Боги не карают за любовь

*** Санса сжимала в ладони холодное железо, подбирая слова. Ей нужно быть осторожной, чтобы всё объяснить правильно. — Даже если мне удастся уклониться от замужества, что насчет войны? Ты же не думаешь, что я покорюсь Серсее, стану её вассалом, буду хранить Север от её имени. Удержать независимость я смогу только сталью и золотом. И для этого снова нужен кто-то, кто знает, что с ними делать. Я умею обращаться только с вязальными спицами и, — она раскрыла ладонь, — пожалуй, вот этим. Она бросила взгляд на Джона: он выглядел сбитым с толку. Боги, помогите ей! — Ты прав, нет лучшего времени, чтобы вернуться домой. Так вернись домой, Джон. Вернись со мной! Кресло с грохотом отодвинулось, когда он встал во весь рост. — Моё место здесь, и ты это знаешь. Я понимаю, тебя страшит будущее, но ты — единственная законная королева Севера. Мой меч всегда будет твоим, но я не могу вступить в Винтерфелл как лорд. — Тогда нет нужды созывать знамёна, — у Сансы дрожали пальцы. Она плохая лгунья, но нужно продолжать. — Я всё ещё могу быть леди Винтерфелла. Женой хранителя Севера, вассала короны. Всё закончится этим, так или иначе. Её ладонь разжалась и тяжелая печать покатилась по дощатому полу, когда он тряхнул её за плечи. — Посмотри на меня! — в голосе Джона проявился такой лёд, которого она ещё не слышала. — Ты не будешь женой Болтона. Ты войдёшь в замок как госпожа и королева. — Так будь со мной. Сансе показалось, что она прошептала это так тихо, что он не услышал. Ещё мгновение, и Джон отпустил её. Она не шевелилась, пригвождённая к полу страхом и смутным предвкушением перелома в этом сражении. Пошатываясь, он рухнул в своё кресло и провёл пальцами по лицу. В наступившей тишине они слышали, как в коридоре раздаются голоса и шаги. Если бы в покоях горели свечи, Санса побилась бы об заклад, что могла бы услышать, как оплывает воск. Когда она почти решилась заговорить, он разбил молчание тихим: — Я не смогу. *** Выждав ещё минуту, Джон резко вдохнул, как перед прыжком в воду. И Санса поняла, что проиграла. — Считай меня одичавшим, сумасшедшим, больным, но я скажу тебе — я не смогу защищать тебя как брат. Знаешь, что могло произойти, если бы мы не остановились тогда? Я взял бы тебя, как последний ублюдок, прямо в твоих покоях! — кулак опустился на стол раз, и другой. — Я сделал бы это, да, сделал, — повторил он с отчаянием. — И если ты думаешь, что это бы не повторилось, ты ошибаешься. Она не могла заглянуть ему в лицо, но знала — его глаза стали чернее обсидиана. — Наплевать на Дозор, на обеты и законы. Увезти тебя в Винтерфелл, отделиться от всего мира, травить волками каждого, кто посмеет указывать, как нам жить... В мечтах я делал это сотни раз, Санса. В мечтах это так легко! А на самом деле есть ты, леди Старк, чей край ждёт свою королеву, и есть я, командор Сноу, который поведёт людей против армии мертвецов, потому что должен. Упоминание угрозы из-за Стены заставило Сансу похолодеть. Он что, действительно отправится на верную смерть? Нет, это не может быть правдой, не так скоро! Она должна что-то сделать… Неподвижно стоять и слушать не поможет ей ничего добиться. — Если бы мы не остановились, я бы не пожалела, — слова вырвались у Сансы поневоле. — Я знаю. Но кем бы мы стали?.. — И ты думаешь, что защитишь меня вот так? — она старалась сдерживаться, но чувства брали верх. — Теперь я отвечу. Меня не волнует, насколько хорошей леди меня будут считать все вокруг: вассалы, родня, даже сами боги! Я знаю одно: я изо всех сил старалась быть хорошей, всю свою жизнь. Я была такой хорошей, что понравилась сразу всем. Принцу, который приказывал бить меня так, чтобы не испортить красивое личико. И королеве, что дождалась, когда я расцвету, а после подложила меня под Беса. Лорду, что называл меня дочерью, а сам мечтал уложить в свою постель… Слёзы брызнули у неё из глаз, но она продолжала. Терять больше нечего, так пусть он узнает всё. — Я лгала ради него, а он продал меня тем, кто убил всю мою семью. О, я очень понравилась своему новому мужу! Ведь я была такой правильной… Изысканной леди со столичными манерами. Все эти люди казнили моего отца, убили Робба и маму, а я кивала и говорила “да, милорды” и “спасибо, милорды”! Сансе показалось, что сейчас она лишится чувств. Джон приблизился к ней, глядя в глаза, медленно и мягко. Но ей было важно только закончить, высказать ему всё, что горело в груди: — Какой бы хорошей я ни была, никто не любил меня за это. Я получала только боль, унижение и одиночество. Теперь, когда у меня остался только ты, когда я наконец знаю, в чём моё счастье, ты тоже отказываешься полюбить меня! Думаешь, мне важно, что скажут обо мне септоны или законники?.. Она вобрала воздух со всхлипом и прижала руки к мокрым щекам. У неё остался последний довод: он ничего не переменит, но всё, что останется невысказанным, будет отравлять её ночами. — Если права я, и северяне позволят нам править — мы обретём дом. Если прав ты, и мертвецы уже идут за нами, я буду любить тебя столько, сколько смогу. *** Каждое слово, что она выпускала, вонзалось в него стрелой. Сколько страдания было в её лице! Санса побледнела, словно силы покинули её. Что ответить ей, когда они оба изранены словами друг друга? — Я буду, — повторила она. — Потому что я сама так решила. Джон чувствовал себя лежащим на земле, с выбитым из рук мечом. Если он позволит словам сорваться, если признает её правоту, они пропали. “Любовь убивает чувство долга”, — прошелестел голос мейстера Эймона где-то вдали. Но смотреть, как она плачет, и лгать ей в глаза он не мог. — Я не отказываюсь полюбить тебя, — почему-то ответить на это обвинение для него стало необходимым. Таким же необходимым, как прикоснуться к её ладони, переплетая пальцы. — Ты нужна мне так сильно, что ничего хорошего из этого не выйдет. — Из нас давно не вышло ничего хорошего, — успела сказать Санса, прежде чем поцелуй заглушил слова. И всё повторилось: жадные, бесстыдные касания, обжигающе-мягкие губы, раскрытые для него в рвущемся наружу стоне, её бёдра под его ладонями и необходимость вбирать в себя её запах и вкус. Между ними не нашлось места бережным прикосновениям — только смелые ласки, влажный язык по шее, дрожащие пальцы, спускающие платье с плеч. Когда он склонился над обнажённой грудью, Санса еле слышно выдохнула: “Да”, — и он потерял голову от осознания, что её желание почти равно его собственному. И всё же она не знала, к чему на самом деле приведут их эти ласки. Догадывалась, но не могла знать наверняка, поэтому Джон нашёл в себе силы замереть на миг. — Я всё ещё могу остановиться. Скажи… — Но я хочу, — отрывисто перебила его Санса. — Пусть… Соблазн поддаться туманил его разум. И всё же он предпринял попытку: — Я говорил тебе, ты не знаешь, о чём просишь. — Так покажи мне, — она вскинула на него подёрнутые поволокой глаза, и это стало последней каплей. Джон застонал и подхватил её на руки. Дверь, что отделяла кабинет от личных покоев, он открыл ударом ноги. Замок давно окутали сумерки и пора было зажигать свечи. Фиолетовый полумрак подсвечивал лишь живой огонь, и когда он опускал Сансу на меха постели, её волосы переливались бронзой. Сбросив почти всю одежду, он осторожно лёг рядом с ней. Кружившее голову возбуждение слегка отступило, и в его движениях снова появилась мягкость. Целуя её везде, куда мог дотянуться, Джон расшнуровал платье до конца, помог ей выпутаться из ткани и тут же накрыл их обоих покрывалом. — Скажи мне, когда захочешь прекратить, — в горле пересохло и это прозвучало строже, чем следовало. Его руки и губы делали всё то, о чём он так долго мечтал. Кожа Сансы покрылась мурашками, в которых виновен был далеко не холод. И когда он погрузил пальцы в вязкую влагу её лона, то не смог сдержать протяжный хрип. Двигаясь осторожно, будто рядом с диким зверем, боясь спугнуть, он гладил эти нежные лепестки, пока не нашел место её удовольствия. Провёл раз, другой — и Санса прогнула спину, задышала чаще и мельче, замурлыкала, а потом застонала. Джон не знал, как долго она сможет наслаждаться этими ласками, поэтому дал ей ещё немного насладиться и медленно остановился. Член ломило от возбуждения, и он неосознанно потёрся им сквозь ткань штанов о её бедро. Удовольствие сосредоточилось острее, и он понял, что больше не в силах терпеть. Кажется, она тоже готова? Он разделся и развёл ноги Сансы в стороны, так, чтобы устроиться между ними. Напряженная плоть коснулась её там, где только что были его пальцы, и она выдохнула, прикрыв веки: — Пожалуйста, да… Чтобы не взять её сразу же, так, как хотелось самому, Джону понадобилось всё его самообладание. Он никогда не был с невинными, но хотел сделать всё правильно. Санса поражённо распахнула глаза, когда он наконец вошёл в неё и задержался, давая привыкнуть. Но в них не было слёз, а лицо не выражало боли. И она первая шевельнула бёдрами, предлагая себя, ища извечного удовлетворения, которое мужчина может дать женщине. Он двигался всё смелее, пока она стонала под ним, разметавшись. Наконец он крепко сжал её бёдра и отбросил все сомнения в погоне за собственным удовольствием. Кажется, он шептал её имя, пока изливался вглубь, и даже когда лёг рядом и предложил ей свои объятия. *** Джон долго смотрел, как она спит, прежде чем разбудил прикосновением к плечу. Он уже полностью оделся, решив не напоминать ей о том, что произошло ночью. — Я займусь делами, — прошептал он, давая Сансе время привести себя в порядок без смущения. Письмо с назначенной датой сражения было почти окончено, когда она вошла в кабинет и направилась прямо к его креслу. Лёгкий поцелуй на его щеке дал понять, что всё в порядке. — Должна ли я спросить, какими именно делами ты занят сегодня? Джон был готов к этому разговору, ведь вчера они решили не всё, что следовало бы. — Я вызываю Болтона на бой за Винтерфелл. На моей стороне малые дома Севера, вольный народ и рыцари Долины. — Долины? — возглас выражал не сколько удивление, сколько несогласие. — Хонвуды дали мне двести человек, Мормонты — шестьдесят. Я не поведу людей на верную смерть, а без подкрепления нам не победить. — Ты не знаешь, что он за человек! — Санса сжала губы. — Никогда не принимай помощь от Бейлиша, если не хочешь закончить, как наш отец. — Как бы мне этого не хотелось, я не таков, как наш отец. И я не позволю Мизинцу причинить тебе вред. — В таком случае следовало выкрасть меня ещё до того, как в Винтерфелл прибыл король Роберт, — полуулыбка была полной иронии. — И чего же он хочет за то, что предоставит нам своё войско? Джон потёр переносицу: — Ничего. Он ответил, что почтёт за честь помочь племяннице вернуть родовое гнездо. — Значит, я была права: не пройдёт и половины зимы, как он прибудет на Север с септоном. — Ничего страшного, — Джон потянулся к Сансе и посадил её к себе на колени. — Я встречу его ещё в воротах и найду способ объяснить, что королева Севера принадлежит мне. Радость загорелась у неё в голосе: — Ты решился? — Я же сказал, что не могу отказаться любить тебя, — ответил Джон. Если она права, их жизнь будет мало похожа на сказку. Если прав он, то он получит столько счастья, сколько боги ему отмерили. Старик-мейстер ошибался. Только полюбив, Джон увидел, в чём на самом деле заключается его долг.