Обрати мою душу в слезную боль

— Чуя, мне кажется, тебе стоит завести кота, — где то глухо крикнул Мори, доставая из ящика стопку пыльных бумаг. Чувствуя, как мой нос резко озарила колкая щекотка, я звонко чихнул, шмыгая носом. Мори протёр очки, надевая их на нос, кончиком указательного пальца он поддел их до конца. Накренив голову в бок, я с интересом взглянул на одну из бумажек, в воздухе до сих пор витала пыль, Огай мазнул взглядом по листку и направил выжидающий взор на меня. — Ну? — А? Кота? — я вновь потерялся в мыслях, чертовых мыслях о том дне, когда встретил кота Осаму. Когда встретил Осаму. — Разве это хорошая идея, Мори? Столько ответственности… — И-ме-нно! — пропел гласные Мори. Встав из стола, и проходя мимо меня, на мгновение он поерошил мои волосы, запуская свежий воздух в помещение открыв окно. — Тебе стоит завести кота, Чуя, взять ответственность от которой ты так бежишь. — Мяу, мяу? — я повернул голову, моему взору пала чуждая улыбка и смешинки в фиалковых глазах. Осаму заглядывал на половину в кабинет, прикрываясь дверью, на его лице была тёплая улыбка. Он помахал мне рукой. — Дазай, — Мори удивлённо повернулся спешно взирая на часы, и подбегая к нему, удостоил его извинительным взглядом. — Чуя, я совсем забыл о времени, мы с тобой задержались на пять минут. Как и договаривались, в следующую среду? Мои глаза бегали то на Осаму, то на Мори, я оторопело кивнул выходя из кабинета. За дверью я лишь слышал отдалённый голос Осаму. — О каком коте вы говорили, Мори Огай? Я шатался по улицам в заблуждении, домой возвращаться не хотелось от слова совсем. Пиная камень под собой, я взирал на прохожих, на их уставшие лица. Тошно. Мать твою, так тошно смотреть на их серые лица, не отображавшие ничего кроме серости и желания уже отмучиться в этом чертовом мире. Я часто блуждал в мыслях о своём существование. Часто думал, ради кого мне просыпаться по утрам, вставать, встречая новый день, наполненный болью и унынием. Все размышляя о словах Огая, где то глубоко в душе я соглашался с ним, может, и жизнь наполнится смыслом если будить меня будет не пьяный Кейл под моим окном, разбивая бутылки о собственную голову, ох клянусь, я бы свернул ему шею! А мягкие лапы на моей груди. Дождь моросил, капли дождя мягко падали мне на плечи, свинцовые тучи уже давно задвинули солнце. Волосы стали прилипать к вискам. Я любил дождь, помню, в детстве бегал по грязным лужам, босыми ногам ступал по мелким камешкам и с разбега прыгал в мелкую лужицу. Оглянувшись, я украдкой взглянул на лужу, что была передо мной. Утерев нос, брызги попадали на асфальт, на мои брюки, я прыгнул ещё раз. Чувствуя воду моих кедах, как неприятно она слякала когда я ступал на следующую лужу. Я чувствовал себя ребёнком, и плевать я хотел на окружающих, что взирали на меня как на ненормального кретина. *** — И долго ты измываться над ним будешь? — Осаму нетерпеливо выжидал глазами моих действий, сжав плотно губы, он со звуком встал, и отобрал у меня нож из рук. Под недовольные вздохи, он разрезал оладушек. — Открой ротик, летит самолетик. — Кажется твой самолетик разбился, — Дазай вновь наведовался ко мне в гости. У этого человека есть совесть? Мы совершенно не знакомы, но, ох Господи, клянусь я готов тонуть в этих глазах, в этих фиалках, Осаму, скажи мне, почему они так дивны? — Чуя, душка, не будь занудой! Открой рот! — я вяло взглянул на него, подпирая рукой подбородок. Я все всматривался в его глаза и не мог перестать нагло пялиться на них, шатен нервно взглотнул. — Чуя, ты когда нибудь был в океанариуме? — Да, знаю рыбку одну, лещь называется, знаешь? Могу прописать. Дазай прыснул от смеха, плечи его подрагивали, а рукой он дотронулся до моего плеча, мягко сжимая его. Убирая с глаз слезы, что выступили от смеха, Осаму вперил на меня мечтательный взгляд. — Проваливай. — Знаешь, Чуя, ты такой вредный, но такой обожаемый, — он заправил прядь выпавших локонов волос за моё ухо, и ласково зарылся в моих волосах ладонью. — Я знаю, что ты давно никуда не поднимал свою задницу даже на элементарную прогулку! Осаму присел на корточки возле моих ног, и взяв мои руки в ладони, прислонил их к носу. Я долго всматривался в взгляд ожидающих фиалок моего решения. Чувствовал, как колышется моё сердце, и тихо содрагается от пульсации. — Я никогда не был в океанариуме. — под чужие хлопки в ладони, мои губы мягко дрогнули в улыбке. Я не мог дать умереть этим фиалкам. Осаму захлопнул за собой дверь оставляя меня в одиночестве. Дазай Осаму, чудливый парень, который пробуждал во мне сотню вопросов, и затыкал мгновенно лишь дав краем глаза взглянуть на его умирающие фиалки. Я вышел на балкон. Легкие обжигал прохладный ветер, небо дышало звездами, украшая одинокий месяц. Ночь выдалась тихой, на удивление пьяные торчки не устраивали никаких перепалок, Кейл, лежал в обнимку с бутылкой пива возле мусорного бака, ветер колыхал его чёрные пряди. Я взглянул на свою ладонь сжимая и разжимая ее, звездам сегодня приходилось слушать о странном парнише в бинтах, что украдкою позволяет любоваться им. Дазай Осаму, кричало мне сердце, задыхаясь от переизбытков чувств, позволь мне узнать для чего наши сердца встретились, для чего наши души волнуются при встречи друг друга. — Дазай Осаму, ты волнуешь моё сердце.