#writinginktober (рисовать словами)

      С тех самых пор как отец стал запираться в в своем кабинете, который старательно переделал под мастерскую, Маргарет запретили играть наверху. Ей было положено сидеть на первом этаже и играть самым тихим образом, только бы не нарушить царящее в доме молчание. Если она позволяла себе хоть немного побегать, а уж тем более засмеяться своим тонким голоском, гувернантка, пожилая, умудренная опытом дама, хмурилась и старалась ее пристыдить.       — Мисс Маргарет, подобное поведение недостойно леди! К тому же Вам было велено вести себя должным образом и не мешать господину работать, — строгий голос женщины пугал и возмущал Мегг.       Она решительно не понимала, почему все домашние слоняются по поместью едва дыша. Даже ее некогда жизнерадостная матушка теперь была подобна тени и лишний раз не говорила ничего вслух. Жизнь замерла не то в ожидании чего-то, не то в неизвестном страхе. Маргарет давно не встречалась с отцом. Он покидал свое убежище глубокой ночью, когда девочка сладко спала в своей комнате, которая располагалась на третьем этаже, вдали от отцовской мастерской. Хотя нет, на прошлой неделе Мегги мельком увидела, как отец поднимается по лестнице к себе. Тогда он пересекся с ее матерью, но та даже не взглянула на него, словно боялась, но что именно пугало женщину, девочка никак не могла понять. И все же она знала, в этом доме происходит нечто странное.       В одну из ночей, когда все уже спали, а до рассвета оставалось еще очень долго, Маргарет выбралась из-под одеяла и в одной ночной рубашке на цыпочках стала красться мимо уснувшей в кресле гувернантки. Если бы та заприметила беглянку, то страшно бы рассердилась и уж точно отчитала за «недостойное поведение», а на утро рассказал бы матери. Мегг знала, что матушка только бы и сделала, что посмотрела на нее своими печальными глазами, в которых не осталось ничего от той женщины, которую она знала. Этот взгляд был невыносим. Приоткрыв дверь, девочка оглянулась на свою надзирательницу и тут же шмыгнула в коридор. Уже давно погасили лампы, и, если бы не свет луны, пробивавшийся в окно, Маргарет пришлось идти на ощупь, рискуя еще больше. Но удача ей улыбнулась. Минуя все комнаты и добравшись до крутой лестницы, девочка попробовала наступить на половицу. «Не скрипит,» — подумала она, и это означало, что шансы попасть туда, куда она хотела больше всего, возрастали. Приподнимая полы рубашки, Мегг спустилась на второй этаж прямо к заветной двери. Свет не горел, поэтому, решив, что внутри никого нет, она юркнула в темную комнату.       Лунная дорожка освещала только часть помещения, огибая стол, пробегая по наваленным на нем чертежам из тонких линий, усеянных мелкими цифрами и странными символами. На стене висели новенькие полки. Их раньше здесь не было, Мегг точно знала, потому что когда-то отец разрешал ей часами сидеть в его кабинете, разглядывать старые карты и фолианты, а сидела она в потертом кресле, пропахшем табаком, аккурат под теми самыми полками. Они были усеяны неизвестного для Мегг назначения деталями, какими-то шестеренками от совсем мелких до таких, что поместились бы в ладони девочки. Гнутые пластины серебрились на свету, а некоторые отливали медью. Маргарет никогда не видела в кабинете отца такого.       Вдруг ее взгляд упал на на стену, куда отбрасывали тени предметы в комнате. Мегг показалось, что там находится чья-то рука, тонкая и изящная, совсем маленькая, как у нее. Девочка сделала несколько шагов в ту сторону, чувствуя, как у нее внутри все напрягается, а сердце стучит сильнее, так, словно вот-вот и этот стук раздастся по всей комнате и выдаст ее присутствие. Вглядываясь в темноту, она заметила прислонившуюся к стене фигуру, подвешанную на чем-то так, что она не касалась пола. Дрожащей рукой Маргарет дотронулась до руки и тут же отдернула свою. «Какая холодная, — подумала девочка. — Она умерла? Нет, это кукла!»       За спиной Мегг вспыхнула газовая лампа, от неожиданности девочка едва ли не вскрикнула, но закрыла свой рот рукой. Газовый свет блеснул в стеклянных глазах той куклы… ее. Она видела себя, но та другая «она» была сделана из металла, на кончиках ее пальцев играли блики, но руки не двигались. У куклы была всего одна нога, вторая лежала на полу, еще не прикрепленная. Рядом с ней находились какие-то непонятные детали, крюки и захваты, оплетенные проволокой, разводные ключи, гайки нескольких размеров, все вычищенные до блеска. На лице не было ни эмоции, их и не должно было быть у куклы. Волосы тянулись вниз аккуратно заплетенными косами, сделанными из шелковых нитей цвета венге. Эта девочка была лишь копией Мегг, но такой совершенной, что невозможно было оторваться, невозможно перестать смотреть на нее, затаив дыхание.       — Что ты тут делаешь? — голос отца был таким чужим, таким далеким, а вместе с тем грозным, полным неподдельной злости? — Как ты посмела сюда зайти!       — Папа… Кто это?       — Ты должна немедленно уйти и никогда, слышишь, никогда больше сюда не заходить. Убирайся!       — Но…       — Я сказал, убирайся!       — Нет! — крикнула Маргарет. — Нет, я нет уйду. Кто это? Почему у нее мое лицо? Кто это?!       В тот момент лицо мужчины будто просветлело. Он подошел к дочери, опустился на колени рядом с ней и, поставив рядом лампу, взял ее маленькие ручки в свои грубые, шершавые руки. На какое-то мгновение девочке показалось, что это и правда ее отец, но безумный огонь, вспыхнувший у него в глазах, заставил ее содрогнуться.       — Мегги, милая, послушай. Эта девочка — мое творение. Возможно, самое совершенное из всех. Мегги, ангел мой, ты же помнишь свою сестренку? Помнишь, Сьюзи? Она была хорошей и веселой девочкой, но в ту зиму она подхватила этот ужасный грипп. И все, Сьюзи больше нет, и ты никогда ее не увидишь. Помнишь, как плакала мама? Не бойся, когда ты умрешь, она не будет плакать, ведь ты всегда будешь с нами. Ты будешь нашим милым ангелом-хранителем, ты будешь тут вечно.       Маргарет не понимала его. Она не могла взять в толк, почему отец так сказал, почему она должна умереть. И тогда Мегг вспомнила, что ее родители перестали говорить друг с другом с тех самых пор, как гробик Сьюзи забросали землей. С того дня матушка уже не улыбалась и вообще не говорила. С того дня отец заперся в своей комнате и целыми днями что-то мастерил, покидая покои только ночью. Он уходил куда-то, пока Мегг спала, а с утра снова сидел в мастерской. Мать ни с кем не говорила, только смотрела печальными глазами, как Маргарет играет во дворе, но уже без сестры. Постепенно Мегг начала осознавать.       — Не подходи! — она вырвалась от отца и в слезах бросилась к двери. — Вы все… Вы…       Маргарет ринулась прочь из комнаты. Она выскочила на лестницу, но, не решив, куда именно ей стоит бежать, потеряла равновесие и кубарем покатилась с лестницы. Последнее, что она почувствовала, — острую боль. Голова раскалывалась, ее точно охватило огнем. Мегг не могла пошевелиться. Кажется, она слышала голос матери, впервые за долгое время та говорила. «Маргарет, — причитала мать. — Ох, Маргарет». Рядом раздавался спокойный голос отца, но он был так далеко, что до девочки доносились лишь обрывки фраз. «Я говорил… Так случилось… Она с нами… Она навсегда…» И это последнее, что слышала Мегг, в тот день, когда умерла на лестнице в собственном доме, когда ее детская душа покинула охваченное агонией тело и промелькнула голубым огоньком в стеклянных глазах медного ангел.