Underground Stars

— Как ты проведёшь завтрашний день? — негромко спросил Ген, глядя воспаленными глазами в потолок. Сенку выглядел поглощенным работой, но на самом деле он направил добрую часть внимания на сидящего на другом краю дивана Асагири. Тот молчал довольно долго, даже когда Ишигами предложил ему выпить воды и перекусить, чтобы восстановить затраченную на слёзы энергию, Ген принимал чужую помощь с очевидной долей уязвлённости. Иными словами, он чувствовал себя униженным и немощным. Это можно было понять. — На работу, потом к тебе. Почему ты спрашиваешь? — отозвался Сенку, изучая безразличие на лице проводника. Эмоция эта медленно сменилась недоумением. — Работа~? А разве завтра не выходной? — парень сел ровно. —... — для того, чтобы ответить, не хватало информации. Научник что-то упустил. — День Города, Сенку-чан. Он завтра. — А... точно, — усмехнулся юноша. — Прекрати так много думать обо мне... Сенку вздрогнул, словно ему за шиворот высыпали горсть снега. — Ген, я— — Нет ничего хорошего в том, что ты преувеличиваешь моё значение. — Что с тобой? Ты уже который раз пытаешься меня оттолкнуть... Ген затравленно сгорбился, поджимая плечи и подбирая к груди ноги. — Хватит, иди сюда, — несмотря на слова, Ишигами сам подался вперёд и, проведя рукой по чужим волосам, обнял Асагири так, чтобы спрятать его как можно сильнее. — Я думаю о тебе сейчас действительно много, — прошептал учёный, — но это лишь потому, что моя цель вот здесь, — он чуть сильнее сжал чужое плечо, — и от этого зависит твоя жизнь. А я должен был стать хирургом, так что... для меня нет ничего важнее человеческой жизни в любых обстоятельствах. — Хирургом? — зацепился Ген. — Сенку-чан... я понял, что знаю о тебе... чёрт, да я вообще ничего о тебе не зна~ю. — Хочешь знать? — чуть отстранившись, шёпот он сменил на просто тихую речь. Сейчас Ген казался ему слишком уж хрупким. — А за что ты расскажешь? — поддержал тон беседы проводник. Вообще-то, Ишигами хватило бы простого желания, но после услышанного вопроса он решил, что не лишним будет... сболтнуть лишнего. — За поцелуй, — ухмыльнулся и чуть нахмурился, забавляясь чужим румянцем. — Серьёзно~? Слишком дорого, отказываюсь... — Асагири отвернулся, от чего на Сенку словно камень свалился. — Да? — Сенку замешкался на секунду, а затем раздражённо хлопнул себя по лбу. Ставить в тупик парня, который не умеет обращаться с такими "условиями" сделок, чрезвычайно приятно, так что на губах Гена расцвела довольная улыбка. Хоть какая-то польза от неловкости, — подумал Ишигами. Ген повернулся всем телом, удобнее забравшись на диван, и прижался к чужим губам на долгие семь секунд — Сенку их почему-то отсчитывал. — Обещаю, что всё останется между нами. Как это называется? Локальный сервер... не~т, или... домашняя сеть?~ Ишигами погыгыкал, хотя и понимал, что это может разозлить, но Ген выглядит крайне понимающим. Верно, это ведь не его степь, к чему ему напускать вид понимания темы, когда от того ничего важного не зависит? — У нас взаимный приватный доступ. — Этот костюм на мне не сидит, — отец крутился возле зеркала, без конца застёгивая и расстёгивая пуговицы пиджака. Я не посмотрел в его сторону. Всё моё внимание было сосредоточено на экране планшета, в котором мне нужно было осилить очередной параграф по микрохирургии. Это сводило меня с ума, потому что в инженерии равных мне нет, но этим я явно никого в будущем удивить не смогу, а к тонкостям медицины никак не получается привыкнуть. Я выбрал специальность вовсе не спонтанно. Прежде меня заметили благодаря проекту, связанному с астронавтикой. Сейчас я получаю образование именно за счёт своих достижений, нахожусь в кругу умнейших детей Уайтона. Я был без ума от сборки, пусть и виртуальной, мой проект по системе оснащения ракетных двигателей кислородом актуален до сих пор. — Она там будет, Сенку... я точно с ума сойду, — Бьякуя говорил это уже третий раз за вечер, пока мы собирались на корпоратив. — А я тут причём? — я вздохнул и отложил планшет, как только время выходить подошло. Мой ответ отцу ничем не помог, а я к этому и не стремился. Наверное, должны быть какие-то слова, которые помогли бы по уши влюблённому мужчине, но откуда их знать десятилетнему ребёнку? Спрыгнув с широкого подлокотника дивана, я поправил рукава рубашки и пошёл на выход. Бьякуя, ещё немного посмотревшись в зеркало, пошёл вслед за сыном. — Как успехи, Сенку? — с улыбкой спросил он, видимо, желая отвлечься от волнений. — Стабильно. Результаты удовлетворительные. Профессора мной довольны...— без энтузиазма ответил я. — А тебе нравится заниматься? Ты обещал, что расскажешь, почему перешёл с аэрокосмической инженерии в хирургию, — отец вызвал лифт. — Это довольно резкая смена полётов, не находишь? Часть меня сохраняла уверенность в том, что это лишь мой интерес к области подкрепляет выбор, но где-то в сознании эхом ходят слова, которыми меня наградил один из моих научных наставников: «От очередного специалиста в астронавтике мир явно лучше не станет. К тому же с такими-то посредственными результатами». «Тебе не хватает толковых идей и я не думаю, что они появятся. Видимо, ты перегорел». «Бесполезный вздор». Мой уклад жизни не позволил бы понять, что такие комментарии для ребёнка — слишком, каким бы гениальным он ни был. Кажется, я сорвался вниз прямо с орбиты и теперь думаю, что меня спасёт медицина. — Когда колония будет готова к заселению, не все люди смогут выдержать расстояние до неё. Хорошие специалисты по модернизации тела необходимы будущему, чтобы исключить как можно больше летальных исходов. Я хочу спасти всех... — говорил я, почему-то вслушиваясь в мелодию, играющую в лифте. — Представляешь, сколько человеческих слабостей можно победить хирургическим путём и модернизацией? Бьякуя отвёл глаза, с тоской взирая в пустоту. Мне показалось, что ему был скучен мой монолог — допустить то, что он на самом деле понимал куда больше, чем я способен скрыть, было трудно. — Мне нравились твои наработки системы безопасности работы космических шаттлов. Было бы очень удобно перемещаться по точкам связи со станций, если бы твои идеи выслушали реализаторы... — Я не хочу, чтобы этим занимались реализаторы. Я хочу работать сам, — мой голос вдруг прозвучал очень странно. Я словно был на что-то обижен, но понять, в чём дело, не мог абсолютно. — Нет, я имею ввиду... я этого хотел. — Эй-эй, Сенку, тише, — отец опустился передо мной и крепко обнял. Моё тело всё дрожало и это чрезвычайно злило. — Сенку, я здесь. Если попросишь, я выгрызу тебе любую возможность быть там, где ты быть хочешь и заслуживаешь! Ты же веришь своему старику, да? Я, сам того не контролируя, несколько раз кивнул, и он наконец выпустил меня из рук. Мы пришли спустя час после начала корпоратива, решив пройти до корпуса пешком. Прохладный воздух помог мне собраться с мыслями. Сотрудники блоков, кучки космонавтов, руководители разной степени важности, так называемые гражданские — поздоровайся со всей этой тучей людей, желательно с улыбкой... Меня передёрнуло уже от мыслей об этой необходимости. Пусть всё сделает отец, он всегда умел расположить к себе людей. — Вижу Тайджу и ту улыбчивую девочку. Пойдёшь к ним? — с дежурной улыбкой поинтересовался Бьякуя, чуть наклонившись ко мне. — Да. А ты что, справишься с тем, чтобы круги вокруг мисс Вайнберг наворачивать? — ухмыльнулся я и, не дождавшись ответных возмущений, ушёл к знакомым детям. Лиллиан Вайнберг и сегодня была ослепительна. Её пребывание на сцене всегда заставляло людей замолчать и смотреть на неё. Стабильно я видел мурашки на чужих руках, пока она пела. Абсолютно безнадёжный случай. — Сенку! — невероятно громкий голос мог, кажется, буквально сбить с ног. — Хах, привет, — ухмыльнулся я, потянувшись рукой к уху, но вовремя прервав свою странную привычку. — Привет, Сенку, — поздоровалась девочка. Её зовут Юзуриха и, хоть Бьякуя и не знал, с ней Сенку общался не меньше, чем с Тайджу последнее время. С Юзурихой у них были общие профессора, соответственно, одно направление. Она крайне усердна и общение с ней кажется запредельно комфортным, однако, в отличие от Тайджу, для меня она всегда была только другом. Разве не странно влюбиться в таком юном возрасте? Абсолютно неприемлемо, с точки зрения учёбы точно. Тайджу с детства живёт в приюте, что относится к охранной академии. Он выносливый и был бы лучшим среди воспитанников, если бы не его категоричный отказ обучаться владению оружием. Он пацифист, потому меня слегка беспокоит его будущее, ведь таким явно нет места в рядах охраны BG. Но он... он не пропадёт. — Ты что, подрос?! Мне кажется, ты стал крупнее! — вот опять, неужели мне к одиннадцати годам надо его обогнать, чтобы он отстал? — Тайджу... — успокоила его Юзуриха. — Как твои дела, Сенку? — Пойдёт, с Днём Города, кстати... Сегодня все такие яркие... Вы как? — я небрежно взял с банкетного стола какой-то фиолетовый кекс. — С Днём Города, — хором ответили они. Тайджу принялся пересказывать все события своей жизни с прошлой их встречи, Юзуриха иногда тоже вставляла своё, но ей уж очень нравилось слушать мальчишек. В какой-то момент я поискал глазами отца. Тот стоял и говорил с кем-то в одной компании с Лиллиан. Держался неплохо. Моё внимание уже готово было переключиться на друзей, но отвлёк знакомый голос у микрофона. — Добрый вечер, уважаемые коллеги! С Днём Города вас. Очень рад видеть здесь наших отважных космонавтов, надеюсь, вам у нас на земле не скучно, — по залу прошлась волна смешков.— Специально для этого случая я бы хотел анонсировать одну из главных моих работ в области астронавтики. Трёхмерная презентация привлекла внимание к середине зала. Одного единственного вступительного слайда хватило, чтобы у меня рухнуло сердце куда-то к ядру планеты. Это ведь моя презентация. — Объём работы, производимый нашими космонавтами, велик, но именно поэтому вы нуждаетесь в постоянном улучшении технологий. Я прав? Поэтому я решил заняться серьёзно вопросом безопасности шаттлов, что производят рейсы между станциями и точками связи... Слушать далее я не мог физически. В ушах загудело так, что голова была готова взорваться. Не понимаю, куда делся весь воздух. Я не помню, как отец выводил меня из зала, даже как понял, что мне это действительно нужно. Очнулся лишь тогда, когда холодная вода коснулась моего лица. — Папа, — позвал я. — Как так получилось? — У тебя есть исходный файл? Я разберусь, скажи, где у тебя лежали материалы для этой работы, Сенку, — Бьякуя взял в руки моё лицо, сидя передо мной на коленях. Тайджу беспокойно заглядывал в уборную, не решаясь войти, Юзуриха, наверное, тоже где-то там. — Я всё стёр, — мой голос дрожал, я боялся, что меня за это допущение накажет всё человечество. — Он сказал, что... что это бесполезный вздор. Бьякуя перестал хмуриться, теперь я видел перед собой сокрушительное сожаление. В тот момент он понял, что вся вина лежит на нём и это именно его допущение. Ведь он родитель, он должен был узнать о том, что его сын пострадал от чьих-то слов, он должен был разобраться раньше, чем профессор присвоил себе наработки. Я тогда не до конца понимал, как я важен своему отцу. — Вот же бесчестный кусок дерьма, как можно... — ругался он, обнимая меня так крепко, что мне бестолково хотелось плакать. — С моим ребёнком никто не будет так поступать. Не позволю... Он так отчаянно бубнил, а я просто следил за тем, как буря в моей душе сменяется штилем. Я верил отцу, верил безоговорочно, но всё равно не понимал, как просить его помощи. Ему до всего приходилось доходить самостоятельно. Я не знаю, как отец тогда смог добиться увольнения с профессорской должности того человека. Он не смог отвоевать мой проект, но уже лучше то, что вор не станет работать с детьми. Новогодний корпоратив, следующий по датам за этим кошмарным вечером на День Города, должен был пройти спокойно. Отец представил меня знакомым медикам, имена которых множество раз я слышал в новостных блоках научных каналов. Когда беседы с ними закончились, я подошёл к друзьям, что болтали с Бьякуей крайне оживлённо. — Это так круто! — сдержанно поделился эмоциями я, ухмыльнувшись. — Юзу, ты ведь тоже могла с ними поговорить! — Я не умею поддерживать беседу с учёными так, как ты, — смущённо призналась она. — Неправда! — Тайджу тут же начал тараторить о всех беседах с интересными людьми, в которых он присутствовал в качестве поддержки девочки. Отец глядел куда-то в зал, а мне и оборачиваться не нужно было, чтобы понять, на кого он смотрит. Сегодня он выглядит ещё более обречённым, чем обычно: ни разу не спросил, хорошо ли сидит на нём одежда. Кажется, он теряет вообще всякую веру в себя, снова и снова упуская шанс заговорить с ней нормально. В прошлый раз он этого сделать не смог по моей вине, поэтому за мной явно должок. — Ладно, — вздыхаю я, отставляя бокал с соком на столик, разворачиваюсь и беру курс на певицу. — Что ты! .. — испугался Бьякуя, а затем перешёл на громкий шёпот, — Сенку, а ну вернись! Сенку! Но меня уже ничто не собьёт с плана. Последнее, что я слышу от отца за спиной: — Дети, что происходит? — адресованное моим друзьям. — Добрый вечер, Мисс Вайнберг, — на моём лице расцветает улыбка, а голос становится даже более детским, чем был у меня, ребёнка, который всеми силами строит из себя взрослого. Лиллиан опускает на меня глаза с заметным удивлением. — Ваше платье выглядит очень красиво, Вы сами его выбирали? — что ж, это было честно, ведь её красное платье действительно выглядит хорошо. — Ох, — она наконец поняла, что я серьёзно настроен на беседу. Люди вокруг начали шушукаться, но нет вообще ничего странного в том, что к известной певице подошёл поговорить ребёнок на подобном мероприятии. — С праздником, юный джентльмен, — мягко улыбнулась она. — Спасибо~, да, я всегда сама занимаюсь своим стилем. С ней было удивительно легко поддерживать разговор на повседневные темы, потому в какой-то момент я даже смог рассмешить её. Лиллиан крутила в руке бокал с шампанским, когда отвела глаза куда-то в зал и спросила: — Ты сын мистера Ишигами? — она снова опустила на меня взгляд, видимо, так и не найдя моего отца поблизости. Готов поспорить, он спрятался за какой-нибудь стол. — О, вы знакомы? — разумеется, она его знает. Отец часто вписывается в компанию певицы. — В прошлый раз мы с ним говорили о музыке, — пояснила она, кивая, — я рассчитывала продолжить разговор, ведь тогда он ушёл. — Отличное намерение! Сохраните его, а я его сейчас позову... — Постой-постой~. Ты ведь не просто так ко мне подошёл, верно? Я коротко усмехнулся. — Такие мероприятия для интересных бесед не подходят, — таинственно заметил я. — Почему бы Вам не назначить моему отцу встречу, которая заслуживает вас обоих? Она удивлённо вскинула брови, но уже через мгновение улыбнулась как-то чрезвычайно хитро. — И кто из нас больше заинтересован по твоему скромному мнению, юный джентльмен?~ — Я Вас умоляю, Вы не настолько слепы, а он не настолько скрытен. Но... папа хороший человек, мисс Вайнберг, — я отвёл глаза и стал говорить чуть тише. — У Вас всегда есть выбор, даже если Вы нисколько не заинтересованы сейчас. — Обычно дети идут против желаний родителей избавиться от одиночества. Лиллиан опустилась, чтобы что-то сказать мне на ухо, но я заговорил первее: — Имейте в виду, он космонавт и часто отсутствует. Я был предоставлен сам себе иногда, так что нет смысла переживать о том, что я могу быть против. Очевидно, это нелогичный протест, связанный с детским эгоизмом... Её лицо снова наполнилось удивлением, она так и застыла, чуть нагнувшись надо мной. — Тебя зовут Сенку, так? Сенку... — она поправила волосы и выпрямилась. — Я подумаю. — О чём задумался? — Юзуриха бесшумно опустилась рядом за длинный стол, устраивая перед собой ноутбук. Наш наставник задерживается, так что она всё же решилась отсесть от своих подруг. Видимо, я выгляжу жалко, занимая в одиночку целый стол, рассчитанный на шесть человек. — Думаю об условиях допуска в операционную... Она тяжко вздохнула. Нам тогда было по тринадцать, однако допуск был доступен вот уже как год. — Думаю, в этом году не получится... Я всё ещё падаю в обморок на шестом часу тестового доступа. — Ты хотя бы шесть держишься, — мои жалкие четыре часа оставались неизменными. Я неплохо справлялся с управлением различных операционных машин — неудивительно, ведь я знаю каждую тонкость в их сборке. Операции, что проводились вручную, уже сильнее меня подкашивали. Чтобы сдать итоговый экзамен я должен прооперировать восемнадцать областей мозга, либо, что чуть легче, "перевязать" сердечные волокна, чтобы обеспечить правильный ритм и позволить сердцу переносить больше нагрузки. Первая операция проводится раз в год, вторая от трёх до пяти, а чтобы тебя до них допустили ты должен осилить операцию на тестовом образце(медицинский манекен), порог — двадцать часов. Верно, я отстаю на шестнадцать. — Сегодня снова попробую. Я записался на час дня... — Что насчёт работы в блоке М? — мягко спросила Юзу. — Меня приняли без вопросов... поставили на сборку вентиляции, но работаю только три часа в сутки, — ответил я и посмотрел на часы в чужом мониторе. — Сенку, — начала она негромко, что-то явно важное, судя по тону. — Мне нравится Тайджу. Для меня это не новость, но она впервые сказала мне это так прямо. Обсуждать этого дубину — наша ежедневная рубрика, так что я давно всё понял. — Знаю. И что? — без особого интереса спросил я. — Мне интересно, что он думает об этом? Не хочется радовать её раньше времени, да и такое явно не я должен излагать, — так мне подумалось. — Откуда мне знать, я мысли не читаю... Могу поменьше между вами мелькать, если хочешь. — Нет-нет-нет! Ты наш друг, я бы не хотела, чтобы ты ещё больше от нас отдалился! Ох... — она сказала это не слишком громко, но уже так, чтобы на нас обернулось парочка человек. — Я в вас верю, — почему-то сказал я, хотя быстро понял, что это очередное смущающее недоразумение. Я чувствую себя жутко неловко от всех этих тем. Странные, нелогичные, непонятные человеческие отношения. Разве не проще сосредоточиться на достижении целей? Куда спокойнее, когда всё, что ты чувствуешь, находится только под твоим контролем. — Видимо, профессор не придёт. Сходим в кафе вместе? — предложила мне подруга, меняя тему разговора на обсуждение еды. Очень скоро она начнёт говорить об одежде, истории моды, затронет какой-то период, по которому сейчас сходит с ума, и я в очередной раз подумаю о том, что она не собирается пойти той же дорогой, что и я. В те годы дни были наполнены только учёбой и постоянной работой над собой. За спиной, тем не менее, я неизменно слышал, как мне всё легко даётся. Большинство детей, что стремились получить те или иные должности, презирали тех, кто устроился в BG по программе "Равенство" — жителей Дарктона не считали себе ровней, однако я не сомневался, что дело вовсе не в происхождении и воспитании. Любой мог загореться желанием освоить что-то, но я не понимал, как разрушительно со мной обошлась подавляемая жажда собирать, работать над чертежами, заставлять что-то работать... Очень скоро мой самообман окунул все чувства в какой-то омут. Апатия стала отнимать силы. Но я так много ещё не освоил, не написал достаточно достойных аналитических работ, чтобы меня заметила медицинская организация. Я уверен, что это так. Холодный воздух обжигал горло и лёгкие — пришлось прекратить бег. Я бегал рано утром, отец достал мне ключи от большого стадиона, где бегунов бывает достаточно много, но если прийти рано, то обойдётся без лишних знакомств. Можно было использовать нагрузки на выносливость и в здании — например, использовать лестницы вместо лифта. Стадион стал непостоянной возможностью, так как из-за моего графика не получалось изменить часы пробуждения. Насчёт упражнений и нагрузки меня консультировал Тайджу, хотя он и не мог исправить меня, если я что-то делал неправильно, потому что сейчас он находится где-то на окраине, где расположены тренировочные базы охранной организации. Жаль, что выносливость нельзя развить так же просто, как сомнения. — Ребят, посмотрим вместе фильм? — группа подростков шумно общалась, спускаясь по трибунам. — Сегодня? — Ага! Можно у меня собраться и взять попкорн. — Вот это олдскул. Что, прямо попкорн? — А давайте сами его приготовим? Я давно хотела попробовать... — Окей, с меня напитки, с вас кукуруза. Они посмеялись, проходя мимо, а я упорно смотрел в пол. Я чувствовал себя странно... Мы с отцом часто вместе смотрели кино, но у этой компании всё явно было не так, как в моей маленькой семье. Я достал телефон и написал отцу: «Вы договорились?». Ответ пришёл довольно быстро, когда я вышел из душевых, то тут же вновь посмотрел в экран. «Она сможет прийти к нам! Ты не против?», — написал он. «Я хочу встретиться с друзьями. Не приду сегодня.», — тут же ответил я. В ответ Бьякуя прислал мне стикер кота, который лежит в собственных слезах. Лиллиан приходит к нам не впервые, но я через раз стараюсь оставлять их одних. Забежав в поезд в последний момент, я открыл диалог с "друзьями", перед этим просмотрев публикации в историях Юзурихи. «Что за кафе?», — начал я диалог. «Привет, Сенку! Оно называется Японские сладости Мико», — ответила она, перед этим поделившись окошком с видео. Показала мне странный кусочек брокколи, который надкусили сбоку для демонстрации розовой начинки. «Похоже на тебя», — пояснила она. «И что это значит? Хаха», — это показалось мне забавным. В ответ я получил парочку хихикающих стикеров. Почему-то, поговорив с подругой всю дорогу, я так и не предложил ей сходить куда-нибудь вечером. Не просто признавать то, что хочется потратить время на что-то вроде бестолковых бесед или посмотреть с кем-нибудь видео — не образовательные —, чтобы это не вызвало потом чувство стыда. Мне написал профессор, сообщил нужную мне информацию о занятиях и добавил, чтобы я не планировал ничего после. Но я не понимаю, для чего мне без конца заниматься углублённо — это отнимает и без того ничтожное время на собственные интересы. Не так давно я заметил, что отношение наставников ко мне отличается от того, что я вижу у других. Они используют крайнюю вежливость, смотрят на меня свысока и никогда не хвалят. Меня не хвалили старшие — кроме отца, разумеется, — с тех пор, как я поменял приоритетное направление. Они только и делают, что критикуют, каждую ошибку воспринимают в штыки и, что для меня более всего невыносимо, перекрывают право вообще совершать эти ошибки. Я словно должен работать, как простейший механизм, при том выполняющий сложные вычислительные процессы. Это и есть отбор внутри компании. Люди, не способные выдержать напора, давления и высоких требований остаются в алфавитных блоках, в мелких, не самых важных, подконтрольных организациях. Бьякуя обеспечил мне репутацию, мы с ним вместе шли к этому с самого моего детства, но нечто невидимое глазу всё время подвешено где-то рядом — что-то не то происходит внутри рабочих коллективов. Я вернулся в тот день домой так поздно, как только мог: около двенадцати ночи. Тем не менее в квартире меня встретил свет, а Бьякуя и Лиллиан сидели на кухне, негромко о чем-то беседуя. Я с непониманием посмотрел на них, а затем склонил голову в немом вопросе. — Мы хотели поговорить с тобой, — Бьякуя звучал как-то слишком серьёзно. Вайнберг неловко почесала за ухом, прикрывая второй ладонью губы, пытаясь на фоне отца не выглядеть устрашающе. Будто бы Бьякуя умеет меня пугать. — Это касается твоего поведения, — продолжил он. — Старик, что у тебя с голосом? — я закатил глаза. — Правда, Бьякуя, можно попроще, прошу тебя? — оказывается, Лиллиан скрывала за ладонью улыбку. Отец растерялся, тут же теряя всю серьёзность. — Вопрос ведь важный! Так, тихо, вы оба. Сенку, ты был с друзьями, правда? Я покосился на Лиллиан, а затем молча снял куртку и скинул рюкзак на диванчик у кухонной зоны. — Нет, я просто сидел в кафе и искал нужные мне детали на заказ, — спокойно признался я. — Почему? И почему не дома? — спросил Бьякуя. — Так ведь вы же тут... Очевидно, вам нужно, знаете, личное пространство. И быть вдвоём часто работа Лиллиан не позволяет, — я продолжал быть честным, сел за стол напротив отца и взял тарелку с каким-то салатом. — Если нам понадобится личное пространство, сын, мы сами будем решать, что делать... — Сенку-чан, — привлекла моё внимание Вайнберг, неожиданно использую японское окончание, после она и заговорила на японском, прямо как мы с отцом иногда. Я понял, что она знает язык хорошо в эту секунду и подавился.– Поделись с нами, пожалуйста, как ты себе представляешь отношения между людьми... романтические и дружеские. Приехали. Вот уж о чём мне говорить хотелось в последнюю очередь. — Наверное, дружба похожа на взаимовыгодный обмен, а отношения похожи на... ох, ну, когда вы оба обречены и вынуждены искать некое существо, которому можно всецело себя посвятить или использовать его общество для своих нужд. С точки зрения химии любовь связана с кучей обречённых чувств. Люди просто пытаются забыться и занимаются подобными вещами... Я постарался рассуждать, но звучало всё как-то странно и будто бы неприятно лично мне. Лиллиан и Бьякуя одинаково испуганно на меня посмотрели. — Бьякуя, это что?! — она посмотрела на него так, словно это он сейчас говорил. — Я уверен, что он не ведёт себя так, словно все эти выводы влияют на его модели поведения существенно! Нет же... не, это... эм, — затараторил он. — Как твой сын мог додуматься до такого потребительского отношения? Это же абсолютно токсичные установки! — Говорю тебе, Лиллиан, он любит своих друзей не из-за выгоды, я точно знаю это, они самые обычные дети, увлечённые и внимательные. Он о нас с тобой думает как о ком-то важнее, чем он сам! Я перестал понимать, что вообще происходит, но мне почему-то стало не по себе. Я почувствовал слабость, едва осознал, что в чём-то ошибся. Вайнберг несколько секунд хмурилась и смотрела в стол, а затем поднялась и встала надо мной, взяв в руки моё лицо. — Сенку, — теперь это был английский, видимо, потому что в нём она сильнее уверена, — много ли ты вообще думаешь о том, что чувствуешь? С моих губ не сорвалось ни слова, я испуганно посмотрел на отца, а затем вернул растерянный взгляд певице. Я не знал ответ на этот вопрос. — Лиллиан, — негромко позвал Бьякуя, — он напуган. — Что-то не то делают с детьми профессора... Эти его установки напоминают мне верхушку BG. Твены, Миллеры и прочие... их хладнокровие особенно чувствуется в таких вещах, — я слышал её слова, но никак не мог понять, к чему вообще всё это. Не сомневаюсь, что она знает, о чём говорит, когда дело касается таких важных людей. Меж бровей отца легла глубокая складка, он отвёл глаза и задумался о чем-то, пока не прошептал: — Обсудим это не здесь. — Ты прав, — Лиллиан внимание от моего лица не отнимала и присела, чтобы говорить со мной на равных. — Безусловно, много в мире людей, которые ищут в других лишь выгоду, но знаешь, единственным правильным решением будет оставаться верным своим любимым. И я говорю не только о романтических отношениях, — она погладила мою щёку, мягко улыбаясь. — Представь: ты попал под дождь, но у тебя нет зонта, тебе холодно... ты видишь кого-то, у кого тоже нет зонта — у вас много общего, правда? Но вам друг друга не согреть, как бы вы ни пытались. Но вдруг однажды ты находишь зонт — скажем, ты сам его сделал —, снова видишь этого человека, всё ещё без зонта. Под одним зонтом вам места нет и в какой-то момент один из вас снова начинает мёрзнуть. И как только ты находишь человека, который тоже сделал себе зонт, ты наконец понимаешь, что лучше всего, когда вы оба способны себя согреть... — А зачем тогда мне искать другого человека с зонтом? Зачем он мне нужен, если я сам могу себя согреть? — тихо спросил я. — Потому что... ходить одному под дождём тоскливо. Вдруг ты увидишь что-то важное? Или, может, захочешь рассказать, как ты сделал свой зонт, почему он так выглядит... возможно, тебе захочется послушать, как другой человек сделал свой зонт и почему он выбрал такие детали. Лиллиан звучала так интересно, я не мог оторваться от этой странной метафоры. Она говорила со мной, как с ребёнком. Говорила без укора, не свысока, а лишь хотела помочь расплести клубок мыслей и вопросов. Отличность суждений и поведения должна перестать меня терзать. Если изначально я был воспитан иначе, я не мог просто следовать тому, что пытаются внушить мне профессора. Мои друзья, увлеченные и внимательные, никогда не относились ко мне плохо. Всё в порядке, нет ничего критичного. Я не один и мне нечего стыдиться. Мы провожали отца, устроив семейный ужин. Лиллиан подарила ему какой-то глупый самодельный браслет — никто бы не подумал, что подобное мог подарить богатый и известный человек. А Бьякуя достал кольцо и Лиллиан тут же расплакалась. Сквозь потоки слёз она так много раз извинилась, что у меня самого вдруг появилось желание заплакать. Она не могла заявить об отношениях с ним сейчас, но они пообещали друг другу, что обязательно поженятся, когда Бьякуя вернётся. Они оба будто бы знали, что ситуация за ужином сложится именно так, но всё так быстро вернулось в норму... Рядом с ними я действительно чувствовал, как самодостаточные люди могут друг друга любить. — Я был создан, чтобы любить тебя, детка~, — фальшиво напел отец. — Ты была создана, чтобы любить меня~. — Нечего болтать о пошлой песне при ребёнке~, — рассмеялась Лиллиан. — Обычная песня, это вы ей контекст создаёте, — недовольно пробубнил я. — У всех рано или поздно будут такие песни, Лиллиан, дело обычное! — отец взъерошил мне волосы, зная, что я сегодня протестовать не буду. — Сенку, ты уж не пропадай, — вдруг серьёзно сказал он. — Звони мне, если будет трудно. — Я справлюсь, не парься... — бросил я. Сомнений в том, что это невзначай брошенное обещание я выполню, не было. Я совершенствовал свои навыки в хирургии и ещё до вылета отца прошёл вступительный экзамен. Выстоял и преодолел порог, теперь ждал своей очереди на итоговый экзамен. Нагрузки на тело я увеличил, потому что мне было просто необходимо быть уверенным в том, что я пройду с первого раза — пересдать итоговый возможности не было. Им нужны были лучшие из лучших, в самой крайней мере этих слов. — Ишигами, что это? — спокойным тоном спросил профессор. Он оставил меня после занятий, так что я полагал, что ошибка может быть серьёзной, но... — Что не так? — спросил я. — Ты спрашиваешь меня, что не так? — Да, именно это я спрашиваю, — к шестнадцати годам меня было сложно вывести на эмоции. Я заключил их где-то внутри, видя перед собой лишь цель и пути к её достижению. Он поднялся и силой заставил меня сесть на его место, больно сжимая шею, он наклонил моё лицо к планшету с задачей по химии. Молекулярные формулы перед глазами так превратились в невнятную кашу. — Ты оскорбляешь меня этой ошибкой, тебе не стыдно? Это простейшая задача, как ты посмел не справиться с ней? Где ошибка, Ишигами, скажи мне сейчас же! — скрежет его голосом у уха, удары по голове после каждого слова в конце концов заставили меня больно приложиться носом об экран. — О чём ты думаешь? О чём ты думаешь, я спрашиваю? Потянув меня за волосы, он несколько раз ударил меня по лицу тыльной стороной ладони. Я не знал, что делать. Я не понимал, почему это происходит. Он бил меня так, словно ему хотелось добраться до моих внутренностей, расколов скорлупу, так много раз назвал меня бездарностью, что слово перестало казаться реальным, а у меня не было сил даже руки поднять — настолько было измучено моё тело тренировками. В конце концов профессор ушёл. Я встал с пола и забрал планшет. Моё лицо в зеркале светлой и просторной уборной, выглядело куда лучше, чем я его чувствовал. А себя в целом я чувствовал странно... я был просто опустошён. — Пробы и ошибки, — прошептал я, смывая кровь и поправляя одежду. — Ничего особенного, не стоит терять контроль. Этот профессор состоял в комиссии итогового экзамена. Если я не буду устраивать, меня могут отстранить. На секунду мне захотелось позвонить Бьякуе и всё рассказать, но я быстро прогнал эту слабость. Он ничего не сможет сделать такому человеку, ничего. Вздохнув, я отправился на нижний уровень блока, надеясь, что нужный мне человек ещё не ушёл — время позднее. — Доктор Уингфилд, — позвал я, постучавшись. Я нашёл его в кабинете управления медицинским оборудованием. Ксено Хьюстон Уингфилд — нейробиолог. Некоторое время я учился у него управлять удалённо операцией на некоторые участки мозга. — Сенку? — он снял очки, в которых работал с мониторами, и посмотрел на меня, стоявшего в дверях с планшетом. Он сразу же заметил моё состояние. Такое трудно не заметить. Подойдя к рабочей панели, за которой сидел мужчина, я положил перед ним планшет. — Я не вижу ошибку. Возможно, свежий взгляд поможет... Ксено посмотрел на задачу и указал куда-то. — Посмотри внимательнее на коэффициенты при жёстком окислении, Сенку, ничего не потерял? Задачка скучная… я бы тоже в такой стараться не стал. — А... — я понял, в чём ошибся сразу же, как только мне указали на момент, где всё пошло не так, но легче мне почему-то не стало. Да и решать заново смысла я не видел. — Идиотские задачи для дошкольников, разве можно на это тратить время? — деловито говорил Уингфилд. — Что ж, ладно. Я взял планшет и собирался уйти, как вдруг он снова со мной заговорил. — Твой итоговый экзамен уже скоро, да? Думаешь, пройдёшь? — Какие-то сомнения? Разумеется, я пройду, — ответил я, не оборачиваясь. — Тебя хотят утвердить в верхушку медицинской организации. В число приближенных Оскара Твена... знаешь, эти приближенные, решающие дела~. Профессора бьются за тебя, лишь бы тоже отхватить побольше влияния за твой счёт. Я замер, невидящим взглядом уставившись перед собой. Ноющие болью плечи напряглись так сильно, что руки пробрало дрожью и я едва не выронил планшет. — Ч-что? Меня?! — Тебя. Ты у нас лучший продукт системы образования компании, ну, — я услышал в его голосе улыбку, — один из лучших. Разумеется, не самый особенный, но планочка высокая. Он понял, кто меня избил. Он понял, что сказать мне это сейчас — всё равно, что всё объяснить. Давление на меня — результат моей же работы. Лиллиан не ошиблась, когда говорила, что с детьми делают что-то не то. Компания говорит о ценности ума и единстве, но всё это создано искусственно. Мы ненавидим друг друга, мы без конца рвёмся вперёд, однако всё это BG делает лишь потому, что у человечества не так много времени, как всем кажется. Но всё равно, даже в таких условиях, люди не могут сплотиться, а компания ещё сильнее мешает это сделать. Я впервые так чётко ощутил на себе это, я почувствовал, как шагал через все те этапы, что ломали сотни людей до меня... Людей, которые могли сделать что-то, но не смогли, людей, у которых отняли то, над чем они работали, и вырвали из системы с корнем, потому что решают десятки повыше, а не сотни пониже. Неизменно. «Они не спасают всех, они спасают лучших», — меня едва не вырвало от этой мысли. — Удачи на экзамене. Люди верят в тебя, Ишигами Сенку, — улыбался Ксено, смотря на меня пустыми тёмными глазами. Ничего не ответив, я ушёл. За день до экзамена я начал чувствовать, что тело явно не в порядке. Мне было плохо, мысли без конца мучили меня, мешали спать, мешали есть. Я не отвечал на сообщения, не мог произнести ни единого лишнего слова, лишь повторял и тренировался. Когда в день экзамена я проснулся, встать с кровати я не мог критично много времени. Нужно ли мне позвонить отцу? Стоит ли мне спросить у него совета? Но ведь я обещал справиться... Я покинул квартиру и побежал на станцию. «Позвоню, когда сдам. Расскажу ему всё, возможно, смогу встретиться с Лиллиан скоро», — эти мысли открыли во мне второе дыхание. Я потерял сознание на четвёртом часу операции. Не помню, как попал домой, кажется, кто-то подвез меня. Я помню себя сидящим на полу у отцовской кровати, рядом был пакет с витаминами, которые мне выдала медсестра, а в руке я сжимал телефон. Я пробыл в отключке до конца дня, так что сейчас внимание легко могло зацепиться за огни ночного города. — Старик, я провалил итоговый, — репетировал я, пытаясь сделать голос хоть чуточку живым, — вернусь, наверное, к астронавтике, да? Не знаю, что делать сейчас, но что-нибудь придумаю. Выдохнув, я набрал его номер, перед этим взглянув на фотографию контакта — убедиться, что звоню ему. Я ждал ответа минуту, десять, тридцать, час. Невозмутимо снова и снова набирал номер, пока в итоге не услышал то, что вызываемый номер вне зоны действия сети. Я думал, что это временный сбой, но ситуация не изменилась ни через неделю, ни через месяц. Было лишь объявление о непредвиденных технических работах на точках связи. Я верил, но вся моя жизнь перестала казаться мне... моей. Я словно себе не принадлежу. Компания не должна существовать в том виде, в каком она сейчас существует. Мне так отчаянно хотелось вырваться, что я сделал всё, лишь бы упасть так низко, как только могу — стать никем в кратчайший срок. Чтобы не навредить своим падением моим друзьям, я ограничил с ними всякие контакты. Был лишь один день в году, когда я мог позволить себе быть с ними рядом — День Города. Но все эти три года они всё равно встречали меня с улыбкой. — Теперь я упал ниже некуда, — усмехнулся Сенку, — прости, что говорю так о Дарктоне. Я... — Всех... — прошептал Ген, смотря куда-то перед собой и прижимая колени к груди, — ты хочешь спасти всех? — Я верю в людей. Это глупо, да? — Я не верю, но... я верю в тебя, — бывший крупье положил голову на чужое плечо. — Если есть способ, ты его найдёшь. Сначала узнаем о Бьякуе, а затем пойдём дальше, да?~ Внезапно Асагири вздрогнул и резко вскочил на ноги. Он всё это время слушал молча и внимательно, но сейчас вдруг до него дошло: — Лиллиан Вайнберг тебе, типа, матери?! Ишигами рассмеялся и произнёс: — Ох, придётся пройтись по некоторым аспектам дополнительно!