adora's NN

Доминик Честертон просто терпеть не мог вечеринки и на то была уйма вполне разумных причин. Пьяные и обдолбанные чем попало подростки, что слонялись по всем помещениям и не только, вызывали у Доминика лишь презрение и антипатию. Было что-то уж слишком безрассудное и глупое в их идиотских движениях под музыку и второсортных играх вроде «Я никогда не..». Так сверху они ещё и накидывались палёным алкоголем вперемешку с неизвестно откуда доставшимися травкой и наркотиками. Это всё было чересчур сильно пропитано тупостью и прекрасно отображало деградацию современной молодёжи. Конечно, Роберт каждый раз на подобные заявления своего друга отвечал одинаково, вроде «Ты говоришь, как моя бабушка» или «От тебя воняет старостью» и всё в таком духе. Доминик же так не считал. С самого детства, а вернее с момента, когда он понял, что развлекать его никто не будет, ведь родители посвятили всех себя карьере, Доминик всегда знал, чем себя занять. Ему не нужна была компания безмозглых соседских детишек или куча дальних родственников, куда его вечно хотели сплавить родители. Ещё в раннем возрасте Доминик нашёл гармонию в уединении с самим собой. Это доставляло ему неимоверное удовольствие и блаженство. Он навсегда закрепил в голове одну конкретную мысль, что лучшим компаньоном для него не будет никто, кроме его самого. Для него не было огромной трудностью использовать свой мозг и придумать себе какое-нибудь занятие. Да и в целом, Доминик был зависим от монологов в глубине своего сознания. Порой, он часами мог лежать на кровати и просто думать. Можно сказать это было его любимым занятием, за исключением слежки за Томасом Крамсом. Так или иначе, как бы сильно Доминик не жаловал подобные «светские» мероприятия, он совершил достаточно крупную ошибку, подружившись с Робертом Харрисом. Само собой Роберт был его чуть ли не самым любимым человеком, но даже у наших близких есть свои минусы и червоточины. В случае с Робертом, по мнению Доминика, была его склонность, а вернее зависимость от устраивания вечеринок. И всё бы ничего, но на этих тусовках можно было встретить людей даже с соседнего городка — настолько все были наслышаны о местных «star parties». И признаться, это было не так плохо, как могло бы быть. Конечно, Доминик ненавидел большие скопления людей и почти всё время таких вечеринок проводил либо в комнате самого Роберта, либо на одном из балконов с пачкой сигарет и/или с очередной книгой с психологическим уклоном. Нередко, пересиливая навязчивую головную боль от столь громкой музыки, Доминик мог «выйти в свет», устроившись на каком-нибудь кресле или на диванчике в углу, дабы понаблюдать за своими «подопытными» в их естественной зоне обитания. Ему нравилось уделять внимание незначительным деталям человеческого поведения, что прекрасно отображали всю людскую суть и натуру. Он мог часами изучать несколько человек, а к концу вечеринки мог составить их полный психологический портрет. Но, по его мнению, это не было чем-то стоящим — лишь так, разминка для мозгов. Бывали случаи, что он напивался. Конечно, куда без этого. Но в его случае алкоголь был чем-то вроде пути отступления или же успокоения. Стоит только какому-то придурку толкнуть его или сказать пару нелицеприятных слов, как кулаки Доминика были готовы сравнять лицо такого мудака с землёй. На такие случаи Роберт всегда был неподалёку и почти всегда умудрялся предотвратить непоправимое. Но после этого был вынужден, в качестве такого своеобразного наказания за лишение возможности спустить пар, просидеть до утра у туалета, развлекая или утешая Доминика, что беспрерывно выворачивал свой желудок наизнанку. Но было в таких ночах и что-то по-своему личное. Под воздействием алкоголя Доминик становился более покладистым и сговорчивым. Вместо привычных колкостей и язвительности, Роберт мог услышать вполне себе дельный совет или какую-нибудь очередную слезливую историю, вследствие чего ему пришлось бы ещё пару часов успокаивать Доминика, гладя того по спине и волосам, и обнимая. Их отношения нельзя было назвать чем-то определенным. Они просто были близки. Однажды идиотский младший брат Доминика, как он его сам называл, даже «пошутил», что зачем Роберту Медея, если они с Домиником и так могут жить прекрасной супружеской парой. Несмотря на полученный удар близстоящим стаканом, от которого младший Честертон, к счастью, успел увернуться, Доминика порой самого посещали подобные мысли. Но это были скорее мечты о совместном будущем, где они с Робертом переедут в какой-нибудь мегаполис и снимут квартиру. Это в действительности избавило бы Доминика от множества проблем, ведь иногда казалось, что без Роберта он бы давно пропал. Загремел бы в колонию для несовершеннолетних или уже в тюрьму за преднамеренное убийство. Кто знает, на что способен этот дьявол в обёртке ангела. Эта вечеринка не была особым исключением, так как Доминика сюда вновь заманил Роберт, под предлогом просмотра психологической документалки после, что сам Харрис просто терпеть не мог, поэтому Честертон просто не позволил себе упустить такую возможность. Но в отличие от предыдущих разов, когда Роберт приглашал Доминика заранее или же забирал парня сразу из дома, в этот раз Доминик добирался на своих двоих, по приходу обращая внимание на столпотворение людей повсюду. Куда не глянь — всё заполнено слоняющимися туда-сюда подростками. Громко играет музыка, задорные крики внутри и снаружи дома, оглушительно хлопающие двери и ещё много других «прелестей» тусовок. Доминику потребовалось пару десятков секунд стояния на месте, чтобы успокоить всё внутри себя. Его тревожность всегда граничила с полным безразличием ко всему и всем. И всё время одна эмоция просто перевешивала другую. Сейчас же было что-то неопределенное, что как раз так и не нравилось Доминику. Проходя мимо людей, многие из которых опасливо расступались заранее, прекрасно зная о чересчур вспыльчивом старшем Честертоне, Доминик пару раз скривился из-за сильного изобилия запахов, начиная от некрепкого алкоголя, заканчивая чьими-то приторными духами. И, если он думал, что снаружи полным полно народу, его ожидало разочарование. Обычно Доминик находился внутри дома, когда начинали приходить люди, поэтому никогда сильно не оценивал общий наплыв гостей. Сейчас же от количества человек начинала кружиться голова. Но основной задачей было найти виновника этой изощрённой пытки, которому предстояло четыре часа просмотра документального фильма, среди всей этой толпы и ужасающего комплекса смрада. Даже не такой уж и маленький рост не позволял Доминику отыскать нужного человека в его собственном доме, что казалось просто смехотворно. Вон Медея Пристли и его сестра Нора сидят на диванчиках в компании ещё нескольких девушек. Рядом семенит полоумный Адам, за которым плетется их негласный приёмыш Кит Пристли. Где-то поодаль Психея и Иветт Кларк, что закатывает глаза на очередное предложение собеседницы, а в самом дальнем углу на любимом диванчика Доминика какой-то парень, дружок Кита — Данте, кажется, вжался в подушку позади себя и тревожно оглядывает всех вокруг, изредка останавливая взгляд на Пристли. И впрочем, ничего нового Доминик не увидел, главное что самого Роберта по прежнему нигде не было. Спрашивать у безмозглого братца или у его «хвоста» желания не было, ровно также, как и искать Харриса самому, поэтому, долго не размышляя, Доминик протиснулся к лестнице на второй этаж, брезгливо обходя прилипших к друг другу парочек и нюхающих что-то на подобии кокса подростков. Дурдом, ей богу. Выполнив эту весьма не лёгкую задачу, он наконец-то добрался до нужной двери, открыв которую, закрыл обратно и с громким вздохом закатил глаза. На огроменной кровати Роберта уже расположилась тройка каких-то ребят, кажется, выпустившихся в прошлом году, по видимому, экспериментируя с друг другом. Быть вуайеристом желания не было, по крайней мере сейчас, когда так требовалась тишина и покой. Возможно в другой раз для разнообразия Доминик постоял бы в дверях подольше, ожидая как скоро будет замечен и какая реакция возникнет у молодых людей, но настроение было неподходящим. Следующая комната была бывшей спальней бабушки Роберта и была плотно закрыта на ключ, по собственной инициативе самого хозяина дома. Роберт никого туда не пускал, даже Доминика, не позволяя кому-нибудь побывать в священном, как он считал, месте. Дальше была уборная, которая конечно была закрыта, в такой то наплыв людей. Многие не брезговали перелазить через забор на заднем дворе и спускать нужду где-то там, что в который раз подтверждало скептическое мнение о вечеринках Доминика. Единственное, чего ему сейчас хотелось, это найти укромный уголок, где его никто не тронет и где не тронет никого он, что с каждой секундой казалось всё более невозможным. И видимо сам «Господь Бог» решил сжалиться над ним, либо же поиздеваться, как выясниться позже, достаточно просторная кладовая в конце коридора оказалось открытой и «практически пустой». —Почему я должен искать тебя по всему-.. — Доминик мгновенно замолк, опешив и на несколько секунд уставившись на разворачивающуюся картину перед собой. Нет, ну кто бы мог подумать. Из всех людей, кого мог бы тискать в кладовой своего дома Роберт Харрис, это оказался объект одержимости его лучшего друга на протяжении уже как почти года Томас Крамс. Доминик даже не удосуживает себя закрыть дверь, а просто отворачивается и уходит оттуда настолько быстро, как могут его унести ноги. Кажется, словно под его шагами содрогается пол и весь дом, что вполне объяснимо. В душе, как и во всём теле, пылает огонь злости вперемешку с наступающим безумием. Руки сжаты в кулаки, и упаси господь того, кто попался ему бы сейчас на пути. В голове огромная паутина мыслей, лихорадочно бегающих из угла в угол, устраивая такой гул, что никакие техники дыхания, советуемые его психотерапевтом, уже не спасают. И, наверное, Доминик бы сейчас влетел во всю эту толпу на первом этаже и сцепился бы с первым попавшимся идиотом, если бы не настойчивая рука, буквально вталкивающая его в какую-то комнату. Тройка на кровати, замечая новоприбывших, быстро ретируется, попутно собирая разбросанную повсюду одежду, и быстро закрывает за собой дверь. Доминик со всей силы отталкивает от себя нежелательного собеседника и поворачивается к нему лицом. Уже в следующую секунду его губы оказываются в плену у чужих, владелец которых настырно прижимает Доминика к себе. Крупное телосложения оппонента не мешает ему укусить чужую нижнюю губу, после чего сам Роберт отскакивает назад. —Ауч. — только и вырывается из него, пока рука тянется ко рту. —Сам виноват. — прошипел Доминик, скривив брови. —Не трогай меня больше, ясно? Роберт чуть слышно усмехается, слизывая со своих пальцев собственную кровь. —Душа моя, не драматизируй. —Пошёл ты. — Доминик пытается обойти Роберта, на что тот ожидаемо преграждает ему путь. —Отвали. Харрис самозабвенно расплывается в улыбке и проводит ладонью от плеча до ключицы Доминика, на что получает сдавленный вдох. Он никогда не забывает слабые точки Честертона. —Я серьезно, Харрис, прочь с дороги. Нам с тобой не о чём разговаривать. —Тут я бы поспорил, милый. —Хватит твоих слащавых прозвищ. —Доминик делает очередную попытку уйти, но Роберт перемещает свою руку на чужую шею. —Играть вздумал? Роберт неопределенно пожимает плечами и поднимает одну бровь вверх. —Я думал тебе нравится подобное. —Но не после того, как ты лизался в дёсны с ним. Дёргается дверная ручка, после чего в проёме замирает обеспокоенное лицо Томаса. —Солнце, я же сказал подождать снаружи. — неспешно протягивает Роберт, совершенно не изменившись в лице и в своих действиях. —Я-я думал что-то случ-чилось.— нервозно пролепетал Крамс, поправляя одной рукой очки. Харрис по тёплому улыбается. —Ничего. Заходи. И закрой дверь. Томас послушно исполняет услышанное и неловко замирает у стены, переводя взгляд с одного парня на другого. Доминик не может поверить своим глазам. Он слишком редко, практически никогда, отказывался так близко к объекту своей одержимости, несмотря на почти ежедневную слежку. Его сердце пропустило удар. —Иди сюда, Том. — ласково, почти пропевая, произносит Роберт и вытягивает свободную руку. Томас ожидаемо закатывает глаза на одну из нелюбимых форм имени, но повинуется, уже через пару мгновений отказываясь вблизи к замеревшему Честертону и самодовольному Харрису. Томаса, похоже, совсем не смущало положение, в котором сейчас находился Доминик, впрочем как и самого Доминика. Единственное, о чём мог думать Честертон, был сам Крамс. Его наверняка мягкие и блестящие волосы, слегка неряшливые, но придающие определенный шарм. Его милая и всегда смущённая улыбка, от которой появлялись милые ямочки на щеках с лёгкой россыпью веснушек. Эти прекрасные карие глаза цвета молочного шоколада, что тот всегда прятал и опускал в пол из-за своей очаровательной стеснительности. Его аккуратный нос с небольшой горбинкой и изящно выраженные брови, делающие его взгляд нередко очень загадочным. Тонкие запястья постоянно мёрзнувших рук, что хотелось взять в свои собственные и никогда не отпускать. Понятием идеала для Доминика был Томас и только он. Он никогда не находил и не нашёл бы ни одного изъяна в объекте своей одержимости, потому что попросту считал того безупречным. И, кажется, был ещё один человек, который разделял его мнение. —Эй. Эй. Доминик?—Роберт щёлкает пальцами перед лицом у парня, фокусируя взгляд того на себе, — Привет. — он улыбается краешками губ.— Рад, что ты вернулся. —Что?— вырывается у Доминика, быстрее, чем он понял, что несколько минут не мог отвести глаз от Томаса и совершенно ничего не слышал. —Поцелуй его. —Что?!— вырывается уже у двоих парней, что теперь вдвоем уставили на Роберта, словно тот был воставшей из грабницы Клеопатрой во всём своём обличие. Харрис громко цокает и делает пару шагов назад, принимаясь активно жестикулировать руками. —Вы нравитесь мне, я вам, а вы друг другу, я просто не понимаю в чём проблема. —И давно ты вынашивал этот «гениальный план»?— скептически уточняет Доминик, складывая руки на грули. —Около двух месяцев. Роберт замечает поднятую бровь Честертона и понимает, что вопрос был шуточно-риторическим. —Да ладно тебе. —стонет Харрис. —Сколько ты выпил?—уже серьезно спрашивает Доминик. Вместо ответа Роберт возвращается на прежнее место и кладёт обе руки на плечи парням, разворачивая тех лицом к друг другу. —Сейчас важно только это.— с каким-то детским предвкушеним восклицает тот, принимаясь внимательно следить за происходящим, словно здесь и сейчас огромный паук намеревался съесть крокодила. Доминик явно собирается ответить что-то колкое и язвительное, но не успевает, так как его целуют. И, конечно, будь это снова Роберт, он бы не выдержал и дал тому в морду, но сейчас внутри него буквально взорвались тысячи фейерверков в один миг. И как можно думать о чем-то кроме этих нежных теплых губ? Правильно — никак, Доминик ясно сделал этот вывод. Всё проведенное время за слежкой он и представить себе не мог, что когда-нибудь всё зайдет настолько далеко. Даже в самых смелых мечтах Доминик не мог представить, что что-то подобное когда-нибудь всё же произойдет. Его целует ¡Томас Крамс¡. И даже, если это сон, Доминик отрежет голову Адаму, если тот попробует его разбудить. Они не раз целовались с Робертом, это не было секретом, но только сейчас Доминик почувствовал колоссальную разницу между их страстными и в какой-то степени дикими поцелуями с Харрисом и с трепетным и невинным поцелуем с Крамсом. Губы Томаса были искусанными, вследствие постоянной нервозности, поэтому Доминик томно проводит языком сначала по нижней, а потом по верхней губе, вынуждая Томаса прильнуть к нему всем телом, цепляясь ледяными пальцами за толстовку второго. Доминик, не помня себя от блаженства, проводит руками по шелковистым русым волосам Крамса, углубляя поцелуй, после чего послышался приглушённый стон. —Ну что? Предлагаю попробовать. —лукаво изрёк Роберт, всё ещё заворожённо смотря на горячо целующихся парней.