Однажды в книге

Гости расселись по своим местам. Оруженосцы Буагильбера заняли места чуть ниже за главным столом, а его слуги за отдельным столом, как и полагалась. Закончив помогать Элвине и остальным, я уже хотела было выйти из большого зала замка, чтобы пообедать на кухне вместе с младшими слугами, но голос Филиппа остановил меня. Мальвуазен попросил меня остаться и указал на место по левую от него сторону. Сам Филипп сидел во главе стола, как и полагалось хозяину дома, по его правую руку сидел Бриан де Буагильбер — почетный гость и близкий друг, рядом, но чуть поодаль сидели его четверо оруженосцев. Да, теперь их было четверо как и подобает иметь магистру ордена Храма. Гуго с трудом сдержал улыбку, когда увидел меня, да и я в ответ не смогла сдержаться, искренне порадовавшись, что он жив. Болдуин и еще двое сидели чуть в тени, а их лица с трудом были освещены тем тусклым светом от свечей, что были в зале, что казались странными и даже страшными, угрюмыми и уставшими. По левую руку от Филиппа в этот вечер сидел Арно и я. Один из слуг быстро поставил дополнительный прибор рядом с оруженосцем де Мальвуазена. Я догадывалась почему меня оставили в зале, но спорить было глупо, как впрочем и оставаться, да деваться было некуда. Отказывать от приглашения хозяина дома и господина здешних земель — было бы еще большей глупостью и неблагодарностью.  — Значит, слухи не врут и мой друг, Бриан де Буагильбер стал магистром оредна Храма Сионского? — говорил Филипп, улыбаясь и поднимая кубок с вином. — Я рад за тебя, Бриан, рад как никогда. За это стоит выпить! Бриан самодовольно улыбнулся и тоже поднял кубок, как и все остальные. Все, кроме меня.  — Я вижу, новости разносятся и без моей помощи, друг мой. — усмехнулся он.  — Еще бы! — молвил Мальвуазен. — Весть о смерти вашего магистра разнеслась по всей Англии и стала чуть ли не одной из самых внезапных и странных. Не смотря на столь почтенный возраст Бомануар был крепок и имел своих сторонников, а их, судя по слухам, было не мало. Да и говорят, эта неожиданная смерть была на руку только тем, кто, как известно, встал на твою сторону. Альберт не спешил распространяться об этом в своих посланиях.  — Не мог сообщить тебе раньше, да и Альберт был мне нужен как никогда. — отвечал Буагильбер, как только все осушили первую порцию отменного вина. — Твой братец заварил такую кашу, в порыве преуспеть и сохранить наши позиции, что всем нам пришлось несладко, а внезапная смерть Бомануара до сих пор лежит на меня тяжким бременем. Но могу тебя уверить — к смерти де Бомануара я не имею никакого отношения. Его кормили толченными изумрудами, еще до прибытия в Англию нашлись и те, в нашем ордене, кто смог воспротивиться этому изуверу, выжившему из ума и чинившим расправу над здравым смыслом и человеческим разумом… Но, теперь все позади. Мои товарищи поддержали меня, как и наш капитул.  — Твоя мечта сбылась, Бриан. — улыбнулся Филипп. — Теперь, ты занимаешь такое положение, что многие монархи и сильные мира сего смогут тебе позавидовать. Выпьем же за то, чтобы все наши мечты сбывались также как и твоя! И вновь кубки наполнились вином, а неспешная беседа растянулась на целый вечер и пол-ночи. Все это время, пока Буагильбер и Филипп беседовали, храмовник то и дело смотрел на меня. Иногда его взгляд был настолько пристальным, что не смотря на разыгравшийся аппетит, кусок не лез в горло. Когда ужин наконец-то закончился, все отравились спать. Я побрела через темный двор замка в свой дом. Мне повезло и я поселилась в одном из тех домов, что стояли на самой территории замка, а не за его пределами. Это означало, что в случае нападения, был шанс укрыться за его толстыми стенами и выжить, если подъемный мост наглухо закрывали.  — Уже очень поздно, чтобы шататься одной посреди ночи. Ты не находишь, мой маленький птенчик? — голос, который заставил меня вздрогнуть, принадлежал храмовнику. Он подкрался в темноте, словно хищный зверь, схватил меня за плечи и притянул к себе.  — Что тебе нужно? — безо всякой доли страха спросила я.  — Проводить тебя до твоего нового жилища, у Филиппа в услужении полно ублюдков… Как бы чего не случилось с моей спасительницей. — продолжил Бриан, не отпуская меня.  — Я вполне сама могу дойти. Здесь близко, да и ноги пока еще на месте. — жалкая попытка вырваться не получилась.  — Вижу, что ты не растеряла того запала и дерзости, которая была в тебе изначально. — Бриан потащил меня в сторону крестьянских домов. — И верно забыла то, что я — твой хозяин и господин. Им был и останусь… Ну же, пойдем, я вовсе не хочу оставлять тебя здесь посреди ночи, на холоде. Идем. Мне пришлось подчиниться. Дом явно не пришелся храмовнику по вкусу, не смотря на строгие условия ордена и привычке Буагильбера к тяжелым военным условиям, он несколько раз выражал недовольство, что в подобной «конуре» я долго не смогу продержаться, а учитывая холодные английские ветреные зимы — буду часто болеть и если очередная простуда не добьет меня, то нелегкие условия быта уж точно сделают свое черное дело, окончательно превратив меня в старуху раньше времени.  — Благодарю за заботу, сэр рыцарь, но я не думаю, что цель твоего визита посреди ночи вовсе не мое жилище? Не так ли? — спросила я, разжигая очаг.  — Верно, — кивнул Бриан, сложив руки на груди и присаживаясь на широкую лавку рядом с огнем и вытягивая, по своей привычке, ноги. — Как я понял, тебе не удалось вернуться в твой мир?  — Нет. У меня не получилось… — ответила я и невольные слезы сверкнули в глазах.- Ничего не получилось.  — Филипп говорил, что ты ездила на то место не раз… Мне жаль, правда, жаль. — Буагильбер поглядел на меня тем самым взглядом, которым обычно жалеют бродячих голодных собак. Мне стало еще хуже от этого. Только не его жалость! Лучше уж пусть проклинает все на свете.  — Отчего же? Неужели тебя и вправду может волновать судьба какой-то бродяжки из леса или служанки? — я все еще пыталась защищаться.  — Я не желал и не желаю тебе зла. — кротко ответил Бриан и неожиданно схватил меня за руки, прижимая к себе и усаживая на колени. — Мне жаль, что ты не смогла отыскать обратный путь, но вместе с тем мое сердце испытало облегчение и радость, когда я увидел тебя в замке у Филиппа. Это значит, что ты останешься со мной. Навсегда.  — Филипп позволил мне остаться жить в его землях. — я перебила храмовника и попыталась вырваться из его рук, но тщетно. Хватка его была крепкой, а сам рыцарь был настроен решительно. Никакой искры сомнения не промелькнуло даже тогда, когда я попыталась воспротивиться его воле раньше, когда у меня были силы, но не теперь… — Я могу добыть себе кусок хлеба и у меня есть свой угол…  — Этот сарай? Не смеши меня, сладкая, здесь место хватит едва на двоих. Зима уже началась и этот очаг — единственный источник тепла — если он погаснет? — продолжал Бриан, не обращая никакого внимания на мои попытки избавиться от его железной хватки. — Одним прекрасным утром ты можешь не проснуться…  — Хватит пугать меня! Я не первый месяц живу здесь! — выкрикнула я.  — Но ты и понятия не имеешь, что такое здешний суровый климат! Ты не знаешь, сколько крестьян вот так просто замерзают насмерть, если у них не достает запасов хвороста! — Бриан встряхнул меня, постаравшись немного отрезвить и сбить мою браваду. — Когда, к середине зимы, у них не достает пищи, когда им приходиться спать впятером в одной постели, чтобы согреться и не умереть по утру. Когда… Ты еще много чего не знаешь и поверь, я не желаю для тебя столь жестокой судьбы… Ты так осунулась, исхудала… Как ты не понимаешь, тяжелая работа добьет тебя, а рана едва зажила… Амет все мне рассказал. Я больше не намерен оставлять тебя здесь. Филипп оказал мне услугу и даже больше — он не стал прогонять тебя, выставлять за ворота замка и предоставил тебе выбор — но только в том случае, если я погибну… Но, как видишь, наши судьбы вновь пересеклись и я больше не намерен расставаться с тобой.  — Судьбы? Да знаешь ли ты, что только благодаря Амету и Элвине я смогла выжить? Тогда как ты предпочел упорхнуть, подгоняемый своим непомерным самолюбием, не сказав ни слова… Ты оставил меня Филиппу…! Судьбы… — не сдержалась я, а захлестнувшая злость только распалила меня. — Так было нужно. Поверь, я сам не был уверен, что останусь в живых. — ответил Буагильбер, глядя куда-то вдаль, словно говоря сам с собой. Лицо его приобрело суровое выражение. — Чтобы тогда с тобой сталось… А Филипп — он единственный мой близкий друг, кто еще жив и кому я могу полностью доверять…  — Как же… — я хотела возразить, нетерпеливо перебивая храмовника, но он был быстрей. Не дав мне договорить, Бриан прильнул к моим губам и не смотря на мое яростное сопротивление, сжал меня в объятиях.  — Хватит глупых споров, мой птенчик, пора ложиться спать. Не бойся, я не трону тебя… — сказал храмовник, наконец-от отпуская меня. — Позволь остаться сегодня здесь — рядом с тобой. Я скучал.  — Что ж, сэр рыцарь, если не побрезгуешь моим ветхим сараем. — улыбнулась я. — Только в моем доме всего лишь одна постель.  — Не беспокойся на мой счет — буду смиренно поддерживать огонь до утра и охранять твой сон. — улыбнулся он в ответ. — Спи и не думай больше ни о чем. Была уже поздняя ночь и я последовала совету Буагильбера. Сам он показался мне странным, будто скрывал что-то. Допытываться или продолжать расспрашивать рыцаря было ни к чему и глупо, поэтому — я просто закрыла глаза и заснула. Ночь и впрямь выдалась холодной и тихой. Тишину в доме нарушал лишь треск веток в очаге и прерывистое глубокое дыхание Бриана, сидевшего неподалеку и смотрящего на буйные языки пламени. Лицо его было серьезным и сосредоточенным. Шрам еще больше прорисовывался светлой полосой на его смуглом и немного исхудавшем лице. Казалось, морщин прибавилось, а слегка поседевшие виски выдавали не слишком приятные перенесенные последние события. Что же скрывал Бриан де Буагильбер? Пока — это оставалось для меня тайной.

***

На следующий день Филипп де Мальвуазен и его друг Бриан де Буагильбер отправились на прогулку. Не смотря на то, что трое оруженосцев, как и полагалось, всегда сопровождали Бриана неотлучно, Гуго остался в замке. Совсем скоро он должен был принять сан и рыцарские шпоры, поэтому уже мало чем отличался от рыцарей Храма, а значит имел бОльшую свободу действий нежели послушники ил оруженосцы на искусе.  — Как я рад видеть тебя живой. — сказал Гуго, когда увидел меня во дворе замка у колодца. — Амет рассказал, что стряслось… Ты спасла нашего господина и еще — ты не все же предпочла остаться здесь. Я очень рад. Давай, помогу и отнесу воду, куда скажешь.  — Благодарю, Гуго. — улыбнулась я и поставила ведра на землю. — А я слышала, что ты совсем скоро станешь рыцарем?  — Да, это так. — кивнул Гуго, не скрывая радости. — Для меня это великая честь, надеть белый плащ и встать вровень с цветом лучших рыцарей всей Европы. Мой господин теперь наш магистр… Но последние события были ничуть не лучше, чем если бы мы остались в Палестине… Гуго донес ведра до дома, а я пригласила будущего рыцаря Храма в дом. Ведь совсем скоро мы бы уже не смогли беседовать вот так просто, ибо рыцарям-храмовникам запрещалось любое общение с женщинами, будь то родные сестры или матери. Было видно, что Гуго есть, чем поделиться, а я не стала препятствовать его откровенности, налив ему густой похлебки в миску, принялась слушать.  — Мой хозяин вернулся в прецепторию как раз тогда, когда приехал наш магистр. Буквально, за день до приезда Луки де Бомануара. — начал Гуго, отхлебывая из миски. — И тут такое началось… Как оказалось, Айвенго и Исаак удачно добрались до прецептории Темплстоу, которую возглавлял младший брат Филиппа — Альберт де Мальвуазен. Альберт был младшим сыном барона де Мальвуазена и его судьба, по сравнению со старшим братом, была не завидной. Родившись вторым, он никогда бы не унаследовал тех богатых имений и поместий, что достались Филиппу. Да и управлять Альберт не слишком стремился. Филипп всегда был первым и был любимцем отца, тогда как младший сын сызмальства предназначался для служения в монастырь. Но, по настоянию того же Филиппа, заступившись за младшего брата, Альберта отправили в пажи к одному знатному и достойному рыцарю Храма, а потом определили в послушники. Тем самым Филипп обеспечил достойную карьеру и существование своему младшему брату. Оба брата, на редкость, были дружны с детства, а Филипп, по-праву старшего, всегда становился на защиту Альберта, когда надо было держать ответ перед отцом, либо перед кием-либо еще. А Альберт — он рано осознал, что всегда будет вторым. Всегда. С тех пор, как орден распахнул перед ним двери, Мальвуазен-младший твердо решил для себя, что проберется на верх любым способом и его имя еще будет звучать в свитках капитула, а быть может, ему удастся занять куда большее положение, чем Филипп и его баронство. Ему больше не придется быть в тени старшего брата, хоть и любимого. Оба брата де Мальвуазена были в большой дружбе с Брианом де Буагильбером. Но расчет и хладнокровие Альберта превосходило горячность и честолюбие Буагильбера. Он действовал куда проворнее и его хладнокровие и эти качества не раз выручали не только самого рыцаря, но и его пылкого друга. Альберт был из тех, кто считался самым развратным и нарушающим орденский устав рыцарем, но он умело скрывал свои грешки в отличии от Бриана. Да и сердце его было будто каменным, не тронутым любовью или страстью к женщине. Не дрогнувшим перед опасностью, не знавшим жалости или сострадания. Холод и расчет царили в душе храмовника. А еще Альберт был один из тех многочисленных челнов своего ордена, кто поддерживал Буагильбера и видел в нем будущего магистра. Мальвуазен понимал, что прибывший в Темплстоу с внезапной проверкой, Бомануар уже не так силен как раньше, что его призывы, аскеза и бессмысленное изуверство находят все меньше и меньше последователей. Необходимо было убрать Бомануара любой ценой, но так, чтобы ни у кого не возникло подозрений. Альберт чувствовал как никогда — наступил переломный момент. Именно сейчас он имеет все шансы заполучить для себя те самые выгоды, о которых так давно грезил. Все было готово, а поддержка в виде многочисленных сторонников его замысла — найдена. Именно теперь он сможет занять высокое, как никогда положение в ордене и в будущем, занять место рядом с магистром ордена Храма. Нужно было действовать и незамедлительно. Как известно — человек предполагает, а бог располагает. Все предположения и расчеты Альберта полетели к чертям, когда на пороге прецептории Темплстоу появился саксонский рыцарь Уилфред Айвенго и купец Исаак.

***

— Конрад, — говорил гроссмейстер, — дорогой товарищ моих битв и тяжких трудов, тебе одному могу я поверить свои печали. Тебе одному могу сказать, как часто с той поры, как я вступил в эту страну, томлюсь я желанием смерти и как стремлюсь успокоиться в лоне праведников. Ни разу не пришлось мне увидеть в Англии ничего такого, на чём глаз мог бы остановиться с удовольствием, кроме гробниц наших братии под тяжёлой кровлей нашего соборного храма в здешней гордой столице. «О доблестный Роберт де Рос! — воскликнул я в душе, созерцая изваяния этих добрых воинов-крестоносцев. — О почтенный Уильям де Маршал! Отворите свои мраморные кельи и примите на вечный покой усталого брата, который охотнее боролся бы с сотней тысяч язычников, чем быть свидетелем падения своего священного ордена!» — Совершенно справедливо, — отвечал Конрад Монт-Фитчет, — всё это святая истина. Наши английские братья ведут жизнь ещё более неправедную, нежели французские.* Лука де Бомануар и Конрад как раз прогуливались по монастырскому саду, а вызванный пред очи магистра Альберт де Мальвуазен, шедший рядом, склонился и даже вжал голову в плечи и внимательно, с видом раскаявшегося грешника, подобострастно внимал речам Бомануара. Упреки, которые один за другим летели Мальвуазену прямо в лицо, казалось, подобно стрелам пригвождали прецептора, но Альберт принялся так тщательно наводить порядок и давать объяснения на каждое замечание, что магистр смягчился на какое-то время и даже поверил в том, что такой человек как Мальвуазен может раскаяться и смиренно принять свои ошибки. «Театр» удался, впрочем, Альберту было не привыкать к подобного рода мистерии. Все шло гладко до того момента, когда в сад вошел Домиан, оруженосец, спешивший сообщить о прибытии в Темплстоу Исаака и Айвенго. Он остановился перед магистром, почтительно поклонившись и ожидая дозволения говорить.  — Говори, мы разрешаем тебе, зачем ты явился? — спросил Бомануар. — Благородный и преподобный отец, — отвечал оруженосец, не смея поднять глаза. — У ворот стоит саксонский рыцарь Уилфред Айвенго и еврей. Они просят дозволения переговорить с братом Брианом де Буагильбером.  — Саксонский рыцарь? И еврей? — удивился Бомануар. — Что ж может быть за дело к нашему брату де Буагильберу? Странная компания для визита в прецепторию, не так ли, брат Альберт? Мальвуазен молчал, догадавшись, что Бриан влип в нехорошую историю и успел вернуться в Темплстоу за день до приезда магистра. Сам же Альберт твердо решил выгородить своего друга во что бы то не стало, но аккуратно, не без опаски, что Бомануар сможет отыграться и на нем. — Что же ты молчишь? — продолжал Бомануар. — Дозволяется ли мне отвечать? — произнес Мальвуазен тоном глубочайшего смирения, хотя, в сущности, своим вопросом хотел только выиграть время, чтобы собраться с мыслями. — Говори, я разрешаю, — сказал магистр.  — Я мало осведомлен о делах нашего доблестного собрата Бриана де Буагильбера. — отвечал Мальвуазен с большой осторожностью — Но, насколько мне известно, этот сакс — благородный рыцарь и своей доблестью известен не только за пределами этого монастыря, но и в Палестине. Он сражался вместе с королем Ричардом Плантагенетом. Что касается еврея… Не припомню, чтобы наш храбрый брат водился с нечистыми собаками… Простите, высокопреподобный отец. Сказав это, Альберт принял почти что мученический вид, возведя глаза к небу и смиренно складывая руки на груди. Мальвуазен знал об Уилфреде и о вражде с ним де Буагильбера, знал он и том, что с гибелью Конрада де Монсеррата, возня вокруг короны Иерусалима вызвала не мало споров и принесла ордену лишь беды.  — Что ж, пусть позовут обоих. — сказал Бомануар, обращаясь к Домиану. Оруженосец, низко поклонившись, вышел и через несколько минут возвратился в сопровождении Уилфреда Айвенго и Исаака из Йорка.

***

 — Что привело тебя, доблестный рыцарь, в нашу смиренную обитель? — магистр был удивлен не меньше остальных присутствующих. — Я, рыцарь Уилфред Айвенго и мой добрый друг купец Исаак из Йорка, мы пришли, чтобы требовать ответа за совершенные злодеяния! Привело меня дело столь важное и не терпящее отлагательств, что я требую решить его как можно скорей. — отвечал Айвенго. — Дело касается жизни и чести двоих женщин. А замешан в этом один из ваших рыцарей! По его вине и по его замыслу эти женщины до сих пор подвергаются опасности, а их судьба так и неизвестна!  — Ка могло так статься? И кто же из братьев нашего оредна мог быть замечен в столь богомерзких делах? — Бомануар осенил себя крестным знаменем. За ним последовали Конрад и Мальвуазен.  — Сэр Бриан де Буагильбер — вот, кто должен ответить за это преступление! — выпалил Айвенго.  — Разве мы можем поверить в столь отчаянную клевету?! Когда же это было, чтобы добрый христианин знался с евреем и еще попрекал наших братьев в богомерзких делах?! — отозвался Альберт, попытавшись запутать магистра.  — Я не давал тебе разрешения говорить. — голос Бомануара заставил Мальвуазена вновь отступить. Сам магистр нахмурился. — Продолжай, сэр рыцарь и объясни свое обвинение, столь серьезное, которое, скорей можно было бы приписать разбойникам, чем нашим братьям во Христе. Что за женщины, о судьбе которых ты хлопочешь? И что нужно здесь еврею?  — Леди Ровена из Ротервуда, благородная и высокородная дама была похищена после турнира в Эшби. Эта леди — моя возлюбленная и невеста. — Айвенго выступил вперед.-Ее, вместе с отрядом почтенного саксонского тана Седрика Ротервудского похитили люди нормандских дворян, которые сами участвовали в похищении! — продолжал Айвенго, смерив взглядом Альберта, который то и дело метал злобные искры, глядя на сакса. — Девица, состоящая на попечении купца из Йорка, была пленена вместе с отрядом саксов. Она была пленницей вашего «доблестного» собрата во Христе! А сэр Бриан де Буагильбер — зачинщик этого похищения и помощник во всех бессовестных поступках! Я, Уилфред Айвенго, торжественно заявляю — что готов сразиться пешим или на коне с Буагильбером, но прежде, этот негодяй и разбойник должен ответить за свои преступления и сам держать ответ! Призовите вашего собрата и заставьте его сознаться!  — Готов ли ты повторить все сказанное перед нашим капитулом и судом? — спросил магистр, внимательно выслушав изложенное Уилфредом.  — Да, преподобный отец, я готов присягнуть на распятии и повторить все. Я и сам был пленников этих разбойников, по воле случая и моей раны… Но, не моя судьба меня тревожит, а жизнь и честь этих ни в чем не повинных женщин. — ответил Айвенго. Исаак же закивал и крепко схватил Уилфреда за локоть, чтобы тот не упал от слабости. Долгая дорога все же отняла у рыцаря силы. — Созови капитул, Конрад, немедленно! — приказал Бомануар. — И приведите ко мне Буагильбера!