Або офо

      Пришельца из Иназумы на этот раз очень легко найти — по элементальным следам, которые он, торопясь поскорее укрыться от надвигающейся бури, щедро оставлял на траве, на камнях, и особенно — на невысоких ветках деревьев. Как будто сам Барбатос прошёлся. Лично.       Чем ближе к предполагаемому месту назначения, тем больше следы разделяются и ветвятся во все стороны. Наверно, заблудился. Не мог найти вход в пещеру. Специально запутать пытался — или, напротив, делал всё, чтобы его поскорее нашли?       Какая разница, думает Сяо. Всё равно это ближайшая пещера с горячими источниками. Идеальная, чтобы отогреться и переждать дождь. Для человека. Если бы якса путешествовал по своим обычным делам, он бы и не подумал остановиться на отдых.       К тому моменту, как он добирается под защиту каменной тверди, дождь уже не просто накрапывает, но хлещет со всей силы. Сяо по-собачьи отряхивается, смахивает воду с волос и, прежде чем ступить в глубину пещеры, вперёд и вниз, глубоко втягивает в себя посвежевший воздух. Даже нескольких щедрых глотков не хватает, чтобы расправить тугой пульсирующий узел в груди. Новая боль тревоги, не имеющая никакого отношения к той, которая донимает яксу постоянно.       Смертные уже плохо помнят о том, что какие-то считанные сотни лет назад выходцам из Иназумы не доверяли в Ли Юэ. Тогда ещё помнили, за что. Сяо едва ли помнит: разборки между смертными подданными Архонтов его ни тогда, ни сейчас не занимали. Но он невольно зацепился за это воспоминание, понаблюдав, как свободно смертное дитя, ронин по имени Каэдехара Казуха, разгуливает по землям Моракса. Как будто он у себя дома.       Невозможно.       С пришельцем Сяо общался раз или два — когда тот крутился недалеко от гостиницы с поручениями Верр Голдет. Погода тогда была замечательная (не то, что сейчас), и Сяо был в хорошем настроении. Достаточно хорошем, чтобы обратить внимание на другого владельца Анемо Глаза бога.       Потом Моракс — или, как он называет себя сейчас, Чжун Ли — передал с ним коробку пилюль для Сяо. Сяо заинтересовался. Если Моракс кому-то доверяет дела Адептов, пускай пустяковые, значит, этот кто-то — совсем не пустяковый человек.       Потом Сяо по чистой случайности вытащил Каэдехару Казуху из переделки на большой дороге. Возможно, он бы и сам справился. Но Сяо после этого пришёл к выводу, что за бродяжкой лучше приглядывать. А то мало ли что.       Сяо помнит, как после бесчисленных битв не раз и не два отходил здесь, в этой пещере. В солёной мутной воде, тёплой, как парное молоко. Кажется, она до сих пор пахнет его кровью. На самом деле, конечно, дело просто в составе воды, который наверняка не поменялся бы просто от того, что какой-то наполовину бессмертный Адепт, какой бы силы он ни был, решил в ней когда-то там искупаться.       Вся одежда ронина Казухи аккуратно сложена на высоком камне на безопасном расстоянии от воды, а сам он, сидя на коленях по пояс в воде, по всей видимости разматывает набрякшие бинты на руке. Застоявшийся воздух разбавляется душным запахом аптеки.       Сяо, уколовшись видом голой спины с ходящими под светлой кожей лопатками, прячется за камень и обхватывает колени ладонями. Мало ли он, якса, видел этих точёных мужских спин. То, что он решил приглядывать за пришельцем, вовсе не означает, что он может за ним подглядывать. Это разные вещи.       — Адепт Сяо? — осторожно, на пробу, зовёт Казуха.       О нет.       Сяо, раздражённо кашлянув, вытягивается во весь рост и скрещивает руки на груди. Каэдехара Казуха сидит в воде к нему лицом. Тоже обнимает колени, но одной рукой. Левой.       — Здравствуйте, — улыбается Казуха.       — Ты умираешь? — раздражённо спрашивает якса.       — От любопытства.       Он хочет сказать что-то ещё, но Сяо быстро перебивает:       — От любопытства, — почти что шипит он, — ещё никто не умирал. Не стоит упоминать моего имени всуе. Я ухожу.       — Подождите!       Когда Сяо отворачивается, чтобы уйти, Казуха вскакивает, ничуть не стесняясь собственной наготы.       — М?       — Снаружи буря, а вы вымокли и замёрзли. Я за милю услышал, как вы зубами стучите. В воде теплее и хватит места нам обоим.       Сяо оборачивается и так же бесстыдно разглядывает ронина, отчего тот немного поникает. Ну конечно.       — Мне не бывает… “холодно”, — подумав, отвечает Сяо. — Просто не обращай на меня внимания.       — Не могу, — Казуха снова садится на колени, и улыбка его становится виновато-грустной. — Игнорировать вас — всё равно что пытаться игнорировать шторм, когда идёшь по морю.       Сяо подходит ближе к воде.       — Объясни.       Ронин затихает, подбирая подходящие слова. Но замечает и снова отворачивается спиной, когда Адепт кивком головы велит ему отвернуться. Сяо мешкает, прежде чем начать раздеваться, и неловко снимает с себя одежду; чувствуется — как будто собственную кожу.       Садится рядом с Казухой. Спиной к спине.       — Скажите, — осторожно спрашивает ронин, — как давно у вас этот Глаз Бога?       — Давно, — эхом отзывается Сяо. — Не знаю. Не помню. Это важно?       — Да. И нет. Дело в том, что если достаточно много владельцев Глаз собираются в одном месте, то между ними — или только между Глазами? — возникает усиливающая их связь. Резонанс, если угодно.       — Об этом мне ведомо.       — Раньше я наблюдал такое, когда в одном месте собирались хотя бы четверо. Но с вами не так. Я чувствую себя в тысячу раз сильнее и слабее одновременно. И я чувствую, когда вы придёте, как снег или дождь. Любое изменение погоды.       — Значит, так это чувствуется со стороны? — горько выдыхает якса.       — Что?       — Не стоит нам быть рядом, — Сяо утыкается лбом в колени. — И заговаривать мне с тобой тоже не стоило. Ни тогда, ни сейчас.       Вздрагивает, почувствовав, как забывшийся Казуха подаётся назад и прижимается к спине яксы своей спиной.       — Нет. Вы мне очень помогли. Почему-то рядом с вами мне стало гораздо понятнее и спокойнее. Как будто...       Пряди чужих распущенных пушистых волос щекочут шею.       — Глаз бури, — хмыкает Сяо.       В эпицентре самой страшной бури всегда есть место покою. Сяо знает. Не выжил бы, если б не знал. Невозможно беспокоиться тысячу лет подряд.       Он хочет сказать: мне тоже так спокойно с тобой — но это была бы ложь. С одной стороны, он хочет схватить Казуху за ухо и отвести в Ли Юэ, чтобы спрятать в толпе людей от всех опасностей внешнего мира — и от себя тоже. С другой — взять за руку и идти вместе куда глаза глядят. Или позволить себя вести. Какая, в сущности, разница.       То, что ладонь Казухи ложится ему на шею, яксе после таких мыслей кажется вполне логичным и закономерным. Сяо замечает, что на этой его руке, на правой, кожа неровная после ожога, а на мизинце недостаёт ногтя. Не то чтобы это мешает ему поймать эту руку и тереться об неё щекой, как кот, принимая ласку, но не смея надеяться на что-то большее.       — Нам надо переспать, — ни с того ни с сего заявляет ронин. Лёгкость и непосредственность, с которой он делает это предложение, яксе болезненно знакома.       И всё же вопрос застаёт его врасплох.       — Ты смертный, — наконец возражает Сяо.       Пытается вспомнить, попадал ли вообще раньше в похожую ситуацию со смертными, не с Архонтами или себе подобными — и не может.       Памяти своей Сяо давно не доверяет. Моракс говорит, что боль хорошо смывает память. Боли было много. Боли много до сих пор.       — Я не прошу любить меня до смерти и потом скорбеть целую вечность, — возражает Казуха. — Прошёл полмира, и полмира ещё впереди. Я уплыву прежде, чем опадут осенние листья.       — Хорошо, — не очень долго думая, отвечает якса. — Пусть будет так.       Удивительно, как быстро и точно пришелец угадал и развеял все его сомнения. Сяо плохо понимает, как должна была бы в их случае работать любовь. С похотью проще: она похожа на гнев до такой степени, что часто легко перепутать одно с другим. Битва похожа на танец, танец похож на секс. Умеешь что-то одно — разберёшься и в остальном как-нибудь, хочешь этого или нет.       На этот раз не так. Сяо не чувствует никакого внутреннего сопротивления, когда Казуха, удобно устроившись у него в руках, притягивает его голову к себе для поцелуя. Всё так, как должно быть.       — У меня есть мазь от ожогов, — начинает было Казуха, оторвавшись от Сяо.       Тон невозмутимый, а щёки полыхают — то ли от жары, то ли от запоздалого смущения.       — Вы можете…       — Не можете, — дёргает головой якса. — Ты смертный. Я тебя так сломаю.       Ронин замолкает. Что для него, пожалуй, несвойственно.       Сяо приподнимает бровь:       — Нужно особое приглашение?       Казуха трётся щекой о его щёку вместо ответа. Совсем по-кошачьи.       Казуха укладывает его на сухой — или почти сухой — камень, переплетается с ним пальцами, ведёт кончиком носа по груди, животу и ниже, а Сяо по привычке до последнего ждёт, когда у него вырастет хвост, лишняя пара ушей или, на крайний случай, ветвистых рогов. Но нет: Казуха упрямо остаётся в прежней комплектации. С двумя руками, двумя ногами, стандартной длиной позвоночника и одной головой. С двумя ушами, двумя глазами, одним носом и одним…       — О-ой, — ойкает Казуха, когда Сяо кончает ему в рот. Пожалуй, от удивления. Пожалуй, неожиданно даже для себя самого.       — Вот ведь… Извини, — Сяо почти истерически хихикает, вырывает ладони и утыкается в них лицом. — Я больше не… это больше не повторится.       — Всё хорошо? — спрашивает Казуха, вытерев рот тыльной стороной ладони. Пальцы его здоровой руки заправляют яксе прядь волос за ухо, а он нетерпеливо кусает в ответ за запястье.       — Хорошо, — говорит. — Возьми меня.       Казуха растирает и греет мазь между пальцев левой руки. Невыносимо долго; так, что в удушающем аптечном запахе Сяо уже различает лилию калла и цветок цисинь.       — Возьми меня, — чуть ли не хнычет Сяо, и его берут. Сначала только пальцами, чтобы подготовить и разогреть. Двумя, а потом и тремя. Нерабочей рукой это страшно неудобно, поэтому якса сам, скуля от мучительной незавершённости, насаживается на пальцы, задавая темп. Потом, ни с того ни с сего, Казуха хватает его за лодыжки и роняет к себе в воду, где они сплетаются, как пара влюблённых угрей.       Дождь перестаёт, и сменивший направление ветер доносит запах свежести. Сяо напоследок находит страшно несправедливым отсутствие у Казухи хотя бы полудюжины щупалец. Или, возможно, жабр и хвоста.

***

      — Что у тебя случилось? — спрашивает Бэй Доу.       — Не понял вопрос, — Казуха склоняет голову набок, не открывая взгляда от горизонта. За которым не так давно скрылись очертания города-порта.       — Я капитан не первый год, — она трогает его плечо кончиками пальцев, — и вижу, когда кто-то из команды выходит в море с тяжёлым грузом на сердце. А ты выглядишь так, словно с одним тобой на борту мы превысили лимит грузоподъёмности целого флота.       — У меня странные предчувствия насчёт этой поездки, — ронин скрещивает руки на груди.       — Плохие? — уточняет Бэй Доу.       Казуха улыбается и качает головой:       — Странные. Хотя, может, это во мне дело. Мы так много времени провели в Ли Юэ, что я как будто оставил там кусочек сердца. А вдруг не вернусь?       — Сказал человек, работающий в военно-морском флоте Ли Юэ, — капитан скрещивает руки на груди. — Херню несёшь.       — Не знаю. Путешественница ещё эта…       Его поток измышлений прерывает истошный вопль со стороны нижней палубы:       — Капитан! У нас заяц на корабле!       — Что?! — вскидывается Бэй Доу.       Мимо неё, на глазах изумлённой публики, проносится сгусток зеленовато-синей энергии и взмывает вверх по фок-мачте, оставляя вокруг себя едва уловимый запах озона. Ну, ничего себе, думает Бэй Доу, какие мощные жирные зайцы пошли.       Казуха у неё под боком невесомо ахает в прижатые к лицу ладони. Заспанная Люмин и как всегда бодрая Паймон торопливо забираются к носу.       — Никакой это не заяц! — прищурившись и задрав голову кверху, заявляет это маленькое летающее существо. — Это Сяо, наш друг. Сяо! Спускайся вниз!       Бэй Доу упирает руки в бока, недовольно качает головой:       — Если вы хотели взять с собой друзей, то сказали бы об этом в порту. Мы же не против.       — Но мы тут ни при чём… — разводит руками Люмин.       Они с Паймон переглядываются, как сфинксы, и загадочно улыбаются какой-то лишь им одним понятной мысли.