Сирень

– Винтер… – выдыхает Рей, прежде чем его заткнули поцелуем. Кажется, пару бокалов алкоголя уже достаточно, чтобы опьянить мужчину. И результат пока превышает все ожидания. Чужой язык по-хозяйски исследует рот юноши, пока горячие руки проникли под пиджак, поглаживая по спине. Тепло чувствовалось через тонкую ткань рубашки, заставляя Экхарта тяжело дышать. Да-а, и когда «глотнуть для храбрости» превратилось в это? Впрочем, Рейнольд прекрасно знал, что алкоголь превращает мирного с виду модельера в чертовски страстного и ненасытного человека. Честно говоря, это и было его целью: спустя год отношений оба хотели большего, но никто не мог сделать первый шаг. Вот Рей и предложил немного выпить, чтобы загнать смущение куда подальше. И ведь помогает же! Хотя он и побаивался, что Винтер выпьет больше, чем нужно – им же нужно расслабиться, а не набухаться в дрова. Сейчас можно не думать об этом, а просто отдаться в руки любимого человека, отдаться его жарким поцелуям, наслаждаться его действиями, стонать до хрипоты и шептать его имя, умоляя о большем. Мужчина валит Рейнольда на кровать, нависая над ним. Мерцают синие искры в сиреневых глазах, и Экхарт перестает дышать, завороженный этим зрелищем. Красиво. Просто невозможно красиво, такие глаза не могут принадлежать человеку. Кажется, что Вернанди – лишь иллюзия, мираж, который растворится, стоит прикоснуться к нему. Рейнольд тянет руку и осторожно касается его щеки. Он целует его пальцы. Не растворился. Не иллюзия. Это реальность. Такая невозможная и оттого самая сладкая реальность. – Рейнольд... – шепчет он, зарываясь пальцами в нежно-розовые волосы, пока другой рукой спешно расстегивает его шелковую синюю рубашку. Нежность и страсть. Неторопливость и скорость. Инь и Янь. Винтер и Рейнольд. Экхарт невольно вспоминает Эклипса. Такой же страстный и нетерпеливый, властный, он не мог дать Рею и другую грань секса, в которой он также нуждался. Те самые нежность и чувственность со стороны партнера, и, кажется, именно этот их разлад свел их отношения на нет, заставляя Эклипса злиться и стараться контролировать Рейнольда, чтобы он оставался рядом. Однако именно эти действия привели к противоположному результату, заставив его сбежать от ревнивого партнера. С Винтером все было по-другому. С ним комфортно. Хоть их отношения не зашли так далеко – они переступают эту грань только сейчас – юноша уже чувствует, что Винтер будет в такие моменты властным, заставляя подчиняться ему, и одновременно нежным и заботливым. Даст тот комфорт, который так нужен. Вернанди оставляет розовые метки на шее Экхарта, который запрокидывает голову назад и тихо стонет. Теплая рука ложится на выступающий бугорок под темно-вишневыми джинсами и чуть надавливает, заставляя юношу вздрогнуть, почти мгновенно отстраняется и расстегивает ремень, вынимая его из джинс. – Вот так сразу? – лукаво усмехается Рейнольд и удивленно выдыхает, когда Винтер резко хватает его запястья, поднимает над головой и связывает руки. – Могу и сразу. Но так меньше удовольствия, верно? – в глазах мужчины горит похоть, так явно, что сердце бьется быстрее. Блять, кажется, Рей влюбился в него еще больше. – Кроме того, грех не насладиться таким красивым телом подо мной, – Винтер полностью расстегнул его рубашку и распахнул. Привстал, оглядывая открывшийся ему вид. – "И ему явно нравится", – думает про себя Экхарт, видя как расширяются зрачки возлюбленного и как в области паха натягивается ткань серых брюк. – Ты определенно самый красивый человек, которого я только видел, – заявил Винтер, с удовольствием наблюдая, как краснеют щеки юноши. – Ты преувеличиваешь... – Говорю, как есть. Думаю, я имею полное право судить об этом, – а, ну да, он же модельер и наверняка встречал много красивых людей... Получается, он и правда... К лицу прилил жар. Никто еще не говорил ему подобного. Вернанди вновь льнет к его ключицам, оставляя метки, рассматривая каждую родинку на теле. Особенно привлекла внимание их россыпь ближе к шее. – Ты знаешь, что это похоже на созвездие? – тонкие пальцы невесомо касаются родинок, словно очерчивая линии. – Н-нет, – Рейнольд прикусывает свою нижнюю губу, чувствуя, как начинают влажнеть глаза. – Кажется, созвездие Кассиопеи. Это очень красиво смотрится, – Винтер оставляет очередной поцелуй рядом с родинками. Эклипс никогда не уделял Экхарту такого внимания. Едва ли не сразу брал, что хотел, не уделяя особого времени прелюдии. Мужчина стаскивает с себя кофту, и теперь уже Рейнольд почти давится слюной. Не такое спортивное, но всё же хорошо сложенное тело определенно ему нравилось, вызывая смущающее желание коснуться руками, прижаться, стать одним целым с ним. – Неужели произвожу такое впечатление? – привычно мягко улыбается Винтер, невесомым прикосновениями щекоча шею Рейнольда. – У тебя такой вид, будто ты уже хочешь меня. Подобное из уст Вернанди звучит непривычно, но, черт возьми, так возбуждающе. Собственные джинсы начинают казаться слишком тесными. – Хочу, – Экхарт не может выдавить из себя что-то громче шепота, но этого и не требуется. Блондин лишь кивает и снимает с него джинсы с нижним бельем. Щеки юноши краснеют от такой открытости. – Ты ведь уже?.. – Винтер вопросительно смотрит на него, и Рей, сожалея, что не может дать отрицательный ответ, кивает. – Было. Но растяжка все равно нужна. Кажется, переживания было отчётливо видно, раз мужчина на секунду прерывается и целует возлюбленного в лоб. – Не беспокойся. Мне все равно, кто был до меня, – он касается губами его уха. – Я сделаю так, чтобы после никого не было. Сердцебиение учащается. Тело пробивает нетерпеливая дрожь. Дыхание становится чаще и глубже. Места, к которым прикасается Винтер, словно бьют легкие разряды тока. Хочется большего. Прямо сейчас. Вернанди и сам снимает с себя оставшуюся одежду. Рей невольно сглатывает. А у Винтера больше... И длиннее... А он точно сможет его принять? – Все хорошо, – он словно читает мысли Экхарта и ласковым прикосновением проводит по внутренней стороне бедер, нависая над ним. – Я хорошо тебя подготовлю. Щеки полыхают так, что могут посоперничать с закатом. Почему-то это звучит так похабно, но в то же время будит неясное чувство нежности в груди. – Скажи, если тебе будет некомфортно. Эклипсу было, кажется, все равно. Он подготавливал его ровно для того, чтобы самому комфортно войти. А на удобство Рея ему было плевать. – М-мх! – ногти юноши впились в сильные плечи мужчины, пока умелые пальцы Винтера двигались внутри, аккуратно растягивая. – Слишком для вас, милорд Экхарт? – он стонет то ли от удовольствия, то ли от такого его тона, этой дразнящей усмешки. И выглядит он, конечно, невыносимо притягательно, что внутри всё сворачивается. – Ха-а-а... Н-не-е-ет... – Да? Тогда, может...? – стон Рейнольда стал громче. К двум пальцам прибавился третий. – Тебе нравится? – Да-а-а... Смесь щекочущих, чуть болезненных, но, черт возьми, ебейше приятных ощущений накрывает его с головой, вызывая блаженство, желание растечься, расплавиться в руках Винтера, быть абсолютно податливым и открытым для него, в конце концов, доверить ему всего себя. Наконец, он вытаскивает пальцы, по которым сочится влага, и приставляет член к его входу. Экхарт пристально и жаждуще наблюдал за действиями возлюбленного, одним лишь взглядом умоляя его не медлить. – Винте-е-ер! – сладкий стон ласкал слух Вернанди, который, немного помедлив и смерив Рея таким же пристальным взглядом, вошёл до конца, вызывая ещё один, уже громкий и резкий стон. – Не больно? – уточняет Винтер, тяжело дыша. Несмотря на растяжку, юноша был достаточно узким, за счет чего мышцы плотно обхватывали твердый и горячий орган партнера. Площадь соприкосновения была максимальной, из-за чего ощущения были ярче, сильнее. – М-не-ет... С Эклипсом не было таких ощущений. Это было... Не так. Тогда Рею было просто интересно, каково это, и, честно, после первого раза он был разочарован, но не показал виду. Во второй раз он отметил все те сомнительные моменты, которые не давали спокойно наслаждаться. Почти полное отсутствие прелюдии, ласок, банального внимания к нему. Растяжка и подготовка только для того, чтобы Эклипс смог нормально двигаться. Игнорирование желаний самого Рея, словно имеет значение лишь удовлетворение самого Эклипса и его фетиши на подчинение и слезы. Рейнольд не был против подчиняться, но такое отношение Винтера к нему казалось... Непривычным и будоражащим одновременно. Эклипс безусловно был хорош в сексе и удовольствие приносил, но это делалось... Скорее, из необходимости. Словно поездка на американских горках, которую ты так долго ждал, но когда смог наконец испытать – она оказалась не такой захватывающей, как ты надеялся. Вроде круто, но никак. А Винтер... С ним возникало сильное желание отдаться, полностью раствориться в нем, в его ласках и трепетном отношении к себе. Винтер не поскупился на комплименты, заставляя Рея смущенно краснеть, а сердце биться куда чаще. Заботливо спрашивал, больно ли ему, беспокоясь о его состоянии. Уже от этого будто открывалось второе дыхание. Словно вырастали за спиной крылья, способные поднять тебя в небеса. А поездка на американских горках начинает захватывать, приносить удовольствие. Винтера искренне интересовало не только тело Рея, но и он сам: его душа, чувства, эмоции. Чего нельзя было сказать об Эклипсе. Только сейчас он наконец осознал. Эклипс лишь желал его, не любил. А чувства Винтера настоящие, чистые, искренние. Он желает и любит его, заботится о нём, отдаёт всего себя без остатка. От этого в глазах все расплывается. По щеке бежит слеза. Потом еще одна. – Рей? – мужчина остановился, с волнением всматриваясь в его лицо. – Что такое? Тебе больно? Будучи не в состоянии отвечать, Экхарт лишь отрицательно мотнул головой и, вывернув руку из ремня – не так сильно Винтер и затянул, в отличие от Эклипса, после которого запястья болезненно ныли ещё долгие пару дней – зарылся пальцами в мягкие белые волосы и притянул ближе к себе. – Я люблю тебя, – тихо, но твердо произносит Рейнольд, прежде чем поцеловать его. Вернанди замирает в удивлении, но быстро ориентируется и целует его в ответ. – И я тебя люблю, – шепчет он, оставив след от мягкого укуса на шее, после чего аккуратно стирает слезы с лица Рея и продолжает движения. Слегка меняет положение бедер и входит вновь, отчего юноша в его руках надорвано вскрикивает и выгибается, сжимая в руках простыни. Он сейчас сойдет с ума. – Вин... тер... П-прошу... Х-ХА-А! – ритмичные движения без вопросов становятся чаще, резче, даже немного грубее. Мужчина до боли усиливает хватку на мягких бедрах, но эта боль лишь усиливает наслаждение. Откровенные крики Рейнольда становятся только громче. Сердце бьется все чаще, пламенем страсти горит в грудной клетке, грозя сломать костяную решетку ребер. Ровно дышать не получается – выходят лишь рваные, хриплые вдохи-выдохи. А Винтера достаточно и этого. В горле пересыхает. Хочется пить. А Винтер не хочет прерываться-отвлекаться от податливого тела под ним. За окном глубокая ночь, но все равно слышны звуки иногда проезжающих автомобилей, невнятные возгласы пьяниц, шатающихся по улицам, шуршание листьев, срывающихся с веток и уносимых ветром. А восприятие Винтера сужено лишь до любимого лица, голубой кристальной радужки и тонких искусанных губ. Рейнольд стал его воздухом, его родником, утоляющим жажду, его смыслом жизни, нет — самой жизнью. Рейнольд стал для него всем миром. Последние отчаянные движения в надежде пересечь ту самую грань удовольствия — и Эхкарт почти срывает голос, крича заветное имя. Винтер тихо и хрипло стонет, усиливая хватку на его бедрах. Проходят невыносимо долгие минуты. Мысли юноши тянутся медленно, как янтарный липкий мед, не давая прийти в себя. Не позволяет соображать здраво и тяжелое дыхание любовника, при каждом выдохе опаляя шею, покрытую фиолетовыми розами меток. Оба молчат, но им и не нужны слова. Они понимают друг друга и без них, общаются лишь на языке взглядов и тела. Винтер почти с трепетом целует ключицы. Рейнольд тихо-блаженно выдыхает и зарывается тонкими пальцами в белоснежные пряди. Другой рукой находит ладонь Винтера и сжимает, слепо доверяя, прося стать еще ближе, не физически. Эмоционально. Внимание. Ласка. Нежность. Любовь. Вот что так не хватало юноше, так не доставало, так упрямо просило сердце. Поэтому с Эклипсом так и вышло. Он не любил его и не мог дать того, чего просил Рейнольд. А Винтер дал ему все, что только мог, не прося ничего взамен. – Люблю твои глаза. Они похожи на незабудки. Память и верность на языке цветов. Рейнольд лишь лениво улыбается и, убирая белую прядь с его лба, отвечает: – А твои словно сирень. Моё сердце в твоих руках.