С другого истока

Жар от дневного светила постепенно сходил на нет, и обжигающий легкие при вдохе воздух ушел, оставляя вместо себя благодатную свежесть. Солнце еще грело: было достаточно тепло для начала третьего сезона, но пространство вокруг насквозь пронизывал пряный запах сырой травы. Оттенок кожи, пришедший под руку с трудом на полях, теперь казался неестественным. Совсем скоро на тканях лавок, заменяя ягоды, появятся грибы разных мастей. Кто-то вынесет из подсопки целебный сироп. Кто-то сумеет хорошо выйграть в этой гонке за жизнь, а кто-то так и помрет с голоду зимой. Через какое-то время землю уже начнет покрывать белый налет, а после снег. В месяцы мертвого сезона даже иные расы вспоминают Высшего. А некоторым и остается полагаться только на отца всего сущего и себя. Цвéта небесной лазури глаза бегали по покрытым, готовящимся к осени, головам. Маленькая, юркая фигура ворвалась в тихую идиллию, растолкнув пару людей на своём пути. Резко затормозив, она обернулась, ища взглядом такое же спешное движение. Никого нет. Только недовольные возгласы и ругательства были слышны из-под носа прохожих. Наконец, слух уловил более разборчивые оскорбления. Показалась волосатая макушка старухи, которая явно, несмотря на возраст и расстояние, увидела девочку и зло направилась в ее сторону. Убедившись, что хозяйка лавки до сих пор усердно следует за ней, Лили, чертыхнувшись, вновь подскочила и побежала мимо людей. Где-то справа послышалось неразборчивое ругательство, слева — какой-то невзрачный разговор нескольких мужей, косо посмотревших на сбегающую. У каждого есть своë дело: юродивый сидел у стены, ловя в свой адрес оскорбления, торговец справа орал, привлекая внимание жителей, а кто-то просто шёл мимо всего шума, задумавшись. А у Лили дело — суметь убежать от старухи, смотрящей за лавкой с рыбой. От потрепанного пропахшего насквозь солнцем мешка сейчас исходил запах свежей тушки, а, в связи с этим, и сырости. Утонув в заметно поредевшем потоке людей, девочка пробежала пару домов и скрылась за одним из углов следующего. Город не был маленьким и был богатым, из-за чего бедность постигла в нем многих. Эта часть жителей, переняв ассоциации их у крыс, жили в самых запутанных переулках, в старых домах на окраине, в подвалах. Однако, несмотря на внешнюю близость нынешней жизни Лили и жизней "крыс", она не забилась в углу за горкой отходов. Она нашла пристанище в захудалом домишке у двух хозяев. Её привела пара детишек, когда та случайно наткнулась на них около магазинчика с хлебом. Темьян — хозяин дома призрения, скорее домика, однако имя его жены услышать Лили так и не удалось. В доме нашли своë теплое гнездышко около дюжины детей. А потому и прошу называть это домиком. Последние несколько ночей Лили провела там. В домике была печь, которую топить помогали дети, а поэтому, даже несмотря на холодные полы, спать было тепло. Кто-то находил кусок ткани, выстировал в реке, приносил хозяйке, после чего получал свою постель, набитую соломой. Своë простое место для сна Лили должна получить уже следующим утром, когда хозяйка наполнит тканевый мешок трухой с оставшимися целыми частицами сена. О доме призрения господина Темьяна знали многие, а потому имели на примете место, куда можно придти с жалобой на крадущих детей. Муж, хоть и старался воспитывать призераемых, но за кражу осуждал по своим особым заветам, один из которых — не устраивать за собой погоню из торговца и пары крепких мужиков. Вялый шум от людских разговоров разорвал внезапный раскат грома. Всë небо на мгновение осветило яркой вспышкой молнии. Птицы сидевшие секундами ранее на крыше одного из домов, подпрыгнув, улетели. Хозяйка лавки с рыбой спохватилась только тогда, когда о ее лицо разбилась капля начинающегося дождя. Затем вторая. Потом еще и еще. Недовольно глянув на "мелкую обгрызайку", — что минутой ранее вылетело с ее уст, — торгашка поспешно ушла. Ее следы быстро стали неразличимы уже спустя какое-то время. Город жил. А Лили выживала. Чувствуя как невесомые кудряшки намокают, липнут к коже лица и ложаться на голову ощутимым грузом, девочка прижала мешок с добытой рыбой к себе. — "Воруй — тебе ничего не будет. Но если попадешься — получишь за двоих", — в голове эхом играл мальчишечий голос. От представления похвалы, на губах победно заиграла ухмылка по-детски уверенная. Хоть фраза и была специфичной и по сути своей, и по шепоту паренька, на лице Лили она не вызвала почти ничего. А только, можно сказать, развязала руки своей схожестью на наставления отца. Нет, они не воровали. Просто было осознание, что с чистым, наполненным честностью, не заляпанным своей кровью и потом и не замызганным в дорожной грязи сердцем прожить очень сложно. Главным заветом семьи девочки была верность себе и честность перед Всевышним. Он видит всë и позволяет происходить происходящему, давая каждому многим позже предстать перед ним в его суде. Высший насылает на человечество бедствия, наказания, ожидая, что оно искупит свои грехи. И если находится горе, беда или страх одних молитв не достаточно. Нужно проходить через это и защищать ближнего. Того, кто также помогал. И после смерти своей семьи, слова, произнесенные когда-то матерью, продолжали теплиться в приговариваемых перед сном словах. Тогда она заканчивала речь и касалась волос дочери, слегка пуша кудряшки. Шум дождя в ударах капель воды о землю будто нашептывал заветы матери, подталкивая Лили вновь переключиться с шага на бег. На улице уже никого не осталось. Все лавочники быстро посворачивали ткани навесов и укрылись под крышу. Сейчас же город отличался своей серостью из-за сливающего всë окружение в одну политру ливня. Пара крепких мужей только сейчас дошли до ближайшего навеса, где и устроили свою остановку. Наконец, сознание Лили согласилось с настойчивым битом дождя, и та подскочила. Ноги, подгоняемые расходящимся дождем и раскатами грома, несли девочку через узкие улочки, где не проедет ни одна повозка и не пройдет ни один богач с набитым брюхом. Совсем скоро перед глазами возникнет старая дверь, что, на удивление, открывается бесшумно. Сама стена, казалось, не отсюда — не с этой улицы, не из этого города. Почему? Не ясно. Было непонятное ощущение, которое возникало только тогда, когда замечаешь эту часть дома вместе с дверью. Рука сама тянется к ручке. — Лили, ты вернулась! — к порогу подбежал мальчишка в старой, что видно по заплаткам, но чистой одежде. — Разладь наш спор! — Вот-вот! Скажи же: чудовище до верхушки дерева, может человека, не жуя, съес.., — речь была наглым образом прервана: рука приятеля заставила последнее слово утонуть где-то и не стать услышимым. — Да подожди ты! Всегда первым лезешь, отхватишь у меня! — маленький кулак поднялся. — Ну может же! — не унимаясь тот, с усилием убрал ладонь со своего рта. — Прекрати ты! — Нет! Лили, стоя на пороге быстро прикрыла дверь, вспомнив о входящем в отопленный дом морозном запахе дождя. Попытка влиться в спор и понять, о ком они говорили, не дала никаких успехов. В городе многое знали о чудовищах и представителях других рас. Но она оказалась обделенной такими знаниями из-за своего раннего места жительства. Однако, несмотря на это, наблюдать за спором двух мальчишек было забавно. Главное было — вовремя их друг от друга отлепить. — Эльхи же могут! Значит эти тоже! — Эльхи — магией пользуются! А значит съесть кого-то вроде нас могут запросто! За один укус. — мальчик расставил ноги пошире, поднял локти, делая себя шире визуально, и показал, будто что-то взял в руки и кинул в рот. — А эти нет? — зло спросил второй. — Нет я говорю. — Ты также о нефилимах говорил! — Урх, ты просто глупый! — не найдя ответа тот повернулся и пошел в сторону, откуда те прибежали. — Ну так? Могут или нет? — обратился оставшийся у порога мальчишка к Лили. — Я не знаю, Зерий... — задумчиво произнесла девочка, на год старшая двух приятелей. — А вы о ком говорили? — Я забыл, как зовут их., но помню, что они огромные! — Зерий снова зажестикулировал, описывая руками большое пространство вокруг. — И то, что им сложно насытиться. Старуха рассказывала сегодня. — Если ты про Жеванну, не называй ее так, — она подошла к младшему и легко ударила ребром перенявшей запах рыбы и сырости ладони. Но мальчуган, будто удара не заметил, а лишь раскрыл глаза, с надеждой в глазах, вглядываясь в лицо подруги, будто старшей сестры. — А! Ты принесла рыбу? С улицы послышался новый раскат, после которого, показалось, дождь усилился. — Да, — Лили довольно кивнула. — И тебя не поймали! Крутая! — восхищенно проговорил он, сжимая кулачки. — Все разы меня ловили и сильно били.. Ты у кого была? Той старой? Которая на большого свина похожа? Девичьи посмеивания вновь утонули в шуме. — Эй, за слова тоже может прилететь. Не спеши всех обзывать. Но она, правда, похожа на свинью.. — последние слова Лили прошептала на ухо, приблизившись к другу. — Ей лучше не появляться на глаза ночей и дней семь. За ухо как схватит и палкой побьëт. Даже, если встретит тебя на людях, в толпе. Отхлестает, больно очень будет.. Зато сейчас хозяйка вкусно накормит нас! Пошли, покажем ей! — теплая рука ухватила ладонь, и Зерий потянул Лили в комнату, к столу, за которым стояла женщина не малых лет и крутилась с ножом, ложкой и продуктами вокруг него. — Подожди. Понеси тушку хозяйке, а я выйду и подопру дверь. — Девочка передала мешок с рыбой мальчику. — Подожди, Мелона еще нет. Ноги мальчишки обдуло холодным паром от дождя, когда дверь открылась и практически сразу закрылась. На улице воздух был свежее, а с тем и приятнее. Оставляя позади себя следы, что спешно растворялись в грязной воде, Лили шла к выходу из угла. Над головой продолжала иногда разноситься яркой вспышкой молния, а картинка перед глазами блистала своей водянистостью. Шаги были аккуратными и медленными, из-за чего девочка едва справилась с равновесием, удержавшись на стену. И то ли попытка удержаться на ногах вызвала громкий всплеск воды под ними, то ли вызвало что-то другое. Лили обернулась. Ни сзади, ни по сторонам никого не было. Все уже давно разбежались кто куда смог, а потому, возможно, было глупым думать о присутствии здесь кого-то чужого. Эта мысль быстро успокоила детскую голову и позволила отвлечься. Спустя какое-то время шум дождя начал понемногу стихать и складываться в умеренный шепот. Неразборчивый и нагоняющий легкую тревогу шепот. Лили вновь оглянулась. Дождь продолжил задавать темп песне на своëм говоре. Но увы, песню его никто не поймет. В далеке, из серой пелены вырвался небольшой силуэт, медленно обретающий четкие очертания. Мягкие кудрявые цвéта высушенного пшена волосы ныне промокли насквозь и полностью обтекали поверхность головы. — Ты чего здесь стоишь? — паренек подбежал к Лили и рукой подтолкнул ее назад к двери. — Быстро в дом. — Я тебя ждала. — Она послушалась и пошла за Мелоном. Тот в свою очередь, видя как девочка не хочет заходить, взял ее за руку. — Дождалась? Иди быстрее. Если заболеешь, Темьян ругаться будут. На несколько секунд на лужах заиграл тусклый свет из избы, пока дверь не захлопнулась. Вскоре, после сушки, пшеничные волосы вновь станут невесомыми кудряшками с запахом солнца. Строгие, но заботливые ореховые глаза, видящие многое из того, на что люди обычно внимания не обращают, приметят новый синяк от палки торговки-свиньи. А веснушки, словно рассыпанная крупа на чуть смуглом лице, всë также продолжат цвести на коже паренька. Глядя на них, Лили вспоминает слова мамы, обращенные к отцу: — Поцелуй солнца, не иначе. — Женщина, за старым столом, разглядывала лицо мужа с мягкой россыпью веснушек. Отец же лишь задумчиво хмыкнул, будто не зная, что ответить. — Вот только с возрастном их стало меньше. Будто само Светило отмеряет жизнь. Темные брови выстроились в кривую, а глаза продолжали разглядывать мокрую листву на дереве. — Не глупи. Жизнь мерит Всевышний. Он решает кому будут посланы испытания во искупления грехов, а кому блоговолить. — Грубые пальцы шершаво коснулись щеки. Взгляд карих глаз поднялся на жену. — С счастью, я прошел испытания Егошные, а потому он подарил мне и моей семье дочь, словно рьяного бойца и хорошую работницу. Женщина кивнула, молча принимая слова любимого. — Дождь усиливается, — произнесла она, после небольшой паузы. — Как бы завтра не продолжил лить. Мы должны успеть собрать урожай до холодов, а он как назло время забирает. — Муж кинул взгляд на созревшие поля, хмурясь еще больше. — А где Лили? — Когда-нибудь она сама повзрослеет. А пока, дай ей набегаться под дождем.