Люди, попавшие в шторм

      Они выбрались из заброшенной деревни ближе к полуночи, когда над пустошами взошла луна, а лес вокруг погрузился в обманчивое ночное безмолвие. Астарион мог бы с легкостью отыскать дорогу к лагерю даже в полной темноте, только вот чародейка выглядела не многим лучше трупа и едва передвигала ноги. Тащить её на себе в планы Астариона не входило, поэтому старинный рунный круг, отыскавшийся на обветшалой стене одного из домов, пришёлся очень и очень кстати.       Стоило им материализоваться у общего костра, как лагерь огласился радостными возгласами и… лаем?! Пока они с чародейкой ползали по дьяволову подземелью, какой-то умник додумался притащить в лагерь собаку! Невоспитанная псина сначала облаяла Астариона, а потом, принюхавшись, попыталась обслюнявить!       И началась всеобщая «заботливая» возня!       Их усадили на бревно у огня. Карлах, сохраняя привычную осторожность, тщательно завернула чародейку в кокон из старенького плаща и парочки одеял. Варварша и с Астарионом бы такой фокус проделала, благо, он вовремя от нее увернулся! Шедоухарт прочла исцеляющий молебен, дважды. Даже Лаэзель проявила верх гитьянского участия, придирчиво осмотрев его и чародейку с ног до головы и одобрительно кивнув непонятно чему.       Но больше всех, конечно же, суетился волшебник. Не прошло и пяти минут, как в руках у чародейки оказались полная миска похлёбки и чашка с самым настоящим чаем! Астарион очень хотел знать, откуда — и за чьи деньги?! — Гейл раздобыл такую редкость посреди торгового ничего, он уже собирался задать этот вопрос, но тут волшебник впервые обратил внимание на него. И потрясённо разинул рот.       Ухмыльнувшись, Астарион демонстративно близко склонился к чародейке:       — Объясняйся с ним сама, дорогуша, — прошептал он ей на ушко и довольно отметил, что это самое ушко весьма красноречиво покраснело.       Сказав это, он стянул с себя её мантию, явив всем своё прекрасное полуобнажённое тело, и направился в сторону леса. Голод, ни сколько не притупившийся после маленького инцидента в паучьем логове, к этому времени стал едва выносимым. И мысли о том, что ему не пришлось бы идти на очередную охоту, дай он себе немного, совсем чуть-чуть больше воли, сытости не прибавляли.              — Если тебе что-то нужно, я могу отдать и так…              Даже если эта дурында была искренней — а человеческую искренность Астарион считал чем-то из мира фэйри, а не материального плана — вряд ли её «щедрое» предложение распространялось на собственную кровь.       К тому же, он скорее сам себя укусит, чем будет просить у неё хоть что-то!       «Ты сама мне всё отдашь, радость моя. Рано или поздно. Это я тебе обещаю!»       

* * *

      Больше всего на свете Леа хотелось умыться и лечь спать. Чтобы, наконец-то, оставить позади весь этот бесконечно долгий день. Ещё лучше было бы отравиться к реке и хорошенько выкупаться. Смыть с себя не только сажу и грязь, паутину и пыль, но и запах магии мёртвых.       И все свои чувства и эмоции тоже.       Но она всё ещё была лидером. Должна была хотя бы стараться им быть.       — Гейл, — сделав глоток чая — Боги, настоящего чая! — Леа заговорила как можно более спокойно. Так, словно сброшенная, словно змеиная шкура, мантия на бревне рядом не имела к ней никакого отношения. — Откуда у нас в лагере собака?       — Его зовут Шкряб, — вместо волшебника ответила Шедоухарт и присела рядом с ней. Услышав своё имя, пёс засеменил к жрице, задорно виляя хвостом. Заколебавшись на мгновение, Шедоухарт всё же протянула руку и робко погладила пса между ушами. — Мы случайно встретили его, когда искали другой вход в подземелье, куда провалились вы с Астарионом. Кажется, Шкряб принадлежит почтовой службе Врат Балдура. Мы нашли его хозяина… бывшего хозяина. Им не повезло столкнуться с гноллами там, за ущельем. При нём было несколько писем, я захватила их с собой, сама не знаю почему. Наверное, вспомнила, как ты постоянно пишешь письма…       Леа понимающе кивнула и пригубила ещё чая. И Шедоухарт, и Гейл, слишком усердно, почти яростно шинковавший овощи над котелком с томящимся мясом, почему-то избегали встречаться с ней взглядами.       — Шкрябу удалось напасть на ваш след, и мы нашли вход в подвал аптеки, но солнце уже садилось, а до этого мы с Лаэзель немного, кхм, повздорили, — кашлянув в кулачок, неохотно призналась Шедоухарт. — И привлекли к себе ненужное внимание нескольких огров. Они приняли нас за последователей той самой Абсолют, о которой мы ранее слышали от гоблинов, вот только договориться с ними так же просто не получилось…       — Эти мерзкие пожиратели плоти отведали моего клинка! — гордо вскинув голову, к костру подошла Лаэзель и с любопытством заглянула в котёл, над которым колдовал Гейл. Леа невольно обратила внимание на диадему на голове гитьянки, изящную, но немного помятую сбоку. — Теперь я преподнесу их боевой рог Влаакит вместе с другими трофеями!..       — Лаэзель, только не руками! — отчаянно вскрикнул Гейл, но было поздно: гитьянки проворно выхватила из котелка самый жирный и сочный кусочек мяса, закинула в рот и довольно облизнулась.       — В общем, мы решили, что будет лучше продолжить ваши поиски утром, — закатив глаза, Шедоухарт поднялась на ноги. — А теперь мне нужно вознести молитвы моей… моей Богине. Я поблагодарю её за то, что во тьме с тобой и Астарионом ничего не случилось. И за то, что случилось между вами, тоже.       Хитро улыбнувшись на прощанье, жрица направилась к своей палатке прежде, чем Леа успела спросить, что она имеет в виду.       — А теперь поведай мне о ваших с Астарионом подвигах! — заняв место Шедоухарт, потребовала Лаэзель. Пёс… Шкряб попытался положить ей на колени голову, выпрашивая ещё немного ласки, но суровая воительница отпихнула его в сторону. Правда, настолько несерьёзно, что Шкряб лишь настойчивее продолжил требовать её внимания.       Вздохнув, Леа залпом допила чай и с благодарностью протянула Гейлу пустую чашку. Волшебник, всё ещё возмущённый вероломным покушением на свою стряпню, только рассеянно кивнул в ответ. Он явно о чём-то хотел спросить её, но никак не мог подобрать нужных слов.       — Боюсь, «ведать» мне особо не о чем, Лаэзель, — Леа выдавила из себя улыбку и кратко рассказала о «встрече» с гигантской паучихой. — Нам удалось сбросить эту тварь куда-то вниз, ещё глубже, но Астарион… Ему довольно сильно досталось в той битве.       — Тогда почему он выглядел лучше, чем ты? — жёлтые глаза Лаэзель подозрительно сощурились. Шкряб, наконец-то, отвоевал себе местечко на её коленях, и гитьянки, как бы невзначай, раз или два провела ладонью по его шерсти.       Леа неопределённо пожала плечами и попыталась отшутиться:       — Астарион всегда выглядит лучше меня.       — Надеюсь, ты не была настолько глупа, чтобы кормить его собственной кровью? Снова.       — Во имя Мистры, хватит её допрашивать! — застонав, Гейл щёлкнул пальцем, и над головой Лаэзель возникла призрачная рука. С мастерством бывалого фокусника она сцапала диадему и скрылась вместе со своей добычей в палатке волшебника. — Этот артефакт дурно на тебя влияет!       — Если ты думаешь, что именно так выглядит допрос гитьянки, Гейл, то ты ещё глупее, чем она, — наградив их презрительным взглядом, следом Лаэзель обратилась только к Леа: — Наши тренировки мы продолжим завтра.       Леа непонимающе заморгала, потом вспомнила предыдущий вечер и едва не застонала в голос. Довольная произвёденным эффектом Лаэзель гордо вздёрнула подбородок и удалилась, предварительно лишив Гейла ещё двух кусочков мяса. Один из которых совершенно «незаметно» отправился в собачью пасть.       — Боги, — покачав головой, Гейл закончил шинковать овощи и предусмотрительно плотно накрыл котелок крышкой, а потом, подумав, ещё и запечатывающее заклинание сверху наложил. — Как ей в голову только взбрела подобная чушь?!       Леа ничего не ответила. Она не была готова обсуждать это, даже с Гейлом. И куда больше её волновало сейчас другое.       — Гейл, скажи мне. Ничего… не вышло?       — Вышло, — с горечью произнёс волшебник. Он сразу понял, что она имеет в виду. — Только… не то. Даммон не смог охладить её двигатель. Кажется, он лишь сильнее разогнал его. С его слов, будь у него чуть больше адского железа и чуть больше времени…       — У него будет больше адского железа, — серьёзно и со всей уверенностью, что она смогла найти в себе, произнесла Леа. Выбравшись из кокона, в который её так заботливо завернула Карлах, она поднялась на ноги: — Спасибо тебе за ужин, Гейл. И за то, что ты был с ней, тоже.       — Было бы лучше, если бы на моём месте была ты, — в словах волшебника не было упрёка, только бесконечная грусть. — Ты нашла бы лучшие слова, чтобы поддержать её.       Леа лишь покачала головой. Она хотела уже уйти, когда почувствовала его прикосновение на своём плече и замерла.       — Леа, всё… хорошо? — смутившись, волшебник убрал руку.       — Гейл, — на этот раз улыбка получилась почти искренней. — У нас в головах иллитидский паразит. Мы застряли где-то в диких землях в окружении орды гоблинов. На болоте по соседству обосновалась карга, а в холмах за ущельем — гноллы. И всюду вокруг зреет подозрительный культ неизвестной нам богини. Ты уверен, что слова «всё» и «хорошо» здесь уместны?       — Ты знаешь, что я имею в виду, — немного обиженно протянул волшебник, не сдержав, тем не менее, ответной улыбки.       — Гейл, я бы не справилась там одна, — тихо и совершенно честно призналась Леа. — И… Астарион не кусал меня.       О том, что она сама дала ему свою кровь, она решила не говорить. Не сейчас. И не Гейлу.       — Рад это слышать, — вот только никакой радости в голосе Гейла не было. — То есть, конечно, я рад не тому, что ты подверглась такой опасности, а тому, что Астарион оказался порядочным человеком!..       «Порядочным вампиром», — мысленно поправила его Леа и дала себе зарок, что, отныне, сама будет думать о нём только так.       — Доброй тебе ночи, Гейл.       — Доброй ночи, Леа.       Она не забыла подобрать свою мантию, когда уходила.       Леа нашла Карлах у реки, недалеко от лодки Иссохшего. На том самом месте, где совсем недавно Карлах нашла её.       — О, солдатик! — приветливо помахав ей рукой, варварша чуть сдвинулась в сторону, давая больше места рядом с собой. Как будто на берегу этого места было недостаточно… — Как ты себя чувствуешь? Ты неважно выглядела, когда вы с зубастиком вернулись.       — Со мной всё хорошо, Карлах, — Леа опустилась рядом с ней. Настолько близко, насколько позволял жар адского двигателя.       — Правда? — с сомнением сдвинула брови варварша.       — Нет, — помолчав мгновение, призналась Леа. Ей не хотелось врать Карлах. Только не ей и не сейчас. — Я… Место, куда мы свалились, там было… страшно. Очень страшно.       Слова дались ей с трудом, а вот признание в собственной трусости — позорно легко. Плохой из неё, всё же, лидер.       — Страшнее, чем на иллитидском корабле? Или в Роще среди недружелюбных друидов? Или против злобного лже-паладина? — с неожиданной настойчивостью принялась допытываться Карлах.       — Страшнее, — честно ответила Леа. — Мне кажется, что я даже завизжала, когда на нас выпрыгнуло что-то из тени…       — Громко визжала?       — Думаю, да…       — Словно банши, которой пальцы ставнями прищемили?       — Банши? Н-наверное?..       — А ты уверена, — тут Леа заметила, что губы у Карлах подозрительно подрагивают, — что это был не Астарион?       Переглянувшись, они рассмеялись одновременно. И смеялись очень и очень долго…       — …Карлах, — Леа очень постаралась, чтобы её голос не дрожал. Чтобы звучал так же твёрдо, как её намерения. — Мы найдём ещё адское железо, обещаю!       Улыбнувшись так, что внутри Леа всё сжалось, Карлах протянула к ней руку, но в последний момент остановила себя, сжала пальцы в кулак и тихо произнесла:       — Я знаю, солдатик, я знаю.       

***

      Он вернулся с охоты — весьма удачной — далеко за полночь, когда лагерь мирно спал. Даже удивительно, что они до сих пор не подверглись ни единому ночному нападению, в таких-то диких местах и без единого часового. Забравшись в палатку, Астарион проверил, на мести ли «Некромантии Тхая» и не добрался ли до неё один любитель закусить артефактами, пока его не было. Потом смыл с себя брызги крови и надел чистую рубашку. И только тогда понял, что что-то всё же не так. У общего костра чего-то не хватало.       Точнее, кого-то. Лежанка чародейки пустовала, а самой её нигде не было видно.       Интересно, куда подевалась их отважная лидер посреди ночи? В кустики отлучилась или у неё от стряпни Гейла живот свело? В любом случае, это не его дело…       Ниже по реке раздался слабый, едва различимый даже его уху, методичный плеск. Там, где текучая вода огибала их лагерь, образуя укромную заводь среди скал.       Кажется, он знает, чем занимается чародейка этой чудной лунной ночью.       Сначала Астарион нашёл её одежду. На расстеленном по земле плаще лежали аккуратно сложенные рубашка, штаны и ещё парочка вещичек дамского гардероба, которые приличные женщины демонстрируют только в спальне. Мимоходом отметив, что бельё у чародейки такое же простое и скучное, как она сама, Астарион хотел было спихнуть её тряпки в сторону и сам устроиться на плаще поудобнее, предвкушая зрелище, когда заметил ещё кое-что.       Гребень. Украшенный искусной резьбой в виде спящей то ли кошки, то ли пантеры любимый чародейкин гребень. Который она заворачивала в платок с рашеменским узором и хранила на самом дне своей сумки. Словно сокровище какое-то.       И Астарион придумал, как отомстить этой дурынде за все те мытарства, что он претерпел сегодня по её вине.

***

      Она надеялась, что провалится в сон, едва голова коснётся лежанки. Но время шло, луна поднялась выше, все разошлись по своим палаткам, даже пёс свернулся калачиком у огня, а Леа всё никак не могла уснуть. Она смотрела на звёзды, прислушивалась к непривычно смирной магии внутри себя, и думала, думала, думала. Все мысли, что она так старательно гнала от себя прочь весь минувший день, разом настигли её.       Радостного в них было мало и слишком много — Астариона.       Леа не ожидала, когда по собственной дурости рухнула в тёмное нутро колодца, что Астарион бросится ей на помощь и пусть испугалась, оставшись с ним один на один во мраке, всё равно чувствовала благодарность.       А ведь она даже «спасибо» ему не сказала. И совершенно запуталась в том, как ей стоило к нему относиться.       Проще всего было бы думать о нём как о союзнике. Ценном, полезном, умеющем виртуозно вскрывать замки, хладнокровно резать чужие глотки и сохранять здравый цинизм в любой ситуации всего лишь союзнике. Пусть они полные противоположности друг друга, пока в голове у обоих сидит иллитидский паразит, им необходимо держаться вместе.       Вот только как бы она ни старалась убедить себя в этом, «всего лишь союзниками» у них быть не получалось. Леа пугала вампирская природа Астариона, как любое разумное существо пугает приход ночи. Её задевали его вечные подначки и подтрунивания, все те словесные шпильки, что он постоянно, намеренно и мимоходом, норовил воткнуть в неё поглубже и побольнее. Ей всё время казалось, что он нарочно провоцирует её, вот только на что — непонятно…       …Инстинктивно коснувшись запястья, Леа провела пальцами там, где должен был быть след от ножа. Стараниями Шедоухарт от раны не осталось и следа. На коже, по крайней мере: слишком хорошо Леа помнила взгляд Астариона в тот момент, когда сознание вернулось к нему. В нём была жажда, безумная, неутолимая жажда крови. Её крови.       Его особый интерес к ней — вот что было по-настоящему невыносимо. Поэтому Леа избегала поднимать тему прошлого Астариона и не задавала вопросов ни о его бывшем хозяине, ни о том, как вообще вышло, что он стал вампирским отродьем. Поэтому всё откладывала и откладывала разговор о том, достаточно ли ему крови животных и гоблинов, и не нужно ли ему чуть больше одного глотка — она попросту боялась. Боялась довериться. Боялась боли.       Страшилась его жажды.       Потому что с каждым двусмысленным комплиментом, с каждым слишком интимным жестом Леа всё больше и больше казалось, что Астарион хочет её не только как закуску.       Его губы на её коже были такими мягкими…       Рывком сев, Леа почти подскочила с лежанки на ноги и, стараясь не шуметь, нашла в сундуке сменную одежду. Быстро разделась, завернулась в плащ и спешно направилась к месту, которое она приметила ещё в первый день, когда они ставили лагерь. Ей нужно искупаться! Окунуться с головой в прохладную речную воду, навернуть несколько кругов вокруг валунов среди темноты…       …и смыть с себя всё от чего сердце начинает биться невпопад.       Она замедлилась лишь на берегу тихой речной заводи, достаточно укромной, чтобы остаться в одиночестве, и достаточно близкой к лагерю на случай опасности, Леа скинула с себя плащ. Аккуратно разложив на нём вещи и вынув шпильки из волос, она шагнула к воде, погрузилась в неё по щиколотки. По телу тут же пробежала дрожь, которая спустя мгновение сменилась ощущением приятного тепла. Несмотря на исход лета, в этой части Побережья Мечей стояли довольно солнечные дни, и речные волны не остывали до конца даже ночью…       Сделав несколько шагов вперёд и вдохнув в грудь больше воздуха, Леа рывков нырнула в воду.       Она была прекрасной пловчихой. Старшие ученики мастера Фиста брали её с собой, когда, после долгих и изнурительных часов работы в гильдейской мастерской, отправлялись к берегу моря. Там они ловили крабов, вылавливали мидий, с визгом прыгали со скал в волны и подшучивали друг над другом, стаскивая под водой одежду. Ребёнком, Леа чаще наблюдала за их простыми радостями, тихонько сидя в тени терновника или пытаясь построить из песка и гальки башенки и крепостные стены. Пока кто-то из них не научил её плавать.       Она никогда не боялась ни воды, ни того, что может утонуть в ней. Она даже переплыла Серую бухту однажды, на спор. Правда, это стоило ей трёхдневной лихорадки, и весь свой выигрыш она выложила гильдейскому алхимику, когда не смогла сама себе сварить зелье исцеления.       Узнав об этом, Мастер устроил ей такую взбучку, что навсегда отбил желание ввязываться в любого рода авантюры.       Перевернувшись на спину, Леа с наслаждением позволила мелким речным волнам нести её от берега. В тёмном небе над ней, среди мириад звёзд, замерла луна. Огромная, почти идеально круглая. Иногда в подобные ночи Леа забиралась на крышу своего дома, чтобы точно так же подставить лицо лунному свету…       …Неуклюже переступив с ноги на ногу, Леа выбралась на берег, когда кожа на кончиках пальцев сморщилась, а на душе стало немножечко легче и чище. Смахнув ладонями с тела капли воды, она решила не торопиться обратно в лагерь, а хорошенько обсохнуть для начала.       На ходу отжимая волосы, Леа шагнула к месту, где разложила на плаще свои вещи. И остолбенела.       На её плаще лежал Астарион. И довольно скалился.       Она могла бы заметить его раньше. Если бы не была всего лишь человеком, не способным видеть в темноте и полумраке так же хорошо, как иные расы. Если бы не была так глубоко погружена в собственные мысли. Если бы просто купалась, а не пыталась отчаянно избавиться от чувств, что грозили утопить её вернее, чем любая, даже самая бурная, вода!       С подступающим к горлу ужасом Леа поняла, что, в отличие от неё самой, вампиру достаточно и лунного света, чтобы видеть всё. И её саму — всю.       Наверное, ей стоило завизжать. На этот раз — по-настоящему, совершенно по-женски и во весь голос! Так, чтоб часовые на стенах в лагере гоблинов вздрогнули, а Роще все друиды проснулись! И чтоб её собственный отряд сбежался сюда всем составом!       Открыв и закрыв рот и так и не издав ни звука, Леа инстинктивно потянулась, чтобы прикрыться, хоть как-то, хотя бы руками, но одёрнула себя в последний момент, стараясь сохранить хоть капельку достоинства. Чего бы ни добивался Астарион, своё смущение или стыд она отдавать ему не намерена! Она — взрослая женщина, и своего тела совершенно не стесняется…       …даже когда на него смотрят как на десерт в кондитерской лавке.       Окинув её взглядом с головы да ног и ещё раз — с ног до головы, Астарион неспешно сел. И улыбка на его губах стала чуть шире.       — Должен признать, радость моя, — медленно, нарочито растягивая слова, промурлыкал вампир: — Без одежды ты гораздо симпатичнее.       Леа изумлённо выпучила глаза, не поверив собственным ушам: она, конечно, догадывалась, что Астарион от неё не в восторге, но такое откровенное хамство даже для него перебор!       — Всё рассмотрел? — сквозь зубы выдавила из себя Леа, чувствуя, как на месте растерянности в ней начинает закипать праведный гнев. — Или мне покружиться, чтоб тебе пялиться удобнее было?       — Дорогуша! — скептично изогнув одну бровь, возмутился Астарион. — С чего ты взяла, что я на тебя «пялюсь»? Я, что, похож на извращенца?       — Тогда что ты делаешь прямо сейчас? — скрестив руки на груди, Леа наградила его своим самым мрачным взглядом.       — Разве это не очевидно, радость моя? — поднявшись на ноги, вампир с поразительной лёгкостью и грацией хищника приблизился к ней почти вплотную, и Леа стоило немалых усилий, чтобы не отшатнуться, не отступить назад и не броситься обратно в реку, чтобы вплавь добраться до лагеря! — Я любуюсь тобой!       Она хотела ответить, что не картина, чтобы ею любовались, но слова комом встали где-то в горле.       — И я не знал, что веснушки у тебя не только на лице. Это так… миленько, — протянув руку, Астарион коснулся её щеки и смахнул с кожи несколько капель воды. Очень нежно смахнул, словно погладил. — И ты тоже миленькая, дорогуша.       Лицо предательски запылало, а по телу волной прошёл жар, не имеющий ничего общего с магией. Кажется, Леа сильно себя переоценила, когда решила, что ни за что не будет смущаться. Злость испарилась так же быстро, как и вскипела в ней. Потупившись, она до боли впилась ногтями в собственное плечо. И, прерывисто выдохнув, открыла рот, чтобы попросить его уйти… отойти… дать ей чуть больше… пространства… Но мысли, и без того беспокойные, судорожные, окончательно спутались в её голове в неподъёмный клубок, и с языка слетело совсем не то, что она хотела сказать:       — Я… я… Я хотела поблагодарить тебя.       — М-м-м? И за что же это, радость моя? — она скорее почувствовала, чем увидела, как вампир с любопытством склонил голову на бок.       — За то… — боль в плече нисколько не отрезвила, и Леа не сразу смогла продолжить: — За то, что ты… был со мной. Там, в том подземелье…       — А ты боялась, что я брошу тебя одну? — фыркнул Астарион. — Хорошего же ты обо мне мнения, дорогуша!       Леа потупилась сильнее и попыталась обойти его, но вампир играючи преградил ей путь.       — Астарион, мне нужно одеться…       — Дорогуша, ты что-то потеряла? Обычно, — он склонился к ней, совсем-совсем близко, так, что его голос щекотал её кожу у виска, — ты смотришь мне в глаза, когда разговариваешь.       Леа не хотела на него смотреть. Не хотела видеть ни самодовольной улыбки, ни насмешливого взгляда. От мысли, что всё это — не более чем игра, в груди что-то болезненно кольнуло. Она не питала иллюзий: уязвить или унизить кого-то — излюбленное «развлечение» Астариона. Ещё немного, и он ей в лицо рассмеётся и по носу щёлкнет в назидание: нечего зазнаваться, лидер, не настолько ты хороша, хоть в одежде, хоть без!       Но сколь бы злыми не были шутки Астариона, однажды они перестанут задевать её. И когда это случится, ему, наверняка, сразу же надоест глумиться над ней…       …А потом его ладони легли на её плечи, и Астарион потянул Леа к себе, ближе, ещё ближе. Она инстинктивно попыталась отшатнуться, отступить, но даже пикнуть не успела, как оказалась в кольце крепких рук. Астарион прижал её к себе, Леа невольно уткнулась носом в рюши его рубашки и, кажется, совсем забыла как дышать.       Ей вдруг стало невыносимо находиться в собственном теле, захотелось выпрыгнуть из него прочь и бежать без оглядки! Хоть кошкой самой обратиться, лишь бы всё закончилось!       Лишь бы перестать каждым дюймом своей обнажённой кожи чувствовать Астариона вокруг себя, так, будто между ними не было его одежды и будто вообще ничего не было, кроме его объятий. Лишь бы вспомнить, как снова дышать, как заговорить, как поднять ослабевшие руки и оттолкнуть его от себя раз и навсегда! Лишь бы больше не чувствовать и не терзаться ни страхом, ни сомнениями, ни глупыми девичьими надеждами…       Леа поняла, что больше не выдержит этого. Собрав всю ту отвагу, что ещё была в ней, подняла голову и, наконец-то, посмотрела в лицо Астариону.       В его глазах не было насмешки. Не было снисхождения.       И когда его губы коснулись её губ, сомнений в том, чего он хочет от неё, больше не осталось.