Похмельные часов не наблюдают

В комнате нет часов, и Алла не помнит, куда положила телефон вчера, поэтому и там не проверить. За окном уже светло, Максима рядом нет, а на тумбочке белая таблетка и стакан воды. Кусочки льда все еще плавают на поверхности, не растаяли — значит, он недавно еще был здесь? Стоит пошевелиться, как в глазах темнеет от боли, голова просто раскалывается, и Алла почти наощупь ищет таблетку на тумбочке. Что именно там она не проверяет, если Макс оставил, значит, то, что нужно. Ледяную воду выпивает залпом, хотя стакан был полный до краев. Лед приятно тает на языке, скулы сводит от холода, но это даже к лучшему сейчас. Висевший вокруг плотной ватой воздух словно теряет густоту, и постепенно становится легче дышать. Алла покачивается на краю кровати, собираясь с силами чтобы встать и пойти в ванную. Не стоило столько пить вчера, конечно. Это все Буйнов виноват. — Завтракать? Максим опирается на косяк балконной двери, впускает в номер прохладный утренний ветерок. Ему явно непросто стоять после вчерашнего, иначе его бы не заваливало в сторону так сильно. То, что плохо не только ей, как-то даже ободряет. Алла медленно кивает, утро такое тягучее, разговаривать вообще не хочется, кажется, что если сказать лишнее слово, голова снова взорвется болью. Максим наливает ей еще один стакан воды, опускается рядом на кровать, и только сейчас Алла замечает, что он в одних трусах. — Мы договорились позавтракать с Буйновыми, — напоминает Макс. Алла морщится. Это она помнит. Откуда синяк на ноге и где ее телефон — не помнит, а что они договорились про завтрак почему-то да. Но уговор есть уговор, она Саше обещала, что они придут. — Значит, пойдем. — Она долго зевает, потом выпивает второй стакан воды, тоже залпом. — Ты же вчера договаривалась с каким-то там органом, чтобы похмелья не было, — насмешливо говорит Макс. Алла действительно так делала, это старый ее ритуал, предупредить печенку, что сейчас ей не поздоровится. Но голова болит так сильно, что смешного мало. — Я тебя ударю сейчас, — вместо угрозы это почти стон. Не надо было столько пить, не надо было. Но от воды правда полегчало, и они начинают собираться — мучительно медленно. Перед тем, как почистить зубы, она стоит три минуты, просто уперевшись ладонями в раковину. Надев один носок, замирает и смотрит в стену перед собой. Краска лежит неровно здесь, неужели раньше никто не обращал внимания? Вот здесь нужно было переделать. А ведь у них самый дорогой номер, дорогой — а краска неровно лежит. Из бессмысленных размышлений о краске ее вырывает то, что Максим, примерно настолько же разбитый последствиями вчерашнего, как и она, садится на пол и натягивает на ее ногу второй носок, коротко целует синяк пониже колена. Наверняка, он помнит, откуда этот синяк взялся. Нужно будет спросить. Сам он все еще в трусах и непонятно, когда эти сборы хоть куда-нибудь продвинутся. Наложить макияж не хватает сил, просидев перед зеркалом не меньше получаса, Алла надевает огромные солнечные очки и крупные кольца. Максим обнимает ее за талию, когда они выходят из номера, на лестнице тоже не отпускает, и даже интересно, он просто хочет быть галантным этим сонным утром или боится, что кто-то из них двоих потеряет равновесие? Алла бы предположила, что беспокоится он больше за нее, как обычно, но судя по тому, как медленно Максим моргает, это может быть и попытка удержать себя самого в вертикальном положении. Улыбчивая девушка в униформе провожает их на веранду, куда подадут завтрак — Буйновых здесь пока нет. Будет забавно, если они встать не смогут, хотя Алена, кажется, не пила столько, сколько они. Они устраиваются на плетеном диванчике, Макс подкладывает длинную подушку под их спины, но все равно неудобно, и Алла ерзает. — Я телефон потеряла, — говорит она, нарушая тишину наконец. В голове все еще гудит, но теперь как-то спокойно, без боли. — Ты его разбила, — рассказывает Максим, обнимая ее одной рукой, но делает это так лениво, что лучше бы уж и не делал. — Расстроилась и выбросила его в мусорку. — Там фотографии были... — Все сохранено в облаке, — отмахивается Макс. — Облаке? — облака такие красивые сегодня, она любуется небом через солнечные очки. Наверное без них она бы увидела его сегодня очень светло-голубым. — Я восстановлю фото, не бери в голову, — Максим явно сначала хотел ей что-то объяснить про телефоны, но сдался, даже не начав. По тому, как он трет бровь, Алла понимает, что в виске у него пульсирует боль, вот кому бы таблетка по утру не помешала, но он же наверняка не принял ничего. Алла смотрит на него почти в упор через очки. Зачем они вчера столько выпили? Не сказать, чтобы был какой-то весомый повод. С другой стороны, ее губы сами расплываются в улыбке, когда она воспоминает, как танцевала вчера со стулом, пока Макс пел с Колей Басковым. Давно они не веселились так, наверное, ни разу с рождения детей. — Надо прекращать пить, — голос Макса такой же ленивый, как весь этот день. — Дай сигаретку. — Я не курю, забыла? — Максим притворно кряхтит по-стариковски, когда лезет в карман за пачкой, открывает ее и протягивает одну Алле. Она берет сигарету губами, задевая его палец, ждет, пока Макс поднесет зажигалку и с удовольствием затягивается. Он тут же отворачивается, поднимая голову повыше, как будто бы туда не дойдет дым — на голодный желудок от этого запаха подташнивает. Пустая надежда, разумеется. Алла улыбается, выдыхая дым тонкой струйкой. С тех пор, как она бросила курить постоянно, сигарет с собой она не носит, но их все время носит Макс, чтобы она могла покурить, когда захочет, но не было соблазна делать это постоянно. Это ее идея, конечно, но уже столько времени прошло, и ни разу не было, чтобы Максим забыл сигареты, он исправно прихватывает с собой пачку и зажигалку. Зажигалки у него, правда, простые пластиковые, не те, к которым она привыкла. — Так и сам закуришь, — поддразнивает она. — Вот уж не дождешься. Интересно, что за последние годы впервые оставшись наедине без детей не из-за работы, первое, что они сделали — напились в слюни. Алла косится на Максима поверх очков, он встречается с ней взглядом. Перестал отворачиваться, видимо, смирился с тем, что дымом надышится. — Напоминает 2003-й. — Это когда мы были пьяные и счастливые? — у нее вырывается смешок. — Тогда похмелье проходило легче. Максим тихо смеется. У него-то тогда, кажется, случилось вообще первое в жизни похмелье, Алла все утро отпаивала его рассолом и чаем, яичницу ему жарила. Он касается губами ее волос и зевает. Кофе им уже принесли, но он полулежит на этом диванчике, рука Аллы на его груди, и до чашки никак не дотянуться. Хотя не то чтобы он не попробовал. Такое заторможенное утро, Алла не сразу понимает даже, что он делает, и Максиму приходится объяснять словами. — Остынет. — Закажем еще. — Как же так, ресурсы переводить? Транжира. Алла смеется, у Максима просто восхитительная способность заставлять ее улыбаться. Она тянется к столу и подает ему чашку все-таки. — Экономный ты мой. Они правда много пили тогда, в 2003-м. Максим сонно потягивает кофе, переплетает пальцы свободной руки с ее пальцами, унизанными огромными кольцами. Кольцо больно давит ему на костяшки пальцев, но он все равно не отпускает ее. — Тебя ведь бесило это тогда, — замечает Алла. — Что бесило? — Он понимает не сразу, а когда доходит — смеется. — А, пьянки твои? Нет, конечно, нет. Тебя так полоскали в прессе, я бы на твоем месте совсем спился. Да я и на своем месте не сильно отставал, честно говоря. Алла кладет голову ему на плечо, прикрывает глаза, и тяжесть в голове как будто немного отступает. А вот лень никуда не девается, к сожалению. — Ты ведь до меня не пил. — Не пил и не пел, — фыркает Макс, и обнимает ее чуть крепче. Теперь объятие наконец приятно, а то что эта его рука все как вобла дохлая. — Подтягиваюсь потихоньку. — Да уж подтянулся, — Алла усмехается, снова закидывая руку на него. Макс щурится, смотрит куда-то в сторону, а не на нее теперь. — Эй, ну вы чего?! Алла следит за его взглядом, снова усмехается — Буйнов фотографирует их, выходя на веранду вместе с супругой. Оба такие бодрые и улыбающиеся, что тошнить может только от этого, а не от похмелья. Максим наконец садится ровнее, все еще обнимая Аллу крепко. — Скинь фотографию, я в инстаграм выложу. — Конечно выложит, а то уже сутки ничего не выкладывал, подписчики соскучатся, — Алла отхлебывает уже совершенно остывший кофе и вздыхает. Судя по ощущениям, этот день никогда не закончится — но на часы за сегодня она так еще ни разу и не смотрела.