В других вселенных

      Чонгук никогда не мог отказать Тэхёну. Вот и сейчас по первому его звонку стоит на пороге чужой квартиры, переминаясь с ноги на ногу. Ему даже стучаться не нужно; он нащупывает пальцами ключ в кармане и быстро открывает дверь, заходя внутрь. По дороге в гостиную в нос бьёт резкий удушающий запах сигарет. Младшему никогда он не нравился, но ещё больше не нравилось то, что его любимый человек курит. Заходя в комнату, Чонгук находит хозяина квартиры — тот вальяжно сидит на бежевом диване, закинув ногу на ногу, и не сразу замечает ещё одного человека в комнате, тушит сигарету прямо об мягкую поверхность, прожигая ткань.       — Ты опять куришь? Обещал ведь бросить, — недовольно жмурится Чонгук, стараясь не дышать носом, чтобы не начать кашлять. Он подходит ближе, встаёт прямо перед старшим, тем самым привлекая к себе внимание. Тэхён же поднимает на него свой усталый и беспомощный взгляд и тянет к нему руки. Он был уверен в том, что младший придёт. И младший пришёл к нему.       — Это была последняя, обещаю. Помоги до спальни добраться, пожалуйста, — голос того звучит совсем вяло.       «Ещё и пил», — проносится в мыслях. Чонгук закатывает глаза, но всё же закидывает одну чужую руку на своё плечо, приобнимает тяжёлое тело, достаточно быстро добирается до тёмной спальни и бережно укладывает на кровать.       — Ты позвал меня так поздно только для того, чтобы попросить перенести в кровать? — спустя несколько минут гробовой тишины младший садится на кровать рядом и только сейчас позволяет себе осмотреть внешний вид Тэхёна: растрёпанные светлые волосы, белая наполовину расстёгнутая рубашка с каким-то красным пятном, бежевые брюки кое-где замазаны непонятно чем. Видимо, у кого-то выдался прекрасный вечер.       — Просто хотел побыть рядом. Иди ко мне, — принимая положение полусидя, отвечает на вопрос и зовёт ближе к себе. Ужасно приторно всё это звучит, и любой другой бы просто поморщился и отказался, но Чонгук не упускает момента близости со своим объектом обожания даже в такие моменты. Даже, когда он пьян. Даже, когда от того воняет сигаретами за километр. И именно из-за желания быть рядом младший движется ближе, с маленьким огоньком в глазах смотрит на мужчину и непонятно чего ждёт от него вообще.       Тэхён же тянет за руку ещё ближе к себе, не сводит с него своих тёмных глаз и совсем слабо улыбается. Он вообще редко когда позволял себе такую слабость, как улыбку, и младший от такого буквально тает.       — А как же твоя пассия? Неужели у неё нет времени на то, чтобы уделить тебе внимание? — осторожно интересуется юноша, надеясь, что никакой пассии больше нет. И между ними никого больше нет.       — Я выгнал её пару дней назад. Теперь я снова официально свободен, — самодовольно хмыкает старший, отводя взгляд в сторону. В Чонгуке загорается слабый огонёк надежды на их возможное совместное будущее, и он еле сдерживается, чтобы не улыбнуться.       — И правильно. Она совсем тебе не подходила, — будто без единой эмоции произносит тот, пожимая плечами. Незаметно подсаживается ещё ближе к старшему, пока тот вновь обращает свой взгляд на Чонгука и, наконец, садится уж совсем близко с ним рядом, спуская ноги на прохладный пол.       — Ты совершенно прав. Как и всегда. А как думаешь, кто бы мне подошёл? — интересуется Тэхён, накрывая своей ладонью чужую. Чонгук задохнуться готов, но не только от этого едкого запаха сигарет, но и от нахлынувших на него эмоций, от действий мужчины, от его тона голоса, от прикосновений, от всего происходящего сейчас. Сквозь смущение он поворачивает голову к тому и тонет в глубоких чужих глазах почти сразу же. Мир вокруг для него будто замирает. Только биение сердца и тяжёлое дыхание старшего заставляют думать, что младший всё ещё находится в реальности. Ладони непроизвольно потеют и даже слегка трясутся от волнения, которое накрывает с головой, а мыслей будто и вовсе не остаётся.       Чонгук, не моргая, смотрит Тэхёну в глаза и в который раз подмечает для себя, что даже при таком слабом освещении светильника возле кровати его глаза обворожительно прекрасны и никакие другие в сравнение с ними не идут. Может быть, он совершит сейчас самую большую в своей жизни ошибку, но медленно тянется ближе и совсем робко касается чужих губ, почти сразу же отстраняясь и уже придумывая море и одну причину отговорок, но его притягивают ближе за затылок. Их губы сплетаются вновь, и в этом мире только они остаются друг у друга. Длинные пальцы зарываются в мягкие волосы, совсем нежно и неумело сминают чужие губы. Чужая рука скользит по талии к бёдрам, и это зажигает огонь внутри ещё сильнее. Чонгук меняет свое положение довольно смелым образом: усаживается на чужие колени, прикусывает губу и отстраняется от поцелуя. Толкает старшего на мягкую кровать, и он послушно падает, уже во всю ухмыляясь и с наслаждением наблюдая за происходящим. Прерывистое дыхание будоражит разум, а пальцы Чонгука сами расстёгивают оставшиеся пуговицы, но взгляд его снова цепляется за красное пятно. Он присматривается ближе. Красное пятно от помады. Свежее, поскольку в этой же рубашке Тэхён был в офисе сегодня утром.       Младший переводит взгляд на такого же тяжело дышащего старшего, который уже запрокинул голову назад, и замечает на шее свежие засосы. В голове быстро складывается пазл, исходя из слов мужчины и того, что он увидел. Дышать резко становится тяжело, будто из лёгких выбили весь воздух, а в грудь игла вонзилась — своеобразный укол боли.       — Ты рубашку испачкал. Чьей-то помадой.       — Гукки, какая разница? Ну, эта девица мириться приходила, плакалась, умоляла простить. Я её успокаивал. Наверное, так и замазала меня, — как ни в чём не бывало на одном дыхании отвечает старший. Да уж, умоляла. Да так, что, наверное, пришлось успокоить с приятным продолжением. Чонгук прекрасно знал, что они никто друг другу, что они ничего не должны и ничем не обязаны, но от нарастающей с каждой секундой боли ему хотелось выть и рыдать. Может и их поцелуй для него ничего не значит, раз пару часов назад он был с другой?       Огонь в глазах и надежда в сердце потухают в этот раз навсегда. Он никогда не станет для Тэхёна кем-то важным, сколько бы ни старался — теперь Чонгук это понял.