Не потеряй

Сказать, что Хахен была зла - значит не сказать ничего. Эмоции били ключом, выплескиваясь прямо на Акаруи. Ее отругали по полной программе, у нее на плече поплакали, посмеялись, потом ещё раз отчитали. Она перестала считать, сколько раз ее упрекнули в глупости, просто молча слушала, продолжая изгибать губы в подобии улыбки. Подруга искренне взволнована и Хоши, понимая это, вскоре тоже была готова плакать, обнимая Косен. Лекция о ее безответственности прочитана в полном объёме. Ран предусмотрительно вернулся минут через двадцать, вызывая новый поток недовольства блондинки, поздоровался, сообщая, что завтра его не будет и он придёт в среду. Это было ожидаемо, завтра Поднебесье кучкуется в Йокогаме, дабы обсудить дальнейший план действий. Хоши на его слова кивает, желая удачи, получая ответную рекомендацию не забивать себе голову. Как будто у нее есть желание. Косен тут же пообещала, что завтра они весь день будут тусоваться вдвоем и прожигала парня раздраженным взглядом, вплоть до того момента, пока за ним не закрылась дверь. Естественно, подруга винила во всем Хайтани, втянувших ее во все это дерьмо изначально, и видеть его рядом с драгоценной подругой не желала. Это ещё повезло, что рядом не было Риндо, тогда бы они точно тут поругались. Два сапога, не желающие этого признавать, пара. Хоши решила отложить объяснения на потом, просто помахав рукой на прощание, передавая Риндо "привет". В теории, братья отчасти виновны в сложившейся ситуации, но обвинять их она не в силах. Не нужно даже говорить о том, что вторник с Хахен прошёл максимально бодро. Ее накормили вкусной контрабандной едой, привезли удобную пижаму со штанами из дома и пустили под кожу заряд позитива. Общее состояние начало улучшаться, постоянное гудение в ушах начало пропадать, аппетит постепенно возвращался, а апельсины приходилось чистить самой, потому что Косен должна была убедиться в ее более-менее нормальном состоянии. Думать, как там братья не хотелось от слова совсем, и она позволила себе в этот день просто наслаждаться чужой компанией, представляя отсутствие остального мира за стенами палаты. В среду Акаруи проспала до самого завтрака. После утреннего осмотра врач сообщил радостную новость о том, что завтра она вполне может, под свою ответственность, написать расписку и продолжать лечение дома. Хоши от таких слов взбодрилась, дома и стены помогают, как говорится. Выбраться из больничного склепа хотелось неимоверно сильно. Запах антибактериальных средств, казалось, въелся в кожу точно так же, как горькое послевкусие на языке, после очередного приёма таблеток. Ран, как и обещал, пришёл после обеда, вновь один, принеся с собой слабый запах сигарет, толстовку и пакет из пекарни. Последнее обрадовало ещё больше, не хватало только кофе, которого ей в ближайший месяц никак нельзя. Что-то подсказывает, она не выдержит весь положеный срок. Кофту Хоши тут же натягивает поверх пижамы, сердечно благодаря. Только вот толстовки такого цвета у нее в гардеробе никогда не было, но Акаруи не спрашивает, просто наблюдая за рассматривающим ее в таком виде парнем. Хайтани, садясь на знакомый стул, распрашивает о вчерашней головомойке, получая шуточное возмущенное фырканье в ответ. По чуть растрепанным косам можно предположить, что собрание вчера было долгим и, скорее всего, сложным, раз у него не было времени переплести волосы. Хоши не говорит об этом вслух, только с любопытством интересуется, где Риндо. Ран, загадочно подмигивает, тихо драматично выдыхает. – Серенады под окном одной юной дамы поёт. – У него свиданка?! Смеется, получая тихий смешок в ответ. Вот уж не ожидала, что в ее отсутствие младший умудрится найти себе подружку. А главное, вместо привычного в этом случае сна до вечера, все равно побежит к девчонке. Сам он об этом ей не рассказал, хренов мануальный терапевт. Обычно первым хвастался, какую прекрасную девушку себе отхватил, начиная стебать ее по поводу отсутствия личной жизни. В каждой шутке есть доля правды. Если говорить о Риндо на фоне своего брата, то он был настоящим дамским угодником. Да, девушки на него не вешались так яро, как на Рана, но ухаживать он, похоже, умел. Из рассказа старшего про их школьные времена, шоколада на день Святого Валентина они получали почти поровну. Возможно, этому помогла манга, которую она ему советовала, или природная харизма, хотя, чаще всего, это не заходило дальше пары свиданий. Мало кто мог сойтись с ним характером, да и, так называемая, внеурочная деятельность не располагает к наличию свободного времени. Но он никогда не отчаивался, приговаривая, что в жизни необходимо разнообразие. Во все времена были те, у кого типаж плохие парни. Риндо, вписывающийся в этот образ на все сто, оставался вполне популярен у школьниц. Кто не захочет повстречаться с таким опасным, а что ещё более важно, горячим парнем? Акаруи, не переставая хихикать, переспрашивает, какая по счету у младшего свиданка. Ран не перестаёт усмехается в ответ. – Третья, но по его словам они "друзья". – И куда намылился? – Повез девчонку куда-то на другой конец города в музей. Хоши улыбается чуть шире, мысленно делая заметку при случае расспросить самого горе любовника о своей Джульетте. Заставить Риндо добровольно посетить музей, тем более где-то далеко, нужно очень постараться. Ей уже безумно интересно, кто же эта всемогущая девчонка, сумевшая зацепить его настолько сильно. Она рассказывает свои мысли парню, который выдвигает предположение, что девчонка младше Рина. Иногда Акаруи забывает об их разнице в два года, получается, по теории старшего, подружке лет четырнадцать-пятнадцать. Действительно, малютка, таких нужно тискать в объятиях и катать по красивым местам, завозя в уютные кафешки. Кажется, типаж на одногодок дал сбой. Может, это к лучшему. Вдруг это поможет ему стать более ответственным в отношении других и заставит немного почувствовать себя нужным как личность. Лишь бы не нанес школьнице психологическую травму, а то потом вообще в парнях разочаруется и будет голову ломать, отчего. Оставалось надеяться на осознанность действий Риндо и наличие огромного терпения у его спутницы. Акаруи ловко меняет тему, интересуясь, как идут дела в районе. Ран отвечает максимально расплывчато и это уже само по себе начинает напрягать. Будто скрывает что-то от нее или не доверяет. Из рассказа можно понять, парни постепенно наводят порядок на улицах, сбивая ЧСВ тем, кто в их отсутствие в связи с деятельностью в Йокогаме возомнил себя выше, чем были. Процесс максимально скучный и рутинный, некоторым нужно постоянно давать по шапке, дабы не зазнавались. Хайтани крайне смутно намекает на более высокие цели, как наследие отца, которое все это время оставалось в руках взрослых, которым они, по сути, ещё дети, ничего не могли предоставить. Сейчас же, когда они стали совершеннолетними, открывались новые перспективы. Нет, разъебывать малолеток на улицах было, наверное, забавно, но, кажется, братья, а в частности Ран, задумались заглянуть повыше. В данный момент они контролируют улицы и школьную шпану, частично присматривают за рэкетами и наркоторговлей. Не можешь подавить - возглавь, мудрый принцип, не подводивший ещё ни разу. Да, всегда были и будут те, кто даёт деньги взаймы под большие проценты, а потом выбивает их из тебя самыми разнообразными способами. Ее работа состояла в сборах своеобразной арендной платы с таких группировок за то, что они промышляют на их территории. Кто-то понимал это, особенно ребята старой закалки, и могли отдать за несколько месяцев вперёд, дабы не приебывались. Кто-то, наоборот, пытался скалиться, таким приходилось с наслаждением обламывать зубки. По началу собирать приходилось почти лично, в сопровождении подчинённого, в качестве охраны, ходить по офисам, потом ей просто передавали сумки с деньгами. Всегда находились недовольные, отказывающиеся платить из-за недовольства их возрастом или отдавать ей, потому что девушка. Хайтани умели быстро вправлять таким мозги на законное место, а она, смотрящая на это из-за их спин, только горделиво уничтожила недовольных взглядом. Наркотики были и остаются одним из самых прибыльных нелегальных бизнесов. Закладки иногда бывают на каждом шагу, и делают их, в основном, подростки. Юркие, несовершеннолетние, невинные - идеальные кандидаты. Иногда наркотики продавали взрослые, а подростки просто раскладывали закладки, но и платили им за это меньше. А вот сами не сильно выросшие дети, лет по восемнадцать-двадцать, организовывающие продажу, обычно относились к курьерам чуть лучше, и вот с таких было, что взять. Пару раз ей предлагали отдать устойку порошком, на что Хоши обычно громко фыркала, передразнивая, мол, как ей с этим белым чудом поступить, любоваться? Благодаря этой части своей работы она получила стойкое отвращение к наркотикам. Можно курить, пить никогда особо не любила, но вот употреблять ни в коем случае. Видеть наркомана в ломке - одно из самых страшных зрелищ в жизни. Забыть бы это, да не может, до сих пор перед глазами загибающийся парень, мало похожий на человека, которого заперли в узкой коморке, дабы не буянил. Не было денег на дозу. А ей со смехом продемонстрировали, в ожидании увидеть ужас на лице. Его трясло, он бредил, изо рта едва не шла пена, до жути красные глаза. Акаруи пришлось держать себя в руках, чтобы не вскрикнуть и сохранить равнодушное выражение лица. Но оставались подпольные, не всегда легальные, клубы, бары, являвшиеся отраслью бизнеса, куда только предстояло войти. Ран решил начать постепенно въезжать в это дело, ожидая совершеннолетия Риндо, чтобы потом взяться за это серьезно. Хоши на эти, явно не до конца рассказаные, размышления кивает, представляя, как увеличится фронт работ. Улицы это все хуйня, а вот бизнес уже серьёзнее. Там и ответственность больше, и объем работы. Пытается беззаботно пошутить про то, что такими темпами будет жить на работе, но вместо ожидаемого смеха получает серьёзный задумчивый взгляд. Хайтани поднимается с насиженного места под озадаченный взгляд Акаруи и делает несколько шагов к окну, открывая его, доставая пачку сигарет из кармана пальто. – А ты никогда не думала перестать делать это? Спрашивает Ран, не глядя на нее, чуть высовываясь в окно, щелкая зажигалкой, прикрывая сигарету рукой. Она ведёт плечами, холодный ветер касается кожи, теплом на улице и не пахнет, пусть меньше чем через неделю март. Весна всегда либо воодушевляет, либо вгоняет в апатию. Хоши лишь грустно расплывается в улыбке, в который раз глядя на свои руки. Царапины на ладонях постепенно заживали, уже не причиняя дискомфорта. Просто служили напоминаем о своем поступке. Она до сих пор не понимала, как к этому относиться. У нее пальцы не такие тонкие, как у него. Стыдно признать, но она никогда не отращивала длинных ногтей, потому что сначала они были запрещены на работе в кафе, а потом были неудобными в другой работе. Возможно, ей стоит задуматься об этом, Хахен, кажется, говорила что-то про знакомую, которая только учится этому делу. Вопрос не вызывает никаких эмоций. Логично, они рано или поздно подошли бы к этой теме. Все яркие чувства после дня, проведённого с Хахен, стремительно вспыхнули и сгорели дотла, оставляя растерянность от своего безразличного состояния. Голова отдавала лёгкой болью на периферии, привычное в последнее время состояние. Она была рада, что с Раном не надо было делать вид весёлой выздоравливающей девушки. С ним можно побыть просто Хоши, которая просто безумно устала и поправляется не так быстро, как в фильмах. Тошнота, шум в ушах, головные боли, страдающая координация, проблемы со сном - все это накладывало свой отпечаток. Скулы болят от извечных успокоительных улыбок. Их молчание не было неловким, скорее уместным. Ей требовалось время, дабы собрать мысли в кучку и выдать их с помощью языка. Почему-то безумно хотелось суши и спать. Прохладные дуновения приятно щекотали щеки, приводя в себя, немного отрезвляя. Ничего не проходит просто так, эта травма не исключение. Она серьёзная, последствия тоже, с ними не всегда легко справляться. Но Акаруи знает, что ей обязательно с этим помогут. Это грело, глубоко внутри, костер среди холодных рёбер внушал надежду на лучшее. Хоши не чувствовала себя сейчас неловко и судорожно не пыталась придумать вразумительный ответ. В этом не было никакой необходимости. Уверенность в принятии любых ее слов успокаивала. Конечно, камнями в нее никто кидать и не собирался, но Хахен такое говорить нельзя, подруга жутко переживает за нее сейчас, и, наверняка, начнет бить лишнюю тревогу. Нет, она ценит ее заботу, но сейчас это совершенно не нужно, потому что этот период жизни пройден. Его нужно осмыслить, извлечь уроки и отпустить. Рыться в нем уже не имеет смысла. Косен не сможет принять этого с ее, брюнетки, уст, со своей, иногда чрезмерной, чувствительностью. Акаруи не нуждается ни в чьей жалости. – Можно начать издалека? Парень молчит, не возражает. Впрочем, Хоши и так прекрасно знала, что ей дадут говорить без каких-либо проблем. Все-таки, начинать любой откровенный разговор всегда неимоверно трудно, пусть обычно нужно только начать, а дальше слова польются сами. Ее от осознания этой правды первое время тошнило, но потом у тебя не остаётся выбора, кроме как смириться и принять. Запах табака чуть щиплет нос. Риндо ненавидел эту привычку, извечно готов был часами ныть, что из-за брата его одежда провоняла сигаретами. Брюнетка на такие речи каждый раз понимающе кивала, знакомая проблема, но ей самой было на запах абсолютно безразлично. Это не вызывало ни отторжения, ни симпатии, просто существовало независимо от того, хочет она или нет. Когда Акаруи сама курила, вся квартира временами буквально воняла табаком, но мать ей и слова не сказала, хотя отчётливо видела или чувствовала. Сначала такое отношение удивляло, особенно после рассказов других детей об угрозах их родителей, позже она смекнула, что к чему. Матери в тот момент было без разницы, чем она занималась. Она уже собиралась навсегда уйти из той квартиры. Словно бы в продолжение своих мыслей, начинает тихо говорить, не отрывая взгляда от окна, за которым разлилось сероватое ясное небо, от вида которого накатывала меланхолия. Не хватало солнца, в это время года пусть и не греет, но своим видом наставляет на позитивный лад. – Знаешь, не думаю, что моя мать вообще планировала иметь детей. Отец бросил ее до моего рождения, и всю мою жизнь она была вынуждена тащить меня на себе. Работала все время, чтобы дать мне нормальную жизнь. Могу лишь предположить, она старалась полюбить меня, искренне, но я была для нее обузой. Лишним грузом, если бы не дочь, она жила бы совершенно по-другому, ведь у неё есть и внешность, и ум, и женское обаяние. Но кому нужен довесок в виде ребёнка? Грустно усмехается. Она долго думала об этом в шестнадцать, бессоными ночами, сидя на табурете на кухне, слушая шум с улицы. Если бы не она, у матери все сложилось бы иначе. Кажется, та мечтала о вечной любви, о карьере, о путешествиях по миру. Окончила старшую школу, даже поступила в университет, увязнув в образовательном кредите, который помогали выплачивать родители. Своих бабушку и дедушку Хоши не видела ни разу в жизни, те отказались от неё и матери, как только узнали о беременности. Как и положено юному студенту, мать любила коротать время в различных компаниях, так случайно все и получилось. Акаруи не могла сказать, что нежеланная. Всё же её никогда не ненавидели. Просто ебучий случай, переломивший стремившуюся к вершинам жизнь на до и после. Брюнетке до смерти было интересно, думала ли мать об аборте? Спросить не смела, ни до, ни после всего. Все же благодаря этому решению она появилась на этот свет. - Она не умела быть хорошей матерью и пошла по понятной ей, взрослой, дорожке - заменить родительскую любовь деньгами. Обеспечить хорошее, не как у неё самой, будущее. И все равно я помогала ей на подработках с раннего возраста, потом пошла работать сама. Когда мне было четырнадцать, она загорелась идеей переехать в Роппонги, потому что там много работы и, наверное, много возможностей для осуществления ее прекрасной будущей жизни. Она надеялась, что мы обе найдём здесь хорошую жизнь. Мне тут, знаешь, не очень-то нравилось сначала. Постоянный шум, тесная для двоих квартира. День состоял из цепочки школа, дом, работа... Не очень нравилось неправильно сказано. От вечного треска машин и толпы мутило, как никогда. Её, буквально, вырвали из наконец, более-менее, устоявшегося социума вновь в новую обстановку, непривычную до слез. Плакала по ночам, мечтала вернуться обратно, пыталась уговорить мать, но та была неугомонна. Всё мечтала, как они заживут где-то в красивом частном домике любящей семьёй, как Акаруи отучится на журналистку и будет работать в известном издательстве. Квартира была меньше, чем в прошлый раз, к этому тоже надо было привыкнуть. Тогда она впервые немного обрадовалась частому отсутствию матери дома. Правда, после, голод по тактильному контакту, что пошёл на убыль после знакомства с Хахен, и родительской ласки начал постепенно расти, практически сжирая её целиком. Хотелось кричать от того, как она желает обнять мать, как мечтает услышать её голос. От такой тоски скручивает изнутри, хоть на стены лезь, заставляя задыхаться. Больше всего она была нужна, когда Хоши влезла во всю эту поебень с Дабуру. Она так нуждалась в утешении, в защите, в понимании и любви. Но её бросили, поломанную, между ней и осуществлением юношеской мечты, выбрав последнее. После судьбоносного звонка она не могла прийти в себя несколько суток, такое никак не желало укладываться в голове. Розовые очки с мечтами о счастливой семье с дребезгом разбились, а осколки стёкол больно впились в глаза. В голове крутился единственный вопрос, сводивший с ума: а хоть кто-нибудь любил её искренне? Ту, чьё существование ебучая ошибка, которой вообще не должно быть как таковой? – Тогда я задумалась о смерти. Казалось, что это разом бы решило все мои проблемы. Мама осталась бы свободна, а друзей у меня никогда много не было. Хахен ведь, в тот момент, начала встречаться с Дабуру и уделяла мне все меньше времени, предпочитая строить свои отношения, разрушение нашей дружбы было только вопросом времени. Я стояла в метро, смотрела на рельсы каждый раз воображая, как я прыгаю и как меня расплюскивает в кровавую кашу. Это, честно, очень пугало. И я старалась забыть, но все, как назло, шло по пизде ещё больше. А потом, через пару месяцев, началась вся эта поебень с деньгами. Это встряхнуло меня, а потом заставило отложить мысли о смерти. Иронично, как то, что её чуть не убило, заставило почувствовать себя живой. Сначала Акаруи была абсолютно потеряна во всем случившемся, и согласилась на сомнительное предложение Хайтани, в основном, от безысходности. Они удачно подобрали момент, она не могла им отказать, ее тогда только уволили с работы, и через пару недель, когда пришло бы время платить за аренду, она бы вылетела на улицу. Куда бы она могла бы в таком случае пойти? Только звонить матери и умолять вернуться или дать денег. Деньги деньги деньги, иногда Хоши, честно, всем своим существом ненавидит эти чёртовы бумажки и монеты. За них готовы продать любовь, ведь на чаше невидимых для глаз весов они кажутся весомее. Ты теряешься, пытаясь заработать их все больше и больше, теряешь не только цель, но и личность, ценности, мечты. Коко отличный тому пример. Они оба ненавидят их, но оба вынуждены придумывать новые способы заработка. Заставляемые сначала другими, потом продолжающими по инерции. Ей искренне жаль мальчишку, синяки от рук которого до сих пор виднелись на шее. Но спасать она его не собирается, как наверняка сделала бы раньше. Себя бы спасти сначала. А иначе она сама в добавок развалится, и какая им от этого, спрашивается, двоим польза? Спасать другого за счет себя - не есть хорошо. Это действительно подвиг, только вот в конце тебя, раскрошенного в честь спасенного, скорее всего бросят, отправляясь дальше. Ты бы рад последовать следом, да не можешь. Не потеряй - заповедь, прокручеваемая в голове все время. Принцип, который ни в коем случае нельзя нарушать, а то окончательно захлебнешься и пойдёшь ко дну. Не потеряй себя, не потеряй свои чувства, не забывай, ради чего ты все это делаешь. – Постепенно, я уже не так категорично относилась к Роппонги. Он стал моим домом, а дом любят любым, даже таким, где у тебя были когда-то плохие мысли. Да и вы, ребята, меня здорово встряхнули, не оставив выхода. Поэтому, если возвращаться к твоему вопросу, жалею ли я об этом? Нет. Да, в этом вопросе больше отрицательного, но это сглаживается под положительными моментами. Жить в своем доме в достатке, защищать друзей, это намного лучше, чем гнить в земле. А та цена, которую я плачу за это, уже не кажется такой большой. Крыша над головой наконец-то перестала шататься. Ей нет нужды волноваться об уплате аренды. Не приходиться больше экономить на продуктах, она может позволить себе недешевый кофе, о чем могла лишь мечтать раньше. У нее есть верные друзья, готовые встать за нее горой. Хахен, что заботится о ней и любит до одури, готова успокаивать все ее истерики. Особенно это демонстрировалось три года назад, Акаруи могла рыдать навзрыд часами, не зная сама, почему, а блондинка обнимала ее, выражая поддержку. Во время этой непродолжительной депрессии именно Косен помогала оставаться на плаву, не переставая повторять, как любит свою подругу. Если Хоши не говорила ей всего вышесказанного, это совершенно не значит, что подруга об этом не знает. Догадывалась, но не произносила вслух, доказывая делом. Возможно, только из-за Хахен она верит в свою необходимость хоть кому-то. Наверное, именно поэтому она не опустила руки, а нашла силы пойти дальше, сделав нужные выводы. Роппонги шумный и активный. Это ее дом, выбранный ей самой, что делает его в сотни раз ценнее. Она влюблена в центр с красивыми небоскребами, в Роппонги Хиллз, особенно вечером, пусть гулять ночью одной по этому району - не лучшая идея. Узкие улочки жилых домов, переплетенных вечными магазинами и ресторанчиками. Это место придаёт своим видом уверенность в собственных силах, не даёт потерять надежду. Хахен, например, тоже любит район, но думает переехать в другое место, менее громкое. Наверное, Хоши судьбой предписано сойтись с теми, кто любит это место так же сильно, как она. Хайтани дышали Роппонги, знали множество потайных лазеек, укромных переулков. Вот уж кто не против пустить тут корни, врасти, пропустив все это через себя. Девочка, которая до одури любила свой дом встретилась с его хозяевами. На самом деле, любовь к району стала связующим в начале их взаимоотношений. Риндо и Ран любили ради забавы в первые пару лет вытащить сопротивляющуюся ее с собой на ночные рейды, открывая перед ней реалии ночного мира. Он не был сказочным, но завораживающим, до отвратительного, ярким. Неоновые вывески, слепящие глаза, множество ночных клубов, толпы людей и проститутки из публичных домов неподалёку, различные по статусу рестораны, узкие полутемные тупики. От пьяниц было мерзко, от илюминации центра захватывало дух. Братья открывали ей новые особенности, наблюдая за ней с насмешкой, которая постепенно перешла во что-то общее. Объединяющее. Держи друзей близко, а врагов ещё ближе. Поэтому Хоши старалась быть ближе к братьям, дабы всегда знать, хотя бы на всякий случай, ход их мыслей. Те вылазки отзывались отголосками чужих голосов и звуками драки в ушах. Смотреть, как бьют других было не в кайф. Это пугало, хотелось бежать со всех ног, но кто бы ей это позволил. Постепенно такие наглядные гуляния прекратились, то ли чтобы не подвергать ее лишниму риску, то ли из-за того, что она никак не реагировала на их действия. Правда, потом это помогло ей. Акаруи запомнили, иногда это пугало тех, кто хотел причинить ей вред. Она всегда стояла позади братьев и с равнодушным взглядом следила за очередной жертвой, перешедшей Хайтани дорогу. Жалеет ли она об этом? Больше нет, чем да. С высоты жизненного опыта, сейчас Хоши не захотела бы пройти через это ещё раз. Сейчас, валяясь в больничке с едва не проломленной головой, возвращаться к такой работе не очень то хочется. Она не знает, как поступить лучше, и давно решила пустить все на самотёк до выписки. Поднимает глаза на Рана, что делает одну из последних затяжек, выпуская дым на улицу, тянется к пустой банке из-под газировки, стоящей на подоконнике, запихивая бычок туда. В больничных стенах он в своем темно сером пальто, накинутом на плечи, выглядит органично. Морщится, натягивая рукава чужой толстовки на ладони, пытаясь ещё сильнее закутаться в тонкое одеяло. Ткань сиреневой кофты пахнет им, перемешанные запахи шампуня, парфюма, сигарет, немного кофе. Если уж на Ране толстовка оверсайз, то Акаруи буквально утопает в ней, особенно в длину. Сравнили, высоченного под сто восемьдесят Хайтани и ее сто шестьдесят шесть. Правда, телосложение у нее не было как у милых миниатюрных девушек. Не было ярко-выраженной талии, пошире плечи и бедра. Толстовка окутывала почти домашним уютом, и снимать ее не хотелось ближайшую вечность. Ран закрывает окно, скидывает пальто назад на подоконник и, наконец, подходит к ее койке, продолжая молчать. Если бы такое сказали Хоши, она тоже бы не знала, что ответить. Человек выворачивает перед тобой душу, и просто сказать "все будет хорошо" не получится. Но молчать с ним комфортно. Прикрывает глаза, наслаждаясь тишиной. Все вновь слишком сильно запуталось, выбирая почву из-под ног. Привычный уклад жизни шатается, а перемен жуть как не хочется. Акаруи боится. Если она перестанет заниматься полукриминальными делами, в первую очередь пострадает ее зарплата. Придется вновь экономить. Во-вторых, нужно будет искать новую работу, а это не так просто. В третьих, что, наверное, больше всех пугало - она станет не нужна Хайтани. И их дружба будет постепенно обрываться, крайне болезненный процесс, не будет этих милых вечерних посиделок. Сколько бы братья не говорили о том, как ценят ее, она все ещё просто нужный под рукой человек. Ее чувства, растущие внутри все больше и больше, будут медленно крошиться, убиваемые ей самой. Ей не хочется такого финала, Хоши хочется, чтобы он продолжал обнимать ее, звать звездой, улыбаться ей. От такой безысходности щиплет в глазах. Ран долго смотрит на нее сверху вниз, устраиваясь рядом со спинкой кровати на краю матраса, даже не подвинув стул. Она смотрит в ответ, пытаясь выдавить слабую улыбку. Если бы он только мог ответить на ее чувства, это сделало бы ее самой счастливой на свете. Парень будто бы постоянно подкидывает двусмысленные слова и поступки, им хочется верить, давая своим чувствам зелёный свет. Но Хоши не знает точно. Его рука медленно тянется к ее голове, убирая мешающие пряди за ухо. Волосы сальные, ещё нерасчесанные, все как-то не до этого. Бинты сняли, от обезболивающего она постепенно отвыкала, пусть это было отдельным кругом ада. Синяки на шее сходили, становясь противного жёлтого цвета. Разве ее можно любить такой? Будто бы пытается спросить его об этом невебрально, заглядывая в глаза. Разве ее такой можно считать красивой? Ран слабо улыбается, наклоняется, обнимая ее за плечи, прижимаясь щекой к макушке, глубоко вздыхая, отчего у брюнетки по спине волна мурашек. – Мы со всем справимся, моя звезда. Говорит тихо и уверенно. Таким словам хочется верить. Была бы сама Хоши так в этом уверена и не было бы никаких проблем. Чувство дежавю не покидает ее, постепенно она вспоминает, что точно такая же сцена была, когда она рыдала ему в плечо после возвращения матери. Усмехается, тепло его рук чувствуется через ткань толстовки. – Твой совет про сон не помог. И все далеко от понятия "хорошо". Ран, поняв, о чем она говорит лишь чуть сильнее прижимается к ней. Чужие волосы лезут в лицо и пахнут мятой. – Ты помнишь, что я сказал ещё? – Ты предложил спеть колыбельную. – Нет, дурочка, я сказал, что я поддержу любой твой выбор. Тихо смеется, могла ли она подумать, что все это закончится так? Тогда, стоя на мосту, докурив последнюю сигарету, могла ли Хоши представить, как тот, кто на ее глазах беспощадно избивал других телескопкой, будет обнимать ее в больнице и уверять в хорошем исходе? Наверное, нет. Предсказуемо непредсказуемое будущее оказалось ещё более непредсказуемым, чем она думала. Нравится ли ей это? Определённо да. – Как же, ты говорил, что не поддержишь, если я решу спрыгнуть с моста. – А ты собираешься? Улыбается, с годами его насмешки не меняются, это радует. Пытается прижаться теснее, чувствуя разливающееся по телу тепло, отнюдь не от схожести Рана с печкой. Внутри, буквально, расцветают цветы, жадные до чужих прикосновений. Хоши иногда кажется, что у нее немного едет крыша, раз она до сих пор считает Хайтани своими друзьями. Возможно, это действительно так, но теперь от этого больше смешно, хотя, по логике, нужно плакать. Бежать от этого сейчас глупо, остаётся только принять. – Не-а. Ее осторожно, невесомо, целуют прямо в спутанные волосы, не отнимая рук от плеч. Любовь внутри горит, разгоняя нежность по венам волнами. Если бы это был не Ран, она тут же бы залилась краской, безумно смущаясь. Тут же это перестало быть нужным, они близкие друзья, повидавшие друг друга во многих ситуациях. Чего уж говорить, к примеру, она все жаркое в этом году лето дома проходила в спортивном топе, ибо в футболке поверх него было безумно жарко. Это не вызывало никакого смущения, а Риндо, рождённый, кажется, вообще без стеснения, дома у себя и у нее был в одних шортах, аргументируя это тем, что они достаточно близки для этого. Ран тоже часто сидел под кондиционером без майки, вот кому было хуже всех в пекло. Акаруи успела разглядеть их татуировки со всех возможных сторон, не уставая повторять, что это даже близко не ассоциируется с гигантской паучихой, как с гордостью заявляли ей братья. Как оказалось, она ничего не понимает в ассоциациях. Младший пару раз подговаривал обливать старшего холодной водой, естественно, во благо. Каждый раз после этого в обоих домах резко пропадал сахар и кофе становился приправлен всеми специями сразу из коллекции Рина. Старший Хайтани далек от нежностей. Хоши гордилась своим умением смотреть на вещи с логической точки зрения, не теряя голову даже в крайне подходящих для этого ситуациях. Того, кто для тебя мало значит, не стараются защитить. Ему не позволяют рыдать на плече, не позволяют в любое время обнимать. Неважного не целуют в лоб. Того, кого считают другом, не зовут своей звездой. Акаруи, видя все это, прекрасно понимает, к чему все движется. Понять и принять, к сожалению, разные вещи. Кажется, ей нужен ещё один разговор, после чего она, наконец, сможет понять, как хочет на самом деле поступить. *** Утром четверга она торжественно подписывает бумажку, что выписывается под свою ответственность, со знанием всех возможных проблем, которые за этим решением могут последовать. Ей выдают список лекарств, строго рекомендуют соблюдать постельный режим и не перенапрягаться. Хоши лишь активно кивает, счастливо улыбается, держа руки в кармане все той же сиреневой толстовки, готовая хоть сейчас сорваться, наконец, наружу. Риндо, держащий пакет с ее пожитками, на ее вид только ухмыляется, Ран же, осторожно держа Акаруи под руку, обещает следить за ходом то ли реабилитации, то ли ещё лечения. По лестнице брюнетка спускается довольно резво, но все же опирается на локоть старшего, стараясь делать максимально беззаботный вид. От каждого шага в голове неприятно тикало, а ноги вскоре отказывались идти от свалившейся на них неожиданно большой нагрузки, но девушка не сдавалась. Пахло весной. На асфальте ещё остались лужи от ночного дождя, которые приходилось обходить. В ботинках уже было жарко. Дышать свежим воздухом первые десять минут было трудновато, правда, после, Акаруи удалось адаптироваться. До дома они добрались без особых проблем на метро. Братья передали ее, как переходящий вымпел, Хахен, уже ожидающей на восьмом этаже с пакетом продуктов. Смерив друг друга внимательными взглядами, они наконец разошлись по квартирам. Подруга с энтузиазмом взялась за ведение хозяйства, оставив Хоши наслаждаться родной мягкой, в отличие от больничной, кроватью. Первая неделя после выписки больше была похожа на ленивый длинный сон. Она много спала, в перерывах пила таблетки и ела либо приготовленную Косен, либо принесенную со стороны Хайтани еду, продолжая широко зевать. Днем после обеда блондинка тащила ее прогуляться по ближайшим улицам, аргументируя свою позицию необходимостью прогулок для быстрейшего восстановления. Братья же частенько заглядывали вечером, притаскивая поздний ужин. Риндо как от сердца отрывал ей свою любимую китайскую еду. Причем не только которую брал на вынос, но и самостоятельно приготовленную. Знакомиться с новой кухней - достаточно любопытный процесс, особенно когда под боком есть тот, кто может пояснить не только за вкус, но и за историю. Даже если съесть она могла не слишком много, Акаруи невольно втянулась, и теперь насмешки от старшего получали они оба. Так же Хоши притащили мангу, которую раньше и пальцем тронуть не разрешали, дабы хоть как-то поднять ей настроение. Не трудно заметить, как ведёт себя с ней Ран. В мелких жестах выражалась безумно милая забота о ней. Ей всегда было на кого можно незаметно опереться, если вдруг начинало вести голову. Или, ещё когда с ней согласились дойти до ближайшего супермаркета, ибо в холодильнике скоро, буквально, должна была повеситься мышь, перед Акаруи открывали все двери, а при спуске с лестницы всегда подавали руку. Расписание приёма лекарств старший Хайтани знал едва ли не лучше ее и не уставал пинать в нужное время. Толстовку, которая все же в конце концов оказалась его, ей отдали в безвозмездное пользование. Рин, видимо, прекрасно понимающий, что к чему, долго подкалывал ее на этот счет. Почему только Хоши? Старший за такое мог и пиздюлей прописать, а брюнетка, понимающая двойственность ситуации, сама иногда шутила по этому поводу. Через полторы недели, когда ей стало намного лучше, было решено отметить настолько важное событие привычным вечером, перетекающим в ночь игр в приставки. Обычно на нее вешали обеспечение едой, в этот раз ей нужно было просто прийти. Очкастый хотел опробовать новую купленную игру, которая была рассчитана на одного игрока, и план был в том, чтобы каждый управлял джойстиком понемногу, а решения бы принимались коллективно. Хоши заранее предсказала, что за сегодня они это точно не пройдут, пусть сюжет, судя по описанию на коробке диска, был достаточно интересный с детективной линией. Увлёкшись сюжетом, они совсем не заметили, как перевалило за одиннадцать вечера, и по этому поводу было решено устроить перерыв. Вернее, решил старший, отправляясь в подъезд покурить. Дверь за Раном глухо хлопает. Риндо, вертящий в руках джойстик тихо фыркает, под нос глухо ворча на горе в семье, в виде брата-курильщика. Надо отдать этому курильщику должное, курил по одной вечером, а это не так страшно. Всем нужно как-то сбрасывать напряжение, каждый делает это по-разному, и табак не самый плохой способ. Хоши беззвучно зевает, потягиваясь, сидя на диване. Игра, поставленная на паузу, монотонно мигает в полутемной квартире. Они даже половину сюжета не прошли. Включать свет не хочется, дабы не потерять уютную атмосферу. Меняет позу, усаживаясь по турецки, задумчиво оглядываясь по сторонам. Тишина давит на уши. Если не сейчас, то уже не сегодня, поэтому открывает рот, пару секунд формулируя вопрос в голове, тихо спрашивает. – Рин, как думаешь, Ран любит меня? Блондин оборачивается на нее, его очки истошно бликуют в свете экрана. За стёклами невозможно отследить его глаза, но выражения лица явно удивленное. Она отвечает на это максимально спокойным взглядом, пальцами нервно сжимая ткань носков. У Хоши был, чего мелочиться, есть самый простой на свете план - сомневаешься в мотивах Рана, спроси Риндо. Братья очень близки между собой, и часто делятся друг с другом подробностями различных сторон жизни. С одной стороны, это хорошо, что они настолько близки, с другой - тебе обязательно перемоют кости. Если ты начинаешь общаться с кем-то из них, будь уверен, второй идёт в комплекте независимо от того, хочешь ты этого или нет. В любом случае, с этим надо смириться. В этой крепкой связи и состоит баланс невероятной мощи, которую вмещают в себя хозяева Роппонги. По одиночке они не достигли бы таких высот, а сосуществуя дуэтом, они уменьшают слабости и увеличивают силы друг друга, комбинируясь в одно целое. Они перепутанны, как полушария мозга у амбидекстра, по началу невозможно разобрать, где начинается один, а где заканчивается другой. Постепенно, наблюдая за ними, Акаруи смога разобраться в этом клубке из привычек и различий, начиная разграничивать их. Старается не отводить глаз, слабо улыбаясь, подавляя очередной зевок. Зная их, она была уверена, что младший явно в курсе симпатий старшего. У них нет людей ближе друг друга, в этом, наверное, их главная фишка. И Хоши, подобравшаяся к ним настолько близко, как никто другой, понимает все последствия, следующие из этой связи. Риндо расплывается в ухмылке, откидывая голову, смотря на нее снизу вверх, сидя на мягком ковре у дивана. – Мы все тебя любим, Хоши. О, она это знает, вы прекрасно демонстрируете свою дружескую любовь к ней. Такое не забывается. – Ты прекрасно понял, о чем я. – С чего бы такие вопросы? Влюбилась, что ли? От этого словосочетания брюнетка невольно вздрагивает. Привыкнуть к тому, что она вновь влюблена сложновато. Все прошлые разы заканчивались не слишком счастливо, и найти смелость попробовать ещё раз непросто, но она старается изо всех сил. – Не включай тупого, Рин, а ответь на вопрос. Акаруи отвечает на внимательный взгляд, вслушиваясь в тишину квартиры. Темнота окутывает в кокон, и выцепляемый из нее парень лишь играется с джойстиком в руках, не переставая смотреть на нее, чуть прищурив свои лиловые глаза, в которых медленно, но верно начинают плясать черти. Его радужка чуть более светлого оттенка фиолетового, чем у брата, и в голубом свете заставки кажется ещё более бледной, резко выцветшей. Волосы с голубым мелированием разметались по сидушке дивана, куда он откинул голову, весь его внешний вид был крайне небрежен. Такой вот он домашний Риндо - крайне растрепанный, в футболке и шортах с джойстиком в руках и очках в металлической оправе на носу. Он все смотрит на нее, будто пытается заглянуть внутрь. Докопаться внимательным взглядом до самой глубины души, спрятавшейся под слоями плоти и крови, дабы разглядеть, что же она на самом деле хочет от него услышать. Его часто недооценивают. Считают самонадеянным, жестоким и глупым. Тем, кто прячется за своим старшим братом, а в одиночку ноль без палочки, который не может ничего сделать. Хоши знает, что это мнение ошибочно. Он умный, пусть не так часто это демонстрирует, предпочитая решать вопросы силой. Хотя, даже в его фирменных захватах скользят десятки прочитанных книг, нельзя грамотно сломать человеку руку или выбить сустав не зная анатомии. Но если нужно излить душу или получить действительно хороший совет, за этим можно всегда прийти к нему. Как человек, который запутался не только в себе, но и в других, ей нужен этот самый совет. И спрашивать его надо не у Хахен, а у него. Подруга, конечно, всегда готова выслушать ее нытье, но повлиять или подсказать в этой ситуации никак не может. Риндо же способен подсобить ей, правда, может и хочет совсем разные вещи. Пусть у него не наблюдается сильно изменчивого настроения, но зачастую парень бывает сам себе на уме, и предугадать его реакцию, зачастую, весьма сложно. Не прерывая игру в гляделки он усмехается, наконец, после длинной паузы отвечая. – А ты сама как думаешь? Вроде девочка умная, а задаёшь такие очевидные вопросы. Если бы не любил, терял бы свою расчёску в твоей квартире? Акаруи расплывается в искренней улыбке в ответ, беззвучно хихикая. Волосы Рана это отдельная тема для весьма длинной лекции. Их можно касаться лишь избранным, а заплетать единицам на всем земном шаре. Если ты можешь тронуть эти пряди, значит, ты близкий для него человек. И она в это число, бесспорно, входила. Стекла чужих очков, казалось, бликуют слишком хитро, когда Рин вновь подаёт голос, загадочно начиная. – Слушай, если ты собираешься ему об этом сказать, у меня есть к тебе одна просьба... *** Хоши идёт чуть впереди него, дабы не мешаться под ногами, пряча руки в карманы олимпийки, наслаждаясь вечерней прохладой. Ночью воздух все ещё достаточно холодный, пусть прошла почти половина марта. Это ожидаемо и совершенно не удивляет. Утреннее солнце потихоньку согревало, даже сквозь оконные стекла, греться в теплых лучах было безумно приятно, но светило пока что не могло в полной мере занять свою позицию. Последние деньки, сакура в апреле все-таки не зря цветёт, придется убирать все кофты на флисе назад в шкаф, доставая тонкие свитшоты. Этого одновременно ждёшь, ибо хочется сменить тяжёлые демисезонные кроссовки на лёгкие кеды, и оттягиваешь, ведь совсем скоро вновь придется умирать от жары. Не заметишь, как придется убирать назад все с длинным рукавом, оставляя место для футболок. Вечер сегодня, как и вчерашний, что был проведён за приставкой, почему-то, до ужаса приятен одним своим существованием. Есть какая-то неуловимая атмосфера уюта, ощущается буквально кожей. От такого невольно расплываешься в улыбке, радуясь от одно факта своего существования. Такие вечера надолго врезаются в память. Вечерний Роппонги, даже если это ближе к окраине, все равно начинает свою привычную ночную жизнь. Поток машин увеличивается, нагружая дороги по полной программе, большинство стремится в центр, где все только зарождается. Здесь десять вечера - детское время. Остатки офисных клерков еле тащат ноги после сверхурочных, надеясь, что им за лишние часы когда-нибудь щедро заплатят, не важно, работодатель или боги. Хотели, чтобы их работа окупилась в будущем, ну а кто этого не хочет. Хоши не имела ничего против религии, даже иногда ради интереса забредала в храмы, тихие уголки спокойствия в шумном квартале, наслаждаясь уединением. Но считала, что уповать небожителей весьма нелогично, если ты сам ничего не делаешь для решения своей проблемы. Людей на улицах прибавляется с каждой минутой, фоновый шум тоже растёт, приятно расслабляя. Они с Раном возвращаются домой. Даже сама эта фраза отзывается чем-то согревающим изнутри. Акаруи попросила сходить с ней до продуктового и помочь донести пакеты. Парень не отказал, понимая, вряд ли едва выздоровевшая девушка сможет дотащить тяжелую сумку. Риндо вдогонку напомнил про заканчивающуюся лапшу, которую они, едва не забыв, все же купили. Ей достаточно чуть повернуть голову, дабы вновь увидеть его. Хайтани тоже постепенно переходили на более лёгкий гардероб, убирая подальше свои фирменные пальто с частичной символикой Поднебесья, доставая более лёгкие и тонкие плащи. Их одежда всегда выделялась в любой группировке, где бы они не состояли, потому что вдовесок они несли с собой весь Роппонги. Им позволяли эту деталь. Сейчас же Ран плетётся в "гражданском", то есть в серой, одной из своих многочисленных, ветровок поверх домашней болотной толстовки и кроссовках вместо массивных ботинок. Увидеть его таким можно нечасто, он даже не стал заморачиваться по поводу переплетения кос, собрав волосы в низкий хвост, заправив его за воротник ветровки. Теперь в нем почти невозможно узнать того, кто наводит шороху на ближайшую округу. У Акаруи подрагивают и начинают мерзнуть ладони. Волнение с каждым шагом зацепляется за нее все сильнее, сковывая по рукам и ногам. Пока собиралась, казалось, что это будет максимально просто, теперь же уже так не казалось. Их короткий разговор с Риндо здорово ей помог, а потому откладывать дело в долгий ящик по этой и ещё парочке причин она не стала. Хоши который раз глубоко вздыхает, пытаясь успокоиться. Кто бы мог подумать, что она будет переживать по этому поводу даже больше, чем когда ее грозились серьезно избить. Девичье сердце не убить логикой. Не первый раз делает это, на себе знает, нужно этот этап просто пережить. Как прыгать с тарзанки, главное оттолкнуться ногами от земли, а дальше все завертится само собой. Такие три простых слова, вызубренных наизусть, произнесенных сто раз, а надо сказать сто первый. Почему же она робеет? Все должно идти по плану, тогда это самое "все" обязательно получиться. Кусает губы, стараясь отогнать постепенно возникающие сомнения, несколько раз даже открывает рот, но слова не лезут, а она не знает, что с этим делать. Скоро сердце из глотки выпрыгнет. До дома остаётся пара улочек, так мало, но достаточно, дабы решиться. – Я люблю тебя. Тихо, почти испуганно шипит, пытаясь привести таким образом себя в порядок. Вот так, ничего страшного, никаких проблем, просто слова. Осталось только повернуться и сказать погромче прямо в лицо, а дальше ожидать реакции. Тяжело вздыхает, чуть расслабляя плечи. – Мм? Сзади слышится заинтересованное мычание, от которого она едва не подпрыгивает на месте. По спине бежит табун мурашек, ступор парализует все тело, и Акаруи не может вздохнуть нормально. Такими темпами помрёт от разрыва сердца, как ебучий кролик, пора заканчивать настолько заморачиваться. Хоши автоматически отвечает – Да так, ничего. – Я люблю тебя. Она встаёт, как вкопанная, останавливаясь, внутри истошно крича, не зная, что чувствовать. Ран, судя по звуку шагов, равняется с ней, тоже останавливаясь. До их многоэтажки остался один переулок, в котором они и стоят одни, слушая на фоне гудение машин и людей. Хоши не может заставить себя даже взглянуть на него, судорожно стараясь выдать в ответ что-то кроме нечленораздельных звуков. Нужно собрать себя назад и наконец ответить нормально. Правда, взять в руки речевой аппарат оказалось немного легче, чем думалось. – Я люблю тебя? Вопросительно переспрашивает, смотря на асфальт под ногами. Весь продуманный план идёт по пизде. Удивляться нечему, вся ее жизнь с появлением Хайтани постоянно идёт не по плану, но не всегда это так же плохо, как сейчас. Просто нужно уметь адаптироваться. — Ты сказала " я люблю тебя". — А. Все же поднимает голову, встречаясь с заинтересованным взглядом Рана, который мягко усмехается, перехватывая ручки пакета-майки покрепче. Более короткие пряди, которые были не заметны в косах сейчас выбились из хвоста и ловким движением руки были отправлены за ухо. От этого, казалось бы, простого жеста в животе все скрутило ещё больше, она не понимает, от нежности или от страха. В голове вертится лишь одно. – Б, по какому поводу такие откровения? – Я люблю тебя. Слова легко слетают с губ, отражая все ее мысли в данный момент. Как это, оказывается, на самом деле просто. Она правда любит его, до боли искренне, всеми фибрами своей чудом существующей души, как бы сопливо это не звучало. Неожиданно приходит осознание, что если сейчас она получит отказ, Акаруи не будет жалеть о сказанном. Хоши вообще мало о чем в жизни жалеет. Она, наконец, высказала все живущее у нее в последнее время прямо под ребрами, и ей от этого стало немного легче. Ран чуть щурит глаза, в который раз переспрашивая. – Я не глухой, кому в любви признаешься, звёздочка? – Тебе. Выражение его лица стремительно меняется с ленивой заинтересованности на удивление. У Хоши внутри все сворачивается под пораженным ее словами взглядом, сжимает в карманах руки в кулаки, стараясь не думать, что ей сейчас скажут. Одновременно хочется убежать, дабы не слышать, и все таки послушать, пусть стоять на одном месте сейчас невероятно сложно. Ноги непроизвольно подгибаются, но она не перестаёт смотреть на него с тихо пылающей надеждой. Ран расплывается в ласковой улыбке, смотря на нее вновь, как тогда в больнице. С безграничной нежностью. Она теряется в этом взгляде и не предпринимает никаких попыток изменить положение. – Это я должен был первым сказать. – Ну, не судьба. Коротко смеется, живот наполняет небывалая лёгкость, а напряжение уходит слишком неожиданно, оставляя одурманивающее ощущение пустоты, которое тут же наполняется ответным трепетом. Шумные улицы перестают существовать точно так же, как и все в пределах нескольких ближайших метров. На периферии слышится шуршание опускаемого на землю целлофана. Он осторожно, невесомо, кладёт свою теплую ладонь на ее щеки, от чего Хоши непроизвольно вздрагивает. Ноги становятся ватными. Мир сжимается до одной конкретной точки. Тело начала бить мелкая дрожь, когда кончики пальцев касаются шеи, притягивая к себе, медленно целуя в приоткрытые губы. Ей кажется, что ещё мгновение и она задохнется от переизбытка чувств, но этого не происходит. Она отвечает, пусть не так умело, аккуратно кладя руки ему на талию. Губы у Рана сухие, целующие ее бесконечно чувственно. Отрываясь, вновь открывают глаза, смотря друг на друга не в силах оторваться. У Акаруи нет ни слов, ни мыслей, чтобы описать внутренее состояние, похожее на перевернувшийся с ног на голову внутренний мир. – Ты бы знала, сколько я ждал. Хоши тихо смеется, вкладывая в протянутую ладонь свою, переплетая пальцы. Кажется, она была права, решив рискнуть, надо будет сказать спасибо Риндо, подтолкнувшего ее ещё больше. Этот очкарик определённо заслужил поесть за ее счет. – Пойдем домой. Ран вновь берет в другую руку пакет, кивая. И они действительно идут домой.