Свет упавшей звезды

      К походу в Сарнор нужно было подготовиться. Обычно Теалор не придавал большого значения своей внешности, но сейчас… стоило подумать, какое впечатление он произведет на местных.        - Не одолжишь мне свой плащ?       В первый миг не ожидавший такого вопроса Сальваторе вцепился в полы своего одеяния, но справился с собой и явно нехотя разжал руки.        - Я могу, конечно, но… зачем? Я просто не вижу смысла, у вас же прекрасные доспехи - ну, кроме сапог…        - Вот как раз сапоги мои теперь вполне уместны, в отличие от всего остального, - не прекращая говорить, Теалор перекинул волосы вперед и чиркнул ножом, отрезая все, что ниже плеч. - У меня нет ни плаща, ни котомки, мои доспехи сделаны именно под меня, а не сняты с трех покойников, я иду с той стороны, откуда не возвращаются, и даже не знаю, кто теперь правит Северным королевством… Как ты думаешь, позволят мне войти в деревню - или попытаются убить еще у ворот?        - А вас могут у-убить?! - голос ученого на последнем слове заметно дрогнул.        - Само собой, я ведь простой смертный, пусть и одарен магией. Конечно, убить меня непросто, - Теалор ободряюще улыбнулся, - но я бы предпочел вовсе до этого не доводить… и быть для местных очень невезучим наемником, а не заблудшим.       Сальваторе открыл рот и снова закрыл, будто выбирал вопрос, который стоит задать первым.        - Ага... а волосы зачем резать? Разве невезучий наемник не должен быть заросшим?        - Затем, - голос вышел гнусавым и манерным одновременно, потому что именно в этот миг Теалор оттягивал скрученную в тугой жгут бороду; ученый захихикал, а Теалор отхватил больше половины бороды и уже обычным голосом продолжил: - Затем, что наемник может быть заросшим, даже может быть безобразно заросшим, но отращивать такие косы, чтобы на них же при оказии повеситься, не станет никогда… если, конечно, не умеет их правильно носить. Я не умею и более того - не хочу учиться… Так что, ты дашь мне плащ?       Плащ из толстой кожи немного пах рыбой и годился лишь на то, чтобы набросить его на плечи - влезть в эти рукава Теалор смог бы разве что в своей бесконечно далекой юности, и то навряд ли. Длиной плащ тоже не вышел, зато в плечах неожиданно легко сошелся, закрыв кирасу.        - Сойдет, - заключил Теалор, примерив плащ так и эдак. Затем снял и протянул хозяину: - Держи. Солнце высоко, я успею сходить за хворостом…        - Вы же к людям собирались… - удивленно квакнул Сальваторе. - Или нет?        - Собирался, но несколько дней ничего не изменят. А тебе нужен запас дров и пищи, чтобы поменьше выходить наружу, а то встретив тебя без плаща, любой нападет без раздумий. Не будем рисковать понапрасну.       Горб ученого на поверку оказался не просто скрюченной спиной, но гроздью полупрозрачных кожистых пузырей и огромных, но, похоже, незрячих глаз. Встретишь этакую тварь в горах или у озера - рука сама к оружию потянется… Дрянное вышло бы вознаграждение за помощь.       Заготовки заняли больше недели, но уходил Теалор со спокойным сердцем: дров и рыбы ученому хватило бы на неделю, а больше для разведки и заработка и не требовалось. Только непривычно было, поправляя стянутые узлом рукава плаща, натыкаться пальцами на пустоту - брошь серафима он оставил в сторожевой башне, ибо невезучий наемник не находит таких драгоценностей, плутая в горах, и не снимает их с трупа такого же бедолаги. И уж сарнорцы, дети и внуки жрецов, вполне могли понять, что перед ними, хуже того - кто. Помня, что у Наратзула было почти тридцать лет, чтобы одним своим именем перечеркнуть всех Арантеалей до седьмого колена, Теалор не собирался рисковать.       Он вышел с рассветом и, когда солнце начало клониться к закату, дошел до бывшей развилки - места, где в полуразрушенную дорогу некогда вплеталась еще одна, идущая с востока. Теперь от нее ничего не осталось, кроме указателя, покосившегося и потемневшего от времени. Одной стрелы уже не было, напоминали о ней только борозды на столбе да ржавые гвозди; “Она…т”, гласила вторая, уткнувшаяся полусгнившим острием в землю. Только третья - “Сарнор” - упрямо смотрела на север.        - Стой, кто идет! - рявкнул страж ворот, обнажив меч. В густых сумерках сложно различить, человек перед тобой или заблудший… но заблудшие обычно не подчиняются обычным приказам.       Теалор замер, подняв пустые руки, и проворчал достаточно громко, чтобы быть услышанным:        - Все, стою, видишь? Еще оружие сдать вели…        - И велю, если дурить будешь. Кто таков? Идешь откуда?        - Телдрон я, наемник из Дарлана, - пусть он много лет не был в родных местах, северный выговор легко ложился на язык. - Заблудился в горах, которую неделю брожу… думал, так и помру, пока дым не увидел…        - На дымок, значит, пришел, - протянул стражник вроде бы с сочувствием, но не торопясь опускать меч. - А скажи-ка вот что - тебя этой ночью градом не прибило? А то же льдины с кулак с неба падали…       Среди заблудших всякие попадались - не только гниющие трупы и бесплотные духи, но и такие, которых от людей не отличишь; Теалор сам таких не видел, но знал, что заблудшему надо задать неожиданный вопрос, тогда он растеряется и выдаст себя. Заблудший не заметил бы градин, ломающих ему кости, или сказал, что укрылся в храме или старой крепости… и попался бы в ловушку, потому что града ночью не было, но мертвец, не чувствующий боли и неспособный отличить льдину от камня, не смог бы этого понять. Теалор подпустил в голос раздражения:        - Ты дурной или нажраться успел? Не было ночью никакого града, ни с кулак, ни с горошину, - и добавил, будто сообразив: - Или ты меня на мертвяка проверяешь?        - Проверяю, - согласился стражник, убирая меч в ножны. - Места тут неспокойные, всякое бывает… Проходи давай.       И открыл неприметную калитку чуть в стороне от вросших в землю ворот. Но стоило Теалору сделать пару шагов, как бдительный страж поднял руку, веля остановиться:        - А ну-ка стой!        - Теперь что не так?        - От тебя смердит, вот что! Ты болен чем или в тухлой рыбе спал?       От плаща пахло рыбой, сообразил Теалор. Видимо, то, что казалось ему вполне терпимым запахом, другие люди чуяли как вонь… Пожалуй, хорошо, что он не восстанавливал обоняние.        - Лучше тебе не знать, где я спал, - криво усмехнулся он. - Сам хотел бы забыть… Отведи меня в храм, а? Там разберутся.       Просьба эта окончательно убедила стражника, что перед ним живой, и он все-таки пропустил Теалора внутрь, пусть и зажав нос. Даже до храма проводил, кликнув сменщика на свой пост - разумное решение: кто впустил чужого, тот за него и отвечает до допроса.        - Привел чужака, брат Омак. Говорит, наемник из Дарлана, заблудился в горах…        - И как это ты к нам попал из самого Дарлана? Дезертир, что ли? - жрец посмотрел остро, но без неприязни.       Север с кем-то воюет? Как интересно…       Но не время было для расспросов - жрец ждал ответа, а Теалор не знал даже, что отвечать. Он, конечно, заготовил парочку историй для местных, но теперь они казались неуместными и неправдоподобными. Кто будет вести научные изыскания во время войны? Какого безумца понесет за проклятым серебром из давно покинутого замка, когда можно награбить и поближе… где бы это “ближе” ни находилось? Он глубоко прерывисто вздохнул:        - Можно и так сказать, - сейчас ему не приходилось изображать волнение - сердце колотилось как бешеное, кровь стучала в висках. - Почти все мои товарищи погибли, а с остальными… было хуже смерти.       Он вспомнил паладина, упавшего и восставшего в считанные мгновения - а сколько раз бедолага так падал и поднимался? Каково ему было осознать, что смерть не приносит освобождения - лишь недолгую боль, прежде чем душа снова вернется в тело? И еще раз, и еще - до тех пор, пока мучитель или его подручные не снимут чары…        - Меня приняли за мертвого, - и выбросили, вычеркнули из памяти, как ненужный хлам, пробилась сквозь волнение ядовитая злоба, но Теалор придержал ее, не давая просочиться в голос. - Но я был жив… и бежал.       В последний раз он так сильно волновался лет в сорок, на перевале в Морозных утесах, когда его отряду пришлось идти по старому веревочному мосту над пропастью. Один неверный шаг, одна слишком хрупкая доска могли стоить ему жизни… а слишком резкое движение назад в попытке спасти товарища могло стоить жизни всему отряду. Тогда перед переходом Теалор велел всем напиться успокоительных зелий, а ему самому не хватило - и он ступил на мост последним, точно зная, что, случись ему оступиться, на его крик никто не обернется.        - Потом плохо помню… нашел убежище, вроде отлежался, даже раны залечил… а потом уже заплутал в горах. Даже не скажу, сколько бродил - сперва худо было, потом в днях запутался… что не первую неделю, это точно, а так не знаю.       Он вспоминал тот мост, вглядываясь в обветренное лицо брата Омака, и еле сдержал вздох облегчения, когда взгляд священника чуть потеплел:        - Везучий ты парень. Ладно, часовню я еще не закрывал, пойдем к алтарю - Творец очистит…       Многое подумалось Теалору об очищении и святой воле Творца, но он счел за лучшее промолчать. “А если Творец все же очистит… землю от меня и моих нечестивых помыслов?” - но вместо беспокойства странная мысль вызвала лишь невеселую усмешку. Вздумай Творец покарать человека, без малого тридцать лет сидевшего в плену его святилища, Теалор бы, пожалуй, начал понимать своего сына.       Но алтарь молчал, лишь обнял на миг волной золотистого сияния. “А ты ждал чего-то другого? С чего бы богам говорить с дезертиром?” - Теалор не понял, откуда пришла эта мысль, почему именно сейчас, ведь он ничего особенного и не ждал… но она пришла, пробудив слепящую злость и на миг вытеснив собой все остальное. Он резко выдохнул - может, чересчур резко - приходя в себя, обернулся на священника:        - Видишь? Не мертвяк.        - И правда, - кивнул тот и вдруг хмыкнул: - Хотя смердишь не хуже, тебя даже под мое слово ни в один сарай не пустят. Давай-ка дуй на задний двор, там кадушка с водой, а я пока поищу что-нибудь на смену.       Ряса и штаны из запасов брата Омака казались невесомыми, как самый дорогой шелк; если бы грубая шерсть не колола растертую докрасна кожу, Теалор бы и вовсе забыл, что одет. Хотя и так помнилось с трудом: лишившись привычной тяжести доспехов, он будто снял вместе с металлом кожу и плоть, а теперь заново учился ходить, стоять, сидеть - тем, что от него осталось.        - Что, совсем без сил? - посочувствовал брат Омак, глядя, как Теалор, шатаясь и хватаясь за все подряд, ковыляет по заднему двору.        - Может, и не совсем, но… не знаю. Тяжело, - действительно тяжело было двигаться, не встречая привычного уже сопротивления, и страшно - а ну как ветром снесет.        - Бывает. Пойдем, провожу до постоялого двора, там уж сам разберешься… за доспехи не бойся, ничего с ними до утра не сделается, - добавил святой брат, проследив за взглядом Теалора.       На постоялом дворе было многолюдно - посмотреть на чужака в зал набилась вся деревня - и шумно. Теалор давно отвык от этого - от десятков взглядов, устремленных на него, от десятков голосов, звучащих одновременно, но говорящих разное, от сыплющихся отовсюду вопросов.        - Кто таков?        - Откуда будешь?        - Дезертир, получается? Или из плена сбежал?        - Я слышал, Дарлан срединники взяли… или все-таки не взяли? Не знаешь уже?        - А правду говорят, Наратзул Арантеаль объявился? - спросил кто-то. Как горсть репьев сыпанул за шиворот.        - Как… как объявился? - переспросил Теалор, проглотив “он пропадал куда-то, что ли?”        - Да вот и непонятно. Столько лет о нем не слышали, а тут на тебе, вылез!        - И удобно так, как раз когда Таранору кисло стало…        - Самозванец это, точно вам говорю. Настоящего-то казнили, небось, давно, и поделом - нечего народ баламутить, да и треомарцев жалко.        - Так он же вроде бежал из Треомара, нет?        - Даже если и бежал, сам посуди: на кой ему наше королевство, заняться, что ли, больше нечем? Точно Таранор ряженого выставил…       У Теалора закружилась голова. Что произошло?! С Наратзулом, с Треомаром и его жителями… со всем?       Он резко встал и, покачнувшись, схватился за стол:        - Мужики, я это… устал очень. Можно у кого из вас в сарае заночевать? Я отработаю…       Казалось, он уснет, едва рухнет на солому, но нет. Голова гудела, как часовой колокол, ныли мышцы от нерастраченной силы, но сон не шел. И не думалось о том, что же он пропустил за двадцать семь лет - хотя об этом-то стоило подумать в первую очередь, - все мысли и чувства перекрывало одно-единственное слово.       Дезертир.       Ядовитое, мерзкое слово, выжженное изнутри черепа, никак не желало погаснуть, хотя умом Теалор и понимал: что еще о нем могли подумать? Даже не о нем, а о Телдроне из Дарлана…       “Не лги хотя бы самому себе, Теалор. Да, простой наемник Телдрон может быть дезертиром, его даже не осудят строго… Но ты - ты, несгибаемый слуга богов, верный исполнитель их воли, командир, готовый жертвовать собой прежде подчиненных! Просто признай: ты дезертир, и предательство твое куда страшнее преступления выдуманного тобой человека”.       И Теалор не мог отмахнуться от этих мыслей, как от назойливой мухи, потому что… возможно, в каком-то смысле это было правдой.       Ирланда никогда не бросала таких обвинений ему в лицо; если честно, после того, как Теалор отказался оставлять пост ради новорожденного сына, она с ним вообще не разговаривала. В присутствии посторонних держала маску безразличия, как и полагалось Рожденной светом; наедине делала вид, что Теалора не существует, и он соглашался не существовать. Не звать по имени, не унижаться, моля выслушать, не подбирать мучительно слова - это никому не принесло бы пользы. К тому же, он со дня на день ожидал решения Совета.       И решение было не тем, которого он ожидал. Рожденная светом Ирланда выразила… не несогласие, даже не сомнение - пожелание. А пожелала она проверить его еще раз, прежде чем возводить в чин серафима.       “Теалор Арантеаль, без сомнения, доблестный воин, который принесет нам много пользы, - говорила она. - За время его службы я убедилась в его верности и оценила его достоинства в полной мере… мне показалось, что у него блестящие задатки не только воина, но и правителя, и не вполне справедливо будет забывать об этом. Возможно, стоит дать ему проявить себя и на этом поприще - там, где это проще всего, скажем… в Эндерале?”       На Теалора она не смотрела.       Эндерал, потому что великий магистр - должность выборная, и не нужно отвлекаться от службы Рожденным светом, чтобы захватить власть, как в Нериме. Эндерал, потому что его жители богобоязненны, но горды: воля Рожденных светом для них священна, но великий магистр - простой смертный, пусть и обласканный богами, и должен еще заслужить уважение своего народа. Эндерал, потому что можно, прикрываясь самыми убедительными доводами, не возводить Теалора в серафимы до тех пор, пока он не докажет, что достоин… вплоть до “никогда”.       “Никогда” Теалора растянулось на долгих пятнадцать лет, от четвертого сигила - все же паладина Ирланды, пусть и иноземца, не причислили к послушникам - до первого, высшего, когда отказывать ему в возвышении уже не осталось ни поводов, ни причин. Ирланда же, не простившая ему когда-то Наратзула, теперь не простила брошь серафима и мантию великого магистра - он не должен был справиться! Но справился, притом безупречно! Она не простила. И иногда, где-то раз в десятилетие, натягивала поводок, через третьи руки - никогда лично - веля бросать все, становиться во главе паладинов, нестись в любой конец мира и карать от имени Рожденных светом… Так случилась Ночь тысячи пожаров в Кире и не только она.       Это была не обида женщины за поруганную любовь, но наказание хозяйки: у собаки, впервые ослушавшейся приказа, отбирают вкусную кость, второй раз бьют палкой, на третий - перерезают горло. Кость свою Теалор все-таки получил, пусть и не сразу, а вот с палкой и ножом знакомиться не хотелось… Он был безупречен - раздражающе безупречен, так, что не придраться. Ему даже казалось, что этого достаточно.       Тогда этого и впрямь было достаточно, но теперь голос, так похожий на голос Ирланды, шептал ему: “Твоя безупречная исполнительность, ответственность за твоих людей и отвага ничего не стоят, потому что будь ты безупречно верен своему долгу с самого начала, не пришлось бы становиться идеальным во всем остальном… Вся твоя блистательная жизнь, Теалор - следствие того, что однажды ты дезертировал. А значит, как и все предатели, сделаешь это еще раз”.       Теалор сжал зубы до скрипа.       “Ложь! Да, я совершал… ошибки, но когда речь шла о жизни моих людей…”       “Ты исполнял свой долг. Разумеется, но лишь потому, что тебе это было выгодно. Скажем, тогда на перевале ты знал: тебя как старшего в отряде и как неримца будут судить строже, чем судили бы любого другого. Ведь знал же, правда?”       Крыть было нечем: Теалор действительно знал. Знал, что хранители пристрастны, что нужно заслужить доверие. И все же…       “Ой, брось. Никаких “все же” не было, просто там и тогда тебе нужно было поступить благородно - но правда в том, что если бы тебе понадобилось, ты совершил бы подлость не раздумывая, а потом забросал эту подлость красивыми словами о своем долге. Правда в том, что ты всегда делаешь то, что тебе больше нравится, а вовсе не следуешь своему долгу и присяге, как утверждаешь. Прими свою сущность, низкую грязную сущность дезертира, и смирись!”       “Никогда!” - он обхватил руками голову, пытаясь выдавить проклятый голос или хоть отвлечься на боль, чтобы не слышать, но не получалось. А голос все говорил и говорил, и, возможно, отчасти его слова были правдой… но тем сильнее не хотелось верить и соглашаться.