Домашние хэдканоны

Луна опустилась над Конохой. Аномальная жара спала, уступая место прохладному ветерку бьющему в раскрытое окно вашего дома. Ты на носочках тихонько проходишь по коридору в детскую игровую комнату, где наверняка твои детки, умаянные спят на небольшом диванчике. А младшая и вовсе на игровом коврике. Выглядывашь из-за угла, тут же застывая. Руки ко рту прикладываешь, чтобы сдержать писк умиления. Младшая дочка спит на коленях отца, а средняя прислонившись щекой к мужскому плечу, держит руку на макушке сестры. Мицуки тоже спит, изредка дергая на рефлексах рукой, поглаживая младшую по спине. Выработанная привычка за годы отцовства. Ещё бы. Твой любимый муж – ювелир*. Три дочки с разным возрастом. Как бы он не хотел мальчика, дочери же разбавляли его будни и забавляли. Заставляли его сжимать руки в кулаки, наготове держать режим Мудреца в желании убить каждого ухажёра, который неправильно посмотрел или слишком близко подошёл к вашим девочкам. А ты лишь улыбаешься на это, придерживая его за руку, припоминая, что и твой отец с таким же настроем как у него, отдал свою единственную дочь – тебя – Мицуки. Пусть поймет какого это. Ты не любишь, когда семья засыпает до ужина, на голодный желудок сны плохие снятся, но будить так сладко спящих малышей не хочется. Подходишь ближе, акуратно поднимая на руки среднюю  дочь, которой недавно исполнилось только семь лет. Она плямкает губами, ближе к тебе жмется. А ты попутно расталкиваешь мужа: — Мицуки, любимый, давай вставай.– беловолосый резко раскрывает глаза, а ты едва успеваешь удержать его ногой на месте, чтобы не скинул младшую со своих ног.— Отнеси пока ее в кровать. — Мы играли, но потом решил рассказать им историю нашего знакомства и что было дальше, да как-то уснули.— шепчет он, прижимая дочку с белыми волосами и золотыми глазами – вся в отца. Хихикаешь с его слов. Кровати детей расположены друг напротив друга, от чего ударяетесь спинами, пытаясь поудобнее уложить их, чтобы не жаловались с утра на ноющую спину и шею. А то побегут после завтрака к дедушке Орочимару за какой-нибудь обезболивающей мазью, а змеиный саннин потом будет коварно улыбаться тебе, взглядом говоря: "смотри, мои внуки чаще со мной проводят время, какая ты мать после этого". С ним ваши отношения никак не складываются, даже после того как ты отпустила свою старшую дочь ему в ученицы. А ведь ей уже семнадцать, уже лет пять в ирьенинах заряженная любовью к медицине узнав историю рождения Мицуки. — Ужинать будешь?–спрашиваешь, когда на кухне чай на двоих наводишь. Мицуки отрицательно качает головой. Шлепает по своим ногам руками, а ты садишься на них. Его руки оплетаются вокруг талии, прижимаясь щекой к твоей груди. Качает в руках, зевая.— Иди спать, умаялся за играми. — Нет, играть с ними – это счастье.– приговаривает, пока ты за шею обнимаешь его, трепля белесые локоны. Золотые глаза на тебя смотрят с нескрываемой любовью и нежностью. В них счастье и благодарность за детей плещет. Он сам не думал, что у вас могут быть дети, ведь Мицуки – исскуственный человек, а может ли у него семянная жидкость активна для оплодотворения. Этим вопросом занимался сам саннин. Его желание иметь внуков превысило все возможные биологические нормы. Нарушил столько созданных теорий о исскуственно-созданных, лишь бы понянчиться. Мицуки был настолько счастлив старшей дочерью, что за эти семнадцать лет вашего совместного проживания у вас появилась самая дружная и большая семья. — Люблю тебя.– говоришь ему, обрушаясь на нежные губы своими. Мицуки урчит котёнком, отвечает на поцелуй. Споетаетесь языками, его-то длиннее, облизывает всю полость смешивая слюну между собой. Его руки торопливо проскальзывают под твою одежду,натягивая ткань в нетерпении. — Не-а, давай пока младшую вырастим, а то я тебя знаю.— он закатывает глаза и ласково чмокает в нос.