Гадание на кофейной гуще

      Перед сном, Сигма заметил, что очень много чихал. Действительно, ведь его явно кто-то вспоминает...       Переодевшись в пижаму, и прилегши на кровать, студент поставил себе восемь будильников на 6:30, готовясь уже засыпать.       И Сигме снился Гоголь. Как он делает для него кофе, как надевает бесчисленное количество колец на его пальцы, как он говорит Сигме о своих чувствах... И вроде бы это задевало что-то глубоко в сердце, взаимной симпатии это вызывало очень мало, если вызывало вообще.       С этого дня абсолютно в каждом сне Сигмы присутствовал Николай. И это бесило. Безумно хотелось купить себе черничный раф как вознаграждение за проделанную работу над кучей проектов по учёбе, но нет же! Такая роскошь доступна лишь во сне.

◈◈◈

      – Блин, Фе-е-едь... – С досадой тянул Гоголь, пока преподаватель вышел по делам, оставив студентов без присмотра – Что вообще можно такого сделать, чтобы Сигма обратил на меня уже внимание!? Столько времени прошло с его признания, а он закрылся будто ещё больше... Даже в кофейню не ходит.       Достоевский еле вынырнул из своих мыслей о недавнем происшествии. Дело в том, что пока он собирался увести наивного, но предчувствующего что-то нехорошее, Ацуши, его заметил Шибусава, который к ним «доебался без причины», как он думал. В итоге, так как появился свидетель, жертвоприношение пришлось опять отложить на потом. Это расстраивало. Если что-то шло не по плану, хотелось со злобы грызть ногти и губы, что Фёдор сейчас и делал.       – Федь? У тебя кровь, ты что делаешь!? – Коля отстранил чужую несчастную руку от лица, прося внимания – У тебя случилось что-то?       Достоевский промолчал секунд десять, прежде чем ответить:       – Нет. Что ты хотел? – Включившись в реальность вопросил он.       – Я говорю, Сигма снова меня игнорить начал! – С толикой истинной грусти повторил Коля.       И ведь действительно ему стало грустно настолько, что вчера, в абсолютно меланхоличной манере, под осенний дождь, он слушал Митски и плакал в подушку, думая, что находится в сериале. Всю ночь листал фотки Сигмы, шмыгая носом, периодически опять утыкаясь в кровать лицом. Фотографии его объекта симпатии в пинтересте не содержали каких-либо селфи или даже намеков на хоть одну картинку с лицом. Всё, что Гоголь смог раздобыть, это были общие университетские фото и иконка со студенческого Сигмы. Вообще, Коле хотелось эту самую иконку носить в нагрудном кармане, возле сердца, но что-то не давало ему перейти эту черту дозволенного, когда развешиваешь у себя в комнате фотки человека в которого влюблен, или когда фоткаешь его из под тишка. Ну, факт того, что он стоял у Сигмы под дверью, Николай успешно игнорировал, не понимая, что это ещё более жутко. А вдруг он его отпугнул? Не был достаточно бережен?       – Рад, что ты обратился за советом именно ко мне – Оживился Фёдор, зазнаисто положив руку на грудь – Меня часто спрашивают о том, как привлечь внимание игнорирующего человека. Всё зависит от характера ситуации, да и методы разнятся. К примеру, поджог дома объекта симпатии, взятка его юристу, который собирался дать тебе запрет на приближение... Явление в кошмарах, приворот, или даже свидание в ресторане. В твоём случае, я думаю, что тебе нужно явиться ему во сне.       Гоголь быстро кивал на протяжении всего рассказа, схватывая налету.       – А почему именно во сне? Может, в жизни было бы лучше? Ну там, в окно к нему залезть, к примеру. Я на пятый этаж смогу, если что – Со всей честностью выдал Коля.       – Не, ты в жизни проявил достаточно инициативы, а твой претендент просто испугался твоего напора и выбрал самоизолироваться, разубедить себя в том, что судьба и Бог велели вам быть вместе. Глупый поступок, между прочим – идти наперекор предначертанному – Балаболил Достоевский, стараясь жестикулировать, чтобы сохранять внимание Коли. Выходило вяло из-за недосыпа, руки еле слушались – Ну, если он решил скрыться, то нужно ненавязчиво ему намекнуть о том, что ты всегда рядом с ним и не покинешь его, пока смерть не разлучит вас.       – Боже, Федя, ты просто гений! Не знал, что ты такой романтик... – Восторженно вскрикнул Гоголь, сложив руки в замок – Стоп. А как я ему приснюсь? Я ведь не умею, что делать!?       – У меня всё схвачено! Есть одна книга с древними славянскими ритуалами... Из-за того, что там, конечно, расчет исключительно шел на брак и потомство, мне придется опять перекроить часть обряда, но чего не сделаешь ради чужого счастья.       – Ты единственный мой самый лучший друг, Федя... Никто не понимает мои чувства так, как ты!       – Я добродетель в её истинном обличии. Пошли отсюда, нас ждут великие свершения.       – Да, нахуй учебу! Всё ради любви...

◈◈◈

      – Теперь представляй, как попадаешь в его разум – Гипнотическим тоном произносил Достоевский, пока Гоголь старался сконцентрироваться, находясь в кругу из красных, алых и черных свечей-цилиндров.       – О-о... Здесь так темно. Неужели Сигма о таком думает? – Прокомментировал Коля, не планируя открывать глаза.       – А что ты ещё видишь, кроме темноты?       – Шторы с бахромой, архитектурное здание за окном... И здесь очень холодно!       – Когда я отсчитаю до трёх, ты начнешь медленно засыпать, транслируя своё послание Сигме. Раз... Два... Три.

◈◈◈

      Сигма, будучи абсолютно поникшим, вновь вырезал фрукты из пенопласта, но в этот раз в другом кабинете. Шибусава равнодушно смотрел, как его одногруппника трясет, то ли холодно ему, то ли волнуется из-за чего-то.       – Ну что опять? – Закатил он глаза, видя, как Сигма срезрал лишний кусок материала, из которого делал грушу.       – Мне опять снится он. Уже две недели прошло, это не прекращается...! – У него зуб на зуб не попадал, предложения выходили скомканными и непонятными.       – Ну и? – Одноклассник всем видом демонстрировал крайнюю степень раздражения чужим мандражом.       – И я устал, ибо больше не чувствую себя выспавшимся и...       «И в безопасности» – Хотелось добавить.       – И что такого тебе приснилось? – Будто в пустоту задал вопрос Шибусава, чертя рунические ставы в тетради.       – Он мне слёзно признавался в любви под грустную песню из какого-то мюзикла, просил зайти в кофейню и поучаствовать в конкурсе на бесплатный кофе. Одноклассник одарил Сигму самым надменным взглядом, на который вообще был способен человек.       – И ты из-за этого трясешься весь день?       – Да!       – То есть, это даже не влажный сон, с коих бесятся мимозы вроде тебя, но ты всё равно сходишь с ума?       Сигма моментально покраснел, злобно уставившись на статичного парня. Встав в позу строгой матери, узнавшей, что её сын матерится, он сначала продемонстрировал своё недовольство – цикнул, а затем стал собирать вещи, чтобы показательно отсесть за другую парту. Без лишних слов.       Шибусава никак не отреагировал на такой излишне алгоритмический выпад со стороны Сигмы и продолжил рисовать рунические ставы на избавление от скуки и неженок вокруг.       На этом приключение Сигмы не заканчивалось, ведь вещи-то он собрал, а сесть негде. Опять совместный урок с другой группой из-за ошибки в расписании. В такие моменты, становилось интересно, кто вообще в ответе за этот балаган!?       Единственное свободное место в кабинете – рядом с Дазаем, и Сигма уже пожалел о том, что не посмотрел сначала на количество свободных парт, ведь с позором вернуться к Шибусаве он не мог.       Он тихо сел рядом с Осаму, который так посмотрел на него, будто только этого весь день и ждал. Сигма уже понял – не видать ему покоя сегодня.       – Ну? – Прошептал ему тот, выжидая объяснений.       – Что ну? – Озлобился Сигма, раскладывая вещи и отодвигая стул к стене. Дазай это действие заметил, намеренно подвинувшись ближе.       – Почему ты сюда отъехал? Неужели не выдержал невыносимого холода со стороны Шибусавы?       – Почти верно.       – И что он сказал?       – Неважно – Сигма усиленно делал вид, будто собирается писать конспект, но Осаму знал, что тот не сможет сконцентрироваться, потому продолжил выпытывать ответ, уже просто ради веселья.       – Я же вижу как тебе плохо, может хоть немного расскажешь? Сигма сдался, начав пересказывать произошедшее. Во время его рассказа, Дазай очень внимательно слушал и кивал, похоже, действительно вникая в рассказ.       – Эм, ну, Шибусава так-то прав, ебать ты роза-мимоза – Не меняясь в лице и абсолютно спокойно выдал он. Сигма зло зыркнул на Осаму, начиная психовать. К кому теперь отсаживаться? Обратно к Шибусаве!?       – Заткнись, я знаю! – Сквозь зубы процедил уставший Сигма.       – Не, я понимаю, если бы он хотя бы приставал к тебе во сне, но нет, просто попросил тебя выиграть кофе и поплакал. Это даже как-то ничтожно... – Зевнул Дазай, смотря в окно.       – Вы просто уёбки. Оба. Я устал и хочу хорошо поспать. Он снится мне каждый день.       – О, звучит как какая-то порча, приворот или че-то вроде того – Оживлся тот внезапно, снова смотря в глаза соседу по парте – Вот Федя в таком разбирается.       – Можешь мне найти его? Я хочу с ним поговорить об этом – Выдохнул Сигма.       – Да, мы договорились как раз сегодня встретиться...

◈◈◈

      Вообще, Фёдор был даже излишне тихим во все предыдущие разы. Просто сегодня было исключение.       Их с Осаму, так называемое, времяпрепровождение заимело больше разнообразия, как игра в злоебучие шахматы, которые они уже вдоль и поперек знали. Даже после их первого интимного контакта они начинали партии с отвлекающими маневрами и жульничеством, основанным на психологии. Как бы они не старались, заставить противника сбиться было почти что невозможно, да и если это происходило, то всё равно только потому, что хотелось уступить победу (да бывало и такое). Умышленные проигрыши не приносят удовлетворения, а часть отложенных на потом игр шла прямиком в тупик, в ничью.       А вот сегодня, будто уже по умолчанию, начав партию в уме, Дазай додумался, что бы могло отвлечь Достоевского. Осаму знал, что сегодня его друг не уступит ему желание и победу, потому он решил достать козырь из рукава. Козырь, когда они играют в шахматы.       Абсолютно неприемлимо, но весело.       – Куда дальше? – Вопрошал Осаму, тесно прижимая Фёдора к книжной полке в мрачной библиотеке.       Была ночь, а Дазай пробрался в помещение, ибо обещавший ему встретится друг просто взял и снова уснул за ритуальными книжками. Фёдора уже атаковали мысли, что друг его мальца обнаглел. И вроде хотелось сейчас вывернуться из цепких объятий, но... разве это не значит, что он проиграет?       – Пешка. D4 – Выдохнул тот ему в ответ, держа себя в руках, контролируя всё тело, вплоть до фаланг пальцев, которые навязчиво хотели затрястись или вцепиться во что-нибудь.       – Конь b3 – Невозмутимо и моментально отвечал Осаму.       Достоевский замолк и напрягся, когда проворные руки продолжили настойчиво его лапать. Дазай был горячим. Во всех смыслах. Фёдора почти что обжигали прикосновения чужой кожи к его, ледяной. Его друг всё ходил вокруг да около, проводя по его спине, оглаживая талию, очерчивая кости, надавливая, ища эрогенные зоны. Не сказать, что безуспешно. На удивление, Достоевский оказался ещё более чувствительным, чем ожидалось. В целом, Дазай убеждался в этом не первый раз. Четвёртый.       Осаму, разумеется, знал, что сможет заставить друга сделать глупый и непросчитанный ход в этот раз. Мало кто сможет оставаться в сознании, находясь в такой ситуации, тем более с опытным игроком.       А вот Фёдор тем более в число людей, способных совмещать секс и игру в шахматы, не входил. Дазай уже давно понял, что у того тело и разум противоречат друг другу, и если Фёдор легко игнорировал боль, продолжая строить схемы и побеждать в очередной партии, то проигнорировать похоть и удовольствие у него не было шансов. Не потому, что ему это было нужно. А потому, что это делал Осаму, который, подобно змее, тихо утаскивал его в вязкий омут наслаждения, доселе такой непонятный, абсурдный. Он сам хотел узнать, победит ли, если будет так атакован, хотя чувство несправедливости, будто здесь испытывают лишь его терпение, немного подбешивало.       Дазай не стеснялся лишний раз описать, какие процессы происходят в его мозге, когда он бесстыдно обхватывает рукой его член, заставляя сменить фокус внимания. Самое интересное, что Достоевский знал достаточно, какой гормон и от чего вырабатывается, но на наглядном примере, ещё и с этими дурацкими, смешливыми комментариями его друга, это было чем-то невообразимым, будто вот такое впервые происходит, будто и информация абсолютно новая.       – Ты, видимо, действительно в вечном напряжении живешь, если вырубаешься так быстро – Эта довольная улыбка в голосе Осаму... Казалось, будто колени подкашиваются от того, как тот демонстративно делает предположения с напускным спокойствием, явно теша своё эго.       Фёдор знал, что тому на деле ни капли не спокойно, ведь не только у него сбивалось дыхание. Осаму не давал даже шанса на то, чтобы забрать инициативу в свои руки, как и всегда действуя с сильным напором.       – Э-это уже нечестно – Фёдор тяжело дышал, в его голове меркли и путались фигуры и клетки шахматной доски, когда Дазай снова прильнул к его шее, где уже и живого места не осталось из-за количества засосов и укусов. Благо всегда был высокий ворот свитера, не дающий Гоголю очередного повода на подъёбы. Этого ещё не хватало. Достоевский в какой-то около мазохистической манере подставлялся под чужие острые зубы, хотя он абсолютно не приемлил боль и дискомфорт в этом деле. Но зачем-то захотелось и всё.       – Почему нечестно? Вроде всё очень даже справедливо! – Говорил тот близко-близко, все теснее вжимая млеющего друга в несчастную полочку с книжками.       – Я не могу думать... Сейчас не могу – Он стиснул зубы, ударяясь затылком об этот же самый шкаф, таки издавая измученный стон. Дазай абсолютно подло замедляет темп, только чтобы перебрать пальцами второй руки по чужим позвонкам, нажимая между ними.       – Сдаешься значит... А я ещё даже не...       – Королева. H3, королева, м-минус ладья – Злоба начала подкрадываться к обычно хладному сознанию Достоевского, заставляя скрипеть зубами из-за вопиющего нахальства со стороны Дазая.       – М-да, тебе бы пора научиться проигрывать. G8 слон – Хмыкал Осаму, внезапно хватая Достоевского за плечи и меняя их местоположение.       Да, он заметил, как опасно двинулся стеллаж, грозясь упасть, потому, как и любит, пригвоздил своего товарища к столу, переключая внимание уже на его тело.       Где-то на краю отключающегося сознания, Достоевский видел «шах и мат» в пользу Дазая, но осознать свой проигрыш просто не получалось. Даже когда стало совсем нечем дышать, будто книжная пыль забила горящие легкие. Руки дрожали, хотелось беспомощно ударить по поверхности сзади, но нельзя. Не хотелось позволить себе изнывать, тем самым показывая свою беспомощность.       Осаму, очевидно, замечал каждое движение, ощущал дрожь в чужих руках, видел, как винные глаза непроизвольно норовят закатиться к небесам, лопая расширенные до неестественного размера зрачки. Вообще, у Достоевского всегда зрачки были даже на свету шире положенного, отчего вкупе с его феноменальным спокойствием, у Дазая были к нему очевидные вопросы, на которые тот лишь смеялся, объясняя, что у него проблемы со зрением. И если обычно, как выяснилось, Фёдор был трезв, как стёклышко, то сейчас его рассудок затмевало вожделение, а его друг не мог больше различить радужку в его блестящих глазах.       Осаму в какой-то момент понял, насколько увлекся, рассматривая Фёдора, может нужно уже его послушать?       – Какой ход дальше...? – Дазай томно вперил взгляд на Достоевского, который все последние силы вложил в то, чтобы со стоном разомкнуть искусанные губы.       – ... – Он выразительно промолчал, удившись тому, что звук сорвался сам по себе, бесконтрольно – Рокировка.       Дазай где-то ещё минуту вспоминал, что это за слово вообще такое, ибо спектр волнующих его вопросов резко сузился до томящего возбуждения в брюках. И в своих и в чужих при чем.       Да и забыл он, что в шахматной же партии устроил наступление на фигуры Фёдора, который уже не придумал ничего лучше, чем просто защищаться, уводя короля куда подальше. Дазай занял центр доски, а у него уже почти не было фигур. Это проигрыш.       Достоевский, будучи измученным абсолютно по-садистически медленным Осаму, уже просто прижимался к нему плотнее, шустро расстегивая его ширинку. Тот же, со всем прельщением, взял оба члена в руку, чтобы уже покончить с этой затянувшейся игрой, набрав нужный темп. Фёдор так же ощущал, как Дазай нещадно продолжал терзать его ключицы зубами, впиваясь будто с намерением высосать из него всю жизнь.       Дышать стало труднее, а глаза непроизвольно закрылись, когда судорога окатила с головой.

◈◈◈

      – Ты уже придумал, кого убить? – Как ни в чем ни бывало спросил Осаму, подбирая книжки с опрокинутого стеллажика.       – Да. Но тебе не скажу.       Фёдор внешне оставался спокоен, но очень хотелось надуться и скрестить руки на груди. Он проиграл, но игра-то была в одни ворота, да он ещё и должен теперь Дазаю одно желание. Хотя, чего признавать не хотелось, так это того, что да, понравилось.       Достоевский подозревал, что ещё дня три не сможет включиться в реальность, а если такое снова произойдет завтра, то и вовсе умрёт.       – Очень жаль! Я собирался ведь тебе помочь между прочим – Нахальная лисья физиономия Осаму снова оказалась непозволительно близко, что заставило вздрогнуть.       «Чёрт возьми... Мне, кажется, правда пора отдохнуть нормально» – Подумал Достоевский.       – Не утруждайся – Отстранил его Фёдор, собирая свои вещи – Так, какое желание?       – Посети университетский бал.       – Эм, зачем? – Уставший парень отыскал свою шапку-ушанку под столом, отряхнул её и криво-косо, но напялил обратно на голову.       – Ну, я хочу, чтобы ты там был – Непосредственно обосновал Дазай.       – Может кого-нибудь другого позовешь? Я же сказал, что не успею костюм даже доделать, да и в скопление людей соваться как-то желания нет.       – Ну Фе-е-дя... Я помогу тебе! Сбагрим твой костюм на Колю или Шибусаву, им всё равно делать нечего. А ты в то время закончишь с ритуалом как раз.       – Ладно, если уж это твоё желание... Я ожидал чего-то более сложного.       – Вообще, я хотел, чтобы ты взломал сайт университета и подделал голоса в результатах будущего бального конкурса, но подумал, что уже и так загрузил тебя – Лукаво улыбнулся Осаму, светясь на фоне лунного света, исходящего из окна.       – Да не, это не проблема, даже за желание можно не считать. Вот случай, когда ты попросил логин и пароль директора, чтобы от его имени зарикроллить Анго... Был посложнее.       – А почему, кстати?       – Ну, сайт шарашкиной канторы оснащен очень маленькой и ущербной системой безопасности, потому там всё в момент можно переделать. А вот известные соцсети...       – Запомню – Осаму задумался, внезапно спросив – А, точно, тут Сигме кошмары с участием Гоголя снится начали, он просил, чтобы ты по возможности с ним поговорил об этом.       – Это вообще-то мы с Колей и сделали, чтобы типа любовь там чет эта самое... Не помню уже – Фёдор сонно почесал затылок, вспоминая, что они там за порчу наслали.       – Что...? Серьезно? Ты прям даже такой хуйней занимаешься?       – Ну да, Коля попросил помочь в любви, а я подумал, что может, явись он Сигме во сне, то тот такой типа «Боже, я люблю его, прости Господь, что перечил предначертанному».       – Какой же ты гад, а...       – Ну, это в контексте издевательства над ними обоими, задолбали просто. Дазай поднялся из-за стола, направившись к выходу:       – Ну, в любом случае, надеюсь, что хоть сегодня тебе было весело проигрывать.       – Настолько, что я впервые надеялся на ничью.       – Да ты спать иди.