Если только

— Если бы человечество обратилось магами, проклятья бы исчезли. Вот что сказал ему та женщина. Юки Цукумо.

Хлоп. Хлоп. Хлоп.

Было трудно разобрать её слова из-за хлопанья. Оно стало громче. Громче, громче, громче. Оно преследует его, куда бы он ни пошёл. Дождём. Птицами. Шагами.

Хлоп. Хлоп. Хлоп. Хлоп. ХЛОП! ХЛОП! ХЛОП!

Хлопают, словно они в театральном зале, и трагедия перед ними — лишь игра. Хлопают, как заводные обезьянки с пустыми глазницами и железными тарелками в руках. Хлопают, как крылья падальщиков, слетевшихся на запах смерти. Обезьянки… Животные с зачатками разума. Проклятые макаки, уродливые пародии на людей. Даже в проклятьях и то больше жизни. О, в них много жизни… В его проклятиях. Он чувствует её.

Хлоп, хлоп, хлоп, хлоп, хлоп, ХЛОП, ХЛОП, ХЛОП, ХЛОП, ХЛОП, ХЛОПХЛОПХЛОПХЛОПХЛОП

Разве есть смысл их ненавидеть, эти глупые сгустки энергии? Дым, они дым, но это люди построили заводы. Они — чувства, просто чувства. Концентрированная истина. Зло, которое он может сжать в кулаке. Зло, которое он может положить на язык. Но люди… Нет, не люди, чёртовы обезьяны.

ХЛОП, ХЛОП, ХЛОП, ХЛОП, ХЛОП, ХЛОПХЛОПХЛОПХЛОПХАХАХАХАХА! БРАВО! БРАВО! НА БИС!

Если их не станет… Если позволить слабым ничтожным червям исчезнуть… Если перестать спасать их… Эволюция сделает своё дело. Это естественный отбор. Сильные выживают. Слабые становятся историей. Их будут выставлять в музее, как допотопных динозавров. Ха-ха-ха! Посмотрите, дети, это реконструкция эволюционной ошибки: homo sapiens. Человек разумный. Нет, нет, человек убогий. Homo miseres. Ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха-ха!.. Ха… Нет, слишком долго. Зачем ждать? Он может помочь. Помочь им всем прийти к логическому концу. Спасти магов, спасти мир от проклятий. Да, да, он может, у него хватит сил. «Мы же сильнейшие». Нет, Сатору, нет, это ты сильнейший. Но если я стану тобой…

ХЛОП, ХЛОП, ХЛОП, ХЛОП, ХЛОП, ХЛОПХЛОПХЛОПХЛОП ЗАТКНИТЕСЬ ЗАТКНИТЕСЬ ЗАТКНИТЕСЬ НИЧТОЖЕСТВА

Я заткну вас. Заткну вас всех. Проклятья ликуют в нём: да, да, ДА! Проклятья бурлят в крови, о, их так много, так много, их хватит на всех. На каждый хлопок. Если дать им волю, они отгрызут их чёртовы руки, они выклюют их осоловелые глаза, они разорвут их на части и… Тишина. Какая же славная тогда будет тишина. Ха-ха-ха! Разве это не здорово? Разве это не весело? И легко. Как же это легко! Он выбрал путь, нет, это путь выбрал его, путь стелется под его шаги самой прямой, самой честной дорогой. Она будет одинокой, но ему не привыкать к одиночеству. К чёрту вершину! Кому сдалась эта головокружительная высота? Там, в снегах, его разум помутился от недостатка кислорода, но теперь он внизу, и он видит всё предельно ясно. — Вижу, ты сегодня в хорошем настроении, Сугуру? — Годжо наклоняется, исподнизу заглядывая в его лицо. — Сияешь, как маленькая звёздочка: twinkle, twinkle, little star… –напевает он. Маленькая звёздочка? Нет, Сатору, так сияют сверхновые. Так взрываются галактики и рождаются чёрные дыры. Но кому как не тебе знать о неподъёмной массе абсолютной пустоты? — Сатор-р-ру, — мурчит Гето, беря его лицо в ладони. Его скулы сводит от улыбки, но он ничего не может поделать: он счастлив, счастлив, счастлив… Смех распирает его изнутри тысячью проклятий. Они в нём. Часть его. Плоть его. Душа его. — Ты даже не представляешь… Что-то во взгляде Годжо меняется: застывает на секунду. Концентрированное время, необъятное пространство. Сингулярность. Момент невозвратности. Гето притягивает лицо Сатру к себе, целует коротко и звучно.

Хлоп! Ха-ха! Ха-ха-ха-ха-ха!

— Что смешного, м? Поделись с классом, — говорит Годжо, до странного неловко касаясь его пальцев своими. — Поделюсь со всем миром, когда придёт время. — Ты сегодня какой-то слишком уж загадочный… Не приболел ли, а? В последнее время ты ведёшь себя немного… ебануто, — Годжо усмехается, шутливо прикладывает руку к его лбу. Скользит пальцами по синякам под глазами. — Может быть, — смеётся Гето. — Я просто понял кое-что. — И что же ты понял? — Что ты был прав, Сатору. Если бы я только понял это раньше… Столько лет, столько смертей… Мы спасали не тех. Мы изгоняли не то. Стой, стой! Прислушайся, — он закрывает Годжо рот, поднимая вверх палец, призывая его к молчанию. — Слышишь? — М-хм?.. — мычит Сатору, вздёргивая бровь. Гримаса на его лице до ужаса забавна: он будто не знает, дурачиться ли Гето или… Или… — Тишина. Если бы ты только тоже слышал её, Сатору… Ты бы всё понял. Если бы ты только знал вкус проклятий. Он сладкий, как прелые фрукты. Он сытный, как свежее мясо. Голод, голод, голод — вот что я чувствую, когда вижу их. Их так много во мне. Гляди же. Чувствуй. Об-ни-ми ме-ня. Приложи руку к моей груди — и всё поймёшь. Слышишь? Тишина.