no shit sherlock

Я ученый. Я формулирую гипотезы, я доказываю их правильность. Чхве Ёнджун: разрушает мои гипотезы. Одну за другой. Гипотеза: никто никогда не захотел бы дружить со мной. Ранее доказано. Теперь опровергнуто. Гипотеза: человек может выносить мое присутствие минимум один день, прежде чем перестанет со мной разговаривать. Ранее доказано. Теперь опровергнуто. Он — аномалия. Головоломка. Нужна головоломка. Без них мой разум уходит в небытие. Вывод: нужен Ёнджун. Люди = их так легко читать. Они такие прозрачные. Кроме него. В этом городе нечего делать. Я анализирую, когда могу. Нахожу вызов там, где могу. Выпендриваюсь, когда могу. Я бы предпочел производить впечатление на людей, чем нравиться им. Ёнджун впечатлен, и я ему нравлюсь. (Не испытывает ненависти ко мне). Беспрецедентная ситуация. Выражает заботу о моем благополучии. Очень необычно. Не уверен, что с этим делать. Если бы только у меня было лучшее развлечение. Головоломка, которую нужно разгадать. Как убийство. Это было бы здорово. Я должен оттолкнуть его. Не могу.

◤━━━━━ ☆. ☪ .☆ ━━━━━◥

Физкультура. Ад 21-го века. Хуже всего то, что Ёнджуну раньше нравились занятия физкультурой. Раньше он был хорош в ней. Раньше он ходил на пробежки. Горе — это, пожалуй, самое худшее в мире для физической формы. Хуже, чем торт. Теперь тренажерный зал — это просто арена для наблюдения, почти такая же хорошая, как кафетерий. — Сегодня мы будем играть в баскетбол, — мистер Сон расхаживает взад-вперед перед трибунами. Бывший военный, его слова звучат как удары барабана: «СЕГОДНЯ мы будем ИГРАТЬ в БАСКЕТбол». Ёнджун сидит рядом с Субином. Рядом с Субином, похоже, единственное место, где ему рады. Он только сейчас узнал, что Субин ходит в его класс физкультуры, несмотря на то, что у него было пару занятий с тех пор, как он переехал сюда — очевидно, он прогуливал с тех пор, как узнал, что они обязаны носить спортивные шорты. — Мы будем выбирать КОМАНДЫ. Это больше, чем ИГРА. Это шанс для всех вас проявить свои СПОРТИВНЫЕ СПОСОБНОСТИ. — Это шанс для всех нас продемонстрировать свои ноги. Эти шорты пиздец нелепые, — шепчет ему Субин. Ёнджун ухмыляется. Субин редко ругается. И он прав, но частично. Они нелепо смотрятся только на нем. — Юна и Джэхен, вы оба капитаны команд, — говорит мистер Сон. — Давайте отнесемся к этому СЕРЬЕЗНО. Выбирайте свои команды. Ёнджун откидывается назад и вытягивает руки, настраиваясь на долгое ожидание. По крайней мере, пока Субин рядом, его не выберут последним. — Субин, — тут же говорит Юна. Неважно. Субин стонет. — О, нет, мне теперь нужно идти туда? — Да, нужно, — Ёнджун слегка толкает его, чтобы скрыть свое раздражение. Он догадывается, что в этом есть смысл. Половина школы видела, как Субин выигрывал бои, которых он не начинал. Они должны знать, что он в хорошей форме. Он не может позволить себе быть не в форме, учитывая количество людей, которых он выводит из себя. Юна краснеет, когда Субин останавливается рядом с ней, и в этом появляется вдвойне больше смысла.       Процесс отбора команды, который должен быть отменен в судебном порядке, продолжается. Странно, но Ёнджуна выбрали в первой половине. Скорее всего, из жалости. Джэхен всегда был мягкосердечен. Ёнджун встает, и тысячи глаз пронзают его насквозь. Он ненавидит занятия физкультурой. Более конкретно, он ненавидит баскетбол, который включает в себя много бега, прыжков и других вещей, к которым у него обычно не хватает энтузиазма. Мистер Сон устраивает всех. На другом конце зала Юна говорит Субину: — Ты высокий, это хорошо, так что просто стой здесь, и если кто-то бросит тебе мяч, брось его в кольцо. Ёнджун отворачивается и слышит, как Субин отвечает: — Почему? Чего добьется бросание мячей через обручи? Это метафора? Пытаемся ли мы избавиться от паутины или просто тратим больше времени впустую, чтобы на самом деле не потратить его на что-то полезное? Ёнджун пытается перестать улыбаться.       А потом раздается свисток, и все начинают бегать и прыгать. Парень отступает назад. Он уже подслушал, как три разных человека из его команды шептались о нем. Насчет фото. Вот вам и командный дух. И план Субина. Если еще хоть один человек будет шептаться о нем, он сойдет с ума. По крайней мере, Субин говорит все прямо. Так или иначе, это причиняет меньше боли. — Что ты делаешь? — кричит кто-то на него, и вдруг ему в грудь летит мяч. Ёнджун отпрыгивает от мяча, совершенно забывая, что он должен делать, прежде чем кто-то проносится мимо и крадет его. — Уф, — говорит друг Джэхена, стоящий рядом с ним. — Это бесполезно. — А чего ты ожидал, он, наверное, мечтает о следующем парне, с которым переспит, — шепчет какой-то другой коротышка из его класса математики. Они оба фыркают. Ёнджун отступает. Сегодня он чувствует себя странно. Бездыханно. Как будто он действительно сойдет с ума, если кто-то еще снова начнет шептаться за его спиной. Он просто хочет спрятаться. И спать. Он хочет спать. На другой стороне кто-то передает мяч Субину, который закатывает глаза и бросает его через кольцо. Конечно, он хорош в баскетболе. Конечно. Люди ликуют. Юна хлопает его по спине. — Ты на самом деле не так уж плох. Это официально. Ёнджун еще больший изгой, чем Чхве Субин. Мяч снова начинает двигаться. Джиу, который играет в другой команде, сильно толкает его плечом. Ёнджун отскакивает от земли, как дурацкий баскетбольный мяч. Мистер Сон дует в свой свисток. — Ёнджун! Ты в порядке? — Да, все нормально, — Субин сейчас наблюдает за ним. — Ты видел это фото? — спрашивает кто-то рядом с ним. — То, которое было отправлено по почте? Ёнджун чувствует головокружение. Он пытается злиться на Кая. Но не получается. Может быть, он этого заслуживает. — Мистер Сон, Ёнджун пытался наброситься на меня, — скулит Джиу. — Да, я это видел, — шепчет один из его товарищей по команде, улавливая суть. Конфликт разгорается на лице мистера Сона — сделать звонок или признать, что он был недостаточно внимателен, чтобы увидеть, кто кого ударил? — Отлично. Пенальти в пользу команды Юны. Джиу улюлюкает и дает пять своему другу, у которого такое же колечко в брови. Они действительно стремятся вывести его из себя. Нет. — Я сделаю это. Я сделал последний бросок, — говорит Субин. Удивительно, но никто не протестует. Ёнджун догадывается, что трудно протестовать, когда Субин заявляет обо всем так, словно это уже решено. Юна сияет, передавая ему мяч. Он занимает свою позицию в центре спортзала, спина прямая, будто он мировая звезда баскетбола, а не гений, который, вероятно, никогда в жизни не прикасался к баскетбольному мячу. А потом он начинает идти. Когда Субин подходит к Ёнджуну, у парня как раз хватает времени сказать: — Нет, ты должен бросить мяч с другого места, — прежде чем Субин накрывает его рот своим. Ошибка. Ёнджун обрабатывает информацию: Урок физкультуры? Серьезно? Ёнджун обрабатывает информацию: что, черт возьми, мне делать со своим языком? Ёнджун обрабатывает информацию: О. Так вот на что похож поцелуй. Оу. Оу…       Свисток пронзительно раздается посреди всего происходящего. Голова Ёнджуна — это разрушающееся здание. Он может чувствовать их — губы Субина. Теплые. Человеческие. Живые. А потом они исчезают. — К директору, Чхве Субин! — ревет мистер Сон. — В кабинет! Сейчас же! Субин пристально смотрит на Ёнджуна, и на долю секунды на его лице появляется легкое удивление — как будто это не он подошел и поцеловал его ни с того ни с сего. Не тот выстрел, который он должен был сделать. Чхве Субин. Просто поцеловал его. Субин поворачивается и плавными шагами выходит из спортзала, как будто он с самого начала собирался отправиться к директору, а они просто заставили его опоздать. Ёнджун выныривает из пятнадцати слоев святого дерьма и хрипло произносит: — Я иду в туалет. — Нет, ты нужен своей команде. — Меня только что сбили с ног, ясно? У меня болит задница. Он понятия не имеет, что говорит. Он лишь смутно осознает, что проталкивается мимо мистера Сона, который махнул на него рукой ради того, чтобы успокоить других. Потому что все шепчутся об этом поцелуе. И никто не шепчется о той фотографии. Ёнджун догоняет Субина на полпути по коридору, окликая его.       Субин останавливается, спокойно глядя на Чхве, как будто это совершенно обычный день и ничего не изменилось. Ёнджун пристально смотрит в ответ. Как долго он сможет пялиться на губы Субина, прежде чем это станет странным? — Не хочешь погулять со мной? — предполагает Субин. — Я иду куда-нибудь пообедать. Губы Субина теперь шевелятся. Господи, это отвлекает. — Ты можешь просто подержать свои губы неподвижно хоть секунду? Бровь Субина дергается. — Это новый вариант твоего обычного «заткнись»? — Нет, ты можешь продолжать говорить, просто… перестань шевелить губами, — Субин складывает руки на груди. — Мне не хочется разрушать твои явно ограниченные знания о том, как работает человеческое тело, но если я собираюсь говорить, мои губы будут двигаться. Ёнджуну нужно перестать болтать. Прямо сейчас. Или, по крайней мере, сказать что-нибудь разумное. — Субин, что, черт возьми, это было в спортзале? — Мы это спланировали, ведь так? — задает вопрос сосед, зевая. — Я гарантирую тебе, что это фото официально стало старой новостью. Люди больше не будут говорить об этом. Ёнджун должен быть раздражен, верно? Он определенно должен быть раздражен. — Ну… ты мог бы предупредить меня, что собираешься… прямо тогда… — Я увидел возможность. Все смотрели на меня. Эти вещи работают лучше всего, когда они настолько драматичны, насколько это возможно, — Субин стряхивает ворсинку со своей рубашки. — Люди любят драму. — Ты любишь драму, — закатывает глаза в ответ Ёнджун. — Ну, я же человек. Вопреки распространенному мнению. — Да. — Да, я человек? — Да, я пообедаю с тобой. Субин поцеловал его только для того, чтобы помочь ему. Субин выглядит немного озадаченным. Затем он улыбается. Не ироничной улыбкой, или улыбкой вампира. Просто улыбка. — Во втором ряду парковки стоит машина, ключи от которой, я уверен на восемьдесят процентов, спрятаны за козырьком. — И я на сто процентов уверен, что мы идем пешком.       Ближайшая закусочная находится прямо в центре города, всего в нескольких минутах езды, и определенно не стоит того, чтобы ее обвиняли в федеральном преступлении. Шаги Ёнджуна кажутся легкими. Он чувствует легкость. Можно ли похудеть от поцелуев? Или, может быть, он просто не осознавал, как сильно давила на него эта фотография. От этой одержимости губами Субина лучше бы избавиться, потому что прямо сейчас он мог бы написать о них диссертацию на сорок страниц и не заскучать. Они добираются до ресторана как раз в тот момент, когда у него урчит в животе. Единственное свободное место — это кабинка в красную полоску сзади. Ёнджун заказывает огромную тарелку палочек моцареллы, — если он съест еще одну пиццу, то умрет, — и запихивает их в рот. У него такое чувство, будто он не ел несколько месяцев. Субин оглядывает других ничего не подозревающих посетителей и немедленно начинает анализировать. Его версия светской беседы. — Эта женщина питается вне дома, чтобы избежать домашней еды, приготовленной ее помешанным на здоровье мужем. Хочешь знать, откуда я это знаю? Конечно, хочешь. Она продолжает нервно поглядывать на часы, но для обеденного перерыва еще слишком рано, и она не одета для работы. Ее собака в машине снаружи. Она ушла под предлогом того, что взяла его с собой на прогулку. Бампер машины покрыт веганскими наклейками, и… — Субин, — перебивает Ёнджун. — Мы ведь друзья, верно? Субин замолкает так резко, словно оборвал свою фразу ножом. — Потому что ты сказал, что не поддерживаешь дружбу. Но мне все равно. Мы друзья, — Ёнджун кладет в рот еще одну палочку моцареллы. — Конопля, — говорит Субин. — Что? — Конопляный свитер. Подарок от ее мужа. Он ей не нравится, она уже десять минут распутывает часть рукава. Неловкость внезапно охватывает Ёнджуна. Может быть, ему следовало сначала подождать, пока пройдет эта история с губами. Наверное, это жутко — захотеть воздвигнуть двадцатифутовую мраморную статую губ своего друга. — Я имею в виду, я думаю, мы могли бы быть вместе. Друзьями. Или мы собираемся ими стать. Или я хочу ими быть. Я не знаю. — Это обычно так завязываются дружеские отношения? Официальное заявление и все такое? — Нет. Но ты не типичный человек. Поэтому я подумал, что должен внести ясность, — Ёнджун вертит в руках солонку. — Мне нужно что-то подписать? — Нет. — Существуют ли ежемесячные взносы? — Нет. Ты действительно настолько не осведомлен в этом? — Это шутка, — говорит Субин. — Люди любят шутки, по крайней мере, я слышал об этом. Ёнджун усмехается. Начало дружбы не должно быть чем-то важным. Нормальные люди всегда легко заводят дружбу. Но с Субином послаблений быть не может. Это словно прыжок в ледяную воду в середине января. — Спасибо за поцелуй, — Ёнджун отхлебывает воду со льдом. — Это было мило. — Это было сейчас? — лениво говорит Субин. А потом Ёнджун давится, вместо того чтобы отпить снова. — Нет, я имею в виду… тогда. Это было мило с твоей стороны. Сделать это. Даже если ты этого не хотел. — Ну, в любом случае, это было забавно. Конечно, он не стал бы делать то, чего не хотел. Конечно, он бы не хотел целовать Ёнджуна. Он ожидал этого. Но у него сводит живот при мысли о том, что это забавно. — Почему это было забавно? Я что, обслюнявил тебя? — Нет. Было забавно видеть лица всех остальных, — на лице Субина появляется выражение, представляющее собой такую идеальную смесь крайнего ужаса и восхищения, что Ёнджун смеется. К сожалению, смех обрывается на середине поедания палочки моцареллы, и ее кусочек вылетает у него изо рта. Субин уворачивается, и пуля попадает в лоб ближайшему мужчине. — Достойная цель. Я удивлен, что ты так плохо играешь в баскетбол, — замечает Субин, когда мужчина начинает ругаться чрезвычайно изобретательными способами. Ёнджун вскакивает. — Думаю, нам стоит уйти. — Превосходный вывод.

◤━━━━━ ☆. ☪ .☆ ━━━━━◥

      В тот вечер Ёнджун впервые за несколько недель ужинает со своей матерью. Мясной рулет. Он ненавидит мясной рулет, но она забыла об этом. Однако сегодня вечером он полон решимости изменить свои отношения с мясным рулетом. Хотя на ее лице нет гнева, она напряжена. Его и Субина не вызвали к директору, когда они вернулись в школу, поэтому он предположил, что их не хватились, но, возможно, директор Ли сказал ей, что они сбежали, и теперь она просто выжидает своего часа. — Итак, Ёнджун, — говорит она, смешивая горошек с рисом. — Как дела в школе? Ёнджун осматривает обеденный стол. — В школе все в порядке. Все равно одни пятерки. — Нет, я имею в виду… как тебе… снова находиться там? Она нарезает свой мясной рулет на крошечные кусочки, а затем эти крошечные кусочки — на еще более мелкие. В ее голосе отчетливо слышится напряжение. Она не очень хорошо разбирается в подобных темах. Он не хочет принуждать ее. — Это здорово. Приятно видеть старых друзей. И новых. — Это хорошо, — она выдыхает, и через некоторое время после того, как воздух покидает ее легкие, он сгущается от того, как сильно они оба пытаются найти, что сказать. — Как дела на работе? — Хорошо. Еще одна напряженная тишина. — О! — внезапно говорит его мать с облегчением, как будто кто-то затронул интересную тему. — Ты вообще разговаривал с новыми соседями? Младший, по-моему, ходит в твою школу. Как его зовут? Губы снова всплывают в его сознании. Ему удалось продержаться на расстоянии от этого целых две минуты. — Это… Субин. — Хм, его родителей, кажется, никогда нет дома. Они что, бывшие хиппи? Ёнджун улыбается. Потом резко перестает. — Я не знаю. Я понятия не имею, какие у него родители. Они там не живут. Она склоняет голову набок. Бомгю тоже так делал. — Но он твоего возраста, не так ли? — Да… его брат — его законный опекун. Но сейчас он в командировке. Я думаю, он часто так делает, — Ёнджун хмурится. Как часто Субин бывает один? В других городах у него, должно быть, были друзья. Не важно, что он говорит. Должно быть, так оно и было. Может быть, девушка. Или парень. Кто знает. — Бедный ребенок, — говорит его мать, и его навсегда выводит из себя мысль о том, что Субин — ребенок. — Мы должны как-нибудь пригласить его на ужин. О Боже. Если когда-либо и назревала катастрофа. — Он не настолько общителен. На самом деле ему не нравятся… люди. — Такие люди просто пытаются создать впечатление, что их одиночество — это выбор, а не наоборот, — в ее голосе звучит грусть, когда она произносит это, глядя в окно столовой. Затем она снова склоняет голову набок. — Это… дым? Он отодвигает свой стул. Уже темно, но на крыльце Субина горит свет, и через кухонное окно Ёнджун может видеть струйки дыма, вьющиеся из него. Вилка его матери застыла над мясным рулетом. — Может, мне вызвать пожарных? Ёнджун уже у входной двери, натягивает пальто. — Я думаю, мне лучше сначала сходить туда и проверить. — Спасибо, Ёнджун. Ты всегда так добр к незнакомцам. И это поражает его, когда он направляется к двери — вот как она разговаривает с ним сейчас. Как будто он чужой.       Он почти бежит. Ночь холодная, луна низко висит в небе. Он смотрит в обе стороны, прежде чем перейти улицу. — Субин! — кричит он, дважды стуча в дверь, прежде чем войти. В коридоре накурено. Чхве на ходу открывает окна. Такими темпами Субин собирается превратить белые стены в серые. — Субин, где ты? Тебе лучше больше не курить. — На кухне, — раздается в ответ голос Субина. — Это микроволновка дымит. — Скажи микроволновке, что ей тоже запрещено курить, — Ёнджун просовывает голову на кухню, пока пишет матери сообщение: «Все в порядке, это просто подгоревший попкорн». Когда он поднимает глаза, из микроволновки валит черный дым. Субин стоит рядом с ней, безуспешно размахивая прихваткой в сторону темных облаков. — Ты сейчас задохнешься. Иди, встань у окна, — Ёнджун щурится на микроволновку, его глаза слезятся, а горло горит. Источником дыма является почерневший, бесформенный комок. — Что это, черт возьми, такое? Субин отбрасывает прихватку в сторону. — Ботинок. — И что же такого тебе сделал ботинок, что ты решили приготовить его в микроволновке? — Это Минхека. — Слишком мелкое преступление. Субин хмурится. — Это эксперимент. Я измеряю скорость плавления определенных видов резины при различных температурах. — И, я уверен, это не имеет ничего общего с обидой на брата, — парень роется в ящике стола, чудесным образом находит пару щипцов для салата и выносит остро пахнущий ботинок наружу, где ставит его на гравий. — Это наука, — язвительно говорит Субин, следуя за ним. — Наука, которая заполнила тебе дом дымом. Которым, знаешь ли, можно задохнуться насмерть, если вдыхать его слишком долго. Это тоже наука, — Ёнджун вдыхает немного свежего ночного воздуха, чтобы очистить легкие. — А еще я курил, — признается Субин, и Ёнджун замечает сигареты, торчащие у него из кармана. А потом пораженно стонет. — Просто не кури в доме, ладно? Это пожароопасно. Также существует опасность развития рака легких. Ты покончишь с собой еще до того, как тебе исполнится тридцать. — Говорит человек, который ходит перед машинами. — Что с тобой сегодня не так? — Чхве возвращается в дом, берет пустую коробку из-под пиццы и выпускает немного дыма в окно. Субин наблюдает за ним, раздраженно постукивая ногой в нерегулярном ритме, хмурясь. — Ты кажешься… — Галилей. — Я не это собирался сказать. — Я — Галилей в тюрьме. Я — суперкомпьютер на свалке. Я впустую трачу время, Ёнджун. Этот город убивает меня постепенно, превращая мой разум в слякоть, — Субин яростно трет затылок, отчего его волосы встают дыбом. Ёнджун делает мысленную пометку напасть на него с ножницами в следующий раз, когда он отвлечется. Если у Субина вообще есть ножницы. Щипцы для салата, вероятно, не подойдут для стрижки. — Ну, по крайней мере, это не делает тебя мелодраматичным, — бормочет Ёнджун. — Я изо всех сил пытаюсь отвлечься с тех пор, как попал сюда. Ты. Арес. Человек, который отправил то фото, которое ты даже не позволяешь мне больше исследовать, — Субин яростно расхаживает по комнате. — Все это крошечные головоломки. Ни одна из них не стоит моего времени. Мне нужен квест. Ёнджун останавливается. Он отвлекает внимание? Он крошечный? — Где я могу купить наркотики на этом одомашненном пастбище пригородного блаженства? — спрашивает Субин. Что ж, дело только что приняло другой оборот. — Наркотики? Типа, «наркотики» наркотики? — Нет, не медикаментозные препараты. Да, наркотики. Кокаин подойдет. Если нет, то Аддералл. — Ты это несерьезно. — Я всегда серьезен. — То есть, ты хочешь сказать, что все те разы, когда я спрашивал себя, принимаешь ли ты крэк, ты на самом деле принимал крэк? — А ты шутник, Ёнджун. Ты стал бы новой сенсацией на YouTubе, - Субин врывается в гостиную и падает в многострадальное садовое кресло Ёнджуна. Парень следует за ним, включая свет. — Я не собираюсь искать тебе наркотики, Субин. — Тогда ты, блять, совершенно бесполезен, не так ли? Ёнджун вдыхает. И выдыхает. Несколько дней назад он бы просто ушел. К черту Субина и его безумие. В такие моменты Субин напоминает ему по-настоящему умного, по-настоящему очаровательного пятилетнего ребенка. Но Ёнджун решил стать его другом. Он немного заржавел, когда дело доходит до правил дружбы, но он почти уверен, что ты должен принимать своих друзей такими, какие они есть. А это Чхве Субин. Ёнджун справляется с долгими, пустыми периодами пустой скуки, лежа на своей кровати, уставившись в потолок, представляя ситуации, в которых он мог бы умереть. Очевидно, Субин справляется с этим, разогревая обувь в микроволновой печи. — Мы уходим, — объявляет Чхве. Субин поворачивает к нему голову. — Значит, ты все же собираешься найти мне наркотики. — Если есть что-то, в чем ты хочешь быть уверен, когда дело касается меня, так это то, что я никогда и ни за что не куплю тебе наркотики. — Молодец, — бормочет Субин. — Куда мы направляемся? Ёнджун не отвечает. Он просто берет Субина за руку и поднимает из кресла, а затем выводит из дома. Ботинок все еще выпускает в воздух струйки дыма, когда они переходят дорогу. Свет на кухне дома Ёнджуна не был выключен. Он просовывает голову за входную дверь. Его мать моет посуду. — Мам, можно я возьму машину? Я забыл свою домашку в школе. — Конечно. Ключи у двери, — она даже не подняла взгляда глаз. — Значит, с соседом все в порядке? Настолько хорошо, насколько может быть хорошо с учетом, что это Чхве Субин. — Ага. Увидимся. — Ты не собираешься меня представить? — иронично спрашивает Субин, когда они подходят к машине. Ёнджун прикусывает губу. Раньше, когда он был общительным человеком, он общался с толпой прямолинейных перфекционистов. Его мать всегда говорила, что хотела бы, чтобы у него были умные друзья. Почему-то он сомневается, что Субин был именно тем типом людей, которых она имела в виду. — Ты действительно хочешь познакомиться с ней? — Нет. — Я так и думал. Поехали, — парень садится в машину, пристегивается и поправляет зеркала. Ему требуется минута, чтобы вспомнить, как включить свет. Он уже давно не садился за руль. — Я надеюсь, ты везешь меня на место убийства в запертой комнате без видимых улик, — говорит Субин, его силуэт смягчается темнотой. — Я бы предпочел достойное убийство. Ёнджун моргает. — Обещай мне, что ты никогда не скажешь этого в присутствии кого-либо, кто обладает властью, хорошо? — Я не даю обещаний.       До доков всего десять минут езды. Ёнджун раньше любил плавать. Теперь все, что он может сказать о себе, должно предваряться словом «привык». Ничто не привлекало его внимания с тех пор, как умер Бомгю. Кроме Субина. Ёнджун заезжает на стоянку, паркуется и вылезает. Ночное небо здесь очень красивое. Миллионы звезд сверкают над бескрайним водным покровом. — Мы собираемся порыбачить? — Субин выходит из машины и встает рядом с ним. Здесь больше никого нет. Они одни. — О, я понял. Ты излечиваешь меня от скуки, приобщая к единственному виду спорта, который требует от тебя ничего не делать, кроме как смотреть в одно место часами напролет. И они говорят, что я гений. — Ты единственный, кто говорит, что ты гений. — Мое мнение — единственное, что имеет значение в данном вопросе. — Господи. Мы не собираемся на рыбалку. — Опять это упоминание Бога. Ты привел меня сюда, чтобы крестить? Ёнджун поворачивается к нему. — Заткнись, или это место станет местом убийства. — В таком случае, я собираюсь заранее раскрыть свое собственное убийство — это был ты. Хорошее тихое место для этого. Будь осторожен, чтобы нигде не оставить отпечатков пальцев. Хотя вода никогда не бывает хорошим местом для захоронения тела, как думают люди. — Знаешь, я почти хочу, чтобы это убийство произошло, — рычит Ёнджун. — Ты в восемьдесят раз более раздражающий, когда тебе скучно. О, вот, смотри, эта дружба уже вызывает у меня желание пойти на преступление. Очень полезно для здоровья. — Здоровая дружба почти всегда скучна. — Как будто ты знаешь, — Ёнджун запрокидывает голову и вдыхает морской воздух. Ночь холодная, но не ветреная, и лунный свет покрывает каждую рябь сливками. Пляж простирается вдаль — длинная заброшенная полоса песка между океаном и остальным миром, удерживающая его на расстоянии. Летом на песке всегда горит по крайней мере два костра. Летом лодки всегда привязаны к причалу. Теперь причал совершенно пуст, вода лижет металл пирса. Субин прислоняется к капоту машины. Ночью он выглядит совсем по-другому. В течение дня он выглядит неуместно, где бы он ни находился. Ночью он выглядит так, словно ему здесь самое место. Темнота делает все его стороны более нежными. — Лучше бы тебе не приводить меня сюда, чтобы я предавался сентиментальным воспоминаниям о Луне. — О, Боже, я привел тебя сюда не для этого, — Ёнджун переминается с ноги на ногу. Его блестящий план с каждой секундой кажется все глупее. — Я думал, мы могли бы… прыгнуть в воду. — Зачем? Для подводной рыбалки? — Чтобы тебе не было скучно, — Бомгю однажды подбил его на это, в октябре, миллион лет назад. Трепет от этого, то, как он не мог перестать смеяться только потому, что не знал, что что-то может быть таким холодным… достаточно холодным, чтобы разрушить все плохое. Достаточно холодным, чтобы кристаллизоваться. — С пневмонией мне будет так же скучно, как и без нее, спасибо. — Ты не подхватишь пневмонию, мы сразу же выйдем и согреемся в машине, — вода выглядит мягкой. Удобной. Странно, как сильно Ёнджун хочет это сделать. — Это то, чем люди здесь занимаются, ясно? Молодые люди. — Ну что ж, если этим занимаются молодые люди, это другое дело. — Ты молодой парень. — И ты тоже, хотя этого и не скажешь, судя по тому, что ты произносишь «молодые люди» так, словно тебе восемьдесят пять. Ёнджун поворачивается и открывает дверцу машины. — Забудь об этом. — Подожди, — говорит Субин. — Нет, Субин, это была глупая идея, ясно?       Ёнджуна охватило желание заняться чем-нибудь, характерным для молодежи. Что-то, в чем нет никакой печали. Это казалось подходящим способом отметить начало его дружбы с Субином. Это была одна из тех глупых маленьких фантазий, которые иногда посещают его, не о чем-то большом или волшебном, а просто о том, чтобы сделать что-то обычное — то, что другие люди, казалось, могли делать постоянно. — Ёнджун, ты не мог бы подождать две секунды? — Нет, — внезапно ему кажется очень важным, чтобы они покинули это место как можно скорее. — Давай поедем домой. Мы посмотрим фильм или что-нибудь в этом роде. Мне очень жаль. — На твоем месте я бы, наверное, сказал «Господи», — бормочет Субин себе под нос. Затем он сбрасывает ботинки и стягивает рубашку через голову. Его грудь холодно поблескивает в лунном свете. Ёнджун не может отвести от него глаз. Он определенно ужасный друг. — Субин, что ты делаешь? — Не поддаюсь скуке, — говорит он и с разбегу прыгает с края причала. Чхве прикрывает рот рукой. Затем он подбегает к краю пирса, в то время как эхо всплеска растворяется в ночном воздухе. Субин выныривает на поверхность, задыхаясь, его темные волосы прилипли ко лбу, а кожа стала электрически белой. Ёнджун начинает смеяться. Идиот. — Ты в порядке? — Ты действительно пытался убить меня, — шипит Субин, яростно стуча зубами. — Заставив меня сделать это. — Нет, это не так. Смотри, — парень оставляет свою обувь рядом с обувью Субина, прежде чем закрыть глаза, сделать глубокий вдох и прыгнуть следом. Холод подобен удару кулаком по стеклу. Он разбивается на тысячу кусочков, которые разлетаются в воде и снова собираются вместе, когда он всплывает на поверхности. Такое чувство, что его снова собрали, и в этот раз правильно. Даже лучше. Ёнджун выкрикивает на луну все известные ему ругательства. — Ты для меня полная загадка, Чхве Ёнджун, — выдавливает Субин. Чхве хихикает и с плеском подплывает к нему, хватает за плечи и снова утаскивает под воду. — О-определенно пытаешься убить меня, — выплевывает Субин, когда выныривает на поверхность. Ёнджун так странно к нему привязан. К его драматизму, к его курению, к его умозаключениям, к его грубости, к его губам и к его неожиданных проявлениям доброты. Ему становится тепло от этого, хотя он и мерзнет. Он тоже чувствует себя свободным. Но и холодным тоже. В основном холодным. — Д-давай, давай выбираться отсюда. Тяжело дыша, они втаскивают себя обратно на причал. Субин переворачивается на спину. Вода блестит на каждом дюйме его тела, от твердой поверхности живота до изгиба ребер. — Ты симпатичный, — говорит Ёнджун, не задумываясь. Глаза Субина резко открываются. — Ты не можешь назвать меня симпатичным. — Ты прав, не могу. Я этого и не делал. У тебя была галлюцинация. Из-за переохлаждения, — Ёнджун вскакивает на ноги, подметая ботинки Субина. — Тот, кто последним доберется до машины, замерзнет насмерть. Чхве добирается туда первым. Он быстро залезает внутрь, запирает дверь и включает обогрев, пока Субин не изображает, как разбивает локтем лобовое стекло. — Тебе сейчас скучно? — спрашивает Ёнджун, когда Субин проскальзывает на пассажирское сиденье, его рубашка прилипла к телу, губы почти посинели. Они не были голубыми, когда они целовались. Но он не должен думать об этом. — Сейчас слишком холодно, чтобы я тебе что-то ответил. Но в следующий раз я предпочту поджечь себя. Ёнджун увеличивает температуру настолько, насколько это возможно, и они остаются там до тех пор, пока ни один из них больше не перестает дрожать.