Solar

Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит. Михаил Булгаков.

Сынмин равнодушен и холоден. Он, на самом деле, не любит своих мемберов. Он слишком язвителен, а его шутки чересчур колки и грубы. Он скучный и не представляет из себя ничего дельного, однако ведёт себя так, словно считает себя лучше других. Ведёт себя холодно и отдалённо, не отвечая на любовь мемберов ничем, кроме язвительных шуток и насмешек. Так люди пишут. Чанбин не согласен. Он считает, что Сынмин – самый милый человек, какой только существует во вселенной. Он невероятно мягкий и ранимый, внимательный и иногда даже излишне заботливый. Старательный, талантливый и трудолюбивый. Осень добрый и отзывчивый, чувственный и ласковый. Самый тёплый и нежный человек из всех возможных. Он невероятный, чудесный. Он бывает закрытым, когда сильно взволнован или напуган, он может быть недоверчивым, но всё это лишь последствия, нечто пришедшее из прошлого. На самом деле, мнение людей многое значит для него, ему важно самочувствие окружающих его людей и, возможно, в нем слишком много эмпатии и внимательности к другим. Больше чем иногда следовало бы. А шутки и подколки не больше, чем манера общения и модель поведения. Он никогда не говорит такого серьезно, потому что никогда не имеет ввиду ничего плохого. Даже его насмешки мягкие, потому что он боится перейти черту и обидеть человека, хоть окружающие и знают, что это лишь юмор. Чанбин готов всего себя положить к ногам младшего. Готов сделать хоть тысячу глупостей, если это заставит Сынмина улыбнуться. Готов сделать всё, что угодно, чтобы солнечный щеночек не закрывался, чтобы не волновался и комплексовал лишний раз. Чтобы был счастлив. Ему больно смотреть на расстроеного Сынмина. О, Боги, у него чуть сердце не разорвалось, когда Сынмин пытался прятать свою улыбку из-за комментариев в интернете. Со хочется защитить его от всех людей в этой галактике, если они способны нанести ему хоть какой-то вред. Всё-таки, он слишком близко воспринимает мнение людей. И это ужасная, вопиющая несправедливость! Почему такой прекрасный человек не может пропускать мимо ушей язвительные комментарии, полные обиды и зависти? Почему тысячи людей живут припеваючи после гадких слов, написанных в чужой адрес, а один замечательный милый парень не может выбросить их из голову после ещё долгое время? Почему те люди забудут о своих словах уже через пару минут, а он будет помнить об это на протяжении нескольких недель, а то и месяцев? Почему он должен страдать из-за этого? Изводить себя, стыдиться собственных чувств и собственных лица и тела, считать себя недостойным и лишним? Чанбину больно, почти физически больно осознавать, что его Сынмин, его милый малыш Сынмин, думает о себе так горько и обидно. Потому что это не так. Совершенно не так. Сынмин прекрасен, слишком прекрасен для этой галактики. И Со, к сожалению, уже не знает, как доказать это Сынмину. Не знает, но пробовать не перестает. Потому что Сынмин определённо этого заслуживает. Он готов доказывать это каждый раз, когда Сынмин почувствует в этом надобность. Когда угодно и где угодно. В любое время и что бы не случилось. Даже прямо сейчас. Хёнджин предложил посидеть в гостиной их общежития всем вместе и почитать комментарии к новой записи шоу, в котором они участвовали на днях. Обычно он, конечно, делает это один, но ничего не мешает поделиться своими впечатлениями с другими, потому что они – семья. Только вот не то чтобы эта идея не могла обернуться чем-то неприятным. Потому что в то время как большинство ребят, ища комментарии про себя, читали, обсуждали и задумывались только над хорошими, Сынмин всё время зацикливался на негативных. И не столько из-за того, что их было много, скорее из-за того, как они резали глаз. И они мгновенно перечеркивали всё то хорошо, что он мог прочитать до этого. Это напрягало его. Гложило, заставляло чувствать себя неправильно. От этого кололо в груди. Хотелось расплакаться прямо здесь и сейчас. Потеряться, исчезнуть, раствориться. Что угодно, лишь бы не ощущать это снова. Он должен работать усерднее, он знает. И он старается, правда. Но почему-то каждый раз, читая подобные комментарий, он ощущает себя ужасным. Резко ему начинает казаться, что его усилий не достаточно, что они малы и несущественны. Собственные шутки ощущаются, как пропитанные ядом, будто бы по правде желающие задеть чужие чувства. А все эмоции, что он проявляет с другими, блекнут и вспоминаются излишне наигранными, холодными. Тошнит от самого себя. Сынмин не выдерживает. Собственное напряжение бьёт по вискам, а к горлу подступает ком. Глаза начинают чесаться и болеть. Он быстро прощается со всеми и, жалуясь на усталость, ретируется из общежития. Выдыхает тяжело и болезненно, когда закрывает за собой дверь в собственную комнату. И стоит у двери, мнётся, будто места себе не находит. Чувствует, как подрагивают руки и как трясутся колени, грозясь заставить его рухнуть. Он скатывается по деревянной поверхности, прикладываясь к её холоду затылком и опираясь спиной, прижимая к себе колено. Слёзы наполняют его глаза, застилая туманом всё вокруг. Он ощущает себя таким жалким. Рваный вздох срывается с его губ, и ему кажется, что он задыхается. А ещё ему кажется, что он падает в бездну смерти, потому что он так отчётливо слышит чужой голос, взывающий к нему. – Минни, - дверь распахивается и он ошарашенный и зареванный от неожиданности падает на спину, встречаясь затылком с чьими-то ногами. Его взгляд цепляется за запыхавшегося, нависающего над ним с самым встревоженным видом, Чанбина. Его взгляд такой взволнованный и внимательный, что Сынмину хочется провалиться под землю: он, чёрт возьми, не хотел заставлять Со тревожиться. Он быстро встаёт, пряча заплаканные глаза и растирая лицо рукавом худи. – Эй, Минни, что-то случилось, да? - Чанбин оказывается рядом, услужливо прикрывая за собой дверь. Он уже всё понимает. Знает Сынмина слишком хорошо, чтобы спрашивать как-то иначе. Потому что осознает, что Киму так отвечать очень тяжело. Ему говорить в целом бывает слишком тяжело, так что старший старается быть внимательнее. - Ты же знаешь, что можешь рассказать мне всё, что тебя волнует, правда? - А Сынмин бы и рад возразить, соврать, что правда просто устал и все в порядке, но смысла уже не видит: по его состоянию всё понятно. По щекам до сих пор текут слёзы, а лицо покраснело и чуть вспухло. Видно, что дело здесь не в усталости. Он опускает голову почти пристыженно и старается на смотреть на Со, который ласково успокаиваще гладит его по спине, стискивая в своих крепких объятиях. - Ну-ну, Сынмин-и, скажи мне, что тебя тревожит. - голос звучит так мягко и нежно, будто для него это ничего не стоит, будто это не давит на него, не мешает, не напрягает. Будто он не видит в Сынмине проблему, не чувствует к нему призрения, какого ожидал младший. Сынмин не может сдержаться. Льнёт ближе, прижимается к тёплому телу, стараясь не выглядеть уж слишком нуждающимся. Ему так хочется перестать чувствовать всё это. Так хочется, чтобы это просто испарилось, чтобы исчезло. – Прости меня, Чанбин-хён... - вздыхает Ким и хлюпает мокрым носом. - Я обещал, что больше не буду так, а сейчас опять... - верно, он не первый раз срывается. И не первый раз он скрывает факт своих срывов, стараясь быть незамеченным. И за это ему особенно стыдно. Потому что он обещал. Обещал Чанбину всегда говорить, если его что-то беспокоит, всегда говорить, если он чувствует себя не очень, говорить, если он ощущает, что не всё в порядке. А сейчас подводит. Снова подводит. Вина колит внутри тупым ножом: уж лучше б уже проткнула насквозь, чем продолжать это давление. Ему невыносимо стыдно. Даже смотреть в глаза хёну после своего проступка. Особенно смотреть в глаза хёна. Потому что всегда так. Стыднее всего перед человеком, которого он любит. И вдвойне стыднее, если этот человек ещё и любит в ответ. Страх стать для Со разочарованием жжёт сердце, словно раскалённая кочерга. Он не хочет этого. Только не этого. – Это ничего, - старший отводит взгляд, поджимая губы: Сынмин хотя бы попытался, раз чувствует горечь неудачи. Когда он спросил с младшего обещание, он не думал, что всё подвернётся вот так, ведь в его душе разгоралась липкая призренность к самому себе. Он не хотел, чтобы Сынмин чувствовал себя так от его слов, он просто хотел показать, что он всегда рядом, что он готов помочь и выслушать, что он любит Сынмина и не бросит его ни за что на свете. Он гладит нежно по подрагивающим плечам и утыкается подбородком в плечо, прижимая к себе чуть плотнее. - Всё хорошо, Минни, я же рядом с тобой, это главное. Расскажешь мне, что тебя расстроило? - Сынмин вымученно всхлипывает и кивает. – Может сядем? - Чанбин кивает на просьбу в согласии и ведёт Кима к кровати, не выпускает его ладони из своих ни на секунду. Сынмину от этого чуточку спокойнее. Со остаётся рядом, поддерживающе гладит костяшки его пальцев и этого достаточно, чтобы чувствовать себя капельку лучше. Потому что его присутствие для Сынмина всегда повод для радости. Потому что с ним всё ощущается чуточку легче. Потому что так становится менее страшно, это даёт какую-то фантомную уверенность. Сынмин громко шмыгает и сглатывает, прочищая горло. Он не уверен, но он хочет рассказать. Это же Чанбин. С ним всегда безопасно и тепло. Он не осудит, не бросит, не унизит. Он не призреет, но Ким всё равно иногда слишком явственно ощущает страх разочаровать его. Потому что Со слишком дорог. Для Сынмина он значит слишком много. Он старается выдавить из себя слова, но по комнате разносятся лишь его удушенные всхлипы и тихие-тихие обрывки слов, выливающиеся из него со слезами. Его губы охватывает дрожь, а хрупкие плечи пронзает тысячами игл наэлектризовывающего напряжения. – Минни, я не тороплю тебя, ладно? Не волнуйся, всё хорошо, тебе нужно успокоиться, щеночек, - Со слишком ласковый, слишком добрый, и Сынмину кажется, что он тает от такого отношения. Ему стыдно, неловко, но всё ещё безумно приятно принимать чужую заботу. До лёгкости в животе и до покалывания в пальцах приятно. Он, кажется, такого не выдерживает. Он трескается. Раскалывается и раскаивается. И, кажется, готов рассказать всё как есть. Каким бы глупым его переживание не было. – Я просто.. так устал, - он слезливо икает, стирая капельки на щеках о собственное плечо, не желая вытаскивать ладоней из чужих рук. - Люди так часто пишут о том, что я холодный и замкнутый, что я не люблю и не уважаю других мемберов и фанатов, и что я скучный и не представляю из себя ничего, кроме язвительных шуточек... Что я лишний и мне стоит уйти... - он поджимает губы, собирая остатки сил и самообладания, чтобы продолжить. И тихонько взглядом останавливает Чанбина, уже порывающегося сказать ему что-то. Потому что ему правда необходимо договорить, необходимо выговориться. - И я.. просто, знаешь, иногда начинаю бояться, что так оно и есть. Потому что я.. мне правда бывает тяжело выражать свои чувства, но я действительно.. очень дорожу всеми вами и правда люблю вас всех... – Я знаю, Минни, я знаю, - Чанбин двигается ближе, укладывая чужую макушку на своё плечо, пальцами поглаживая чужой затылок. Он тихонько вздыхает, ощущая как в груди колит от горечи. Как же ему жаль, что его мальчику приходится испытывать подобное. - Мы все знаем. И мы тоже дорожим тобой. Мемберы знают, что ты не имеешь ввиду ничего плохого. И никто не считает тебя лишним, ты нужен нам всем. И мне нужен. Ты же знаешь, как сильно я тебя люблю, м? – Больше, чем звёзд в галактике, сильнее, чем притяжение черной дыры, жарче, чем Вольф-Райе, - Сынмин мастерски повторил слова, что Чанбин готов повторять ему из раза в раз. Он говорил их каждый раз, как клятву, непреложную, нерушимую, вечную. И кажется, в этих словах он поместил не столько свою любовь, сколько ценность, какой во всей вселенной не сыскать. Он любит настолько сильно, что готов положить мир к чужим ногам. – И даже если ты считаешь себя холодным и отстранённым, вспомни, что Седна – самое холодное место во вселенной, однако находятся люди, которые любят её такой, какой она существует. - Чанбин любовно поглаживает пальцем чужую бархатно-влажную щёку и заглядывает в глаза с бескрайней нежностью. - Есть люди, которые считают её невероятной и волшебной. Понимаешь о чём я? - он хмыкает, когда в чужих глазах сталкивается со внимательностью в чистом океане доверия. Как же он ценит это. И как же он любит Сынмина. - Ни в жизнь не получится нравится всем, правда. Достаточно того, что ты нравишься нашим стей, нашим мемберам, другим айдолам, своей семье и стаффу. И мне нравишься. Очень. - он приближается к чужому лицу так тесно, что его дыхание греет влажные следы на чужой коже. Он целует. Нежно и легко, в знак своей поддержки, вкладывая в это касание столько чувств, сколько возможно. - Я всегда рядом с тобой, что бы не произошло. – Спасибо, - Ким, наконец, смущённо улыбается, кулаками потирая глаза. Он рад, что его парень такой замечательный человек. И он любит в ответ. Влюблён до дрожи в коленках и пунцовых щёк. Всем сердцем любит. А Со влюблён в Седну и безумно любит Сынмина.