По длинной дороге

Концерт закончился поздно. Впрочем, в этот день всегда и заканчивали поздно – расходиться не хотелось ни ему, ни зрителям, и выматывался сильнее обычного. Эмоции глухо отдавались в голове, рук-ног не чувствовал, как и голоса почти что. На полную, да, отдавался, каждый раз надеясь, что самый главный зритель видит. Или хотя бы слышит. Давно ведь уже не приходил в сны, вот с тех пор, как Мишка родился, так и не приходит Михаил Юрьевич. М-да. Может, обиделся все же на что-то. Может, решил, что так легче будет – всем. Типа, чтоб Андрей жить стал дальше, перелистнул страницу. Это в его стиле – всегда за других порешать любил. Самоуверенный – не знает, что не так-то просто перевернуть и забыть. Может, поэтому и выкладывался, докричаться стараясь, переупрямить. Или просто из-за любви. И не надо пошлостей – слишком многомерное это понятие, чтоб его только в одном варианте трактовать. Впрочем, как бы ни уставал, как бы ни хотелось завалиться в постель, где уже давно сладко посапывала Агата, однако один свой ежегодный ритуал пропустить никак не мог. Осторожно, стараясь не наступать на скрипучие половицы, вышел на террасу. Раньше выходил на улицу, почему-то выйти на балкон казалось недостаточным. Легких путей не искал, да. Сейчас, когда уже пару лет как жили в собственном новом-старом домике (потому и половицы в некоторых местах поскрипывали – аутентичность, понимаешь ли, Агате хотелось сохранить дух дома в некоторых местах), достаточно было тихонько открыть дверь. Здесь, в небольшом отдалении от Питера, звезды сверкали острее и ярче. Зябко поежившись – в августе ночи уже весьма прохладные, плотнее укутываясь в толстовку, поднял голову, всматриваясь в ночное небо.  - Еще год, Миш, - сказал негромко.  – Тебя помнят все также. И любят. Как ты и хотел, продолжаешь жить в наших песнях, историях и сказках. Старых и новых – да, Мишка, все мои новые и твои тоже. Продолжаю строить наш мир. Надеюсь, ты там это знаешь и видишь. И тебе все нравится. А если и не нравится – всегда можешь же завалиться ко мне, сказать все, что думаешь. В общем, с днюхой, Мих! Сзади внезапно скрипнула половица, заставив Андрея вздрогнуть и обернуться. Растрепанный полусонный мальчик в забавной пижаме с капибарами стоял, переступая босыми ножками – явно холодноват-то пол, и внимательно смотрел на Князя.  - Медвежонок, ты чего? – подошел к нему, на руки взял, прижимая к себе свое драгоценное чадушко. Мишка в ответ крепко обхватил ручками за шею, прижался, головушку на плечо положив: - Не спится. И ты не спишь. К тебе хотел. Андрей улыбнулся, поглаживая пушистые темные волосенки. Как интересно устроена жизнь – Михаилу Юрьевичу могло в этом году уже 55 быть, а Михаилу Андреевичу, порой так его напоминавшему, недавно исполнилось 5. Две его вселенные, одновременно и пересекающиеся, и нет.  - Тебе грустно? – внезапно спросил Мишка, отрываясь от папиного плеча.  - Есть немного. – Андрей не стал кривить душой.  - Почему? – медвежонок его, как и его тезка, всегда стремился докопаться до истины. - Сегодня день рождение у моего друга. – Андрей замолчал, не зная, что еще говорить. -Тогда надо ему позвонить и подарить подарок! – категорично заявил Мишка, затем покачал головой, словно не понимая, как эти взрослые могут быть такими глупыми. – В день рождение надо веселиться, а не грустить!  - Это сложно, Мишутка, - Князев грустно улыбнулся. – Он улетел от нас на небо.  - На небо? – Миша широко распахнул глаза. – Он умеет летать?  - Умеет, да, - Андрей хмыкнул. – Вот и улетел. - И не вернулся? – неожиданно тихо спросил сын. А затем совсем уж шёпотом добавил:  - И не вернется?  - Нет, Мишка, к сожалению, это невозможно.  Ребенок притих и снова прижался к нему. Андрей машинально продолжил поглаживать волосенки, думая о своем. Спустя несколько мгновений Мишка опять встрепенулся:  - Ты поэтому здесь стоишь и смотришь на небо? Хочешь увидеть?  - Очень, - не стал таиться Князев.   – Я скучаю по нему.  - Он тоже, - совершенно серьезно сказал детеныш.  – И, наверное, он сейчас тоже грустит. Я бы грустил, если бы мой друг был расстроен из-за меня.  - Да? – покосился Князь на этого мудрого не по годам ребенка, чувствуя, как мурашки прошлись по спине. - Точно! – Мишка был необыкновенно серьезен. – Если друг плачет, я плачу тоже. А еще он тебя видит, пап. И слышит.  - Серьезно? – Андрей не мог не улыбнуться, хотя в глазах уже подозрительно щипало.  - Так мама говорит. – Сын кивнул. – Те, кто нам дорог, всегда рядом. А друзья же дорогие, понимаешь, да?  - Мама права. – согласился Андрей, обратив при  этом внимание, что медвежонок его поеживается.  – Знаешь, что… Он аккуратно поставил ребенка на пол, снял с себя толстовку и, закутав в нее, как в одеяло, снова подхватил на руки, крепко прижимая:  - Поздравим его вместе?  - Давай. – охотно согласился Мишка.  – А как его зовут?  - Миша. - Как меня? – удивился ребенок.  - Как тебя, да. – Андрей легонько щелкнул его по носу.  - Тогда… С днем рождения, Миша! – торжественно и важно сказал медвежонок. И прибавил громким шепотом:  - Папа больше не будет грустить, обещаю! Андрей улыбнулся – и в самом деле, что-то от этих слов словно разжалось внутри. Печаль из тумана, закрывающего все вокруг, стала легкой дымкой. Отец и сын постояли еще немного, глядя в ночное небо, потом, заметив, что Мишутка его позёвывать стал, Андрей тихонько рассмеялся и понес свое чадушко в дом – укладывать обратно в постель и рассказывать истории о своем добром друге и его приключениях в мире, полном разных необычных существ. Стоило только двери тихонько закрыться, скрывая этих двух, как проказник ветер, все это время тихонько прислушивающийся к разговору, словно усмехнувшись, взъерошил траву на лужайке и умчался куда-то далеко, быть может, к далеким звездам, а, возможно, на поиски новых приключений.