Writober

      Тот день был особенно кошмарным. Впрочем, как и весь тот месяц. Месяц ада и пыток ради потехи господ.       Когда Сарменти только приехала в этот город, она лишь мельком слышала, что тамошний король не самый приятный человек как таковой. Шут не придала этому особого значения, ведь, все-таки, её пригласили во двор, дабы та выполнила свою работу - развеселила господ. И зря она не узнала об этом короле побольше.       Поначалу все шло неплохо. Её пригласили как Шута на один из городских праздников, но выступать она должна была сугубо при дворе короля.       Праздник длился неделю и первые несколько дней все шло как обычно. Сарменти, в своей молчаливой манере, развлекала публику одной лишь лютней и пантомимой. Но с каждым днем запросы господ и короля становились все кровожадней и кровожадней. Она и не заметила, что словно глупая пташка приманенная зерном попала в клетку, а дверца захлопнулась за ней, не давая и шанса сбежать.       И она была вынуждена терпеть все это бесконечно долгий месяц. Для этих трелятых дворян она была уже не Шутом, а самым настоящим клоуном. Игрушкой для битья и издевок, ради их потехи.       Её привязывали к колесу, дабы потренировать свою меткость. На неё спускали собак, чтобы посмотреть как быстро «Этот глупый Шут может бегать». Её заставляли идти по канату над горящими углями и кидали их в неё же, дабы сбить с натянутой верёвки.       Им доставляло удовольствие наблюдать, как немой, по их мнению, Шут корежится и не в силах дать им отпор.       В такие моменты, Сарменти жалела о том, что выбрала для своей роли немоту, но закрепившийся за ней ещё со времен Цирка мужской образ немого Шута нужно было поддерживать до конца. И тем более, если хоть кто-то в этом замке узнает, что она может говорить - её убьют. Вряд-ли сидящий на троне тиран захочет, чтобы о нем рассказали много чего не самого приятного. А уж Сарменти и подавно знала, что можно о нем рассказать.       Месяц. Мучительный месяц она терпела и думала, как ей сбежать, но ни один план так и не удалось воплотить в реальность. До поры до времени.       В тот день издевки, смешки и кровожадные желания достигли апогея. И когда после всего этого, её попросили что нибудь сыграть, Сарменти не выдержала. Изуродованная психика и разум дали сбой.       И она сыграла. Сыграла так, как никогда в своей жизни, полностью отдаваясь музыке, стирая тонкие, бледные пальцы о струны в кровь. И в музыке этой не было ничего, кроме боли и злости. Нет. Безумия.       Нервы Шута сдали окончательно. Она не помнила, что тогда произошло. Помнила лишь свой хохот, чужие крики агонии, кровь и ноты. Убийственно прекрасные ноты. Она очнулась, когда в придворной зале не осталось никого из живых, кроме неё. Сарменти стояла в центре зала, тяжело дыша и нервно смеясь, держа кинжал в руке.       Кровь была повсюду. На ней, на полу, на столах и недоеденной еде, на стенах и мебели. Все, кто был в тот момент в этом помещении были мертвы. И стража, и дворяне, и слуги и сам король-тиран.       Сарменти смеялась. Хохотала, словно безумная и смех её отражался эхом от высоких стен. Её трясло от переполняющих эмоций. От злобы, от безумия, от счастья и ненависти по отношению как с дворянам так и к самой себе. В порыве этого безумия, Шут отрезала мизинец на собственной левой руке. Она не помнила, зачем это сделала.       И только после этого наступила тишина. Сарменти слышала лишь бешеный стук собственного сердца. Она медленно подняла лютню с залитого кровью пола и ушла прочь. Как можно дальше из этого ада. Ушла, тихо перебирая струны собственной лютни, пытаясь вспомнить эту смертоносную, воистину прекрасную мелодию, которую ей удалось сыграть. Но ноты ускользали из памяти отрешенной Сарменти.       Она не знала, сколько шла по пустой дороге, перебирая пальцами струны. Шла просто потому, что надо было, не обращая внимания на боль в руке и по всему телу, и не обращая внимания на невыномимую усталость. Понимала, что если остановится, то просто не сможет встать и продолжить путь.       Именно в таком состоянии, медленно идущей вперёд по вечерней дороге её и нашёл Балдуин.