Love wins all

Несмотря на то, что мои ноги подают явный знак,

Что я не смогу убежать от тьмы,

В сердце моем — страдания.

Во мне — невинность,

А ты, ты ее похищаешь

Даже сквозь мельчайшие щели...

Chihiro Onitsuka - Innocence

Сенсорная депривация - частичное или полное прекращение внешнего воздействия на один или более орган чувств.  Зейн прекрасно знал, что это такое. В теории, ведь был врачом и просто человеком достаточно умным. И на практике, прожив достаточно долго, чтобы его и пытали, и многое другое. Это не было чем-то новым, однако… в любом случае приносило дискомфорт, заставляло хмурить брови, вместе с тем то и дело поднося к глазам руку. Мужчина закрывал их, касался век, надавливал на глазные яблоки до лёгкой боли, а после вновь пытался взглянуть на мир вокруг. Ничего. Пустота.  Даже не чернота, просто… ничего. Свет сквозь кожу не пробивался, как следствие, и такому явлению как “чёрное” возникнуть было неоткуда. Не было вместе с тем и цветных пятен из-за нажатия.  Чтобы не терять связь с реальностью, Зейн то и дело впивался ногтем большого пальца в кожу на указательном. Он проводил по нему, почесывал, пуская импульсы по нервным окончаниям, не двигаясь с места ни на дюйм, пока в голове был самый настоящий беспокойный рой.  Вы были вместе. Уже заходили за угол, еще буквально пять минут ходьбы и все, дом. И именно в этот миг появился Странник, создавший закрытое поле. Именно он… одной из атак сумел ранить, ослепить, после чего - темнота. И мужчина откровенно не понимал, каким образом подобное с ним вообще могло произойти. Каким образом он мог потерять сознание, оставив тебя одну?  Размышляя об этом, о произошедшем, Зейн чувствовал, как в горле появлялся мерзкий ком, впивающийся в гортань шипами, а воздух же застревал в легких. Дышать, по сути, и не хотелось то особо. Скорее ударить себя несколько раз, в идеале - посильнее, впиться ногтями в кожу ладоней так, чтобы пошла кровь, а потом заморозить себя, покрыв болезненной коркой льда, после которой на теле то здесь, то там - шрамы. Это было нездорово, неправильно, и ты подобное поведение осуждала.  Нет, не совсем верно. Волновалась. Просила себя не корить и не наказывать, ведь все бывает, а Зейн - сейчас тоже простой человек, которому не может быть подвластно если не все, то хотя бы большинство на этом свете.  Поэтому мужчина этого всего не делает. Хотя бы из-за отсутствия времени, нужно было… осознать себя в пространстве нормально, найти тебя.  Проведя ладонью по ближайшей поверхности, он прислушивается к своим ощущениям, ведь до этого как-то возможности не было: разум захватили переживания, самый настоящий животных страх. Не за себя, боже. Это даже смешно. За тебя и за твою же жизнь, за твое сердце, которое было, на взгляд врача, до сих пор слишком слабым.  И нет, он не был параноиком, это - мнение профессионала, ничего более. Ладно, если таковым и правда являлся, то совсем чуть-чуть. Зейн надавливает ладонью. Мягко. Ведет ею, понимая, что где-то сидит. Скорей всего, то был диван. Вместе с этим он вздыхает поглубже, старательно пропихивая в лёгкие воздух. Те, как оказалось, все это время горели, ведь он решительно не собирался ранее наполнять те кислородом. Не самая мудрая мысль, но и он не образец здравомыслия, когда твоего присутствия совершенно не ощущалось, а взять отправиться на поиски - не вариант. Второе осознание - Зейн был дома.  Об этом говорил аромат сандала, а еще османтуса и морозной свежести, витающие в воздухе.  И этот факт принес намного-много больше облегчения, чем мужчина вообще изначально планировал как-то испытывать.  Настолько, что с губ срывается рваный выдох, будто бы кто-то резко ударил в солнечное сплетение.  Хорошо, чудесно… Теперь стало немного лучше.  Однако не до конца, ведь главный вопрос все равно оставался: где же ты?   — Т\и? — и голос сейчас мужчину как-то совершенно не желал слушаться, а еще в теле ощущалась противная слабость. Стоило только попытаться встать, Зейн самым глупым образом упал обратно на диван, ударяясь после о его спинку. Это заставляет сжать до боли челюсти, нахмуриться. Блять…  Чувствовать себя беспомощным - последнее, чего вообще хотелось в этой жизни. Быть слабым.   Он ведь на пике своей силы проигрывал, что же могло быть теперь?…  Внутри ощущается обжигающая горло желчь, отвращение столь сильное, что для его описания не хватит всех слов мира, каждого чертового языка, ведь от одного только “а если” Зейну хочется себе грудину разрезать, ребра наружу вывернуть, а затем и само сердце.  А если бы он очнулся не в собственном доме, а там, на улице? На грязном асфальте? Сейчас все еще вполне неплохо, логично. В нос не ударяет запах крови, скорее уж порошка для стирки, а на теле же ощущается ткань чистой одежды. Следовательно, ты справилась, перенесла его, переодела, а после и уложила. В ином случае все бы означало, что и ты сама в плачевном состоянии. Ранение - половина беды. О ином же варианте даже думать не хотелось, ведь сразу же накатывала тошнота. Зейн прижимает ладонь ко рту, сдерживая рвотный позыв. Если бы он открыл глаза, а затем увидел тебя, лежащую рядом… чья грудь более не вздымается… это… — Зейн? Зейн! — в твоем голосе звучит ничем неприкрытая паника, ведь, да, конечно, врач всегда был бледным. Некая особенность, однако сейчас… тот скорее походил на настоящее полотно, чем на живого человека: с кожи пропал всякий там румянец, а ведь тот на ней красовался каких-то минут шесть назад! Ты всего лишь отошла в душ, чтобы смыть с себя пыль, грязь и выкинуть в мусорку испорченные после битвы вещи. — Т\и? — до этого момента ты правда считала, что находишься на том самом пике волнения. Да, конечно. То, как звучал сейчас Зейн, доказывало тебе совершенно обратное. Именно этот человек готов был уже душу небесам отдать, судя по этим ноткам. А уж с учетом чужого спокойствия большую часть времени те вовсе пробирали до костей, заставляя ускориться.  Ты бросаешь пакет с изорванными вещами на пол, а после в несколько широких шагов, едва ли не бегом, добираешься до дивана. Он - самое дальнее куда ты смогла протащить чужое тело на своих руках. Охотница охотницей, однако Зейн был на несколько голов тебя выше, шире в плечах, а уж о чужом весе и говорить не стоило. В обычном состоянии ты бы с легкостью того поносила как принцессу, почему бы и нет? Дайте только разрешение и волю. Но уж не после схватки со Странником, потрепавшим вас обоих. Мужчину - сильнее всего. — Я здесь, — произносишь ты, аккуратно касаясь чужой руки. Ты совсем слегка сжимаешь ту в своей, чувствуя, как уже через миг Зейн подается всем телом вперед. Он, явно желая коснуться, тянется к тебе, но в последний момент замирает, словно вдруг испугавшись чего-то. Вот только чего?...  Ты уже открываешь рот, желая этот вопрос задать, однако мужчина тебя перебивает, произнося куда быстрее: — Ты как? Ранена? — спрашивает он и, даже не услышав ответ, продолжает: — Где?  Говорит Зейн все это так, словно сейчас не был слеп, подобен новорожденному котенку. Само сравнение забавное, ситуация - пугающая. Но именно из-за последнего пункта с губ срывается смех, крайне нервный, надрывистый, в котором нет ни грамма веселья как такового. Ты видишь, как от этого звука чужое тело замирает. Как каждая мышца напрягается, и ответ в голову приходит достаточно быстро. По сути, тебе и раздумывать не стоило, все крайне очевидно. — Опять винишь себя, Зейн? — вопрос, конечно, вот только тебе не нужно, чтобы мужчина что-то там говорил. Ты и так прекрасно знаешь, что да.  Винил. Обвинял. А затем и накручивал. Возможно, даже причинял боль, не в силах справиться как-то иначе с тем, что творилось на душе.  Ужасно… просто ужасно.  — Все хорошо, — шепчешь ты, сокращая расстояние самостоятельно.  Возлюбленный ведь этого сейчас сделать не решится. В его глазах ты - хрусталь, покрытый трещинами. Любое даже самое осторожное прикосновение может тебя разрушать. Скорей всего, тот думает, что ты обижена, злишься, чувствуешь себя преданной или что-то в таком духе. Не защитил, пострадал сам, доставил проблем. Обычный ход мыслей Зейна, привыкшего слишком сильно все контролировать вплоть до мелочей. Секунда, и твои руки ложатся на плечи. Точенные, подобные глыбам льда. Зейну явно тяжело сейчас сдерживать свой эвол, как-то управлять им, ведь мороз ощутимо по телу. Холод буквально впивается в чувствительную кожу, заставляет покрываться ту мурашками и едва ли не вздрагивать. Не слишком больно, просто неприятно.   Ты вновь повторяешь сказанные ранее слова. Безумно тихо, однако сейчас и этого достаточно. Громко не нужно, звук будет неприятно бить по ушам, раздражать, перегружать. А этого бы совершенно не хотелось. Аккуратно сцепив руки в замок за шеей мужчины, ты садишься ему на колени. Тот ведь эту позу та любит. Зейну слишком сильно нравится ощущать твоей вес на себе. На своих руках, груди, вообще где угодно. Тот - доказательство присутствия. Теплота кожи - жизни. Он любит класть ладонь на твою грудь, чтобы ощутить удары сердца, прижаться губами к запястью в месте, где под тонкой кожей бьется пульс. И ты касаешься чужого лица, скользишь по скулам кончиками пальцев, пока чужие ладони накрывают твои руки сверху. Холодные, в них ощущается дрожь, передающаяся тебе самой. Она бежит по телу, впиваясь иглами в кожу, а после те проскальзывают глубже, отчего губы трогает кривоватая улыбка. Ты знаешь, что Зейн не видит, попросту не может сейчас из-за своей травмы, однако…  — Я тут… — вновь шепчет ты, повторяешь, понимая, что этих слов сейчас не будет достаточного. Самого твоего присутствия, этого веса на коленях мужчины - тоже. Пока нет, нужно было подождать, провести так еще несколько часов, чтобы он успокоился, поверил, хотя бы немного перестал винить и обвинять себя. То ведь поистине глупо.   В ситуации, если уж и искать совершившего ошибку, стоит скорее в тебя пальцем ткнуть. Само твое присутствие во время битвы рядом с Зейном - триггер, красная тряпка для быка. Тот вечно оглядывается, теряет концентрацию. С одной стороны, вы прекрасно работаете вместе, с другой - вот это. — Сильно испугался? — и вопрос этот скорее риторический.  Конечно. Зейну хочется сказать да, очень. Просто безумно сильно. Стоило открыть глаза, не увидеть рядом ни тебя, ни чего-либо еще, он подумал, что умер. Однако в ужас привел его не факт собственной смерти, то были мысли о тебе. Если он сейчас здесь, то где же ты?  Что с тобой?  И так по чертовому кругу.  Вновь наступая на грабли этих размышлений, мужчина сам не замечает, как его руки облетают твою талию, он прижимает тебя к себе, вжимается носом в твое плечо и дышит-дышит-дышит. Тяжело, рвано, обдавая горячим, паническим дыханием.  Это похоже на падение в озеро.  Как тонуть тёмной ночью, во время которой на небе нет ни одной достаточно яркой звезды, чтобы пробиться сквозь толщу воды. Та давит на тело, забивается в легкие, и ты медленно погружаешься все глубже и глубже.  Мучительно задыхаешься, чувствуя, как сил все меньше и меньше. И внутри лишь одна сплошная паника. Страшно. — Тише… тише… — твои руки соскальзывают на спину такую широкую, но сейчас - беспредельно хрупкую. Этот человек будто бы вмиг уменьшился в своих размерах, стал похож на маленькую снежинку, упавшую на ладонь. Ты аккуратно гладишь мужчину, шепча то одну, то другую глупость. Что все в порядке. Ты в порядке. Ранена ли? Да, но совсем чуть-чуть. Всего лишь пара ссадин то тут, то там, несколько на коленях из-за падения. Тут больше всего жалко джинсы, ведь, Зейн, я их совсем недавно купила, вот это потеря! О тебе вообще не стоит волноваться, ты крепкая.  И вот последняя фраза срывает с чужих губ совсем тихий фырк. За всей этой болтовней тебе даже кажется, что то иллюзия.  — Ты слишком беспечна к своему здоровью, — Зейн пытается звучать строго, натянуть на себя личину врача, но получается у него это из рук вон плохо. В сочетании с судорожными объятиями - тем более. Ты совершенно этой игре не веришь.  Тот опять решил натянуть на себя личину спокойствия, когда в душе у него до сих пор ураган.  Аккуратно отстранившись, ты вновь кладешь руки на чужие щеки, а затем оставляешь поцелуй в уголке губ. — Тебя поразила пыльца, — начинаешь говорить ты. Каждое слово - новый поцелуй. Легкий, очень быстрый, и из-за каждого мужчина вздрагивает. Его пальцы то сжимают твои бока сильнее, то расслабляются, словно тот не знает, что ему сейчас делать. Прижать к себе сильнее? Оттолкнуть? Как поступить? И это даже мило, очаровательно. — Она попала в глаза, а еще в дыхательные пути. К счастью, вдохнул ты не так много, а вот веки прикрыть не успел. Я уже использовала свой эвол, чтобы убрать большую часть, завтра-послезавтра зрение должно вернуться.  Зейн, если честно, до этого момента совсем не думал о своих глазах в этом плане. Он слишком зациклился на тебе, на своем страхе остаться одному. И это было не что-то эгоистичное. Мужчина бы смог жить, зная, что ты сейчас встречаешься, влюблена в кого-то другого. Это бы не было проблемой. Да, причиняло бы боль. Но с той вполне себе можно существовать.  Это касалось твоей смерти. Переживать ту вновь - настоящий кошмар, просто в этот раз слегка новый.  Поэтому и с ответом Зейн как-то не находится. Он просто сидит с закрытыми глазами, впервые за долгое время зайдя в тупик.  — Могу ли… уже я коснуться тебя? — и произносит мужчина это крайне неловко, будто бы вы не были женаты вот уже несколько лет, не засыпали и не просыпались вместе, видев друг друга во многих неприглядных состояниях.   На твоих губах невольно появляется легкая улыбка.  Что ж, это прогресс. Уже лучше, вы ощутимо двигаетесь вперед, сделав несколько шагов от состояния “я - худшее, что случалось в жизни т\и” и “я просто подвел ее, подверг опасности”.  — Конечно. И в обычной ситуации ты бы ответила шутливое “а если я скажу нет?”, какое-нибудь “и сам ведь знаешь, чего спрашиваешь?”. Но в этой ситуации согласие - безумно важный пункт. Нужно было говорить все вслух, ведь Зейн не видел. Он чувствовал, слышал, но выражение твоего лица для него - загадка. Это было правдой.   Даже услышав ответ, мужчина колеблется. Он ждет несколько мгновений, будто бы ты следом можешь добавить “нет, нельзя”, совершенно не воспринимая факт, что прямо сейчас ты сидела у него на коленях, поглаживала спину. Все это казалось фоном, на переднем плане было все остальное.  Собственное желание ощутить под пальцами теплую кожу.  Прижаться вновь лбом-носом-губами к шее и плечу, чтобы вдохнуть родной запах. Запустить руки в волосы, провести так где-нибудь. Беспорядочно, рвано, лишь бы касаться. Трогать-трогать, будто бы ребенок, впервые начинающий исследовать мир вокруг. Ты, наблюдая за чужими метаниями, не торопишь. Лишь продолжаешь свою незамысловатую ласку, выводя то один, то другой узор на чужой спине, пока Зейн медленно отстраняется от плеча. Он открывает глаза, хмурится, и ты видишь, что в тех пустота. Не отражается ничего, лишь полупрозрачная мутная пелена, словно небо вдруг затянуло тучами. Первое прикосновение выходит неловким и рваным. Стоит мужчине накрыть ладонью твою щеку, как его рука крупно вздрагивает, пальцы поочередно слегка сжимаются, приподнимаются, а после опускаются обратно. Он будто бы не ожидал почувствовать твое тепло, словно думал, что происходящее - сон. Как бывает обычно, некое начало кошмара.  О тех Зейн тебе рассказывал. И ситуация эта в самом деле на них похожа. — Чувствуешь? — ты едва не произносишь “видишь?”, это было бы ужасно. К счастью, исправляешься ты буквально в моменте. — Я правда тут.  И мужчина кивает, глубоко вздыхает, скользит чуть ниже, проводя большим пальцем по нижней губе, а после дальше к подбородку. К правой руке присоединяется левая, после чего тебя попросту начинают касаться то тут, то там. Шершавые ладони скользят по коже лица, по шее, слегка мокрым после быстрого душа волосам. Тут еще удивительно, что Зейн ничего не говорит. Пожалуй, лишь пока. Позже, когда к нему вернется зрение, он точно выскажет на эту тему пару слов. Например, что к нему не стоило спешить, нужно было хорошо вытереть голову, просто себя и одеться потеплее, а дальше уже по накатанной пройдется по всем косяками.  — Мгм… — шепчет мужчина, прижимаясь своим лбом к твоему. — В самом деле тут. Какое же облегчение…  На последних словах твое сердце замирает, а затем болезненно ударяется о ребра, отчего глаза начинает щипать.  Черт…  Твои пальцы судорожно хватаются за ткань футболки мужчины, в которую ты того кое-как смогла переодеть, после чего ты целуешь его. Целомудренно, абсолютно нежно, не углубляя и не делая ничего. Лишь замираешь вот так, ощущая на своих губах чужие, как те чуть приоткрываются, теплоту дыхания, судорожный выдох.  — И я никогда не покину тебя.  То была правда.  Ты четко была намерена сделать все, что было в твоих силах, чтобы более не трепать по возможности нервы этому мужчине. Хотя тут стоило прописать уточнение “своей смертью”. Просто доводить его - немного иное, с чем ты расставаться не собиралась.