И пока смерть не разлучит нас

— Представляешь, Квакити, — насмешливо протянул Вилбур. — Мой сын сегодня выходит замуж. Так внезапно. Квакити вскинул голову и осмотрел всех с прищуром; чуть нахмурился, и Фанди увидел на его лице давно знакомое выражение. Так же он смотрел на Шлатта перед тем, как устроить скандал. Его взгляд замер на Фанди, и от этого почти некомфортно — но одновременно в груди расцветает облегчение. Квакити его защитит. Он вступится, даже если Лас Невадас не принадлежит ему до конца, даже если ему придётся в одиночку выступать против Дрима и Вилбура. Квакити не любит, когда вещи случаются без его ведома. — Нет, не выходит, — просто сказал Квакити и пожал плечами; в его голосе, несмотря на нарочитое спокойствие, отчётливо слышится потрескивающее напряжение. — Ему пятнадцать. И, насколько я знаю, у Фанди не было никого на примете. — Говоришь так, как будто его мнение имеет значение, — Квакити посмотрел тяжело и поджал губы; Фанди казалось, что воздух рядом наэлектризован. Он постарался сжаться, сделаться незаметнее. — Хватит третировать ребёнка, Вилбур. Квакити не смотрит на Дрима. Кажется, тот этим не особо доволен — из-под маски сразу же звучит приглушённый голос, и отец, только-только собиравшийся сказать какую-нибудь гадость, послушно замирает. Как цепной пёс. — Юридически, Фанди не ребёнок. Твоими стараниями, Квакити, он смог получить эмансипацию, — Фанди думает, ему стоит спросить себя, откуда Дрим знает про содержимое документов. Но даже не успевает сформулировать вопрос до конца. Квакити взрывается мгновенно. — Ты долбанный маньяк! Какого хрена ты лезешь к моим людям, ублюдок? — он кинулся к Дриму, но остановился, когда заметил арбалет в руках отца. — Фанди — мой сын, — внезапно заговорил Вилбур. Выражение лица у него было недоброе; поза была ещё более недоброй — арбалет уткнулся Фанди в висок. — Моя собственность. — Ты не посмеешь. Что бы ты, блять, ни выдумал, психопат, — Квакити замер, почти болезненно на вид выпрямив спину. Голос его опустился до угрожающего рычания. — Он ребёнок. Никакой свадьбы — или как вы там обозвали это дерьмо — не будет. Тебе что, — Квакити развернулся к Дриму; разница в их росте была особенно заметна сейчас, когда они стояли так близко. Фанди зажал рот руками, чувствуя, как прижимает к губам ткань платья. — Трахаться не с кем, придурок? — Может быть, — голос Дрима, приглушённый вечно улыбающейся маской, звучал не просто спокойно. Ему как будто было скучно; и всё это словно Дрима не касалось вовсе. — Я бы не отказался выебать Фанди. Фанди задушенно заскулил. Сердце у него стучало тяжело, как будто готовилось рухнуть вниз и разбиться. — Разбирайся со своим недотрахом самостоятельно, — лицо Квакити превратилось в посмертную маску; застывшее, бледное и очень злое — Фанди боялся поднять взгляд на этого человека, который был ему больше отцом, чем Вилбур. — Я не позволю тебе трогать детей. — И что же ты сделаешь, Квакити? — в голосе Дрима впервые прорезалась интонация; Фанди чуть не задохнулся от этой насмешки, хотя она даже не была направлена на него. Сердце стучало где-то в горле, и невозможно было выдавить из себя хотя бы одно слово. — Вилбур мне его уже подарил. Хочешь ты этого или нет, Квакити, но Фанди — не больше, чем моя вещь. Дрим указал на него рукой. — И я могу делать с ним что хочу. Квакити побледнел ещё сильнее, покачнулся на негнущихся ногах, но не отступил. — Не смей, мразь, — Фанди видел, что он выжидает момент, когда сможет схватиться за свой нож; и ему было так страшно, так горько понимать, что драться с Дримом хотя бы наравне Квакити не сможет. — Я тебе кишки выпущу. — Не сможешь. Наверное, Квакити останавливал арбалет, прижатый к виску Фанди. Наверное, ему сейчас тоже страшно. Позорище. Под сердцем было ужасно тяжело. Квакити так рисковал из-за чужого ребёнка, из-за вражеского ребёнка, которому никем не был, по идее-то. Фанди стало стыдно. Он тихо заскулил и прижал уши, что вызвало у Вилбура странную усмешку. — Не надо, — просипел Фанди, слыша, как его необычно высокий от страха голос дребезжит, отражаясь от высокого каменного потолка коридора. — Не надо, пожалуйста… Он не знал, к кому обращался: к держащему арбалет Вилбуру, к Квакити, который мог нажить себе проблем… или к самому Дриму. Он решил попытаться. — Опустите оружие!.. — Молчи, мелкий, — в глухом голосе Дрима он слышал усмешку. Рукоятка ножа — когда выхватил?.. — полностью помещалась в его руке, и видно было одно только искрящееся магией лезвие. У этого ублюдка даже ножи зачарованы. — Пусть заступается, если жизнь ему не нужна. Последняя твоя жизнь, Квакити… которую ты бесполезно потратишь и оставишь Лас Невадас мне. Дрим говорил медленно, въедливо; его голос, такой страшный, вытягивающий низко ужасные вещи, казалось, обладал какой-то особой гипнотической силой. У Фанди по спине бежали мурашки. Дрим говорил, и каждое его слово как будто давало ему власть над любым человеком. Его невозможно было ослушаться, от него невозможно было сбежать — даже несмотря на то, что он провёл столько времени совсем один, он говорил всё так же убедительно. Когда-то Фанди был очарован этим. Сейчас это умение приводило его в ужас. — Казино и своих людей. И знаешь, что с ними будет, Квакити? — бледная-бледная кожа; никогда раньше Квакити не был таким бледным. Фанди не помнит такого выражения — даже со Шлаттом Квакити вёл себя смелее. — Я их замучаю. Всех. — Они тебе не позволят. Все знают, чего от тебя ждать, Дрим. — Кью, я ведь умею убеждать, — Дрим смеялся так, как вскипает чайник. Фанди от этого смеха весь съёжился, едва не рухнул — колени подкашивались от страха. — Поверь, свадьба меньшая из твоих проблем. Он не маленький ведь. Он ведь так много видел. Фанди вырос в Л’Манбурге, и каждый в их мирке понимает, что это значит. Но ему почему-то очень страшно, когда Дрим так близко. Страшнее, чем было когда-либо. — Я могу взорвать это место в любой момент — и все твои усилия просто не будут ничего значить… Твоим людям придётся умереть. Для кого-то эта смерть станет последней. Выражение лица у Квакити было почти нечеловеческим. Фанди постарался понять эмоцию, но не смог — было слишком много, слишком отчётливо и тяжело, как будто каждое чувство ложилось на чужие плечи многотонной плитой и отпечатывалось изнутри. — Это твоя вина, Квакити. Ты так много рассказывал про свадьбы, — демон улыбается, у демона есть клыки. — Что мне захотелось попробовать. — Почему Фанди? — вдруг спросил Квакити. Смотрел он очень серьёзно прямо Дриму в глаза. Казалось, что маска ему не мешала. — Из всех вариантов — почему он? Трахал бы Сута своего. Готов поспорить, он напялит платье для тебя. Отец на это усмехнулся, но промолчал. На такую очевидную провокацию они не велись; да сам Фанди, со всем его ничтожным опытом, тоже бы не повёлся, если бы его пытались так провоцировать. Но у Квакити не оставалось ничего иного. — Фанди не будет сопротивляться. Мягкий, слабый… — голос Дрима звучал почти нежно. И слышать в нём предвкушение было ужасно, и приторный мёд, растекающийся вслед каждому слову, делал только хуже. — Ты ведь не будешь, Фанди, лисёнок? Он не смог ответить. Попытался, но из горла вырвался лишь высокий скулёж. Арбалет ткнулся больнее. Каким-то образом. Оружие, которое держал в руках его отец, которым угрожал его отец… — Синдикат шкуру с тебя спустит, — Квакити выглядел так, будто судорожно искал причины. Это было равноценно попытке уговорить дикого зверя не убивать, но Фанди… безмерно ценил это заступничество. — Ты знаешь. Он внук Филзы. Хоть кто-то не оставляет его один на один с отцом и его хозяином. — Неужели кто-то всё ещё считает Филзу достойным человеком? — отец хмыкнул. — Всё, что его заботит — этот странный кровавый культ и тело Техноблейда. Не больше. Или, думаешь, кто-то из моих братьев озаботится? Техно… — Вилбур фыркнул, как будто в имени было что-то смешное. — Или тот странный тощий мальчик с ними, Ранго? Или как его там. Может быть, мой Томми?.. — Ники. — Истеричная дура, — Фанди крепко сжал челюсти. Слушать, как отец оскорбляет эту чудесную девушку, которая шла за ним на верную смерть и дружбу с которой он не заслуживал, было… ужасно. — Единственна истеричка здесь ты. Взорвать город из-за поражения на выборах? Серьёзно, Вилбур? — Квакити фыркнул. — А казался разумным человеком. — Странно слышать упрёки от того, кто получил место в правительстве через постель. — Заканчивайте перемывать кости, — Дрим звучал сонно; как будто его всё происходящее вообще не касалось. — Посплетничаете после свадьбы. С тебя ещё бумаги, Квакити. — Обойдёшься, озабоченный уёбок, — прошипел Квакити и прикрыл глаза. Покачнулся на носках, стараясь, наверное, скрыть дрожь. — Если тебе так приспичило, бери меня. Отец рассмеялся. Дрим, кажется, тоже — Фанди не был уверен. На мгновение ему показалось, что эти слова он просто придумал. Квакити, которого Фанди знал, на такое бы не пошёл. Он никогда не был альтруистом. Да, он часто заступался за Фанди, когда они ещё жили под управлением Шлатта, да и в других ситуациях… но Квакити всегда получал и свою выгоду от этого. Не жертвовал собой, нет. Но теперь он стоял. Предлагал себя взамен. Был ужасающе настоящим и очень, очень напуганным. — Что ты делаешь?.. — зашипел Фанди раньше, чем успел подумать. Что-то внутри твёрдо сказало: ты должен защищать Квакити так же, как он защищает сейчас тебя. — Ты… Дрим жестом приказал ему заткнуться. И Фанди замолчал. Он не мог не замолчать. У него подкашивались ноги от ужаса. — Бери меня, — упрямо повторил Квакити. Глаза его всё так же были прикрыты, но спокойны, расслабленны. Он стал снимать кольца, свои драгоценные и такие важные кольца. — Тебе же так нужно отыграться, м? Квакити о них никому ничего не рассказывал. Но Фанди всё равно знал — каждое кольцо служило напоминанием об ушедшем возлюбленном. И Квакити никогда с ними не расставался. Кольцо Эрета, золотое и дорогое на вид. Обручальные кольца Сапнапа и Карла — одинаковые, на обеих руках. Чьё-то простое, грубое, выточенное из полудрагоценного тёмного минерала; оно выбивалось из общей картины, и Фанди не знал, кто его дарил. И ещё кольца. Когда-то он носил кольцо, как у Шлатта, но сейчас, наверное, выбросил его и постарался забыть о том, что когда-то они со Шлаттом были супругами. Квакити спешно сунул кольца в карман. Как будто торопился отнять у себя шанс отступить. — Давай своё женское тряпьё, Дрим. Или какое фетишистское дерьмо тебе там надо? — он широко ухмыльнулся, но веселья в этом не было. Его здоровый глаз странно блестел; так бывает, когда человек пытается сдержать слёзы. — Только прикажи увести Фанди. — Раздевайся, — глухо и безучастно сказал Дрим. — Сначала отпусти Фанди. — Пусть знает, на что обрёк тебя, — Квакити мотнул головой. — Он знает. Пусть не смотрит. — Разве тебе не тяжелее будет только слышать, как Кью стонет, м, Фанди? — Дрим склонил голову набок. Невозможно было понять, куда точно он смотрит, но его взгляд казался очень… отчётливым. — Как он кричит и просит перестать. — Просто уведи его! — Квакити прикрикнул, но быстро сник, когда Дрим отрицательно покачал головой. — Пусть Сут хотя бы арбалет опустит. — Ещё чего. Раздевайся, утёнок, — Квакити потянулся к пуговицам; пальцы у него дрожали, Фанди видел. Во рту стало кисло, его затошнило. — Надеюсь, не заражусь от тебя венеричкой, пернатая шлюха. — Надеюсь, у тебя нет вшей, — Квакити скалился, смотрел на Дрима ненавидящим — невидящим? — взглядом. И раздевался. — Нет, пожалуйста, — прошептал Фанди, но Дрим не обратил внимания. Может быть, и не услышал. Только заулыбался отец, и от его поганой рожи становилось всё противнее и противнее; в глазах у Вилбура горело странное возбуждение, какой-то дикий интерес к происходящему. Он жадно впитывал в себя каждую секунду, как будто происходящий кошмар был самым лучшим на свете фильмом. Фанди стало дурно от этих мыслей. Лучше бы Вилбур Сут и дальше лежал в гробу. — Ходят слухи, что все утки — конченные извращенцы, — Квакити выправил рубашку из брюк. Дрожащими руками — он уже не пытался это скрыть — спустил подтяжки. — Тебя это заводит, не так ли? Он всё так же смотрел Дриму прямо в глаза. — Меня заводит, — низкий голос; Квакити старается скрыть дрожь за рычанием, но её почему-то только отчётливее слышно. — Идея откусить тебе член. — Как низко, Квакити. — Ниже твоих педофильских замашек мне некуда падать. Дрим почему-то рассмеялся. Мир сжался до его смеха, похожего на свист чайника. — Лучше бы тебе оказаться мазохистом, Кью, — голое плечо, руки, тянущиеся к ремню. — Потому что я собираюсь сделать тебе очень больно. Квакити говорил, что пытал Дрима; он резал самого злопамятного на свете человека и вырывал ему ногти, он ломал ему кости, он старался сломать его разум. Было очевидно, чем Дрим собирается отплатить. Фанди не мог больше наблюдать. Если молчать, Дрим просто разрушит Квакити, сломает его, выпотрошит и выбросит пустую оболочку, которую милосерднее будет задушить. Фанди зажмурился и заговорил, почти закричал: — Хватит! Дрим, пожалуйста, пожалуйста, хватит, он не заслуживает!.. Не трогай Квакити, пожалуйста… я не буду, не буду с… с-сопротивляться. Д-делай, что хочешь, я не буду, не буду! — он не переводил дыхания, говорил, пока лёгкие не сжимались совсем. Тараторил, сбиваясь и заикаясь, но не смел замолчать. Как будто малейшее промедление приближало конец света. — Устраивай свою свадьбу, всё… всё, что хочешь, я дам тебе всё что хочешь, делай со мной всё что хочешь, только не трогай больше никого! Не трогай Кью! — Как и ожидалось, — отец хмыкнул. — Договорились? — Ага, — Дрим кивнул. — Обвенчаемся сегодня же, верно, Фанди? — Фанди, блять! — рявкнул вдруг Квакити. — Он тебя покалечит, придурок! — А тебя вообще убьёт! — Да с хрена ли?! — Потому что ты… — Фанди вдруг осёкся. Как будто чужие пальцы сжались на его шее. Пальцы, спрятанные под чёрными перчатками. Пальцы, лишённые ногтей, наверное, навсегда. Фанди не знал, можно ли говорить о том, что Дрим совсем недавно был в… таком унизительном, ужасном положении. Дрим… мог не оценить. А сейчас ситуация была в его руках. — Я пойду, если он так хочет. Так будет лучше… — выражение лица Квакити было злым. И очень, очень грустным, но Фанди не совсем понимал, почему. — Не надо… давать мне надежды. Я уже привык. Пусть… распоряжается. Жизнь Фанди никогда не принадлежала ему самому. Сначала им распоряжался отец, с того самого дня, как маленький Фанди впервые делал под его руководством самокрутки. Потом он принадлежал Шлатту, после его смерти — достался Квакити, шёл за ним на край света, пока не оказался забыт. Он оказался в пустыне, и Ники не забрала его с собой, когда ушла к Синдикату — наверное, потому что Фанди был недостаточно… правильным. И потом, когда он уже смирился с одиночеством, его снова нашёл Квакити и привёл в Лас Невадас, и он снова был чей угодно, но не свой. Фанди никогда не был своим. Его передавали из рук в руки, и, в конце-концов, какая разница, если одним из его владельцев будет Дрим? Кто-то пихнул платье в его дрожащие руки. Кажется, арбалет всё ещё был у виска — Фанди не знал. Он видел улыбку отца, его интерес и холодный взгляд — с таким наблюдают за вознёй в муравейнике. За тем, как допустившие ошибку муравьи ходят кругами, пока не умрут от истощения. По кругу, снова, снова и снова. — Ты продаёшь меня. Почему ты улыбаешься? — спросил Фанди, но никто ему не ответил; или он не услышал. И плечо Квакити было закрыто тканью, и он шёл впереди с поднятыми руками, разозлённый и испуганный одновременно, и его крылья напряжённо топорщились и казались пушистыми и большими. Огромными, жёлтыми — как солнце. Всё слилось в абсурдный беспорядочный калейдоскоп. Фанди казалось, что он вот-вот проснётся с криком. Но он никак не мог открыть глаза. Просто покорно шёл, не понимая, куда, слышал, как переругиваются Вилбур и Квакити, но не различал слов. Только гремящие интонации. Он сжимал в руках ткань платья, и ему казалось, что эта странная тряпка — единственная настоящая вещь во всём мире. Когда открыли дверь комнаты, Фанди пошёл без лишних вопросов, но чья-то рука удержала его. Первым впихнули Квакити. Потом подтолкнули самого Фанди, и на ватных ногах он свалился в кладовку. Запнулся о порог и глупо упал. Пыль липнет к юбке. Пыль тоже настоящая. Звуки включаются с оглушительным щелчком. — Успокой его, Квакити, — Дрим звучит так странно. Это ведь он?.. он хочет сделать Фанди больно, да? — Мне не нужна истерика на свадьбе. — Тебе и свадьба не нужна, уёбок! — дверь закрывается. Щёлкает замок — разве ключи не должны быть у Квакити? Они досматривали его? Забрали вещи?.. За ней, в коридоре, вполголоса разговаривают Вилбур и Дрим, и Фанди снова не различает слов. Ему не хватает внимания, чтобы уследить за бегающим Квакити. — Тут должен быть динамит, — тараторит он. — Или какая хуйня, которой можно выбить дверь. Или вскрыть. О, я, нахрен, надеру задницы им обоим, долбанные уёбки. — Кью, — позвал его Фанди очень высоким голосом. — Не надо. Я… я просто… ничего страшного, это ведь просто свадьба, да? Квакити посмотрел на него, как на идиота, а потом продолжил рыться в коробке. — Он собирается изнасиловать тебя. И самоутверждается публичными заявлениями, потому что считает, что никто не может ему запретить. — Никто и не может, — опять щелчок. Фанди зябко передёрнул плечами и принялся раздеваться. Если… если его хотят видеть в платье… — Он сделает это. Сегодня или после того, как убьёт тебя. Квакити, я не хочу… — Пусть ебётся с кем-то его возраста, уёбок. Я его подорву, расчленю и сожру его печень. Да где долбанный тнт? — Квакити раздражённо вскочил на ноги и пнул коробку. — Тут, нахрен, прописался Вилбур Сут, почему в этой кладовке нет тнт! Он не спрашивал. Просто кричал, а потом развернулся к Фанди. — Ты куда раздеваешься? — спросил Квакити дрожащим голосом. Потом нахмурился и вдохнул, наверное, стараясь взять себя в руки. — Прекрати. Я не собираюсь им это позволять. Ты слишком ребёнок для такой хуйни. Квакити старался держаться уверенно, но Фанди видел — он напуган. Очень напуган. Чем они угрожали?.. — А если Дрим сделает это с тобой? — Ему не понравится, — Квакити хмыкнул, но было видно, как ему страшно. — Возможно, у него больше никогда не встанет. Лучше бы тебе быть мазохистом, тьфу, — раздражённо и суетливо он передразнил Дрима и кинулся к двери. Непонятно, зачем — он не смог бы вскрыть замок. — Он же тебя убьёт, Кью… — Фанди хнычет. Ненавидит себя за это, но продолжает. — Как убьёт, так и воскресит. Я ещё полезен, — веселье в голосе, только в нём. На лице — одно сплошное отчаяние. — А если оттуда вернёшься не ты?.. Квакити не нашёлся с ответом. Пнул коробку и сел на пол. Фанди показалось, что его лёгкие не работают. Он стянул через голову футболку и уткнулся в неё лицом, прячась от Квакити. Ото всех прячась. Ему кажется, что он должен проснуться. Но сон никак не кончается. Чужие руки мягко касаются волос и спускаются к спине. Квакити обнял его почти неловко, пытаясь утешить, но Фанди от этого почему-то только больнее. Ему вдруг подумалось, что это последний раз, когда он может обнять живого человека — после того, что сделает Дрим… ему, наверное, больше никогда не захочется. — Фанди, — дрожаще выдыхает Квакити. — Откажись и ничего не бойся. Я… я придумаю, как тебе сбежать. Фанди хотел сказать, что это не нужно. Но вместо этого только разрыдался совсем. Слёзы жгли глаза, он вытирал их футболкой и почему-то не мог избавиться от ощущения, что всё это — просто бред; ведь не может же это быть настоящим, быть его реальностью?..