no shit sherlock

— По крайней мере, на этом его сообщения тебе закончились, младший брат. У него в кармане был телефон. Не отвечать. Смотреть в бинокль. Увеличение на восемь. Температура воды, вероятно, между сорока и пятьюдесятью градусами по Цельсию. За десять-пятнадцать минут до наступления переохлаждения. Открыть дверцу машины. — Усмири свои рыцарские порывы. Я связался с начальником порта. Он уже спускается из лодочного сарая. Заткнись, Минхек. Но: он прав. Я вижу фигуру, выходящую из эллинга. Чертов идиот. Идет недостаточно быстро. Через две минуты начальник порта доберется до него. Хотя он уже вылезает из воды. — Видишь? Вряд ли это можно назвать попыткой самоубийства. Симптомы переохлаждения: гипервентиляция. Потеря координации. Дрожь. Невнятная речь. Слишком далеко, чтобы сказать наверняка. Я едва вижу его лицо, даже в бинокль. Припаркован на холме, на значительном расстоянии отсюда. Мы слишком далеко, чтобы он мог нас увидеть. У Минхека теперь другая машина. Тонированные стекла. Он бы нас не узнал. — Тот факт, что ты игнорируешь меня, заставляет меня значительно больше беспокоиться за твое благополучие, чем если бы ты огрызался на меня, как обычно. Я мог бы сбежать вниз. Обнять его. Согреть его. Сказать ему: прости меня. Сказать, что я жив. — Это к лучшему, дорогой брат. К лучшему. Возможно, это самые жестокие слова в человеческом языке. Начальник порта уже связался с ним. Он встает. Кому-то звонит. Я поворачиваюсь к Минхеку. — Ты так говоришь, будто это была не моя идея. — Это был приятный штрих, деталь с пулей, проходящей сквозь него и попадающей в тебя. Теперь нам не нужно объяснять отсутствие дополнительного выстрела. А врачи скорой помощи недавно приобрели достаточно наличных, чтобы отправиться в солидный отпуск. Я не думаю, что они кому-нибудь расскажут правду. Наши следы заметены, Субин. Мы можем двигаться дальше. — Я же сказал тебе, что не уйду, пока не буду уверен, что с ним все в порядке. Начальник порта завернул его в одеяло. Он садится в свою машину. Он забыл свои ботинки. — Его выписали из обеих больниц. Чего ты еще хочешь? — Он носит на шее пулю, которая, как он думает, убила меня, он засыпал на моей могиле, а теперь зимой прыгает в океан. Вряд ли это нормально, — он ушел. Машина увозит его прочь. Нет, стоп. Пытаюсь увидеть его в последний раз. Не могу. Он уже слишком далеко. — Это то, что делают люди. Скорбят. Они становятся сентиментальными, посещают могилы и знакомые места, а затем двигаются дальше. С ним все будет в порядке, — его голос меняется. Очень необычно. — Ты знаешь, что не обязан этого делать, Субин. — Он чуть не умер из-за меня, — это предложение: болезненное. Я все еще не привык к этому. К этой боли в моей груди. — Да, и теперь он скорбит по тебе. — Горевать лучше, чем умирать. — Он может не согласиться. Ненавижу Минхека. — Я веду себя рационально. Это лучший способ обезопасить его. Я опасный человек, который притягивает к себе опасные ситуации, и я не хочу, чтобы он был втянут в еще одну. Если бы я просто ушел, он бы пришел за мной. Таким образом, он теперь в безопасности, — грудь все еще болит. Возможно, стоит найти и принять какое-нибудь лекарство от этого. — Скорбь не продлится долго. Это не значит, что он любит меня. Минхек молчит. — Я готов уйти. — Разве ты не хочешь знать, куда мы направляемся? Я положил глаз на один маленький городок… — Мне все равно, куда мы едем, — все остальные города такие же. Ни в одном из них нет Чхве Ёнджуна. Минхек заводит двигатель. Машина отъезжает. Шины стучат по гравию. Я наблюдаю, как надвигается буря. Небо темное. Океан тихий и выжидающий. Под облаками парит одинокая, темная птица. Прощай, Ёнджун.