Если только

— Если только она передумает… Годжо кивает. Они уже обговаривали выбор Рико перед началом задания, но сейчас им обоим нужно вербальное подтверждение: этому необязательно заканчиваться так. Этому необязательно заканчиваться. За три дня, что они провели с Рико и Мисато, они видели, как её мнимая решимость стирается с юного лица — слишком юного, чтобы на него ложились тени бессмертной ответственности, великого предназначения. Видели, как смирение с ролью Вместилища Звёзд тает под жаркими лучами солнца Окинавы. Как смех её, беззаботный и громкий, затихает с первым же дуновением киотского ветра. Как она боится осознать, сколь многое упустит, исполнив свою партию. Как она смотрит на Мисато, будто у их любви есть срок годности, и он подходит к концу. Испорченное, кислое молоко, кишащее бактериями, призванное открыть пенициллин — великая цель, благородная. Спасёт тысячи жизней. Никогда не застынет глупыми усами над верхней губой смешливого ребёнка, никогда не взобьётся кремом воздушного пирожного. — Будет так, как она захочет, — пожимает плечами Сатору. — Мы за этим проследим. И никто не посмеет спорить с нами, ведь… — …мы же сильнейшие, — улыбается Гето, притягивая его к себе за ворот гавайской рубашки. Годжо постоянно ржёт над его «дедовским вкусом», над цветастыми узорами, а потом ворует эти рубашки, чтобы в них спать: «Только для пижам они и годятся!» Они лежат на сдвинутых кроватях отельного номера, целуются неспешно. Это не поцелуй даже — рефлексия. Терапевтический сеанс после бесконечного дня. В нём ласка игривых волн на пляже, и обманчивая глубина за толстым стеклом океанариума, и запекающиеся на коже лучи. В нём смех и грех — первый тяжёлый, как неизбежность, второй лёгкий, как верное решение за плечами. — Ты опять это делаешь! — Гето отстраняется, напоследок прикусив губу Сатору. — Что делаю? — невинно хлопая уставшими глазами — он слишком долго держит технику — уточняет Годжо. Всё он знает. Придурок. — Странно целуешься, — Сугуру кривляется, открывая рот и извивая язык, как обезумевшее щупальце — выпускайте Кракена! Выпустили? Гарпуньте. — Это техника сырного соуса, — с гордой ухмылкой говорит Годжо, важно поправляя свои очки: крутые парни не оборачиваются на взрывы. Крутые парни сами себе и ядерная боеголовка, и взрыв, и разрушительный последствия. И тренированные собаки-ищейки, которые так расстраиваются, когда не находят под завалами выживших, что волонтёрам приходится прятаться среди пыльных камней, проткнутых арматурами: найди меня. Найди меня — только не грусти. — Только не техника сырного соуса… — страдальчески тянет Гето. — Уж лучше разъеби меня своей Бесконечностью. Звучит двусмысленно — и они оба замирают, как изголодавшиеся животные, почувствовав запах крови. Годжо подаётся вперёд первым, седлая его колени, и Гето сползает вниз по подушкам, придерживая его за бёдра. Понеслась. Уже позже, когда он засыпает, устроившись щекой на животе Сатору, в тлеющих после оргазма мыслях вдруг всплывает разговор с Мисато. Они сидели на полотенце, смотрели на своих бешеных: Годжо носился по всему пляжу с морским огурцом, грозясь засунуть его Рико в лифчик… И Мисато сказала: — Я так боюсь, знаешь? — с неловким смешком, с пепельной горечью. — Потерять её в бесконечности. Гето кивнул: «Знаю». Он, может, единственный, кто имел на это право. — Она сольётся с Тенгеном в Звёздной гробнице, обретёт вечную жизнь, но… Это уже будет не она, ведь так? — Мисато помешивает трубочкой остатки растаявшего льда в стакане. Он звенит о края, как дурацкие колокольчики над дверью: кто-то приходит, кто-то уходит… — И я даже не знаю, как будет лучше. Если её сознание навсегда раствориться в чужом бессмертии или если… Если часть её останется запертой там навечно. Если она забудет свою жизнь или будет помнить её, но не сможет прожить? Если её чувства распадутся или запечатаются в ловушке? Не могу понять… — она качает головой, и волосы закрывают её лицо. — Знаю только, что ещё не готова… Не готова её терять. Гето смотрит на Сатору, задницей плюхнувшегося на мелководье, задыхающегося от смеха, сияющего… — Если бы только судьба избрала кого-то другого… «Не её. Пожалуйста, не её. Передумайте, пересмотрите планы, перепишите историю. Не её», — Мисато не произносит этого вслух, но ей и не нужно. Гето качает ногой, ободряюще задевая своим коленом её. Он не имеет права утешать её или обнадёживать — это сможет сделать только Рико. Это её выбор. Так что он ничего не говорит, но девушка всё равно усмехается, садится ровнее. Кивает сама себе. — Ты ведь тоже?.. — спрашивает она неясно. — Ага, — просто отзывается Сугуру. И засыпает, чувствуя, как пуговицы гавайской рубашки впечатываются в кожу щеки. Утром Сатору посмеётся над ними, тыча пальцем в его лицо: «Буп». Утром они отправятся в Киото и отведут Рико на казнь. А может, на помилование. Но в любом случае… Всё изменится, не так ли?.. Если бы только… Если бы…