Мелодия для короля

      Доверие, которое так сложно было заслужить, и которое так бескорыстно и открыто отдал ему Реми, едва не прожгло чёрную дыру в груди Микеля.       Ситуация, в которой он оказался, без сомнения, была безвыходной. В то время, как сердце рвалось к возлюбленному, тело не слушалось и подчинялось чужой воле. Ему нужно было как можно скорее вернуть себе вьевию, только тогда он будет свободен, только так получит шанс объясниться с Реми, только после этого у него появится будущее.       Все надежды рухнули, когда он увидел своего старого учителя. Как только Микель услышал знакомый стук каблуков с металлическими набойками, сердце его ушло в пятки. А когда скрюченная фигура показалась в проёме, он сразу понял, что его вьевия у этого чудовища.       Будущее? Как он посмел мечтать о таком? Отныне его ждали только боль и страх.       И пустота.       “Ты сильнее”       Эти слова звенели в ушах и отдавались тупой болью в затылке, когда Микель, словно покорная скотина, шёл за чудовищем, заполучившим его жизнь в свои когтистые лапы. Как хотелось верить словам Реми! Шерьер отдал бы всё, чтобы они были правдой! Но король не знал ничего о вьевиях, Микель не мог ему рассказать, Элизабет запретила ему.       Оставалось только следовать за учителем, подчиняясь его приказам.       И он следовал. И он подчинялся.       Накинув плащ с капюшоном, он вышел из дворца, молча сел в кэб. Учитель мало кому доверял, потому не нанял кэбмена, а решил управлять экипажем сам. Это дало Микелю время, и почти целый час он провёл в дороге, погружённый в удручающие раздумья.       Откуда-то потянуло затхлой гнилью, плесенью и мертвечиной. Неподалёку захлопали крылья, донеслось дребезжащее карканье нескольких ворон. Кэб встал.       — Добро пожаловать в твой новый дом, мышонок, — сказал учитель, спрыгивая с повозки, и расхохотался.       У Микеля было время продумать план действий. И он подошёл к этому вопросу со всей серьёзностью. Нет, он не надеялся на то, что Реми примчится к нему на помощь. Напротив, сейчас королю самому требовалась помощь, так что полагаться на него было бы глупо. Да и мысли о нём вызывали у шерьера чувство вины, невыносимую тоску и муки совести.       В первую очередь Микель решил сопротивляться во всём, в чём только сможет, как можно больше тянуть время, искать лазейки в приказах, и попутно попытаться выведать местонахождение вьевии. Поэтому после того как кэб остановился, парень остался сидеть в нём, даже не думая шевелиться.       — Ты чего там расселся? Вылезай! — гаркнул учитель.       Микель выбрался из кэба, и вновь замер. Успевший пройти половину пути до дверей учитель обернулся и увидел, что его игрушка не двинулась с места.       — Хочешь меня разозлить? — спросил учитель, сощурившись. — Ничего не выйдет. Сегодня у меня слишком хорошее настроение. Шагай за мной.       Поместье, облюбованное стариком, оказалось сырым, серым зданием, полным плесени, пищащих грызунов, сколопендр и прочей живности. Вонь в нём стояла несусветная, до такой степени сильная, что щипало глаза. Учитель словно не чувствовал её: то ли привык, то ли она ему нравилась.       Когда-то это место, вероятно, принадлежало богатому человеку: комнаты были просторными, потолки высокими, этаж был всего один. Кто довёл поместье до такого обветшалого состояния оставалось только догадываться. Может, помещик спился да и помер, так и не обзаведясь наследником, а может бросил его из-за удалённости от города. Какая бы ни была причина, сейчас всё здесь кричало о том, что лучше держаться от этого места подальше. А ещё лучше сровнять проклятое здание с землёй и больше никогда не вспоминать о нём.       — А вот и твоя любимая комната, мышонок. Заходи, не стесняйся, — учитель открыл дверь, и из прохода пахнуло свежей кровью.       Не в силах сопротивляться хозяину вьевии, Микель через силу шагнул в комнату и обмер. Чем-то это помещение напоминало то отвратительное место, которое учитель во времена учёбы Микеля называл “оплотом смирения”. Но это было в разы хуже. В центре красовалось круглое углубление, выстланное железными плитами. Похоже, раньше оно служило хозяину чем-то вроде ванны. Теперь же на дне его алели остатки чего-то тошнотворно воняющего. На стенах тут и там висели металлические щипцы, ножи и крючья самых разных форм и размеров. В полу и стенах, а в одном месте и в потолке были накрепко вколочены цепи с кандалами. Абсолютно всё до последнего малюсенького инструмента было покрыто бурыми пятнами очевидного происхождения. Кому принадлежала вся эта кровь — угодившему в ловушку животному, или какому-то бедолаге, не вовремя забредшему в лес, Микель знать не хотел.       — Как тебе моя коллекция? — спросил старик. — Что-то приглянулось?       Шерьер окинул взглядом стену. Некоторые из ужасных орудий были ему хорошо знакомы со времён учёбы, другие он видел впервые и мог только догадываться о способах их использования. Микель сглотнул подступивший к горлу ком.       — Вижу, что твоё тело хорошо их помнит. Но самые интересные малышки находятся здесь, — учитель похлопал по крышке металлического сундука. — С ними ты ещё не знаком, но вы просто созданы друг для друга!       Он достал ржавый ключ, отпер замок, откинул крышку сундука и взору парня открылся ворох отвратительных инструментов. В отличии от тех, что висели на стенах, эти выглядели сверкающими, начищенными до блеска.       — Я обзавёлся этими ребятами совсем недавно, — продолжал с упоением рассказывать учитель. — Ещё ни разу не испытывал их в деле, всё ждал подходящего кандидата. А вот этот, — он поднял и покрутил в руках нечто напоминающее железный цветок, — нашёл буквально на днях. Жемчужина моей коллекции. Ты обязательно познакомишься с ним совсем скоро и очень близко. Но не всё сразу, мышонок, не всё сразу. Сегодня мы пройдёмся по привычному пути. Хочу посмотреть, что изменилось в тебе за те годы, которые мы провели в разлуке.       От одного вида содержимого сундука Микель покрылся холодным потом и задрожал. Сладко-липкое предобморочное состояние так и манило, обещая забытие и отсутствие боли. Но шерьер вдруг вспомнил данное Реми обещание. Как бы ни хотелось, он не должен был уходить в себя. Иначе однажды он просто мог не вернуться из этого сладостного бессознательного мира. Это значило, что в этот раз ему придётся оставаться в сознании во время всего процесса истязаний, и постараться не сойти с ума от боли и отвращения.       Получив приказ снять с себя всю одежду, юноша вынужден был немедленно подчиниться. Учитель не теряя времени, пристегнул Микеля к самым крепким из имеющихся в помещении оковам и принялся внимательно рассматривать его тело.       — Ну, что, мышонок, — усмехнулся он, по-видимому, оставшись довольным открывшимися перспективами, — начнём с наших старых друзей? Ты ведь наверняка по ним соскучился? Они по тебе — да!       Следующие несколько часов показались Микелю бесконечной мукой. Старик, вошедший в раж, без конца резал, колол, хлестал и обжигал его, и пришёл в неописуемый восторг, обнаружив, как быстро зарубцовываются полученные бывшим учеником раны.       — Как приятно, что всё время нашей игры ты держишь себя в руках! — задыхаясь от восторга, вещал он. — Честно говоря, меня всегда раздражало, что ты выпадал из процесса, словно я старался впустую. Сейчас же ты стал более вынослив, а значит можно будет попробовать более интересные игры… — он покосился на углубление в полу. — Но всему своё время! Сегодня я хочу ещё немного пощекотать тебя, а завтра приступим к настоящим развлечениям!       Остановился мучитель глубоко заполночь, изрядно утомившись. Всё же, он был не молод и уже не так вынослив, хотя его тягу к живодёрству возраст ничуть не притупил, а словно наоборот обострил.       Так и оставив измученного шерьера висеть в цепях, старик удалился, лишь бросив на прощание приказ ждать его здесь и не сметь даже думать о побеге.       Микель не понял, в какой момент провалился в сон. Это было больше похоже на глубокую дрёму, в которую то и дело вплывали образы: золотые завитки волос, синие цветки воларии, запах барбулок и звуки до боли знакомой мелодии.       Из этого сладкого забытья его выдернуло ощущение острой боли в боку. Он закричал и проснулся. На боку красовалось клеймо в виде пляшущего человечка.       — Рад, что ты проснулся. Хорошо спалось? — с улыбкой поинтересовался учитель, держащий тавро в руках. — Мне отлично. Как видишь, пока ты спал, я успел слегка подготовиться к твоему пробуждению, — он кивнул в сторону обитой металлом дыры в полу. Теперь она была до краёв наполнена чем-то золотисто-желтым.       — Что это? — бесцветно спросил Микель.       — О, ну, наконец-то ты заговорил! А то, честно сказать, вчера меня немного утомила твоя молчаливость. Отныне говори, пожалуйста, вслух всё, что у тебя на уме. Хочу знать обо всём, что ты чувствуешь, — он облизнулся. — О каждой капле боли. Ну, и раз уж мы с тобой сегодня начали с беседы, рад сообщить, что здесь, внизу, прямо под нами, есть специальное помещение, приспособленное для того, чтобы подогревать воду для купания. Но вода — это скучно, правда? Поэтому я налил в эту купальню масло. Когда оно достаточно нагреется, мы узнаем, насколько ты предрасположен к такому типу развлечений. У меня хорошее предчувствие!       Только теперь Микель понял, откуда в его сне появился запах барбулок.       — Если… Если швырнуть человека в кипящее масло, он умрёт, — выдавил Микель.       — По счастью, ты не человек, — отозвался учитель. — Но ты прав, не хотелось бы рисковать. Если ты случайно сдохнешь так скоро после нашего долгожданного воссоединения, это будет невосполнимая потеря. Думаю, мы сначала поэкспериментируем с твоими конечностями. Как насчёт того, чтобы начать, например, с ноги? — он постучал пальцем по колену шерьера.       Представив, какая чудовищная боль его ждёт, Микель обмер. Он не представлял, как можно подготовить себя к такому, он не хотел быть в сознании в момент, когда его кожа, а затем и мышцы начнут слезать с кости. Но он также понимал, что если владелец его вьевии прикажет нырнуть в кипящее масло, он сделает это, не моргнув и глазом.       — Мне не нравится, когда мне не отвечают, — сквозь зубы процедил учитель и со всей дури вдарил Микеля по колену ногой.       Задохнувшись от боли, шерьер сжался настолько, насколько позволяли оковы. Когда пелена, застилающая глаза, спала, он посмотрел на своего мучителя и спросил:       — Что ты хочешь услышать от меня?       — О, всего лишь правду, — усмехнулся старик. — Но ты, похоже, не способен её выдать, даже при том, что твоя шкура у меня. Такие твари как ты существуют лишь для того, чтобы преподать урок другим.       — И кому же я преподаю урок сейчас?       — Глупый вопрос. Разве здесь есть кто-то ещё, кроме нас двоих? Очевидно, что свой урок получаю я. Через тебя я учусь грамотно работать с чужими телами. Чувствовать ту тонкую грань между тем, что причиняет ужасную боль, и тем, что убивает. Как же прекрасно иметь в руках инструмент, позволяющий полностью подчинить себе того, кто обладает настолько сильным, выносливым телом! Такая тварь, как ты в этом смысле идеальна. Ты рад, что хоть в чём-то являешься идеалом?       — Не помню себя от радости, — издевательским тоном сообщил Микель.       В голове неожиданно прояснилось. Глубоко внутри появилось странное, неуместное чувство воодушевления, словно из ниоткуда пришло осознание, что всё будет хорошо. Оно захлестнуло шерьера с головой и дало ему собраться с мыслями. Всё это время он продолжал лихорадочно соображать, как выведать у старика местонахождение вьевии, и вдруг в памяти его всплыл Мальтруй. Хитрый торговец в два счёта выведал у разбойника нужную ему информацию. Задумавшись над тем, как ему это удалось, шерьер догадался: фокус состоял в том, чтобы вести себя, будто уже всё знаешь. А что если пойти дальше, и притвориться, что знаешь даже больше, чем человек, у которого надо выведать информацию?       В мгновение ока в голове Микеля созрел план.       — Кстати, у меня для тебя новость. Моей вьевии у тебя уже нет. Пока ты тут щёлкал клювом, словно павлин, твоё сокровище похитили. Так что теперь я не обязан тебе подчиняться.       — Думаешь, я тебе поверю? — скептически заметил старик. — Мне объяснили, как это работает. Если бы всё было так, как ты говоришь, ты давно бы вырвался из этих оков и сбежал. А раз мы оба здесь, то захлопни свою лживую пасть и подчиняйся своему хозяину!       Микель хотел язвительно ответить, но не смог произнести и слова. Его губы словно приклеились друг к другу, и он почувствовал себя беспомощным, как никогда. Даже невозможность двигаться не так пугала его, как невозможность открыть рот. Полюбовавшись с минуту на его мучения, учитель сказал:       — Вижу, что ты осознал свою ошибку. Что ж, давай я во всех красках обрисую тебе твоё будущее. Я хочу, что б ты в полной мере осознал, что тебя ждёт. Ты никогда не получишь свою шкуру, она моя. Ты будешь жить вечно, бок о бок со мной, пока мне не надоест развлекаться с тобой. Хотя, не думаю, что мне когда-нибудь надоест, учитывая возможности твоего тела. Хочешь что-то сказать? Я дам тебе такую возможность, после того, как привяжу тебя к себе этой вашей дьявольской связью. Знал бы я об этом раньше, мы бы с тобой сделали это ещё тогда, когда мои руки были крепки, а тело здоровее и моложе, — он подошёл к Микелю вплотную и провёл морщинистыми руками по его груди. Шерьера передёрнуло от отвращения. — Думаешь, мне этого так уж хочется? Если бы не возможность жить вечно, которую даёт эта связь, я бы ни за что не притронулся к такой богомерзкой твари, как ты. Ну, что, ты готов? Нет? Отлично, тогда я начинаю! — он наклонился к уху парня и приказал: — Пой для меня.       И Микель, не в силах сопротивляться, разомкнул губы и запел.