Вайб

Изначальная концепция выпуска ползёт по швам, но сегодняшняя импровизация дорогого стоит. Группа явно выдыхает с облегчением: четверть хронометража можно будет смело пустить в рубрику «Оценки и Разборки». Осталось только эти самые оценки доснять. Пока что у нас вынужденная пауза: чтобы продолжить, нужно вернуть Гецати, который вышел на воздух. Естественно, за ним отправляют Катеньку. А пока она ходит, никто не расходится. Сильнейшие тоже люди: почти все утыкаются в смартфоны, и только Александр Шепс изучает носки своих ботинок с лёгкой полуулыбкой. У него слишком явно хорошее настроение, и я ловлю себя на том, что не могу (не хочу) оторвать от него глаз. В моём кармане вибрирует айфон, а мне кажется, что до меня доходит. Нет, меня осеняет! Шепс не хочет (не может) поднять взгляд, потому что чувствует, что я на него пялюсь. Я не экстрасенс и не медиум, но даже мне знакомо это фантомное ощущение чужого любопытства. Будто в подтверждение моих слов, Александр трёт щёку ладонью. Я готова провалиться сквозь землю, чувствуя распирающий мою дурную голову обидный жар. Но я по-прежнему не могу перестать. Глядя, как он старательно отводит глаза, я чувствую себя не в своей тарелке. Хотя ещё десять минут назад мне казалось, что я обязана подойти к нему после съёмок, чтобы сказать спасибо. «Угомонись, Заяц…» Произнести это хотя бы в своём воображении его голосом, звучание которого пробирает меня до самых костей — мой личный сорт мазохизма. Но могу ли я отказать себе в этом? Могу ли угомониться? Александр шумно вздыхает, взъерошивает волосы на затылке и смотрит прямо на меня. У меня дрожат губы, но я не могу (не хочу) отвести взгляд. Пока мы играем в гляделки, у меня вновь чувствительно дребезжит в кармане. Мне кажется, все слышат этот звук и видят, куда я смотрю. Пауза слишком долгая, и кому-то нужно её занять. — Саш, вот, как ни крути, а в каждом выпуске у тебя бенефис, — примирительно говорит Надежда Эдуардовна. — Как тебе это удаётся? Это сверхспособность какая-то? — Сверхпотребность, — отзывается Олег, не отрываясь от скроллинга. Старший брат просто разводит руками, подтверждая слова младшего. — Устами младенца… — резюмирует Марат Башаров. — Это я-то младенец? — уточняет Олег. Впрочем, без особого энтузиазма: он слишком явно занят собственной перепиской. — Если бы наше шоу выходило в Южной Корее, ты был бы макнэ — самым младшим участником, — специалист по Азии у нас Дима Матвеев. И он, разумеется, прав. — Меня, Олега и Влада вы, Марат, называли бы макнэ-лайн. Мы же почти ровесники… — Опять басурманщину разводит, я не могу! — хлопает себя по коленкам Череватый. — Какой, к монахам, макнэ-лайн? Что это такое? — Колдун-миллениал, тик-ток-медиум и зумер-чернокнижник, — поясняет ему Александр в своей язвительной манере. — Черепашки-ниндзя подростки-мутанты… На этот раз смешно всем, включая Сергеича. Мой айфон опять настойчиво вибрирует, и я рада, что в этом развесёлом гаме этого никто не слышит. Надеюсь, это смс от Сбера о зачислении на карту аванса — самое время уже… — Смешно олды шутят, — констатирует Олег, убирая, наконец, свой смартфон в карман. — Обхохочешься… Сначала эйджизм, потом что? Лукизм? Сексизм? Или сразу черепомерка? Он серьёзен, но ему как будто не хватает собранности — его словно распирает от эмоций. Тот случай, когда яркий свет не гипнотизирует, а раздражает Оленя. Мог бы — зашторился бы очками… Я невольно вспоминаю, каким он был во времена своей Битвы. Совершенно немедийный домашний мальчик, которого камера любила — явно, но абсолютно невзаимно. Тогда ему проще было уйти из кадра, чем заигрывать со зрителем через вездесущий объектив. А сейчас он спокойно погружается в себя едва ли не в прямом эфире, лихо играет бровями и гордо задирает подбородок, если что-то ему не по нраву. Теперешний Лёлик обоял светскую ведьму Водонаеву. Но прямо сейчас фокус внимания смещается с него самым естественным образом, так как в компании Катеньки возвращается наш аланский провидец. Дамы в периметре, включая Сильнейших, томно вздыхают. Катенька своё дело знает. Сергеич жестом показывает: петличка. Естественно, работаем… Мне ничего не стоит подойти к Гецати, который уже занял своё место и улыбается, что твоя кинозвезда. Это у кого ещё бенефис, в самом деле! Я помню о том, что внутри его личного пространства слишком едкая для меня атмосфера, оттого привычно стараюсь вдохнуть и не дышать. Я почти заканчиваю с петличкой, когда Константин перехватывает моё запястье. Пальцы у него чуть влажные, и это не самое приятное ощущение. Но, как взрослая девочка, я прекрасно знаю, что это — задел на поговорить. Свербящий мускус — то ли его собственная молекула, то ли производное химии кожи и понтового одеколона, — вынуждает меня сохранять дистанцию. Со стороны, наверное, кажется, что он пытается удержать меня силой. Что, в принципе, не так уж далеко от истины. — Рита, — начинает Гецати, и я уже знаю, что дальше последуют извинения. Забавно, но теперь мне завидует добрая половина женской аудитории. — Прости, пожалуйста. Перегнул палку. Эмоции взяли верх. Я не должен был так реагировать и так говорить… Моя энергетика чувствует обиду со стороны Шепсов, но это я как-нибудь переживу. Я бы не хотел ехать на испытание с тяжёлым сердцем, не извинившись перед тобой. И почему этот аксакал, которому еще и сорока не исполнилось, всегда говорит со мной на ты? Красавец, мастерски переложил на меня ответственность! На испытание он ехать не хочет в обидках… — Принимается, — не удержавшись, я возвращаю ему давешнюю любезность, но он всё равно улыбается. Значит, надо добавить. — Давайте впредь мы все постараемся действовать более профессионально? — Куснула она тебя, да? — неугомонная Марьяна Романова не может остаться в стороне. — И правильно сделала, — тут же отзывается Лина. — Молодец! Я готова уйти, чтобы мы все могли закончить со съёмками, но Гецати слишком явно хочет сказать что-то ещё. Хотя, как по мне, тема более чем исчерпана. — В порядке извинений… Хочешь, я тебя посмотрю? Да хоть прямо после съёмки. Где-то позади меня проносится восторженный вздох. Каждая вторая мадам, включая менеджера по клинингу и креативного директора, хотела бы получить подобное предложение. Запретный плод сладок, а уж провидец с его на всю страну заанонсированным целибатом… Кого и когда подобное останавливало? — Какой щедрый жест! — даже Башаров в полном восторге. — Маргарита, соглашайтесь! — Упаси бог, Ритка! Нафиг надо! Чего он там посмотрит, ё-моё? Он Толика-то видит через раз… Набуровит срала, мазала, плакала, рассказывала, а тебе с этим жить. Имей в виду! — тут же реагирует Влад, недобро усмехаясь. Не очень-то и хотелось, а тут ещё и Владик не велит… — Костя, спасибо большое, — начинаю с позитивного, чтобы подсластить пилюлю, потому как просто не могу удержаться, чтобы не съязвить. — Это самое экзотичное предложение, которое мне доводилось слышать от врача-уролога. По этой части у меня, смею надеяться, всё хорошо. — Заяц… — Олег Шепс изо всех сил пытается держать лицо, но ему смешно. — До слёз… Я прелесть, Олень. Я в курсе. Ещё через мгновение хохочут решительно все, включая Сильнейших, Марата, самых романтично настроенных фанаток Гецати, да и его самого. Естественно, мою минуту славы камеры не снимают. Между тем, мне действительно нужно угомониться, и я поворачиваюсь спиной к происходящему и лицом — к монитору. Ухожу в звук и его графическое отображение. Прячусь в своей комфортной зоне, иногда посматривая на Сергеича. Да, я слышу голоса Сильнейших где-то за спиной, но намеренно игнорирую смысл сказанного. Просто звук, ничего больше. Всё в балансе — кроме меня самой. Не удивлюсь, если это заметно со стороны, потому что рядом возникает наш звукоинженер Игорь. Значит, я могу отойти, если нужно. А мне нужно… Игорян просто садится за пульт и отнимает у меня мышку. Вместо тысячи слов, как говорится. Мои щёки полыхают вместе с ушами. Мне кажется, я впервые чувствую это так сильно. Может, потому что сама себя накрутила. А может, потому что кто-то действительно смотрит мне в спину? У меня два-три варианта навскидку, и я почти догадываюсь, кто это мог бы быть. Но нет никаких моральных сил, чтобы обернуться и посмотреть. Я предпочитаю пропасть из поля зрения сразу всех. Это вообще моя тактика по жизни — сбегать. Прекрасно понимаю, что пропущу и выставление оценок, и их обсуждение, а также растущие из него скандалы-интриги-расследования, но мне внезапно нехорошо здесь. Физически. В голову отчего-то лезет голос Череватого и его дурацкое: «Ешь, молись, ебись, Олеженька. Ешь, молись, ебись…». Как он это придумывает? Зачем я вспомнила об этом сейчас? Или правильнее сказать «для чего»? Бесконечный долгий гудок в моём подсознании, не иначе. Вызов. Мне так нервно, что аж тошно. Словно чья-то чужая тревожность вливается в зауженные от постоянной сидячки лёгкие. Вдох короткий, а выдох судорожный, и я почти привстаю на цыпочки… Как будто это речная вода снова щекочет мне ноздри. «Глубина-глубина, а пошла бы ты на…» — моя мантра, родом из детства, когда-то спасшая меня из волжского омута, а потом многажды позволявшая взять себя в руки в моменты, подобные этому, произносится на автомате. И… не срабатывает. Ныряю в портал коридора, пытаясь унять галоп в груди. Рот сухой, словно бумага: вся эта вода внутри — она из эмоций. Хотя мне и кажется, что я слышу её металлический привкус и чуть озоновый запах. Идеальная иллюзия… Прохладные влажные хрипы прорастают внутри, стягивая грудь, точно безжалостный гибкий корсет. Меня бросает в стимуляцию так резко, что моменты недавней расслабленности кажутся мне делом столетней давности. Я тону без всякой воды, и вполне реальный адреналин толкает меня вперёд — туда, где есть воздух. И где совсем недавно меня держал на плаву почти что спасательный круг. Ты прелесть, Заяц… Потерпи меня ещё минутку, ладно? Я не хочу, но не могу не думать об этом. Мне нужно угомониться. Но я не могу. Вечер снаружи сильно напоминает московскую ночь. Только до Садового ещё надо долететь… Нет сил искать то самое укромное (как парадная витрина) место, и я просто стою, привалившись к стене, у ближайшего места, условно оборудованного для курения. Умом я понимаю, что меня, скорее всего, вывернет с первой-второй затяжки, но руки тянутся за сигаретами, которых при мне нет — початая дежурная пачка валяется на дне рюкзака. Что характерно, с вечно нерабочей зажигалкой. Вместо сигарет обнаруживается только бесполезный в таких раскладах айфон. Праздник, который всегда со мной. Ай, точно! Непрочитанные сообщения в в Telegram всплывают группой наклеек на заблокированном экране. Сегодня, походу, без Сбера, но это я точно переживу. Сообщений херова туча, и все — от Олега. Олег. Какая-то неусыпно бдящая часть моего сознания подсказывает: чтобы меня отпустило, нужно просто прочесть — разыгравшаяся вдруг психосоматика пойдёт в откат. Глубина пойдёт-таки на… Потому что это всё нервы, расшалившиеся от депривации сна, конского режима работы и кофе вместо завтрака, обеда и ужина. С горькой сигареткой в качестве фирменного десерта. Я решительно не понимаю, что сегодня за день такой, когда всё идёт мимо сценария. И в каком из моментов я спалилась окончательно. И тем не менее… Наша с Лёликом переписка полна мемасиков, но я почти уверена в том, на этот раз обошлось без шутейных картинок. Слова, слова, слова… Столько слов, что мне хочется сбежать снова. Но от себя не сбежишь, Заяц. От себя не сбежишь… Просто Олень тоже никак не может (не хочет) угомониться. Тайминг между сообщениями — самое большее, полторы минуты. КМС по скорописи, победитель автокорректа. Я вожу глазами вдоль стройных рядов букв, стараясь не вчитываться: то ли тяну резину, то ли растягиваю удовольствие. Самой бы разобраться, что именно, но моё сердце уже летит вниз с воображаемого моста. Мне нравится думать, что это Патриарший… Если твои заскоки так меня триггерят, значит ли это, что ты и есть мой краш в моменте, Олень? Или это просто вайб, который поймали мы оба? Так много вопросов, так мало ответов… Ладно. Перед смертью не надышишься. «Заяц! Это были какие-то слишком короткие полчаса. Хочу ещё» «Ты загнала моего брата в угол силой взгляда. Детка, ты даже не космос… Ты ти-рекс!» «И знаешь, что? Мне это нравится» «Забыл, что ты меня френдзонишь, лол» «Я всё равно скажу, лады?» «Тебе не показалось. Просто… Сорвало башню после твоего милого фокуса с моей сигаретой. Как оно, кстати, было на вкус?» «В общем, есть вопросики, дружище. Неудобные вопросы тайм… Раз уж я не лечу в Самару и не еду на испытание» Меня потряхивает, но дышать уже ощутимо полегче. Не показалось. Он поцеловал меня. В шею. И это что-то значит. Не намёк, а констатация факта. Максимально чувственный жест, хоть и исполненный как будто мимоходом… Вспоминаю, как это было — и колкие мурашки бегут вдоль позвоночника. Как будто глубина отпускает, но чересчур быстро. Кутаюсь в куртку, которая пахнет улицей, недавним перекуром и волшебной кожей мелкого Шепса. Заныриваю руками в рукава, которые для меня совсем чуть-чуть велики. Мне хочется быть в этом кожаном коконе, в этом миксе ароматов. Хочется сделать его своим, хотя бы на время. Он думает, что я его френдзоню. А я думаю о том, что моя шея будет пахнуть его курткой до самого вечернего душа. И целую минуту там, в ванной, где влажный тёплый воздух будто проявляет все запахи. И это кайф. Я прекрасно знаю, что прямо сейчас Олег вряд ли прочтёт мои сообщения. Но мне нужно ответить, прежде чем снова накатит желание слинять, предварительно удалив переписку у нас обоих. Не могу и не хочу его обижать. «Ты экстрасенс или нет?» — пишу привычную уже для него подколку. И тут же стираю, не отправив сообщение. Он уже сказал, что не читает мыслей, и повода не верить ему у меня нет. Более того, мои мысли по теме спрятаны даже от меня самой — от греха подальше. «Иногда сигара — это просто сигара» — пишу и снова стираю. Потому что это неправда, и даже обидная. Хуже только пошлейшее «не бери в голову, бери в рот». И то, и другое слишком прямолинейно по Фрейду. «Ай хэв ноу тайм, чувак», — почти правда, но кого она интересует, в самом-то деле? К тому же, звучит, как вызов. Что-то в духе «попробуй, догони». В способности Олега Шепса догнать меня сомневаться не приходится. Сомневаюсь я, преимущественно, в себе. Решение приходит так же внезапно, как проходит паника. Просто в сознании загорается воображаемая лампочка, стоит только перестать дрожать. «Значит, мы увидимся» «Малыш, ты меня волнуешь, но… Ты сам сказал, что мы друзья» Я тоже хочу ещё. Но Олегу об этом знать не обязательно. Эта моя вынужденная пауза могла бы быть музыкальной, но у меня очень некстати только половина наушников. С другой стороны, если уж так и я, наконец, продышалась, нужно вернуться. Мы почти досняли эту серию, а постпродашкн чёртова звука из готического зала — не моя головная боль. Возвращаюсь я намного быстрее, чем ретировалась, но Игорь отмахивается. — Ты сегодня звезда, так что гуляй… Всё равно мне с этим дальше возиться. Просто за микрофонами последи, хорошо? Киваю, и пристраиваюсь рядом, одним глазом посматривая в монитор. Судя по тому, что Сильнейшие то и дело переходят на повышенные тона, бенефис у кое-кого продолжается. Слава всем богам, без скачков по залу. Звук в порядке. А я по-прежнему нет. Мне кажется, что под курткой Олега на мне нет ничего, даже кожи — моя чувствительность становится почти болезненной. Может, это расплата за то, как я сама иногда беззастенчиво глазею на тех, кто мне нравится? Но прямо сейчас я чувствую взгляд. Сдаётся мне, это не обиженный Костик Гецати. Вдох. Выдох. Очередная попытка вернуть себе былую лёгкость восприятия. На этот раз я уже знаю, что нужно делать: найти того, кто смотрит — и посмотреть в ответ. Каково же моё удивление, когда я напарываюсь на прямой и пристальный взгляд Череватого. Пока остальные обсуждают оценки, он прицельно смотрит на меня с пристрастностью прозектора. Прямо сейчас я решительно ни о чём не думаю, но Череватый глазами указывает влево. Туда, где продолжается словесный пинг-понг очередной вялотекущей свары, в которой он сам отчего-то не принимает никакого участия. Влад улыбается. Мол, давай, я же видел, с кем ты тут в гляделки играешь. Покажи класс. Но мне велено присматривать за микрофонами — и только. Поэтому я только качаю головой. Карнавала не будет, а то мы до ночи не раскидаемся. Или… На что ты вообще намекаешь, Владик? Смеху ради, я убираю руки в карманы (чужой куртки) почти рефлекторно изображая два кукиша: оба они, как и я, смотрят на Череватого. На-ка, выкуси, чертила луганский! Влад сперва расплывается в довольной улыбке, а потом грозит мне пальцем, призывая то ли перестать, то ли не болтать. Не могу быть уверена на сто процентов, но мне кажется, что глаза у него очень даже серьёзные. С этого момента я не смотрю ни на кого вовсе — только слушаю, позволяя смыслу слов проходить мимо сознания. Я абстрагируюсь, и теперь это просто голоса, приятные и не очень. Иногда — те самые, от которых меня мурашит даже сильнее обычного, но и это не повод. Даже если моя внезапная отстранённость кое-кому покажется показательным отфрендзониванием, на сегодня я пас. Спустя час после фактического окончания съёмок Дом Стахеева по-прежнему стоит на ушах. Только теперь балом правит съёмочная группа. Благо, моя работа на сегодня всё, и я могу спокойно убираться восвояси. Ко мне подходит Катенька, на которой уже буквально лица нет. Вот, кому я точно не завидую, так это администратору площадки. — Ритуль, тебе такси вызвать? — спрашивает она, и в её вопросе изрядная толика участия, помимо профессионального интереса. В списке её рабочих приоритетов скромная персона звукооператора чуть поважнее отправки оборудования, плюс, ей наверняка ещё готовить завтрашний выезд на испытание. Сегодня Кате нужно всех нас отсюда благополучно отправить, но важнее всех на площадке, конечно же, экстрасенсы. А их телодвижения почти всегда приходится согласовывать с их агентами или администраторами… В общем, адский труд после которого круги под глазами не убираются даже деревенской магией. — Спасибо, Катюш, — она считывает мой вежливый отказ по интонации, и я вижу проблеск облегчения на её лице. — Я, может, пройдусь до «Комсы». Хочется голову проветрить, а не это вот всё… Сигареты тебе оставить? Я отчего-то думаю, что ей нужнее, и она тут же кивает, соглашаясь. Отдаю ей свою переполовиненную пачку вместе с работающей через раз зажигалкой. Может, у неё с этим лучше получится, а для меня огонь — ни разу не родственная стихия. — Слушай, иди через служебный тогда… У парадного там ого-го толпа дежурит, — предупреждает Катя, прежде чем рвануть по своим администраторским делам. — Кто сегодня тореадор? — успеваю спросить вдогонку. «Гецати», — отвечает она, не оборачиваясь. Секрет в том, что каждый раз мы выпускаем кого-нибудь из участников Битвы через парадный вход, чтобы все остальные смогли потихоньку слиться. Что ж, сегодня девчонкам всех возрастов достался их главный кумир. И наш настоящий профессионал. Видимо, это тоже часть искупления. Хотя, если ориентироваться на рейтинги, все мы сегодня молодцы — выпуск будет огненный. Правда, старший Шепс подсоберёт единиц от особо чувствительной части аудитории. С гарантией… Мне бы спросить, кто из Сильнейших всё ещё остаётся на базе, но Катерины уже и след простыл. А ходить по гримёркам техническому персоналу не положено даже в поисках своих любимчиков, которым, по мнению некоторых, можно всё. Проняло же тебя, Заяц. Но время не ждёт, и я уверенно петляю к нужному выходу, попутно прощаясь со всеми, кто попадается мне навстречу. До свидания, ребят. Боюсь, даже соскучиться друг по другу не успеем. Примерно, вечность назад, когда «Битва Экстрасенсов» и интернет-информированность населения только набирали обороты, служебный вход дивного этого особняка аккуратно потёрли со всех его планов. И даже спустя годы это позволяет сохранить некое подобие инкогнито. Каждый, кто хочет уйти незамеченным, валит через служебку, как вот я сейчас. Чтобы оказаться у заветной калитки (тайное окно в тайный сад), от которой подворотнями до соседней улицы идти полторы минуты, нужно спуститься по каменной лесенке. Внизу маленького пролёта в десяток ступенек меня ждёт большой сюрприз, но я уже не могу остановиться. Олег. Шепс стоит, привалившись к стене и втупившись в свой смартфон, и я невольно считаю ступеньки (секунды) до момента, когда он поднимет лицо. Три, два, раз… Магия. Олег вскидывается, а я замираю на полпути между последней ступенькой и ровной широкой площадкой у носков его кроссовок. Сердце вязко толкается в груди, будто собирается встать на паузу. Ох уж этот взгляд из-под тяжёлых век… — Привет, — говорю я как-то невпопад, спустившись-таки. И добавляю ещё более неловкое: — А ты почему здесь, Лёлик? Молча показывает мне мой же наушник, зажатый в пальцах. Действительно. Что ж, кейс тоже при мне. — Соскучился, — говорит Шепс, наконец. — Он? — уточняю я, протягивая руку за наушником. Но это обманный манёвр: вместо этого я осторожно убираю прядь, упавшую Олегу на глаза. Он вздыхает. На его бесстрастном лице появляется тень улыбки. — Я, — говорит он коротко и понятно. — Ммм… И на тебе моя куртка. Меня так и подмывает сказануть что-то невыразимо глупое, в духе: «Значит, ты по куртке соскучился?», чтобы нарочно скомкать этот красивый момент. Удержать дистанцию. Но мне слишком нравится вайб. На улице свежо, и я почти рефлекторно натягиваю рукава кожанки (его куртки) на самые кончики пальцев. Этот короткий жест выдаёт меня с головой. Не хочу расставаться. Его бледно-грустная улыбка разбивает мне сердце. Олег просто смотрит, а я плыву под взглядом его светлых (сейчас они кажутся голубыми) глаз. Видя это, он молча берёт у меня кейс, возвращая наушник к его недозаряженной паре. Потом он кладёт кейс в карман кожанки и аккуратно застёгивает молнию. Похлопав по карману, шепчет: «Не потеряй». — Как медиум говоришь? — чувствую себя сукой, но мне нужен мой стойкий иммунитет, просевший на сотню пунктов за последние три минуты. — Как твой друг, — Олег даёт сдачи, хотя и вполсилы. — Землячок твой с припиздью. Волга-бой… Олень Пресвятой. Или кем ты там ещё меня считаешь, Заяц? Может, заразой? Если тебе от меня нужен какой-то там иммунитет… Мне нечего сказать. Я в шоке. Сейчас нас разделяет расстояние в половину шага, и я почти падаю к нему на грудь, утыкаясь лбом в фамильный чёткий угол челюсти. Чувствую, как Олег сглатывает, а потом забирается ладонями под его-чёртову-куртку-которая-на-мне. Он притягивает меня ещё ближе. Хотя, куда уж ближе… Моя кожа, кажется, впитывает его тёплое дыхание, пахнущее мятной жвачкой и последней выкуренной сигаретой. Я не думаю ни о чём и я думаю обо всём сразу. Слишком много думаю. Ну вот откуда он знает?! Дословно. Допустим, в прошлый раз я могла замечтаться насколько, что озвучила поток своих мыслей. На эмоциях, как тот Костик, который попросту не сдержался и выдал базу. Но как Шепс-младший делает это теперь? Ладно. Это, возможно, логично. И это может быть совпадением. Мало ли, когда именно за эти полгода, что мы знакомы, я могла посвятить самаритянина в эту свою квазимедицинскую теорию моей устойчивости (нет) к обоим из рода Шепсов? Чтобы биться по-серьёзке, и лжецу, и фокуснику, и тру-экстрасенсу нужна безукоризненная память. Мои пальцы скользят по нагретому шёлку его рубашки, случайно-закономерно нащупывая свежую пропалину, на дне которой — горячая кожа. И это моя персональная последняя капля. Если бы я могла выбрать песню прямо сейчас, это была бы та самая тема о начале конца, в которую Тимо Маас гениально вписал томные придыхания Брайана Молко. It's the first day of the rest of your life. Буквально загривком я чувствую, как упускаю что-то важное — и это почти больно. Я могу сказать Олегу, что у нас как-то многовато физики (моей любимой) для френдзоны. Могу сказать, что мне нравится его запах — здесь, возле его ключиц, едва прикрытых чёрной тканью, он слышен особенно сильно. Сказать, что тот его спонтанный поцелуй имеет значение и для меня тоже. Или сказать, что он конкретно так на меня давит — при прочих равных, — и это нечестно! Много чего можно сказать, но… Вместо этого я припадаю губами туда, где в глубинном русле яремной вены гулко стучит его пульс. Олег забирается ладонями в задние карманы моих джинсов. И пульс становится чаще. Вот и поговорили, Лёлик. Господи боже, какой же я с тобой делаюсь дурой! Волга-бой… Чуть привстаю на цыпочки, и, чтобы Шепс наверняка понял, что ему не показалось, влажно целую его в шею прямо под ухом. И ещё раз. Его судорожный выдох звучит, как музыка. От моего скептично-рационального центра управления полётами, походу, остался один только мозжечок. И тот справляется на троечку, судя по тому, что моя голова немного кружится. — Всё ещё считаешь, что я тебя френдзоню, Олень? — я намеренно говорю ему в шею, касаясь губами всё тех же растревоженных поцелуями мест. Да что там… Тельцовская шея — сплошная эрогенная зона. — Считаю, что ты офигенная, Заяц… В следующий раз укуси меня, ладно? Гибельный восторг, как есть. Прямо сейчас я умираю, как кто угодно — остаюсь только женщиной. Адски мнительной, донельзя взволнованной и очень уязвимой. Потому, не могу не спросить. — А он будет? Этот следующий раз… — Я это утверждаю, — привычно отзывается Олег. — Блин, держать тебя за зад ощущается почти так же, как держать «Руку» победителя «Битвы»… — Так же тяжело? — интересуюсь в порядке шутки. Впрочем, зад у меня действительно немаленький. — Неа. Так же вдохновляет, — выдаёт он без тени иронии в голосе. Беда. У нас нет ни единого шанса разрешить эту затянувшуюся романтическую дилемму через стендап. — Если нас кто-то увидит, подумают, что у нас секс по дружбе… — Да похуй, — а вот это звучит немного нервно, и я инстинктивно прижимаюсь к нему теснее. Олег буквально гудит от напряжения, но, внезапно, это даже слишком приятно. — Ну и что? Пускай этот кто-то подумает, что мы тут обмениваемся секретами рот в рот или что я грею руки у тебя на ягодицах. Так или иначе, это правда. Технически, не совсем. Но я всё так же чую расставленные им ловушки. Поэтому уклоняюсь от поцелуя в губы, прижимаясь лбом к его лбу. Олег улыбается. — Ну, Лёлик… — я ною и прошу прощады, но неубедительно даже для себя самой. — Почему нет? — он даёт мне шанс, не предпринимая новой попытки. — Всё нормально, просто объясни, что не так. Я ж сообразительный… Теперь мне нужно объяснить ему, что это не «нет», а «да, но не сейчас». Что бы я ни сказала, это будет выглядеть тупой отмазкой. Почти как эссе на тему «Пять причин, почему я не делаю того, чего очень хочу». И первая причина — это ты, Олень. Мои руки посвободнее, чем его, и я ловлю в ладони его лицо. Этот парень невыносимо красив, когда чуть взволнован! Не удержавшись, глажу большим пальцем короткий, почти стёртый, шрам над верхней губой. А Олег роняет подбородок мне в руку, чтобы прижаться губами к ладони. Никакого коварства, чистый рефлекс. Делает, что хочет, в отличие от меня… От макушки до копчика меня прошибает сладким током, в сравнении с которым пресловутые бабочки в животе — просто щекотка. Судя по прыгнувшим вширь зрачкам напротив, с Олегом примерно то же самое. И нам обоим, очевидно, хочется занять рот чем угодно, кроме разговоров. Тем важнее взять себя в руки. — Не дави на меня, пожалуйста… — шепчу я. — Дай мне время. Я слишком долго убеждала себя в том, что мне всё до лампочки… — … и я бы применил всё своё неебическое красноречие, чтобы тебя переубедить, Рита, — его голос звучит низко и глухо, отчего меня разбирает ещё сильнее. — Но, окей, я подожду, — он смотрит на меня так долго, и таким взглядом, что мне кажется, что резинка моих трусов сейчас лопнет без всякого богомерзкого телекинеза. — Потому как то, что я сейчас чувствую, сексом по дружбе не лечится. Хотя я тебе, безусловно, и друг тоже. Моё сердце ухает в темноту. — Это взаимно, — говорю я. — Ты, определённо, мой самый любимый друг, Лёлик… — Тогда ответь, что ты делаешь сегодня вечером? Я прекрасно знаю, что его не особенно волнует ответ. Потому что это вопрос-повод. И потому что Олег, что бы он себе ни напридумывал, доподлинно знает, что мои вечера плюс-минус похожи один на другой. А ещё я без всякой экстрасенсорики знаю, какой именно ответ ему нужен. Его-то я и дам. — Ничего. Предлагай. Шепс загадочно улыбается. — Поедешь пить в моей компании? Мне очень надо… Или твоя карета скоро превратится в тыкву, Заяц? — Я же ти-рекс, а не Золушка, малыш! Наша способность рождать шутки из воздуха никуда не девалась, и нам по-прежнему легко смеяться вместе. Кто знает, может, нам удастся и дальше ничего не испортить? Но прямо сейчас лучше сбавить обороты. Нехотя выпуская меня из рук, Олег тянется за сигаретами. А я пропускаю. Пока что. — И всё-таки? — он склоняется к огоньку зажигалки, поглядывая на меня. — Я надеюсь прихватить с собой Димана, так что тебе не придётся совсем уж терпеть меня. Могу пообещать, что не буду приставать, — он подмигивает с абсолютно коварным выражением лица. — Но не могу обещать, что сдержу это обещание. Жадно затянувшись, Шепс выдыхает дым в сторону. Я встаю поближе, обхватывая его за пояс: Оленя немного потряхивает — от поздневечерней свежести и, может, от избытка эмоций. — Разберёмся, — я только надеюсь, что не выгляжу слишком уж довольной. — Как насчёт того, что я не одета для клубного марафона? — Что, прости? — отвечает Шепс вопросом на вопрос. — Ну, я не выгляжу, как сука, что не может с тебя слезть, — я намеренно цитирую Фару, чтобы он наверняка меня понял. И чтобы самой понять кое-что. — Честно? — он усмехается, и мои губы дрожат уже просто потому, что он на них смотрит. Не в первый раз. — Очень даже… Но вообще, мы любим со вкусом накидаться в караоке-баре. И да, иногда мы даже поём. Будет весело, соглашайся, Заяц. — Заказывай мотор, Олень, — говорю я. И ещё раз повторяю: — Разберёмся. Мне кажется, что этот абсолютно сумасшедший день никогда не закончится. Только я пока не знаю, к худу это или к добру.