Цена короны

      Вилли завел дневник — ему посоветовал заняться подобным приставленный к нему психолог: не чтобы отслеживать каждый его шаг (для этого есть Молин), а чтобы он сам понимал, что происходит в его голове.       В телефоне Вилли стоит ежедневное напоминание, и две предыдущие недели ровно в 19:00 он примерно садился за стол, доставал из ящика блокнот в черном кожаном переплете и аккуратно записывал все, что мог вспомнить о прошедшем дне: одна страница — один день из жизни. Как правило, он ограничивался однообразным перечислением дел, которые успел совершить, упуская основную суть своего занятия. Вилли не умел рассуждать о чувствах — всю его жизнь чувства были запрещены. Ему запретили плакать на похоронах Эрика, но заставили идти за его гробом, пока десятки телекамер транслировали это на весь мир. Он должен был занять место старшего брата, и для «чувств» в его жизни больше не было места. Только «обязанности», только «долг», только «честь семьи».       Вилли инстинктивно прикладывает ладонь к груди, когда понимает, что не может дышать. В комнате открыто окно, но кислород не проходит в легкие. Сердце слишком сильно бьется внутри, хотя с таким успехом ему там осталось недолго. Он знает, что еще ни один человек не умер от панической атаки, но это знание помогает ему не больше, чем диафрагмальное дыхание и бесполезные аффирмации о том, что «все будет хорошо». Единственное, что спасало раньше, — воспоминания. Как фотокарточки, Вилли листал в голове кадры памяти и непроизвольно начинал улыбаться, однако то, что раньше делало его счастливым, сегодня пускает по телу ток. Вилли трясет, как если бы он схватился за незаземленный провод, при каждом переключении кадров, потому что он не настолько глупый, чтобы не знать конец. Конец короткой счастливой сказки о сыне королевы и его улыбчивом кудрявом принце. Его кожа будто в огне.       «Я не хочу быть ничьим секретом», — так свободно и дерзко сказал Симон.       «Я не хочу быть королем», — не произнес в ответ Вильгельм, но добавил: «Мы не всегда получаем то, что хочется».       И несмотря на свое положение, в итоге Вилли не получает ничего. Не ошибается тот, кто ничего не делает. А еще тот, у кого нет права выбора. Вся его жизнь давно расписана и предрешена.       «Дорогой дневник, — поставив дату, каллиграфически выводит на новой странице Вилли. — Сегодня я сказал Симону, что я его люблю. Готов поспорить, худшего синонима слову «прощай» человечество еще не придумало».       Вся школа видела, что он обнимает его: он больше не был секретом. Не то чтобы кто-то из присутствующих не знал, в чьей именно комнате было снято злополучное видео, но последний его поступок был предательством: в большей степени самого себя.       «Ведь дело не в том, что я побоялся пойти против королевы. И даже не в том, что подумают люди. Когда на тебе лежит обязанность стать королем, бедные мальчики из неблагополучных семей, с которыми ты несколько раз переспал в интернате, не имеют значения. Все дело в том, что я должен стать королем. Должен жениться и завести детей, чтобы мой старший сын так же не управлял своей жизнью».       Вилли закрывает дневник, потому что у него нет на эти глупости времени. Он потерял троих самых близких людей. Троих людей, к которым у него могли бы быть чувства. Если это была цена короны, он ее заплатил. Он готов стать следующим королем Швеции: служить стране — теперь его единственный долг.