Another day on the terrace

Пододвинув свой любимый большой деревянный стул ко мне, садишься за стол и заглядываешь в тарелку с тем, что мама приготовила на обед. Обожаемый тобою, но не нашедший особого признания у меня суп с фрикадельками. Ну, разве что если выловить их оттуда... - Чего это ты сморщился? - обращаясь ко мне, мама села к нам за стол с полной тарелкой только что сваренного супа. Даже малейший пристальный взгляд в сторону её стряпни всегда её возмущал. - В самом деле, - поддакиваешь ей, с удовольствием уплетая содержимое миски. - Тебя, кажется, никто не заставляет есть то, чем обедаем мы, не так ли? Только после этих слов я перестал буравить взглядом тарелку с супом и переключился на свой чай с бутербродами, который я добивал уже где-то в течение пятнадцати минут. - Как обстоят дела у Калленберга? - Просто отлично! - Ты отреагировал на мой вопрос с непривычным для этой темы энтузиазмом, что сменило остатки моего смущения восторгом и радостью за тебя. - Сегодня я довольно ловко справился с поручениями, и я уверен на все девяносто девять и девять, что завтра мне обеспечена не только зарплата за оба месяца, но и прибавка! - Тилль, мы так тобой гордимся, - и действительно, мама посмотрела в твою сторону с полными гордости глазами. Я тоже не мог её скрыть. - Ты молодец! - подтвердил я, хлопнув тебя по плечу. - И на прибавку правильно надеешься. Этому козлу с неё не убудет. - Следи за языком, молодой человек, - немного наигранно мама сделала мне замечание, пригрозив пальцем. Обычно я извиняюсь, но в этот раз за сказанное мне стыдно не было. - Скажу не тая, мне герр Калленберг тоже совершенно не импонирует, но... - Но я же правду говорю! Все замолчали и продолжили трапезу, так что я убедился, что был прав в своих словах, и, довольный, допил до дна свой практически остывший чёрный чай. Ветер слегка шевелил занавески сквозь открытое окно, что говорило о том, что погода сегодня не будет настолько изнуряюще-жаркой, как вчера, отчего я ещё сильнее захотел отправиться в рощу как можно скорей. Мама тоже закончила есть, и уже было собралась встать из-за стола, как вдруг из прихожей раздался телефонный звонок. - Рихард, милый, - обратилась она ко мне, удаляясь в свою комнату. - Возьми, пожалуйста, трубку. Ну, как всегда. Я подошёл к трюмо и снял телефонную трубку, поднеся её к уху. - Круспе. - Калленберг, - раздался хриплый, грубый голос с едва различимой гнусавой ноткой. О боже, только его сейчас не хватало. - Да? Что вы хотели? - Щенок... - Что?! - от такой наглости у меня аж ноги подкосились. - Я говорю, сынок, позови Тилля к телефону, будь добр. - Он занят, - Я взглянул на тебя, всё ещё уплетающего мамину похлëбку, решив не отвлекать тебя от столь важного дела. - Что ж, - надо сказать, что в Калленберге меня выводила из себя не только эдакая флегматичная манера разговора (будто бы ему все должны, хотя, зная его натуру, он точно в этом уверен), но и пассивно-агрессивный тон. - Если ему не интересна судьба его зарплаты, пусть сидит себе дальше. Эту мерзкую улыбку я чувствовал даже через телефонный разговор. - Тилль, тебя тут к телефону... Герр Калленберг, - "козлиной" я его не обозвал лишь по той причине, что он всë ещё висел на линии. - Только пожалуйста, будь спокоен и не пережив... Не успел я закончить мысль, как ты пулей подбежал к телефонной трубке и в мгновение ока перехватил её у меня. Мои ноги словно прибили к полу: я понимал, что тебя, наверное, следовало оставить с этим гнусным типом наедине, но я не смог это сделать. - Слушаю. - Дела обстоят следующим образом, - Нервно откашлявшись, он продолжил, - Мне нечем выплатить тебе зарплату. - Но герр Калленберг, вы же обещ... - А амбиции свои засунь-ка... Куда подальше. Ты, насколько знаю, не в том положении, чтоб права качать. Да и сам видел, в каком состоянии мой, казалось, ещё совсем новенький Роллс-Ройс, а помимо того, что ты там понаделал, мне предстоит ещё кучу всего наверстать. Ты это понимаешь? - Да, герр Калленберг. - А что касается прибавки, - его тон сменился с яростного и почти кричащего на какой-то ехидный, даже насмешливый. - Нет у нас прибавки. Но за то, что ты так хорошо отдраил стëкла, я отдам тебе зарплату за прошлый месяц через неделю. Это ясно? - Ясно... - Вот и славно. Всего доброго, - сказал он это с такой интонацией, что даже мне ждать чего-то доброго стало страшно, и повесил трубку. Ты какое-то время стоишь с ошарашенным видом, несмотря на громкие гудки ещё держа трубку в руке, и смотришь в одну точку. Я взял её у тебя и положил на место. - Тилль, я... Мне жаль... - глядя на то, как ты в шоковом состоянии всё ещё стоишь и смотришь куда-то вниз, я готов сквозь землю провалиться. - Ничего. Какой-то выход из ситуации наверняка есть, - слишком спокойно, но быстро тараторишь мне в ответ. - Но моя мать сама не сможет столько просидеть. Либо одной водкой питаться и будет. - Попроси денег у моей мамы! Она тебя любит, всегда поможет... - Ты не понимаешь, - не унимаешься ты. - Во-первых, сомневаюсь, что для неё есть смысл давать денег на поддержание жизнедеятельности человека, который и так сопьëтся рано или поздно. А во-вторых я просто не хочу расстраивать фрау Круспе... - Рихард, - послышался мамин голос из её комнаты. Вспомни Солнце - вот и лучик. - По телефону ничего важного? - Нееет, совсем нет, - я задумался, что бы ответить, чтобы не вызвать подозрений. - Приятели Тилля звонили, узнать, как он. - Хорошо, как закончите есть - помоешь, пожалуйста, посуду?.. - Помою, если пошуршать зелёными бумажками. В воздухе повисло недолгое молчание, нарушенное лишь предложением Тилля поговорить в одной комнате, а не перекрикивать друг друга на разных концах дома. - И противень помоешь? - А это зависит от того, сколько бумажек будет шуршать, - отшучиваюсь я и принимаюсь за дело. Теперь уже ты сидишь рядом со мной на деревянном стуле, пока я отдраиваю вилки, ложки, тарелки, кастрюли... Боже, это что, шумовки? И зачем маме столько нужно... - Рихард, - обращаешься ко мне спокойно. - Как мне это всё выносить? Я обернулся и вновь увидел твой пустой взгляд, падающий куда-то вниз. Понимаю. Казалось бы, продержаться всего одну неделю - не так сложно, но алкогольная зависимость притупляет даже базовые человеческие потребности, например, в еде. - Тилль, - я возвращаюсь к своему делу, но говорю чуть громче, чтобы шум воды не заглушал мою речь. - Мне так жаль твою маму, правда. Она ведь ещё совсем молодая, и по своей же вине нахваталась проблем... Но ещё больше мне жаль тебя. Порой мне кажется, что ты словно приносишь себя ей в жертву... - Ну да, у меня есть принципы, и что такого? Это лучше, чем быть абсолютно беспринципным, и жить лишь в своё удовольствие. - На что это ты намекаешь? - понимая, что задев тебя, я обжëгся и сам, я недовольно парирую, вытирая полотенцем последнюю тарелку и переходя к против... Протви... Прóтивню. - А на то, Круспе, что тебе по жизни крупно повезло. Никогда не работал, вырос в благополучной семье... Порой мне кажется, что раз тебе всё так легко досталось, то и судишь всех остальных ты по каким-то собственным мерилам. Я уже было начал закипать ещё сильнее, как вдруг на кухню вошла моя мама, и мне не захотелось устраивать разборки с другом при ней. Распри немного подождут. Она, посмотрев на меня чуть серьëзнее, чем обычно, кивнула в сторону своей комнаты, намекая, чтобы я зашёл туда. - Рихард, уж не знаю, насколько громкий шелест зелёных бумажек тебе нужен, - она протянула мне несколько купюр общей суммой примерно в три тысячи марок - это даже больше половины зарплаты Тилля, отчего мои глаза заметно округлились. - Но это прислал отец, вроде как тебе на карманные. Теперь ты уж точно их заслужил. - Мам, да я ж пошутил... - Да-да, знаю, дорогой. Я в сад, пора поливать петунии. А вы отдыхайте. Только не прокури все деньги... - Да я же бросил, мам! - Да-да, я пошла. Какое-то время я ещё стоял и смотрел на полученные деньги, а аргумент для спора совсем вылетел из моей головы. Зато его места заняла куда более полезная идея. - Знаешь, Тилль, - непонятно откуда взявшееся смущение снова окрасило моё лицо в пунцовый цвет, когда я вернулся обратно на кухню. - Мама только что дала мне карманные деньги... В общем, возьми себе. Тебе эти они сейчас нужнее. Пугающее безразличие в твоих глазах сменилось недоумением. - Нет, Рих, я так не могу, - нервно чешешь рукой затылок. - Принципы не позволяют. - Ты меня конечно извини, но я думаю, что сейчас наступил тот самый момент, когда на некоторые принципы стоит закрыть глаза. К тому же, принцип принципу рознь. Как же ты поможешь маме без денег? - Рих, - встаёшь, подходишь ко мне и сжимаешь меня в своих крепких, но таких уютных объятиях. - Что бы я без тебя делал... - Как и я без тебя, - полушëпотом произнëс я, прижимая тебя к себе. - Прости меня за то, что вспылил. Верну с зарплаты, обязательно. - Само собой, а ты меня. И не надо ничего возвращать, - хотя я знаю, что ты всё равно это сделаешь, принципиальный ты мой. - Ну, раз мы закончили спор на хорошей ноте, - отстраняешься, и я нехотя делаю то же самое. - Айда на улицу! *** - Странно, что мы ещë не ходили сюда в этом месяце. Красивое место. - Угу, - поддакиваю тебе и снова затягиваюсь. Мы, гуляя явно более трёх часов, прошли уже довольно большое расстояние, несмотря на то, что всё же старались держаться ближе к дому. Тропинка привела нас к дамбе, через которую мы перебирались почти каждое лето, чтобы искупаться в прохладной речке, на берегу которой мы сейчас и осели, чтобы передохнуть. Но прошлое лето оказалось на редкость холодным: как сейчас помню, что мы радовались каждому дню без дождя, даже если небо было затянуто облаками, и промозглый ливень вполне стоило ожидать. Стоит ли говорить, что ни о каких заплывах в такую скверную погоду не могло быть и речи. - Не знаю, как ты, - подумав об этом, начал я. - но я бы с удовольствием нырнул ласточкой. - Ох, попридержи коней, Рих, - ты с трудом сдерживаешь смех. - Как вспомню твой последний прыжок два года назад!.. - Знаешь, Тилль, прыгать бомбочкой тоже надо уметь, - поучительно подняв вверх указательный палец, вставляю свою ремарку. - При желании любая мелочь может стать искусством. - Стать-то она может, но для этого нужна практика, - задумчиво всматриваешься в водную гладь, за которую уже потихоньку начинает опускаться солнце. - А я, знаешь, с удовольствием бы попрактиковался снова. Завтра, например. - Отличная идея, тем более в знойный день, - закуриваю очередную сигарету. - По телевизору передавали, что завтра будет жарко. - Вот и замечательно, узнаем наконец, кто из нас доплывет до противоположного края быстрее. А как накупаемся и обсохнем, можно будет зайти глубже в лес и исследовать его в кои-то веки. Или боишься? - Это с чего вдруг? - зачем-то спрашиваю, на самом деле понимая, к чему ты клонишь. Змеи. Ненавижу змей. Всегда при виде этих чешуйчатых созданий меня бросает в дрожь, особенно если они маленькие и юркие - такая, того и гляди, очень быстро заползëт туда, куда бы очень не хотелось. - Да ни с чего. Не переживай ты так, - поднимаешь с земли очередной плоский камешек и запускаешь блинчик. - Я рядом, а я сильнее любой змеи. Они - последнее, чего тебе стоит бояться. И на душе стало так тепло, так спокойно... Мне вновь так сильно захотелось спросить у тебя о той записке с ягодами... Не то, чтобы это было неожиданностью, ведь ты часто проявлял ко мне внимание и заботу, прямо как старший брат, но в последнее время это стало выходить за рамки подобных обязанностей в привычном понимании, и мне было жутко любопытно узнать, чего ты таким образом добиваешься. Но это - ещё пол беды. Вторая половина - то, как весь мой организм отзывается на каждый подобный жест с твоей стороны. Мысль об утреннем сюрпризе и вовсе не покидала меня весь день, теплом разливаясь по всему моему телу. Нечто подобное я испытывал лишь два года назад к Софии, моей однокласснице, но та была совершенно другим человеком. Будучи абсолютно приземлëнной в далеко не самом лучшем смысле этого слова, она в любой ситуации держала высокую планку с претензией на труднодоступность, холодность и образованность, на что я, глупый четырнадцатилетний подросток, так легко повёлся. Но эти чувства остались в прошлом, когда София сменила школу и переехала куда-то далеко, а куда именно, я не знал, потому что за всё то время даже не пытался с ней поговорить, понимая, что мне она не по зубам. А вот ты, Тилль... Все её недостатки ты затмеваешь своими достоинствами: совершенно простой на первый взгляд паренëк, но такой глубоко чувствующий и понимающий, что таких людей, как ты, и днём с огнём не сыщешь. И в последнее время я ловлю себя на мысли о том, что мне попросту фиолетово на то, что ты парень. Важным остаётся одно: чувствуешь ли ты то же, что чувствую я, и значат ли все эти твои намёки то, о чём я пока лишь с надеждой догадываюсь. Встаю с небольшого камешка, потушив об него сигарету, и ты, отряхнув штаны, делаешь то же самое, наблюдая за тем, как я аккуратно приземляю кепку на свою слегка взъерошенную макушку. - Никогда с ней не расстаëшься, - замечаешь с лëгкой улыбкой на лице. - И я думаю, что ты прекрасно знаешь, почему, - вспоминая вчерашнюю погоню за тобой, отвечаю тебе с точно такой же улыбкой. - Ну же, пойдём домой, поможем маме в саду и будем набираться сил перед завтрашним днём. - Думаю, он выдастся весьма насыщенным, - с предвкушением завтрашних приключений взглянув на багряную половинку солнца, выглядывающую из-за горизонта, хватаешь меня за руку, и вместе мы направляемся к старой деревянной дамбе, чтобы через рощу вновь вернуться домой. *** - Тилль? В ответ доносится лишь храп. Не слишком сильный или громкий, но как окрестить исходящий от тебя звук иначе, я представления не имею. Смеркается. Достаточно поздно, как обычно и происходит летом. Понимаю, что тебе нужно выспаться перед завтрашним днём, но нечто в моей голове беспокоит меня и заставляет обращаться к тебе снова и снова: - Тилль. Тилль? Тилль! Спишь? Ну Тилль! - Д-да... Что ты хочешь?.. - не открывая глаз, мямлишь сквозь сон. Честно говоря, я просто хочу с тобой поговорить. Снова испытываю острое желание услышать твой голос именно сейчас, но вот предлог я ещё не придумал. Стоит ли мне спросить тебя о записке? А может лучше... - Мне кошмар приснился, - соврал я. - Что мы в лес пошли. А там змеи. Маленькие, но длинные. Очень много их было. Стоило мне произнести последнее предложение, как ты, повернувшись на левый бок, одновременно с этим пододвинувшись ко мне вплотную и заключив меня в объятия своих сильных рук, поцеловал меня в лоб и всё ещё сквозь сон заключил: - Риш, пока я рядом, тебя не тронет ни одна гадюка, ни кто либо ещё. Засыпай. После этого я почувствовал на себе твоё обжигающе-жаркое дыхание, а затем, совсем неожиданно, ощутил на своих губах тепло твоих губ. Теперь я всё понял. Приятно ошеломленный, я ещё долго-долго наслаждался накрывшей меня негой в твоих надëжных объятиях, лишь спустя полчаса погрузившись в сон.