static

Всё начинается с собранного чемодана. Хон Джису сначала сомневается, не слишком ли мало вещей он с собой собирается взять или, наоборот, слишком много. Он не уверен, правильно ли вообще всё это. Одним днём он проснулся с диким желанием просто отправиться куда-нибудь. Он никогда не покидал дома из-за чего-то столь неуверенного и необдуманного, однако в последнее время чувствовал себя потерянным, не на своём месте, заблудившимся. По-другому это состояние назвать нельзя было – нет того конкретного слова, которым можно было бы описать ситуацию, – поэтому Джису описывал свой выбор такими недальновидными словами. Может, не определённо. Не полностью оправдывая свою цель, по крайней мере. Только некоторую, упущенную часть. Есть ли что-то, что он намерен найти? Очень может быть. Тогда всё, возможно, начинается далеко не с собранного чемодана – всё начинается за несколько дней до отъезда. Город всегда был каким-то странным, и так думал не только Джису. Часто происходили уму непостижимые вещи: огни в небе, далёкие звуки, слышные не каждому, наблюдение за людьми, не выглядевшими так же, как все. Джису не испытывал ничего подобного на собственной шкуре. Он был тем, кого называли нормальными. В городе, где он жил, быть нормальным было так же плохо, как и быть странным – если не хуже. Наверное, всё-таки хуже. Он был нормальным слишком долго. В двадцать четыре почти все, кого он знал, могли рассказать хотя бы одну историю. Не просто сказку, а что-то странное, что-то удивительное, что-то, что было за гранью понимания. У всех его сверстников, у всех парней его возраста уже была история о своём выходе из нормальной мирской жизни. Джису никогда не хотел, чтобы с ним произошло нечто подобное. Ни один из этих услышанных случаев не был воспринят Джису с возражением. Ключевое слово – был. Одной ночью Хансоль пропал, исчез, буквально испарился в воздухе, не сказав ни слова. Никто и глазом не моргнул, ухом не повёл. Он считался везунчиком. Ходили слухи, что Хансоль был выбран тем, кто должен уйти, как это делали многие до него. Он присоединился к их со временем растущему списку. Приключение, благословение, дар свыше. Джису находил это глупым; Хансоль был его лучшим другом – всё ещё неизменно был его лучшим другом – и даже если все видели в пропаже только плюс, Джису не собирался просто принимать его исчезновение из их маленького городка. Даже несмотря на то, что никто не хотел его искать. Хансоль тоже не был из тех, кто сбегает, так что… это просто не имело никакого смысла. По первоначальному плану Джису собирался отправиться на поиски Хансоля, однако вскоре понял, что это не всё. Внутри него разрасталось другое чувство, которое заставляло реагировать на исчезновение Чхве ещё острее. Его друг тоже был из нормальных, пока не случилось всё это. Он был самым близким человеком для Джису, походившим на его младшего брата. Хансоль всегда был немного не в себе, хотя… Возможно, Джису стоило думать, что если пришельцы устроили бы вторжение, то первым, кого они захотели бы отнять у него, был бы именно Хансоль. Так его мысли вернулись к упакованной сумке, и Джису, наконец, решает, что она того самого подходящего размера, о котором можно только мечтать. Джису не имеет полноценной картины своего путешествия, из-за чего надеется, что выбранных им немногочисленных вещей хватит на путь. В отличие от своего друга, Джису решает не уходить бесследно – оставляет родителям записку с улыбчивой мордочкой, которую они обязательно обнаружат по пробуждении. Он хочет написать что-нибудь другое – может, слова утешения или заверение, что он обязательно вернётся. Но правда в том, что он этого не знает. Парень оставляет бумажку на дверце холодильника, закрепляя маленьким магнитиком в виде гитары, и теперь сидит в машине, дрожащими руками вставляя ключ. До того, как проснутся родители и до того, как солнце вновь воссияет над миром. Никто в городе не пробуждался так же рано, кроме местной новостной станции – единственное освещённое здание, которое проезжает Джису, начиная свой путь. Он никогда не читал газет, в основном потому, что в первый раз, когда он попытался это сделать, встретился глазами с бессмысленными и неверно подобранными словами. Тогда это не имело ни малейшего смысла, и смысл продолжал отсутствовать каждый божий день, когда Хон поднимал очередную газету с крыльца, чтобы передать отцу. Тот читал их строго и дотошно. Этим утром Джису даже не пытается, проезжая мимо. Остальная часть города становится для него размытой после восхода солнца. Обычно езду по городу нельзя назвать расслабляющей – скорее напрягающей, – но в этот день Джису мог бы поспорить и утверждать, что это не так. Ни одной машины ни в поле зрения, ни на горизонте. Окна немного опускаются, чтобы впустить прохладный ветерок снаружи – тот, не предупреждая, сразу заводит игру с тёмными волосами. Джису вообще был одним из немногих, у кого были тёмные, иссиня-чёрные волосы в их городе, из-за чего всю жизнь его сопровождали странные косые взгляды. Однажды, когда он был младше, кто-то с ярко-фиолетовыми волосами обвинил его в том, что он специально покрасил свои в чёрный – чтобы выглядеть круче. Однако Джису в то время даже не знал, что такое покрасить волосы. В пределах города Джису едет, казалось, вечность. Может, несколько часов, и быстрый брошенный взгляд на часы лишь подтверждает это. Время близится к полудню, когда он впервые останавливается у закусочной с намерением пообедать и захватить что-нибудь в дорогу. Согласно дорожным указателям выезд из города близок. Выходы здесь и там. Джису прикидывает, сколько займёт путь до следующего города, который согласно карте означает, что он успеет найти место для ужина. Джису никогда не слышал, что происходит снаружи. За пределами его города. Говорить о том, что снаружи, было своеобразным табу. Не то чтобы они были в ловушке без права выхода или что-то в этом роде, просто все преследовали мысль, что никто не может уйти, пока его не призовут. Так было с Хансолем. Так было и с его бабушкой. Так же, как и его лучший друг, бабушка Джису, жившая буквально в соседнем доме, исчезла. «Призвали», — говорили они. Но Джису был слишком юн, чтобы понять это. Девушка, работавшая в кафе, так же странно косится на Джису, пока он заказывает еду на вынос. Он думает, что знает её. Кто-то из школы – одна из тех девушек с яркими розовыми волосами, которая настаивала ходить вместе каждый божий раз. Её глаза сужаются, когда Джису улыбается, а сам Хон быстро сдаётся, стараясь лишь сохранять видимость хорошего парнишки. Он забирает из рук пакет из крафтовой бумаги и, тихо поблагодарив, покидает заведение. Девушка продолжает пристально смотреть на спину. Путь продолжается без происшествий, Джису проезжает последний знак, предупреждающий о конце населённого пункта. Рука тянется и включает радио, что Джису делал каждый раз, чтобы заполнить пресную тишину, которая приходила с открытыми дорогами. Музыка всегда успокаивала. Вполне возможно, что это было единственной правильной, хорошей, нормальной вещью в таком безумном мире, которому он принадлежал. Так он чувствовал себя правильным. Там не было чуждых языков или странных шумов – только чувство всемирного спокойствия или того, что заставляли чувствовать лирика и биты. Если уж на то пошло, то это был единственный способ почувствовать себя дома, даже когда не хотелось, чтобы так было. Радио продолжает воспроизводить приятные мелодии, пока машина движется по асфальту. Запланированный маршрут включает следующий город, но тот едва ли его пункт назначения. Нет, Джису считает, что если бы это было возможным, он бы ехал, пока не сделает крюк до дома. Главным и единственным пунктом в его плане была дорога – остановки только ради еды и заправки, может, для отдыха, но не больше. Вскоре он подъезжает к чему-то напоминающему шоссе. И снова его машина на дороге – единственная. Следом музыка останавливается, машина погрязает в помехах. Мысль закрыть окно искушает Джису, но он до последнего считает, что это – единственный источник звука, который у него есть. Даже машина, разъезжающая по неровностям, кажется чересчур тихой. Джису видит тени где-то вдалеке, но в небе ни одной птицы. Абсолютно пустое и коралловое. Никакого далёкого щебетания. Близится закат. Джису задаётся вопросом – может, это то, что сделал Хансоль? Конечно, у него не было машины, на которой он мог бы слинять из города, но что, если его не призвали? Что, если он просто решил уйти? Это именно то, что чувствует Джису. Он просто хотел уехать. Подальше от города, жители которого относились к нему, как к какому-то чудаку. Ещё дальше от того места, в которое он бы никогда не вписался, как бы ни старался. Подальше от места, в котором больше нет его лучшего друга. Потому что была ли хоть одна причина, по которой он захотел бы там остаться в одиночестве? Нет. Поэтому он продолжает путь со своим единственным спутником – помехами на радио. Это успокаивает в какой-то степени. Казалось, дорога длится вечность, не имея конца. Буквально. Как долго он сидит за рулём? По какой-то причине бак неизменно наполовину полон, а солнце пресекает черту горизонта, спускаясь вниз – он всё ещё едет. Солнце, будто застывшее давно в таком положении, не тонет глубже. Кто-то говорит по магнитоле. С ним, возможно. Хон уверен в этом, но, может, он просто слишком далеко и ему почудилось. Возможно, пришло время остановиться. Он останавливает машину, окунаясь в цвета. Небо ярко-розовое переходит в спокойный персиковый из-за заходящего солнца. Деревья и горы вдалеке выглядят так ярко, покрытые полным энергии красным, будто всё горело от одного лишь взгляда звезды. Джису больше не сомневается в происходящем. Может, он втайне мечтал об этом всю свою жизнь. Всё ведь должно было быть таким, да? С того момента, как он покинул город один – по собственной воле – до настоящего времени. Темноволосый вновь обращает внимание на радио. Предварительно повышает громкость. — Привет? — неловко повисает в воздухе. Голос, заполнивший на мгновение машину, удивляет даже себя самого. Джису так долго ехал молча, что к этому моменту он зазвучал странно и хрипло. Парень пытается снова, сводя шум помех к минимуму: — Привет? Я же услышал кого-то не потому, что схожу с ума от этой бесконечной дороги? Ещё один громкий треск, но в этот раз какой-то похожий на смех. Или Джису правда сходит с ума? — Ты прав. Отчего-то Джису чувствует лёгкое разочарование. Голос ни разу не похож на голос Хансоля, на который он всё же надеялся. Это даже не его бабушка, хотя это стало бы приятным сюрпризом. Но нет, это никто из них. Голос был мужским, даже скорее каким-то мальчишеским, такой лёгкий и озорной. Джису не мог толком объяснить, почему сделал вывод о шаловливости владельца голоса – так просто казалось. Ему кажется, что, в конце концов, это не самая странная вещь, которая с ним происходит, после всего, что случалось ранее. — Кто ты? — спрашивает Джису. Ответа не поступает, поэтому он пробует подойти с другой стороны. — Что происходит? — спрашивает снова парень, а на другой стороне мягкое мычание: — Кто я? Мальчик смеётся. — Смешной вопрос, Джису. Как будто ты не знаешь, что сделал. — Что я сделал? — Ты ушёл сам, не так ли? Разве ты не ищешь нас? — Я не- Джису начинает говорить, что не ищет он их. Он даже не знает, кто они, кого именно мальчик имел в виду. Тем не менее, он не думает, что идея признаваться в этом хороша. Может, он, наконец, сможет получить хоть какие-то ответы на свои многочисленные вопросы. Их слишком много. Он пытается придумать что-то новое, хочет спросить что-нибудь, но в голову ничего не приходит. В конце концов, он провёл почти весь день за рулём. Радио снова трескает, пока не звучит приятный мальчишеский голос: — Я признаюсь, — с каким-то одобрением, что ли, — мне было интересно, сколько времени это займёт у тебя. Некоторые из нас даже сделали ставки. К счастью, я верил в тебя больше остальных. Ты на верном пути. Джису очень хочет понять, что происходит. Он будто снова в городе, где на него все косо смотрят, чувствует себя тем же темноволосым мальчиком, отчаянно пытающимся найти смысл в вещах, которые обычно его вовсе не имеют. Только в этот раз по радио он слышит голос, который заставляет его желать понять, что происходит. Но он всё ещё не понимает, кстати говоря. Всё кажется таким сложным. — Это недалеко отсюда, — спустя минуту молчания продолжает мальчик. — Просто продолжай путь, а я составлю тебе компанию. Ну да, маленький Джису просто последует указаниям какого-то мальчика, который разговаривает с ним по радио. А ведь больше ничего не остаётся. Он заводит двигатель и слышит, как мотор возвращается к жизни. Хон даже хочет сменить радиоканал, но какая-то его часть остаётся уверенной, что от этого ничего не поменяется. Плюс, он не хочет потерять связь с голосом на другом конце. Есть в нём что-то успокаивающее – заставляет думать, что Джису не один, пусть это просто бестелесный голос. Он продолжает путь. — Джису, — говорит голос спустя несколько минут, — убедись, что ты не пропустил поворот налево. Брюнет моргает, недолго думая о том самом левом повороте. Шоссе же дорога прямая. Какой поворот? Он моргает снова, когда дорога отливает мягким жёлтым сиянием, и видит развилку. Прежде её точно не было, Джису готов поклясться, но в какой-то момент просто отказывается от понятия слова "нормально". Он понимает даже, что не уверен в том, что слово "нормально" может значить гораздо больше. В любом случае, Джису знает, что он – нормальный. Но что на самом деле это означает? Иногда, живя в городе, Джису представлял себе мир, в котором он не был нормальным. Он представлял себе мир, в котором у всех были такие же тёмные волосы, как у него. Мир, в котором газетные вырезки были на языке, который он мог читать и понимать, где люди не глазели на него в коридорах школы и где рядом была его бабушка, рассказывающая увлекательные истории. Она всегда говорила ему не придавать внимания этим косым взглядам, в которых тонула вся его жизнь. Всегда говорила, что он особенный. Двигаясь по нескончаемой дороге вместе с голосом по магнитоле – своей единственной компанией – Джису чувствует себя особенным. — Мне бы хотелось, чтобы ты поговорил со мной, — жалуется мальчик через некоторое время. — Я не знаю, что тебе сказать, — честно отвечает Джису. — Я даже не знаю твоего имени. — Меня зовут Юн Джонхан. В голове ничего не щёлкает, когда Джису слышит имя. Он не знает никого с таким именем, и ему всё так же нечего сказать. Он пытается вспомнить, слышал ли где этот голос прежде – в школе, на улицах, где угодно – но так ни к чему и не приходит. Идей, как Джонхан вообще узнал о нём – а знал он, по-видимому, всё, будто следил за Джису каждую минуту своей жизни – тоже не было. Но многие вещи и правда повергли Джису в шок. Он родом из города, в котором нет места смыслу, в конце концов. — Куда я направляюсь? — пытается снова Джису. Где-то по пути небо начинает снова менять цвет. Теперь оно глубокого фиолетового цвета с оттенками зелёного на горизонте. Солнце продолжает висеть на месте, будто кто-то его на супер-клей приклеил, какое-то белое и похожее больше на Луну. Джису думает, что, возможно, ему просто кажется, будто он смог сделать это. Он уверен, что небо не должно быть зелёным, в любом случае. Если он всё ещё в чём-то уверен. Он же, чёрт возьми, разговаривает с голосом по радио и всё ещё пытается это переварить. — Ну, — начинает Джонхан, — это зависит от того, куда ты хочешь попасть. — Далеко, – вырывается изо рта. — Мы уже выяснили это, Джису. Ты на верном пути. — Да, но как я пойму? — спрашивает Джису, отворачиваясь от дороги в сторону радио, будто смотрит прямо на Джонхана, а не на магнитол. Он знает, что это невозможно, но в его голове почему-то всё равно рисуется изображение светловолосого мальчика с точёным лицом и чеширской улыбкой. Будто этот образ всю жизнь там был – глубоко похоронен и забыт. И разум сразу помечает этот образ именем Юн Джонхан. Радио снова трескает, а помехи заполняют воздух. Джису остаётся без ответа. В этот раз и сворачивать некуда: дорога ведёт только прямо. На расстоянии всё ещё видны тени. Точно такие же, какие Джису видел ранее днём, когда было светло, а солнце только близилось к ровной линии горизонта. И Джису всё ещё едет к этому горизонту, который ближе не подступает. Неуловимый. Тени не кажутся приближающимися, но он всё равно едет. Бензобак так же наполовину полон, а Джису хочет, чтобы радио заработало. Он совсем не уверен, сколько не вылезал из водительского сидения, честно, но это точно было давно, и сон начал одолевать его. Осторожно, чтобы не уснуть посреди, пусть и пустой, но дороги Джису съезжает на поле неподалёку. Кругом трава, насколько его глаза могут видеть, пустое поле, абсолютно ничего – и вид успокаивает. Лучше уж знать, что кругом ничего нет, чем присутствие чего-то, о чём он не знает. Небо над ним всё такое же фиолетовое, но теперь на полотне сияют яркие звёзды – только тогда Джису понимает, что дню свойственно сменяться ночью. Он думает о Хансоле. Когда они были младше, то, что они играли вместе, казалось естественным. Джису рос с мальчиком, который вечно хвостиком за ним бегал, говоря о звёздах в небе и планетах, которые могли быть до сих пор не открытыми. Хансоль хотел стать учёным с тех самых пор, как только научился читать. А старший мальчик, с одной стороны, всегда чувствовал, что в небе нет ничего, что можно было бы обнаружить. По крайней мере, Джису предпочёл бы, чтобы так было. Он чувствовал себя лучше в те годы, думая, что нет ничего необычного в мире за их пределами. В его городе было и без того достаточно странных вещей – ему просто не нужно было волноваться о том, что происходило за пределами его маленькой сферы понимания. Он считал, что если инопланетяне и существуют, то, возможно, живут с ним по соседству в лице старика, который вечно говорил, что Джису – непослушный ребёнок. Это не оставляло ему места для фантазии, чтобы побродить где-нибудь не в этом странном мире. Перед тем, как прикрыть, наконец, глаза, Джису замечает фигуру вдалеке. На поле Юн Джонхан, совсем не мальчик, идёт к его машине, светлые волосы разлетаются от ветра. Весь путь до машины на его лице сияет улыбка, а Джису ничего не может – только смотрит. Даже с выключенным радио в воздухе висит одна чёткая помеха. Одна часть Джису категорично отказывается открывать дверцу машины, но когда Джонхан тихонько стучится в окно, Хон обнаруживает свою руку, на кнопке, опускающей окно с его стороны. — Эй, соня, — радостно произносит Джонхан. Брюнет растерянно моргает, щурясь. — Я сплю? — И да, и нет, — говорит парень, который вообще-то совсем не мальчик. Голос обманул. — Откроешь дверь с той стороны? Джису молча нажимает кнопку, и Джонхан так же без единого слова садится в машину. — Так тихо, — говорит блондин через какое-то время, возясь с радиоприёмником, пока не удовлетворяется выбранной позицией. Музыка сразу заполняет тишину, несмотря на заглушенный двигатель. Джису не задаёт никаких вопросов; он просто рад услышать что-то, кроме молчания, даже если оно сменилось на незнакомца, так бестактно попросившегося в его машину. Хотя можно ли назвать Джонхана незнакомцем? Он не уверен, когда слышит такой же мальчишеский голос от совсем не мальчика. — Ты близко, — Джонхан отклоняет сидение назад, пытаясь словить комфортную для себя позицию. — Остальные должны тебя поприветствовать, когда ты будешь там. — И где будешь ты? — спрашивает неконтролируемо Джису. В ответ раздаётся добрый смех. — Там, где ты захочешь. Когда Джису открывает глаза, он совсем не уверен, закрывал ли их вообще, – рядом никого нет. Двигатель всё ещё заглушён, но радио продолжает воспроизводить те же лёгкие мелодии, которые, он помнит, запуская диск, установил Джонхан. На небе оранжевые краски смешиваются с розовыми, солнце как блестящий шар красного цвета, как и должно быть. Оно всё ещё в центре, но не константа. Джису чувствует себя отдохнувшим для продолжения пути, заводя машину. Его мысли блуждают от одной к другой. Хон Джису не чувствует себя призванным. Наоборот, он скорее сам вызвался, ничего не сказав. Он ведёт машину так, будто у него сейчас есть важная цель, однако в голове всё ещё бьётся мысль, что цель так и остаётся неизвестной. Пункт назначения расплывчат, туман вдалеке, которого он никогда не сможет достигнуть. Тем не менее, он хочет притвориться, что всё идёт так, как и должно быть. Джису надеется найти Хансоля там, куда он едет. По неизвестной причине, он может представить удивление на лице Хансоля, смешанное с восторгом. Его бензобак начинает истощаться. Он падает ниже полумеры, когда Джису продолжает путь, напевая песню, что воспроизводит радио. Она играет уже шестой раз подряд. Снова и снова. Это всё равно лучше, чем ничего, хотя Джису и сам не замечает, как заскучал по тресканьям и помехам. Тогда бы он снова услышал голос Джонхана. Который заставил бы его почувствовать, что последние часы путешествия – не плод его фантазии. Солнце, наконец, снова опускается, скрываясь за горизонтом. Несколько мгновений спустя перед глазами возникают ясные, освещённые здания. Ночью, когда Джису проезжает знак, приветствующий его в городе, чувствует, что что-то не так. В тусклом лунном свете он не до конца уверен, что может определить, что его окружает. Ни единой души в поле зрения, несмотря на множество строений, – никого на улицах, никого в круглосуточной закусочной. Она тоже светится – открыта, – когда Джису проезжает мимо в ожидании, что кто-то его поприветствует, как ему и сказали. Но нет, никто. Воздух до жути холодный. Джису узнаёт здание с обветшалыми фонарями – единственное, которое продолжало неизменно гореть. Местная новостная станция продолжает работать, несмотря на поздний час. Новости ни для кого не заканчиваются, как говорил отец каждое утро, пока читал газету. В какой-то части мира всегда что-то происходит. И люди должны знать об этом. У Джису уходит слишком много времени, чтобы понять, что он вернулся в город, от которого так далеко хотел уехать. Улицы становятся всё более знакомыми. Машина останавливается рядом со станцией, и парень падает духом. Дверь станции открывается прежде, чем Джису успевает дотронуться до дверной ручки, – оттуда выходит мальчик с розовыми волосами и отчего-то расстроенным лицом. — Наконец-то, — вздыхает он, указывая на наручные часы. — Ты должен был приехать несколько часов назад, Хон Джису. — Прости, — не задумываясь, отвечает брюнет, хотя на самом деле очень хочет узнать имя незнакомца и выяснить, что происходит. Его затаскивают в здание, и Джису отмечает, что людей там, как кильки в банке – либо ему просто кажется. На каждом столе красуются печатные машинки, за которыми сидят работники, печатающие так отчаянно, будто от них зависит жизнь. В какой-то момент брюнет считает, что так и есть. Парень ниже него ростом громко говорит: — Он здесь! В комнате, оказывается, ровно пять человек. Ни больше ни меньше. А в центре сидит Юн Джонхан. — Джису! — произносит радостно тот, вскакивая с места. — Я уже думал, что ты потерялся. — Что происходит? — единственное, на что способен Джису. — Что именно ты имеешь в виду, глупыш? — Джонхан хихикает, хватая Джису за руку, крепко сжимая пальцы. Он отвлекает внимание Джису от других людей в комнате, которые с заинтересованными взглядами наблюдают за сценой. Блондин улыбается, и что-то в желудке Джису дёргается – такое чувство обычно называют "бабочки в животе". — Ты там, куда ты хотел попасть. Помнишь? "Как можно дальше" – это прямо здесь. Ты же останешься? Джису всё ещё думает о Хансоле. О бабушке. Недолго даже о родителях, которые остались дома, где бы этот дом ни находился. Брюнет теперь ни в чём не уверен и ещё больше теряется в себе, когда Джонхан тянет его к двери в другую комнату, которая похожа на его собственную. Его кровать на том же месте, те же носки, так странно оставленные на подушке перед отъездом. Всё в точности как раньше. За гранью понимания. — Ты остаёшься, да? — спрашивает Джонхан снова, перед тем, как их губы встречаются. Это не похоже на электричество. Ничего такого. Когда он закрывает глаза, Джису клянётся, что слышит помехи, наполняющие воздух, вечный гул, который окружал их обоих. Гудение доходит до бьющегося сердца – хаотично и быстро, громче с каждой секундой. Джису не уверен, где он, но чувствует, что там, где должен быть. Далеко от мира, который он знал. Воздух накаляется, кругом становится темнее, хотя Джису всё ещё ничего не понимает и ни в чём не уверен. А они всё ещё целуются.