Цветочные могилы

      — Пора… – Рицу прервался, чтобы изрыгнуть целый бутон. И правда, нарциссы. – Наверное, пора… прощаться, да?       Он знал, что это было слишком жестоко, даже с его стороны – вот так продолжать лежать, вбирая в себя последние теплые искорки у тлеющего костра, но не мог, уже буквально не мог отойти от него ни на шаг. Границы самостоятельности теперь заканчивались за больничной койкой. Шо только с улыбкой игнорировал все его бесчисленные просьбы отпустить, разве что помогал прогонять полумертвых от ужаса родственников в коридор, когда сил говорить не оставалось. С улыбкой, с этой раздражающе неизменной улыбкой, будто все под контролем, будто все по плану.       — Не хорони себя раньше времени. Ты еще дышишь.       — Никто не выбирается… с третей стадии.       — Ты выберешься. Кто-то должен стать первым.       — Не смеши. – Сглотнув, Кагеяма приоткрыл глаза. – Я первым даже в ма… в марафоне не прибегал.       — У меня прибежишь.       — Оставь. Это было бесперспективно. С самого начала.       Потому что Рицу заслужил. Потому что Рицу трусливая, эгоистичная мразь. Потому что Рицу натворил столько дерьма в жизни, что заслужил чего похуже. И уж точно не заслужил это тепло. Ханахаки, правда, выбор странный: то ведь даже не любовь, как это больное, извращенное влечение вообще могло подпасть под определение любви.       Учитывая, что нарциссы – явно не о Шигео. Рицу продолжал бы врать себе и дальше, да толку. У психики весьма ироничные механизмы защиты. А транквилизаторы от ненависти к себе, оказывается, не помогают.       — Ты уже отходил один раз. Справишься и во второй.       — Не. Не справлюсь.       — Да почему?! – Шо вдруг треснул кулаком по тумбочке, так что Рицу от неожиданности вздрогнул. Треснул и тут же упал рядом, ткнулся носом в грудь, прячась в вырезе висящей теперь мешком пижамы. – Почему ты не можешь хотя бы вид сделать, что пытаешься? Я ведь так стараюсь.       — Шо…       — Как я могу тебе помочь, если ты сам не хочешь ничего, разве что сдохнуть поскорее?       — Ты помог. Ты… так помог, что мне стыдно…       — Я не про это, идиот!       Рицу содрогнулся от нового приступа и уже потянулся за корытцем, как его руку перехватили. А через секунду лицо Шо оказалось напротив.       — Ты же знаешь, я не про это тебе говорил.       — Не надо…       Спазм протолкнул лепестки через разодранное горло, но на свет они не показались. Шо накрыл болезненно исказившиеся линии рта своими губами, прижимаясь плотно, целуя голодно, отчаянно, глотая с воздухом окровавленные цветы. Кагеяма слабыми руками попытался его оттолкнуть, но с тем же успехом можно было пытаться сдвинуть с места многотонный грузовик. И Рицу сдался. Безвольно обмяк в тесных объятьях, позволяя горячим рукам переместиться со спины на плечи, а затем – на виктимно истончившуюся шею. Проведя кончиком языка по безответным губам, Шо подцепил оставшийся обрывок желтого лепестка, утаскивая в рот и его.       — Ты с ума сошел.       — Да. И это стоит всех зубов, что у меня есть.       — Ты дурак? Выплюнь сейчас же! И так ведь… кашляешь…       Рицу похолодел, запоздало осознавая сказанное, собирая кусочки паззла в устрашающую картину, на что Шо только усмехнулся:       — Да. Надо бросать курить.       — Шо… ты же не…       — Еще одну пачку, и все, обещаю.       — Шо!       — Не трясись. Я выбью у Харона для нас с тобой местечко в лодке с лучшим видом на Стикс.       — Не смей, слышишь? Только не ты… кто угодно, только не ты.       — А кто ж еще, кроме меня? Разве можно бросить такого неумеху? Ты ведь потеряешься десять раз по дороге. Как ты вообще без меня выживал все это время?       Кагеяма замотал головой. Что же он натворил.       — Вместе как-нибудь справимся. – Шо чуть отстранился, чтобы глухо прокашляться. – Одного я тебя не оставлю.       — Да послушай, ты! Ты. – Горько-соленые капли устремились вниз по вискам. – Ты из титана сделан что ли?!       — Тс-с, не напрягай легкие, они тебе еще пригодятся.       — Как ты можешь? – Рицу всхлипнул. – Как ты можешь до сих пор… когда… когда все… когда сам…       — Прибереги дыхание. – Шо вновь склонился над бледным лицом, невесомыми поцелуями осушая слезинки. – Я заберу без остатка. Каждый твой выдох. По счетам принято платить, не так ли? А ты приличную сумму мне задолжал. С пустыми руками я не уйду.       — Ты, – асфиксия приглушила цвета и звуки, наваливаясь темным горючим дымом на гаснущее сознание, забирая бледный свет больничных стен. – Ты создал то место. Куда хочется возвращаться. Лучше, чем дом. Теплее.       А Рицу в благодарность вырыл две могилы. За такое стыдно просить прощения даже в мыслях. Такое не прощается, никем и ничем.       — Не трепись, больно же.       — Спасибо.       — Хватит.       — Если бы я замечал… хоть что-нибудь. Когда таскался по улицам. С выражением лица… как у свежевыкопанного трупа. Или шел чуть помедленнее. Чтобы ты смог… догнать немного раньше. Совсем немного раньше.       — Перестань. – Шо растер покрасневшие веки.       — Я бы никогда… тебя… не пропустил…       Блестящие от слез, непроницаемо черные глаза невидяще уставились в потолок, стекленея, и Шо зажмурился.       — Еще бы ты… такое пропустил, – усмехнулся он, всхлипывая. – Я бы твой дом спалил, чтобы наверняка. Дурак.       Шо опустился на матрас, зарываясь носом в черные волосы, обнимая дрожащими руками неподвижное тело.       — Не бойся. В этот раз я тебя догоню. В этот раз у меня это не займет так много времени.