The hidden weakness

Когда младшенькие выходят из спальни, все уже знают об этом из-за их смешанных запахов, просочившихся в щели. Два цитруса создают потрясающий коктейль, и члены стаи с удовольствием вдыхают его. Альфы остро чувствуют довольство Чонина, а омеги выцепляют смущение и неловкость Сынмина. Младший омега никогда так не пах. Так сладко и счастливо. Легко. Основной запах, конечно, лимон Яна, насыщенный, спелый, но осторожный, чтоб не перебить запах Кима. На утро после окончания гона младший альфа выносит Мина на руках и передаёт взволнованной стае. Феликс и Джисон суетятся, внимательно принюхиваясь и вглядываясь в умиротворённое сонное лицо блондина. Они понимают, что сейчас он не очень-то и может нормально двигаться, даже если захочет. Хоть он и омега, Чонин всегда был довольно... Напористым. И не останавливался в шаге от получения собственной мечты, как это могли бы сделать Чанбин и Чан. Хёнджин недовольно морщит нос. Весь Сынмин пропах Чонином (как и дом на ближайшие сутки), и это раздражает. Он тоже, вообще-то, хочет, чтобы Минни пах им! Может быть, больше всего на свете хочет! Хван не ревнует, совершенно нет, просто чувствует невероятную несправедливость. Он всегда любил Кима больше всех, заботился, негласно оберегал, даже когда остальным и правда не было до тогда ещё беты дела, (это было всего один раз, но отпечаталось в памяти очень крепко. На их следующей встрече Сынминни выглядел очень обиженно, хоть и скрывался. От Хёнджина не скроешься. Он влюблён и очень опасен). Непроизвольное расстроенное скуление вырывается из черноволосого и выдергивает всех из пузыря воркований над искусанным омегой. Чан встревоженно оборачивается, пытаясь найти источник звука, и натыкается на свернувшегося в кресле Хвана, глаза которого грозятся обронить не одну слезу. – Хёнджинни, детка, что случилось, что такое?– Чанбин бросается к нему и берёт его руки в свои. Хёнджин отмахивается и вжимается в спинку сильнее. Яркий яблочный запах Со раздражает нос и горло, как и все остальные запахи, поэтому альфа резко дёргается и срывается с места, оставляя всех в тревожном недоумении. Сынмин, оказавшись внутри стаи, теряется и оглядывается по сторонам, ощущая нечто странное. Что-то точно не так, но из-за гомона голосов и перемешанных запахов не может выцепить ничего ясного. Он будто слышит вибрацию воздуха от обиды, но не может понять, ему кажется или действительно так и есть. Растерянные глаза пробегаются по всем парням и замечают Хёнджина срывающегося с места. Его плохо видно за спинами остальных, но Мин буквально слышит, как дребезжит пространство. Омега внутри прыгает и просит немедленно успокоить альфу, скулит из-за острой необходимости коснуться и попасть в крепкие объятия. Голова начинает болеть от непривычного шума и буйства восторженных запахов, некоторое из которых совершенно не сочетаются друг с другом. Блондин хнычет и выпутывается и цепких рук, хромая в сторону своей комнаты. Сейчас из-за усталости и натруженных мышц старая привычка прихрамывать, совершенно незаметная в повседневной жизни, вновь вылазит и заставляет Джисона подпрыгнуть, чтоб помочь подняться по лестнице. Сынмин тяжело трясет головой и молча уходит наверх, пытаясь не свалиться от ужасной головной боли. Она заставляет пространство вокруг звенет и трепыхат, играть разными цветами, больно натирая и впиваясь в глаза. Ноги сами ведут к комнате, где живёт Хёнджин, и омега останавливается вдыхая влажный запах персиков. Пропитанный спиртом аромат так непривычен, что боль усиливается и растекается на кости. Сынмин понимает, что сам пахнет кисло, и быстро скребётся в дверь. Хван открывает моментально и ловит потерявшего опору младшего. Рык сам по себе вырывается из груди альфы, и он молниеносно захлопывает деревяшку, таща другого внутрь. Персики легчают, и омеге дышать становится проще. Его мандарин обретает спокойный нейтральный оттенок, правильно вливаясь в сладость розового фрукта. Хёнджин единственный знал о его склонности к мигренями. Любая мелочь могла вызвать отвратительнейшую непрекращающуюся адскую боль, пройти которую не заставляли даже сильные обезболивающие. Ласковое прикосновение холодной руки, будто глоток свежего воздуха в отвратительной влажности жаркого города,– необходимо и так желаненно, что заставляет боль в мышцах лица и плеч сразу же пройти. Руки скользят вниз, разминают затылок и заднюю часть шеи, массируют плечи, легкими сжиманиями проходятся по бёдрам и голеням, и нажимают на нужные точки на стопах. Мин благодарно мурчит и, едва двигаясь, переворачивает ладонь, умоляющими глазами впиваясь в нежное и расслабленное лицо Хёнджина. Альфа склоняется и утыкается носом в запястье, урча от наслаждения. Здесь не чувствуется надоедливый аромат Чонина, въедливый Чанбина и совсем ненужный в этом сочетании базилик Феликса, осевшие на плечах и одежде. –Минни, пожалуйста, давай снимем с тебя эту футболку!– скуляще просит Хван, не отрываясь от запястья. Сынмин хихикает и мягко отстраняется, чтоб стянуть и свернуть одежду. Альфа подрывается и вытягивает свою домашнюю футболку из шкафа. Она пахнет примерно ничем, разве что отдает порошком, но это именно то, что нужно. Старший закрывает глаза рукой и протягивает вещь. Секундное прикосновение вечно теплых пальцев к ледяной ладони заставляет вздрогнуть, на что омега снова легко хихикает и морщится от боли. Мигрень пронзает всё его хрупкое существо, долбится в висках метрономом на шесть восьмых со скоростью сто ударов в минуту триолями. Кости невыносимо ломит, и колени на секунду сгибаются. Этого хватает, чтоб потерять равновесие и полететь вниз. Хенджин на животных рефлексах успевает подхватить в паре сантиметров от пола и крепче прижать к себе. Он вздыхает и, не открывая глаз, усаживает Мина на кровать, следом стягивая пропахшую насквозь футболку и заменяя ее своей. Ким хлопает глазками-льдинками и мяучит едва понятное: – Пахнет... Плохо. Хван на секунду теряется, лишь через минуту понимая, что расстроенный персик провонял всю комнату, и чувствительный младший действительно страдает. Окно оказывается открытым моментально, а из стола вынуты влажные салфетки без запаха. Хёнджин протирает свои запаховые железы на шее и запястьях. –Хён,– лепечет блондин, касаясь кончиками пальцев предплечья альфы,– а можно мне тоже? Старший кивает и следующей салфеткой тщательно протирает шею и руки омеги. Без радиоактивного облака не сочетаемых интонаций запахов дышать гораздо легче, и даже мигрень прячется в лоб, не носясь как угорелая по всей голове. Сынмин заметно расслабляется и летит спиной на кровать, застеленную тонким лёгким одеялом. Хенджину всегда жарко, в то время как Мин постоянно мёрзнет. Даже летом он спит под толстым одеялом, завернувшись, как шаурмечные помидоры в лаваш. Это не дело холода, это – дело комфорта. Так омега чувствует себя защищенным и спрятанным. Так никто не увидит уязвимости и маленькие слабости, которые не всегда получается сдержать. Недовольный скулеж вырывается сам собой, когда волк внутри расстраивается, не находя плотной уютной ткани поблизости. –Что такое, Минни, детка?– обеспокоенные глаза Хвана находят расфокусированный взгляд младшего и упрямо просят ответа. Тот стесняется, замыкается и кажется вечность решает, можно ли альфе знать. Мозг решает, что, в принципе, ничего такого в этом нет, и позволяет невнятному мямленью стечь с искусанных губ. –Одеяло. Мне нужно одеяло. На кровати Чанбина как раз имеется одно. Оно ненавязчиво пахнет яблоками, тёплое и достаточно тяжёлое, чтоб придавить все беспокойства. Хёнджин к концепции превращения в шаурму относится скептически и падает поверх собственной простыни вместо одеяла, пока Сынмин упорно возится, скручивая и подтыкая ткань туда, куда просит чутьё. В получившемся недо-гнезде тесно и безопасно. Руки черноволосого скользят по свертку и прижимают к себе. Альфа бы с удовольствием обнимался кожа к коже, но это слишком жарко. Особенно под одеялом, из которого блондин настойчиво не соглашается вылезти. В конце концов устроившись, пара проводит около четырех часов, просматривая Ютуб и читая новости. Сынмин кимарит минут двадцать, а потом утыкается в свой телефон, проходя новый кусок сюжета игры. Развязка ожидаема, но так нежеланна. Слёзы сами собой сбегают из глаз и прячутся в постели старшего. Единственное, о чём забывает Мин, зарываясь в одеяло – он решил быть омегой, и его аромат пробивается через покрывало, щекоча обиженными нотками нос Хёнджина. – Щеночек, что случилось, почему ты плачешь? Сынмин разворачивается и утыкается в грудь лицом, хныча и формулируя мысль. – Они её убили! Хёнджинни, убили! Альфа абсолютно не понимает, о ком говорит младший, но сочувственно смухорчивается и кивает. Ким пристраивается под боком и мурчит, наслаждаясь лёгкими поглаживаниями по голове. Зубодробительные остатки головной боли в страхе разбегаются, оставляя после себя лишь усталость. Мин никогда не был стойким к боли. Уже вечереет, но им обоим двигаться не хочется совершенно. Хёнджин спрашивает, хочет ли омега есть, но получает отрицательный ответ и плюхается обратно в кровать. Оранжевый свет уползающего в воду заката разливается по щекам наблюдающего за ним Кима, подсвечивая его рыженькие веснушки. –Сынминни,– шепчет Джин, боясь нарушить магию и вспугнуть момент. –Да?– так же шёпотом отвечает омега, поворачиваясь лицом к парню. –Можно я познакомлю твои веснушки с моими родинками? Сынмин глупенько моргает и кивает, будучи сбитым столку витиеватым предложением. Хёнджин касается его носа своим, и тогда Мин обращает внимание. На его крохотную родинку на самом кончике носа, на пятнышко под глазом и пару точек на щеке. Он губами касается той, что под глазом, знакомясь в ответ. У него веснушка прямо над губой хохочет и радостно соприкасается с родинками Хёнджина. В итоге лицо того слегка розоватое и блестит пятнами от намазанного недавно на потресканные губы светловолосого масла. Омега радостно хихикает и вытирает последней влажной салфеткой следы собственного безобразия. Хван хмурится и дует губы, выпрашивая поцелуй. Чтож Сынмин никогда не был силён, особенно в случаях с его парнями. Особенно, если его парень– эмоциональная булка. Альфа поцелуй получает и довольный затягивает омегу в свои медвежьи объятия. Тот возится пару минут, но наконец-то укладывается. Они смотрят тройку серий нашумевшей дорамы под неустанные шуточки и едкие комментарии Мина, глаза которого грозились слипнуться с каждым словом всё больше и больше. В итоге все претензии прекращаются, и доносится лишь мирное сопение. Хёнджин вздыхает и решает выйти из комнаты хотя бы чай налить. Да и против бутерброда он не будет. Дом пустует. По звукам Чонин, Чан и Минхо где-то на улице, из комнаты Феликса слышны звуки игры, Джисон скорее всего с ним в комнате. На кухне обнаруживается Чанбин, потягивающий апельсиновый сок. Рядом пара бутербродов с колбасой, сыром и огурцами. Альфа замечает младшего и молча двигает в его сторону тарелку. –Ты в порядке, Хёнджинни? Хван вздрагивает и вздыхает. Его плечи опускаются, а ладони взлетают, чтоб потереть лицо. В порядке ли он? Да, вполне. Просто то, что было утром, оказалось довольно ошеломительным. Лёгкий кивок устраивает Со, но он не отводит взгляд. – Просто слишком много запахов, ничего такого. Старший удовлетворенно кивает и больше не задаёт вопросы. Хёнджин перекусывает, наполняет гранёный стакан водой и уходит обратно в комнату. Ему надо поработать чутка. Ответить на письмо и дописать отчёт, который он должен будет сдать в течение двух дней. Вечер перетекает в ночь, остальные из стаи возвращаются в дом, и альфа слышит, как они закрывают окна. Он тоже закрывает. Холодно. К часу ночи отчёт готов, а черноволосый достаточно промерз, чтоб залезть под одеяло к голубоглазому омеге. Сынмин от запаха прохладных персиков радостно мяукает и утыкается носом прямо в шею, успокаивая собственным дыханием взбудораженного хёна. Хёнджин не может уснуть долго. Может из-за целого дня в постели, а может слишком счастливый от присутствия любимой омеги под боком. Он на Сынмина давно заглядывался. Не вылазил, не лез, порой просто улыбался и махал рукой, ничего не говоря, но тогда ещё шатен при каждой встрече будил что-то звериное внутри. Что-то доселе никогда не показывающее себя. Спустя время проведенное вместе со всей стаей альфа заметил, что не он один ощущает рычание волка внутри. И никто этого объяснить не мог. Сынмин бета. Не омега, на защиту которой нужно лечь костями. Все они ходили кругами, принюхивались, приглядывались, но ничего необычного не замечали. Феликс и Джисон – их омеги, тоже странно себя вели. Стремились пометить бету своими запахами, потискать и приласкать его. Никогда их инстинкты заботы не активировались на такую мощность. Их звери будто кричали, что Минни в разы слабее их всех. Как оказалось, они были правы. Хван переводит взгляд с потолка на беспокойно спящего Кима и грустно вздыхает. Он не знает, как вести себя с Мином, совершенно не представляет, как показать ему свою любовь не навязываясь. Усталый стон срывается с губ, и черноволосый поднимается с кровати, перекатывая омегу к стенке и подтыкая своей подушкой, чтоб не укатился и не обнаружил пропажи. Лицо омывает приятный ночной прохладный ветерок, раскидывающий черные пряди в беспорядке, Луна утопает в бесконечной солёной глади, отбрасывая иллюзию своего присутствия на воду, а песок холодными крупинками просачивается будто бы под кожу. Парень замечает силуэт возле кромки воды. Белые кудри едва шевелятся, пока их не сдувает ветер, но и тогда фигура не двигается. – Хён, почему не спишь?– шепчет младший, падая рядом. Чан даже не вздрагивает. Он слишком устал от этого дерьма. – Не могу, Джинни. Ты, я вижу, тоже в летучие мыши заделался,– вымученная усмешка раскрашивает серые лица обоих, когда они переглядываются. – Я не знаю, как вести себя с Сынмином. Старший альфа переводит понимающий взгляд на печальное лицо черноволосого и берёт того за руку. – Мне казалось, вы отлично ладите... – Я люблю его, хён, ты себе представить не можешь, насколько сильно. Но не хочу пугать его. Он до сих пор шугается от нас спросонья, а я тут со своими чувствами.– Хенджин закидывает голову, встречаясь взглядом с тысячами звёзд, рассыпанных над их головами.– Я боюсь потерять его из-за собственной нетерпеливости. – О, Джинни, детка, я уверен, Минни всё поймет.– рука Чана нежно поглаживает острую коленку второго альфы, попутно разминая затекшие мышцы бедер. –А ты, хён? Почему ты здесь? – Мои таблетки от бессонницы больше не помогают. Не хочется случайно разбудить кого-нибудь дома, когда буду маяться, поэтому сижу здесь.– тяжелый вздох вырывается из лёгких, и плечи блондина опадают.– Я просто не могу спать, Хенджин. Не знаю, с чем это связано. – О, хён...– начинает было Хван, когда со стороны дома слышится легкий топот, а потом на его шею совершается нападение. – Джинни, Джинни, вот ты где, я так испугался, господи боже мой,– шепчет, всхлипывая, Сынмин, прижавшись к широкой спине старшего. Ему требуется около пяти минут, чтоб успокоиться и заметить второго альфу, с нежной улыбкой наблюдающего за ними. – И ты, хён. Идём спать. Чан кивает и помогает им подняться с песка. Сынмин всю дорогу не отпускает их руки и постоянно оглядывается, чтоб проверить, точно ли старшие идут за ним. Троица заваливается в комнату Хёнджина и Чанбина, падая на кровать первого. Мина зажимают по середине, от чего из омеги рвется хихиканье. – Вы должны завтра научить меня плавать!– восторженно лепечет блондин, поудобнее переворачиваясь в медвежьих объятиях своих парней. Альфы переглядываются и обещают засыпающему младшему, что обязательно научат. – А теперь спите, глупые большие альфы.– ворчит Мин, почти заснув. Старшие слушаются его и быстро проваливаются в сон, переплетя пальцы на бедре Кима.