нормально!.. Просто глубоко в душе он практичный пацифист. — Пошел на хер, Гэррик, — ворчит он добродушно, — и зови меня старший лейтенант МакТавиш, сэр, а не Джонни, так меня зовут лишь друзья!.. А ты с сегодняшнего дня исключен из этого списка!.. — Неблагодарное-старшее-говно-МакТавиш— точнее, — ржет Роуч. — Еще слово и список опустеет вовсе!.. ** Уже в душе он тщательно намыливает шею, лоб, трет уши. Чешет мыльными пальцами голову и виски, смывая пот. Ярко-розовый шрам выше колена он старается не мочить сильно, пусть тот и заклеен герметичной пленкой. Струи горячей воды льются по лицу, затекают в рот, Джонни полощет зубы выплевывает, ополаскивает лицо до скрипа. И не открывает глаза. Ему нравится Кайл, может поэтому он не может всерьез с ним спарринговать?! Он философски думает, может ли кто-то вызвать в нем такую горячую ненависть, как в старшей школе, чтобы он не задумываясь вмазал ублюдку?.. Не берем ситуацию — где тебе не остается выбора, например когда обойма немецкого MP5 пуста и перед тобой вооруженный террористический гондон, а не коллега. Мышцы бедер ноют. Кажется, он перенапряг раненую ногу — может, Газ прав по поводу дистанции. Слишком он старается побыстрее сделать рывок, будто уже восстановился, выздоровел, особенно потому, что у него не получается…Часто Джонни теряет интерес — когда цель достигнута, но сейчас мысль о том, что он безнадежен доставляет ему ментальную чесотку. Но так же у всех?.. С Газом цель его не достигнута, тот всегда уворачивается легко, хотя они в одной весовой категории, и говорит, что Соуп действует грубо, без обманок, подходит слишком близко. Его критика справедлива… дело не в травме. Справа от него Гари смывает с себя мыльную воду, насвистывая какую-то дурацкую считалку, глаза его зажмурены, на плече видна синеватая старая татуировка. Роуч вечно что-то такое навязчивое напевает — что потом заедает в мозгу на остаток дня, это его особый талант. — Ты как надоедливая магнитола, — говорит Соуп. И Роуч назло начинает мычать припев громче, назло. — Водонепроницаемая! Джонни оборачивает вокруг бедер грубое серое полотенце, вытирает ладонью лицо напоследок, стряхивая капли, и шлепает из душевой к шкафчикам. Влажность и тепло покидают его, и он ежится. Он чувствует расслабленность — это лучшее чувство, усталость после тренировки… и горячая вода. Если бы тут была сауна, как в зале около его апартаментов — цены бы не было. Но тогда ему пришлось бы платить за вход сюда, а не наоборот как сейчас — получать от государства. — …не видно!.. Видимо, неуравновешенность не удалось уравновесить. — …уже списан. Просто у всего есть срок годности… — раздается смешок. — Это молоко скисло. Соуп замедляет шаг, интуитивно прислушивается. Внутри него поднимается адреналиновое бешенство, еще не полностью осознанное, инстинктивное… как чутье хищника, учуявшего опасность. Что-то горячо пульсирует в груди, разум не поспевает за этим… Спиной к нему стоят трое — судя по бритым затылкам — новички…зеленые энергичные засранцы с налитыми мышцами и желанием выслужиться. Белозубые… самоуверенные… и тупые… Соуп знает, он сам таким был. Их хрустящие идиотские прописные истины, законы подворотен… такие свежие, что никому кроме них не приходили в голову, ага. — …Призрак до этого был неприкасаемым, я слыхал, Прайс из сочувствия позвал его, собирает команду мечты из отверженных, — с сарказмом произносит тот что слева, худой светловолосый засранец в синих боксерах. И он натягивает на левую ногу второй носок, подпрыгивая на правой. Соуп мог бы притвориться, что после этой фразы претензия становится личной. Что лично его задели, назвав отверженным отбросом… Но это не так. Он на мгновение закрывает глаза… прислушивается к плеску душевой… к бормотанию десятка голосов в длинном помещении с низким потолком. И сжимает влажную ладонь в кулак… — Что ты только что пизданул, рядовой? — прохладным тоном спрашивает он. Сцена веселья замерзает криогенным ужасом — одно дело трепаться о ком-то за спиной, и другое — быть застигнутым. Тот, что справа, отпрыгивает от товарища, оборачивается на Джонни — у него испуганные серые глаза и дебильная нервная улыбочка. Он быстро натягивает футболку, чтобы чувствовать себя увереннее. Серая трусливая мышка, которая осядет в штабе. Послушный винтик, который не станет бросать вызов. Тот, что слева от смельчака-сплетника — просто в ужасе пялится на Джонни в ответ. Тугодум. — Старший лейтенант, сэр!.. — мямлит он. Он вытягивается по стойке, хотя Соуп стоит перед ним в одном полотенце. Выдрессировали их на славу. Хоть и не по всем дисциплинам. Держать язык за зубами, например, не научили. Светловолосый засранец по центру поворачивается медленно. Кидает на Джонни оценивающий взгляд, затем опускает глаза. Ритуально. Вот он — из тех, кто выебывается на пустом месте, кто бросает вызов, когда этого не требуется. Но не сейчас. Он признает его старшинство, уступает, делая шаг назад. Раскаяния в его виде нет. Вся армия — это ебаные порядки хищной стаи, не прощающей слабость. Субординация, территории… иерархия. Язык силы… — Повтори, что ты сказал, — спокойно произносит Джонни. Он медленно поправляет полотенце, подтыкает на правом бедре плотнее, будто собирается с ними драться… видит, что трусливый отводит глаза. — Вам… показалось, сэ-э-эр, — говорит светловолосый наглец. Но не смиренно — ибо в его голосе звучит был-бы-ты-рядовым-я-бы-послал-тебя-нахуй… Это поддельная уступка. И все присутствующие слышат это. — Полагаешь, меня так контузило, что пострадал слух? — спрашивает Соуп и слабо улыбается. Джонни слышит позади, как выходят Кайл и Гари из душевых, направляются к скамьям, о чем-то оживленно переговариваясь. И останавливаются где-то позади, не заметив его. — Джонни? — окликает его Газ добродушно. Затем, будто улавливает атмосферу. И напряжение. И тут же подходит, чуть задевая левое плечо Соупа своим. — Какие-то проблемы? — спрашивает он. У троицы, не у МакТавиша. Соуп мстительно смотрит в глаза выебистому центровому засранцу. Который оказался смелым лишь в разговорах за спиной. И наверное это говорит о том, что он не безнадежен: хотя бы сумел заткнуться вовремя. Но все же дураком — нашел, где трепаться. Перемыть кости старым говнюкам можно и в столовой… и в казарме, а не там, где можно с ними столкнуться. — Этот сопляк назвал меня и всех нас чем-то вроде неликвидов…— говорит с удовольствием Джонни. — Типа, прикинь, не повезло кэпу возиться со списанными овощами… — Я слышал, фриганство нынче популярно, — в пустоту говорит Сандерсон, и Джонни не закатывает глаза усилием воли. — Роуч, потом, я решаю вопросы дисциплины и ответственности за слова! — фальшиво отвечает он. — Я вообще не понимаю нынешнее поколение, — начинает он. — Коли тебе приспичило открывать рот, имей смелость либо извиниться, либо отвечать за свои слова! Не подумайте, МакТавиш вообще не того вида мужик, который будет тыкать своим званием в лицо новобранцу, компенсируя недостаток каких-то надуманных размеров в трусах. Там все в порядке, кстати!.. Но эти деревянные двадцатилетние головы, которые без году неделя получили койко-место на базе, так сразу начинают рассуждать о ценности бойца, представляя себя на чужом месте героями… Ебаные смелые теоретики… и еще и ссутся в лицо повторить это!.. Это выше его сил. Девиз МакТавиша, и любого эдинбуржца, получавшего от него в морду— если имеешь смелость пиздеть за спиной— то имей совесть и повторить это в глаза! Сам он готов всегда. И получить и выдать. — Как тебя зовут, рядовой? — твердо спрашивает Джонни смельчака. Тон его из угрожающего становится деловым. Удивительно — присутствие Газа его успокаивает, а не раззадоривает. — Уильям Дэвис, старший лейтенант, — отвечает тот ровно. Недовольство в нем покрывается коркой холодного спокойствия. Тонкой и фальшивой вежливостью. Но уже более замаскированной, чем ранее. Учится. Кайл оборачивается на Роуча. Он не вмешивается. Джонни не собирается оборачиваться — он знает, как это выглядит— будто просить моральной поддержки, ему внезапно кажется, что Газ стоит тут, чтобы оттаскивать его — если что вдруг случится, а не помочь ему устроить взбучку этим зарвавшимся соплякам. «Тоже мне рефери!» — Сандерсон, а ты чего стоишь там… — говорит Гэррик почти оскорбленно, но сам по себе он развлекается от ситуации. — Будто тебя устраивает быть неликвидом!.. Тот фыркает: — А ко мне это не относится, вот я и не встреваю, — отвечает он глухо, вытирая башку полотенцем. — Говно прилипает к тому, кто считает, что это про него!.. А я слишком чистый! Кто однажды познал дзен… — Мы… мы не говорили про вас, — бормочет молчун слева, нащупав дипломатию в этом тезисе. Тугодум, да. Ага, разбежался, хитрожопый лицемер. МакТавиш хмыкает, показывая, что его таким дерьмом не проведешь. — А про кого вы говорили?.. — щурится Джонни. Кайл поворачивается, заинтересованный чуть более. Но рядовой Дэвис и два его безымянных друга молчат. Все, запал исчерпан. Они сдались, Джонни испытывает разочарование. Не был он силен в этой командной херне и дисциплине. — Окей… — говорит он устало. — Тогда подведем итог. Подскажи, в какой комнате ты разместился, рядовой Дэвис? — спрашивает МакТавиш. — Я передам лейтенанту Райли, что у тебя есть к нему личный разговор. Он скоро выпишется из лазарета… И на этом разойдемся… На этот раз вежливое позерство слетает с Дэвиса, он перестает выглядеть школьным здоровяком-задирой, и в глазах его мелькает тревога. Настоящая. Будто успешно притворялся хулиганом, но неожиданно пришлось столкнуться с еще большим засранцем в иерархии. Сказать что-то Гоусту в лицо не решится никто кроме Прайса. (И в последнее время — Джонни, давайте признаем этот согревающий душу факт). — Н-не надо, сэр, это… мы всего лишь дурачились, — говорит он, обнаружив заикание. — Я не хотел оскорбить лейтенанта. Просто шутка… Соуп не мелочный ублюдок. Не-а, он шотландская-фея-возмездия. На нем даже подобие килта сейчас!.. — Ладно, Дэвис, — говорит он миролюбиво. — Я понимаю. Просто это несправедливое какое-то дерьмо, не находишь… Лейтенант Райли в полном обмундировании (*31 кг) пробегает полторы мили за семь с половиной минут (2,5 км). И на твой взгляд он — списанный материал. — он делает паузу, чтобы информация уложилась в их пустых головах. — Поэтому мне кажется справедливым, если вы с… — он смотрит на второго говорливого собеседника правее. — Рядовой К-каттер, — быстро отвечает тот. — …с Каттером сейчас пойдете, наденете весь комплект обвеса, шлем… и, пожалуй, противогаз, — добавляет он, увидев как открывается рот Дэвиса. — И попробуете пройти полосу со сходной скоростью. Через пару минут я присоединюсь к вам со своим лучшим другом… — он ударяет пальцами по запястью. — Механическим секундомером. Мы будем пробовать, пока не приблизимся к нужному результату!.. Кайл качает головой, но слабо усмехается. Третий парень слева пытается слиться со шкафчиком, чтобы его не присоединили к этой миссии противостояния поколений и покорителей времени. — Так точно, — доносится до МакТавиша полное ненависти нестройное согласие. И разочарованно они принимаются доставать вещи обратно. — А кто ты? — Джонни поворачивается к третьему тихоне. — Рядовой Олдридж, сэр! — рявкает тот с тревогой. Глаза его перебегают с лица МакТавиша на лицо Газа, избегая смотреть на сослуживцев, будто опасаясь их заразного невезения. Соуп подмигивает ему. — Вот так, берите пример с Олдриджа, меньше трепет языком, больше покоя ногам! — философски резюмирует Соуп. — Молчание — военное золото! Он идет к шкафчику одеваться. Роуч закатывает глаза. Позади них царит напряженное молчание. А Джонни размышляет, что задело его в этом нелепом разговоре, что ему придется потратить минимум полчаса обеденного времени на воспитательные меры к этим двум засранцам!.. Он натягивает футболку на плечи — уже почти высох, пока запугивал сопляков. Он лезет в шкаф за носками. Соуп мог бы солгать и сказать, что общая ответственность за группу,солидарность, сопричастность — как называется это дерьмо в рекламных брошюрах о контрактной службе. Но лгать себе — поганый путь в никуда. Из него вышел бы хуевый маркетолог. Он вздыхает. По правде… Его задело, как маленький ничего не видавший в своей холеной жизниговнюк рассуждает о травмированном, лежащем в каком-то лазарете Гоусте… рассуждает так, будто имеет на это право. С позиции силы… теорий… превосходства… Будто что-то из себя представляет… судья!.. Пфф. Соуп внезапно понимает, что в груди его горячо загорается что-то похожее на гнев. Закрытое общество мужиков под одной крышей не подразумевает сантиментов…оно разделяет всех на категории «свой-чужой»,даже на той территории,где все свои. Потому что их взаимодействие подразумевает конкуренцию… выживание. Это и впрямь похоже на то, как в дикой природе на авторитет и главенство в прайде претендуют подросшие львы, еще почти без гривы… почуяв слабость и старого вожака…Примитивно, но так и есть. На иерархии здесь держится многое. И когда в молодом теле бурлят гормоны, которым нет выхода… щенки выебываются на каждого, кто потенциально слаб. Военная база — территория с уже опасными и пока-еще-подрастающими-опасными животными… И при малейшем промахе — новички чуют кровь и пытаются свергнуть авторитет… И каждый раз нужно подтверждать, что ты сильнее, возвращая на место зарвавшихся… Это нормально — бросать вызов, менять победителя, становиться мужчиной, выигрывать и уступать. Но в этой ситуации юнцы не правы. Вызов надо бросать в лицо. И они с Райли находятся в одной команде. Он защищает своих. Соуп вздыхает и натягивает боксеры на задницу. Каттер и Дэвис выходят из раздевалки, видимо, направляясь к складу снаряжения — доукомплектоваться противогазом. От них веет раскаленным возмущением, будто гудит высоковольтный провод. Джонни кривит рот, зная, что выученное молчание они прервут сразу, как выйдут из тренировочного блока, оборачиваясь каждые десять секунд — не слышит ли их тот, кого они костерят. Что ж, некоторые уроки приходится зубрить сквозь горячий пот под броником, спецовкой и противогазом. Он не замечает, что Гэррик внимательно пялится на него пару мгновений: — С лейтенантом все будет в порядке, — говорит он нейтрально. Джонни смотрит в его смеющиеся темные глаза: — Не ожидал, что ты можешь выглядеть таким суровым и справедливым!.. Типа как Прайс на минималках! — и он хихикает. — Это было сильно. И думаю кэпу понравится, что ты занимаешься нравственной работой с новобранцами! — Я не… — он затыкает сам себя. Не может же сказать, что это был мелочный мстительный акт, а не забота о нравах поколений. — Не за тем… не смей ему говорить! — Да знаю я, чувак, знаю. Просто это было хорошо. Прими это. МакТавиш не знает, как относиться к этому комплименту. В тот момент все, чего он хотел — это встряхнуть за грудки рядового Дэвиса, и крикнуть ему в лицо — «ты и понятия не имеешь!» Ты и понятия не имеешь — каково терять друзей… …или каково стрелять в какого-то живого теплого ублюдка, даже если ты знаешь, что он враг… и если ему шестнадцать, у него даже нет щетины… Никто из тех, кто приходит в войска специального назначения не имеют понятия. Первые месяцы. И он тоже не имел. А теперь — имеет.

***

Правда же состоит в том, что он не видел Райли уже десять дней. Хотя он не считал. Просто два дня они проторчали на Кубе — первый вообще выбыл из памяти Соупа, будто он был накачан чем-то амнезийным. А потом после головокружительного — от контузии и легкой турбулентности— перелета еще пару дней он провалялся один в медицинском отсеке тут в Херефорде — вечером терпя перевязки и маясь от скуки и фоновой тревоги. А спустя неделю от ранения новый медбрат с суетливыми холодными руками вытащил пару ниток из розового шрама и сказал, что он здоров. Вот так просто. Но стоит поберечь себя пару недель и лучше не напрягать связки. Джонни посмотрел на него как на тропического геккона в террариуме эдинбургского зоопарка и многозначительно покивал на этот совет. Если Гоуст и находится в каком-то лазарете — то уж точно не в местном. Если уж быть совсем откровенным — Джонни заглянул туда уже трижды на этой неделе после выписки, ссылаясь на фантомную боль в почти зажившем колене. На Соупе всегда все как на собаке заживало. Как там говорят — генетическая лотерея! Он не проверял лазарет!.. Просто… прошелся и заглянул туда. Мало ли. Но все, чего он добился — профилактический укол противовоспалительного и витамина B в левую ягодицу. Соупу не понравилась такая профилактика. И он смирился, что Райли восстанавливается в каком-то другом — наверное, прекрасно оборудованном офтальмологическом центре!.. Однако он не мог остановить мыслей о нем. Хотя у него наготове был список обоснований. Он любит списки! В конце концов — это он его, блять, спас!.. Да! Пункт первый. И он имел право знать, что со шкурой Райли… Потому что долгие десять дней — это слишком. Сам он выпадал на три дня во время пулевых. А потом его в любом случае отправляли либо в лазарет на базу, либо домой отлеживаться. Страховка не покрывает пребывание в стационаре на месяц! Это его второй пункт. Одни загадки! Поэтому в отсутствии ответов уже пару дней вечерами Джонни занимался самоуспокоительной практикой — положительными мантрами. Да, логично, что глазное яблоко это тонкая материя!.. Как виноградинка без кожи на Хэллоуин. Это вам не палец сломать! Поэтому… Гоуста собирают воедино в каком-то более продвинутом месте, чем лазарет Херефорда с двумя дежурными. Как во втором Терминаторе… Скорее всего там, в этом неведомом медицинском месте, замечательное современное оборудование и светлая нежная обстановка — в буклетах так рисуют!.. Царство бежевого! Они ювелирно соберут серый зрачок лейтенанта, как тот и был, и тот срастется просто чудесным образом, ага… И сейчас наверное светловолосые длинноногие медицинские сестры… своими теплыми руками осторожно промывают глаз Гоуста… …не то что этот бездушный хладнорукий Кэмпбелл, который кажется учился на ветеринарного фельдшера или мясника… и потому так решительно сорвал пластырь с его волосатого колена в прошлый визит, вырвав у Джонни несвоевременный вопль. Соуп вздрагивает, потому что фантазии завели его куда-то не туда. В общем — плохой знак был бы, если бы Райли вернулся собрать вещи — что бы он ни понимал под этим термином… Пару десятков масок разных оттенков черного?..

***

19 июля 2016 года, вторник. 2:07 pm. На следующий день Джонни достигает невероятного прогресса в контактном взаимодействии, уронив Гэррика на спину — маленький шажок для человека… и величайший прогресс для 141-й. Кайл — чертов увертливый засранец — сопротивляется, отпихивает Джона коленом, но тот продолжает свою пылкую борьбу, выбивает опорный локоть легким ударом… испарина на его лбу уже щекочет левую бровь. — Ха, сдавайся, засранец, — шипит Соуп. И тут сама вселенная помогает ему, потому что какой-то парень в темной майке звонко роняет металлический гриф в углу зала, что заставляет Газа отвлечься и дать слабину — на долю секунды он оборачивается, притиснутый к матам, и этого хватает МакТавишу, чтобы упереть локоть в его яремную впадину. И Джон с триумфом скалит зубы. Потому что Кайл в этом хорош,объективно, во всех этих приемах, болевых, удушающих — создающих ловушку из рук-ног-локтей. Роуча он обезвредил еще три дня назад, но Кайл не давался, у него были опыт и подготовка, которую Джонни не мог просто преодолеть упрямством. — Все, Газ, попался!.. — говорит он очевидное. Газ скептически поднимает бровь… Он еще может пободаться, если использует ноги и спихнет с себя Соупа резким движением. Но он выбирает закончить бой — они уже час возятся, зал почти опустел. — Но это немного грязновато… запястье, — показывает он взглядом. На нем колено Соупа. В рукопашном по регламенту можно бросать соперника, ударять в корпус и голову, но желательно соблюдать формальные правила — не бить по суставам, глазам, не хватать за кисти. В настоящем бою их не будет, но здесь все демонстрируют дисциплину и владение телом и разумом, контроль. Ебучая дуэль по правилам на пятачке в десять футов — чисто представление для кэпа и друг друга, а вовсе не практичный мордобой на выживание. Ну и еще это шанс навалять новичкам, если поставят с ними в спарринг. От этой мысли Соуп мстительно улыбается. Он был бы не прочь Дэвиса в пару. Плюс десять к мотивации. — Будет тебе, в следующий раз выйдет чисто, — легкомысленно отмахивается МакТавиш. На душе у него легко — от этой малой победы, которая выторгована шотландским упрямством и капелькой удачи. Он поднимается на ноги - время уже четверть третьего, а значит нужно поторопиться на обед— и Джонни разминает спину, делая глубокие наклоны из стороны в сторону, заминка. — Что, те зеленые болтуны заставили тебя попотеть, Соуп? — издевается Роуч. — Иначе чем объяснить такое рвение? — В отличие от тебя, Гари, я работаю над своими слабостями, — отвечает Соуп. — Ох, блядский боже, ты признался в слабости?! — кривляется Газ, все же уязвленный поражением. Оно было честным. — А у меня может и нет никаких слабостей, — самодовольно говорит Сандерсон. Он направляется к скамье, где лежит его полотенце. А потом… знаете, так бывает во всяких этих ваших фильмах со слоу-мо…Что-то на периферии движется, и разум еще не сразу это понимает, потому что Джонни даже не успел убрать улыбку с лица… Он медленно поднимает взгляд… и замечает высокую фигуру Райли в десяти футах от себя. Тот кидает на него взгляд, и кивает, а затем идет дальше, так что Соуп просто пялится ему в спину, сбитый с толку. Так что не успел кивнуть в ответ… все еще замерший с усмешкой для Роуча… На Гоусте черная футболка, старые тренировочные штаны и затылок затянут черной тонкой балаклавой. Он не оборачивается. Он… вернулся. И… и никто Соупу не сказал. И никто не предупредил… хотя с чего бы кому-то… Джонни борется с собой, чтобы подойти и… посмотреть в его лицо, или сказать нелепое «Хэй», раз не успел. Пока Саймон Райли невозмутимо подходит и регулирует нагрузку климбера, не торопясь, спокойно… все так же не поворачиваясь к остальным. Газ подходит ближе, молчит, будто говоря «я же сказал, с ним все будет окей, такие засранцы не тонут»… Джонни чувствует, как в зале некоторые понижают голос, демонстративно отворачиваются. И понимает внезапно, что Райли не просто так выбрал время для появления… Он сделал публичное возвращение. И… быть может, подходить или даже замечать его сейчас — это нанести удар по его репутации опасного одиночки… ослабить эффект его высокой мрачной фигуры, напомнив, что…что Райли кто-то видел в том состоянии… Но… Соуп мотает головой. Да пошли они все… все эти ублюдки и позеры. Все это царство живой природы и срачей за место в казарме… это не его выбор… И он делает шаг в сторону тренажеров, оставляя Газа с Роучем за спиной. — Привет, элти, — говорит он смело.Более смело, чем себя чувствует. И смотрит в покрасневший… слезящийся глаз Гоуста -отмечает красный кровоподтек на белке у уголка… Этот глаз с нелепыми светлыми ресницами, нормального размера, зрачок не расширен…— он все это отмечает, когда Гоуст поднимает взгляд на его левое плечо. Целый нормальный глаз… пусть и с фиолетово-желтым отеком вокруг.Три недели, ага… — Привет, Джонни, — отвечает Райли. И на этом все заканчивается. Лейтенант не спрашивает его, как дела, не склеил ли парочку медсестер своим раненым коленом,как и МакТавиш. Это было бы безумием. Хотя Джонни думает, что хотел бы когда-нибудь… быть тем человеком, кто может задать Райли такой вопрос. Гипотетически. Он… он отложит его на полочку. На тот случай, когда… — Хорошей тренировки, — говорит Соуп, и разворачивается. Ему еще нужно проверить, не трепятся ли в душевой очередные дурачки. База — это место, где всегда найдется занятие деятельному человеку. Он усмехается. Он выходит на улицу и густой западный ветер дует ему в лицо. В этом ветре Соуп слышит звук серьезных изменений… ему кажется, что это и впрямь ветер перемен. Но прямо сейчас он чувствует умиротворение.

***

21 июля 2016 года, четверг, 10:15 am. И если Джонни когда-то роптал на свою судьбу, шутки вселенной… Если когда-то он ждал наградыот справедливого мироздания, то пора было ему и смириться с реальностью, правда?.. То, что он хочет быть хорошим парнем — лишь его выбор. Никакой седовласый хрен в рясе не скажет ему за это спасибо!.. Не, он только посмеется над ним и его планами. Прайс возвращает его в реальность, когда произносит: — МакТавиш?.. Идешь?.. И Соуп моргает. Ему кажется, что он слышит шепотки, когда делает шаг вперед, Сандерсон отходит с его пути, но в его глазах Джонни замечает легкую тревогу. Часть уже закончила этот цирк и пошла в раздевалку. Кто-то остался смотреть, любопытные зеваки, усмешки и бормотание… Газ стоит у входа, беседует с командиром Дельты, Левинсоном… Прайс нетерпеливо фыркает в усы. Он выглядит скучающим и тем не менее внимательным. Джонни хочется сказать — «а вы уверены, кэп?» Джонни хочется спросить — «эм, а у лейтенанта есть справка о пригодности?!» Джонни хочется завопить — «вы что, чокнулись все, пусть сидит в лазарете!» Но господи, это же будет звучать будто это он - мелкое ссыкло!.. Трусливый шотландский клоун!.. Запустить фейерверк может, а больше и ни в чем не способен быть профи… эмоциональная старлетка, неспособная к отстраненности!.. Джонни хмурится, потому что эти эпитеты не могут ему самому принадлежать… …и тогда он запоздало понимает, что его защитная система пытается хоть как-то пробудить в нем инстинкт сохранения… чтобы онразозлился, ведь иначе… Он выходит в центр, и смотрит в лицо Райли… …у них разные весовые, и это как всегда никого не ебет. — Раз, два, три, — говорит Джон Прайс, и Джонни чудится в его голосе смех. Но он сам себе не доверяет, в таких ситуациях. Ему… кажется, что он слышит смешки отовсюду… …голоса… …шепот… кто-то ставит на то, что ему крышка… Он мотает головой, отгоняя их. А затем в его левое плечо прилетает удар, так что он валится на спину, и все, что ему остается — выживать. Пока Райли пытается прижать локтем горло, он умудряется увернуться, вскочить на колено… в спину его пихают коленом! Дерьмо!.. Джонни знает, что нужно… подняться, чтобы построить новый контакт по его правилам… не дать… себя поймать!.. Он отворачивается от дыхания Гоуста… влажного и тяжелого даже сквозь маску… чужие пальцы безжалостно сжимают лодыжку больной ноги, и боль такая, что Соуп сжимает зубы. Он старается выровнять дыхание. Хер уж… он… не будет сдаваться. Звуков больше не остается… Джонни кажется, что он оглох, и слышит только их грубое копошение и удары о мат, дыхание Райли, скрип его коротких ногтей о ткань формы Джонни… это… эффект от адреналина, он знает… фокусировка… — Соуп, верни дистанцию, — говорит внезапно знакомый голос так громко, что он вздрагивает, но не поворачивается. Он не отвлекается. Газ… вернулся и хочет… хочет, чтобы Джонни… смог… — Гэррик прав, МакТавиш, — говорит Прайс. — Не считая того, что он уже поставил двадцатку… не скажу, на кого…— и в его голосе даже сквозь шум крови в ушах Джонни слышит издевку. В нем просыпается звериное… злое… будто эти кретины смотрят на развлечение… а он сейчас совсем не в том настроении! Он собирается… игнорирует боль в колене… ему нужен просто рывок, сверхусилие… Гоуст весит больше двухсот?! И Джонни отталкивается кулаками от пола, сдирая костяшки в кровь, будто отжимаясь, пихая Гоуста спиной… так что тот падает. И они меняются местами. Райли в своих защитных перчатках, это Джонни капает красным на ковер, футболка вся мокрая от пота… черт… пальцы становятся липкими. Джонни чувствует, как кровь прилила к лицу… у него горит рот и уши, пульс бьется в горле. Гоуст неожиданно медлит… и смотрит ему прямо в глаза, и в них мелькает что-то…что-то человеческое… это самый близкий синоним… что-то наподобие сомнения… или опасения… но Соуп… не может распознать, что это, не видя остального лица…никогда не видя его лица…видя лишь светлые глаза на темном овале маски… В нем клокочет что-то животное и злое!.. Он вспоминает смешки новобранцев… он не хочет ничего распознавать!.. Это игра… с нулевой суммой… лишь один победит… Гоуст ударяет его в бедро левой. Сильно. Больше не смотрит в его глаза. Опасность… угроза…Соуп старается пробудить то, что помогло ему выжить десяток раз. Разогнать свою нервную систему по максимуму!.. Потому что в этом его шанс. Джонни глотает боль, до дна, уворачивается от нового захвата. Ноги… надо держать их подальше… Газ больше не говорит ни слова… но он тут рядом… он показывал ему сто раз, и болеет за него. И выбив руку Райли коленом, пока тот поднимается, он ударяет локтем его в шею… наваливается, чтобы засранец не встал!.. …слишком близко… спина Райли широкая, затянута темной застиранной тканью спецовки, мокрые пятна от его собственной крови выглядят черными… …нога Джонни ноет от ударов и пинков… но он почти не чувствует это. — Давай, МакТавиш, ты возишься, — говорит Прайс скучающе. Гоуст пользуется этим, чтобы ударить его затылком в подбородок, Джонни уворачивается. И ловит его левый локоть, чтобы схватить в болевой…почти полицейское задержание… Раздается свисток. Джонни опять вздрагивает… он и не знал, что у кэпа он есть.Адреналин остывает на его губах… А пальцы дрожат от напряжения… И… звук пока еще не вернулся… И… Гоуст вдруг выдыхает… и будто теряет сознание… обмякает под его коленом и локтем… ложится грудью на ковер… как умирающее или спящее животное… что за дебильные ассоциации у него на уме?! Так что Соуп мгновенно отпускает его, почти испуганно. И тревога приходит на смену азарту мгновенно: — Эй… Райли… Гоуст… — хрипло бормочет он и трясет его за плечо. — Ты окей?!.. Райли, ты чего?! — Слезь с меня, Соуп, — глухо отвечает Райли. И Джонни отшатывается, садится на задницу. — Все окей?! — повторяет он, как идиот. Но ответом ему служит молчание. Саймон Райли быстро поднимается на ноги, поправляет на затылке маску. И больше не оборачивается. Будто закрылась какая-то дверь. И тогда возвращаются звуки… сразу. К нему подходит Сандерсон, подает ему руку: — Чего расселся, теперь ты должен мне десятку… я из-за тебя проспорил кэпу, — говорит он ворчливо. Соуп хватает его за руку, тот легко дергает его на себя. И дает полотенце. МакТавиш смотрит на полотенце в своих руках потерянно, пока Роуч не прижимает его к костяшкам левой руки… Джонни слегка оглушенный. И кажется всем это очевидно. Джонни быстро оборачивается на спину лейтенанта, фигуры в черном на фоне зеленой формы Дельты. Райли направляется к скамейке позади зевак. Прямой и спокойный. Его провожают взглядами, но в них не мелькает восхищения или страха… только любопытство. Прайс говорит им с Роучем, чтоб они свалили с ковра, потому что экзекуция еще не закончена. И нехрена занимать площадку. И чтоб «Соуп подчистил за собой беспорядок, оправдывая прозвище» — раздается пара нервных смешков. А МакТавиш вытирает полотенцем несколько капель с пола. И возвращается в толпу ожидающих, что-то ноет у него в груди… он не может сосредоточиться. — Ты... ставил на него?! — спрашивает с фальшивым укором Джонни. Не уточняя на кого «него», это очевидно. Роуч смущенно пожимает плечами, наблюдая за тем, как коренастый капитан Дельты вызывает пострадавшего в понедельник от забега Каттера и какого-то Уоттерса… и двое бритоголовых парней выходят в центр. Соуп поднимает бровь, надеясь, что первый из них еще не отошел от полосы препятствий. — Зато этот хитромудрый змей выиграл мою десятку у Прайса, — говорит Сандерсон, кивая на Газа. А Джонни лишь видит, как Газ слабо улыбается. И когда все увлеченно смотрят за следующими, Кайл наклоняется к нему. — Он тебе поддался, — говорит он еле слышно. И Джонни сглатывает густую и противную слюну. Потому что… потому что он знает. Это… это могло стать легендарным возвращением Саймона Райли… который после недавнего опасного ранения смог восстановиться за пару недель… он мог показать соплякам, что с ним лучше не связываться и не болтать о нем… просто вырубив Джонни с одного удара… а вместо этого… Джонни не понимает, зачем это все… почему Гоуст не стал его дожимать, когда мог, а решил позволить… И… и почему Прайс поставил их вместе?.. В этом… просто нет смысла…