From Twitter

      У Хинаты врожденная нечувствительность к боли.       В два года он обжег руку. Все вокруг тогда охали и заставляли держать руку под холодной водой, пока искали аптечку. А ему было скучно и он хотел продолжить играть.       В четыре ему казалось это классным и крутым, потому что, когда другие дети падали, а потом рыдали от боли, он, падая, вообще ничего не чувствовал и не плакал (как он потом узнал — просто потому что не мог).       В шесть лет он упал с велосипеда. Но когда попытался встать, вдруг услышал, что люди кричали ему что-то. Хината посмотрел на свою ногу — штанина была в крови, и оттуда торчала кость. А когда он с мамой был в больнице, Шое помнил бледное лицо своей мамы, как она заламывала от беспокойства пальцы и переводила взволнованный взгляд с него на врача.       С восьми лет он стал сам проверять глаза после сна — не содрал ли он роговицу, перестал подолгу гулять, чтобы не перегреться.       Хината всегда был активным и шустрым мальчиком, но уже в десять лет перестал много бегать и ходить, а после все время проверял — не опухли ли ступни и пальцы ног.       В двенадцать его начали задирать парни в школе. Спустя нескольких недель издевок, Шое подрался с одним из них. Его маму вызвали в школу, а потом, дома, она плакала, обрабатывая ссадины на коленях Шое и умоляя его больше так не делать.       После этого Хината стал проверять свое тело на наличие синяков и царапин, при этом считая сколько у него во рту зубов и не откусил ли он кончик языка.       В четырнадцать у него поднялась температура 39,5, а его тело свело судорогой. Мама снова плакала, прогоняя его сестру Нацу в комнату, когда она пыталась подсмотреть, что творится с ее братом. Врачи неотложки увезли его в больницу.       Хината к этому времени был знаком с многими врачами и медсестрами, поэтому, когда его привели в чувства, Шое беззастенчиво болтал с ними, рассказывая об учебе и своих друзьях.       В шестнадцать он сбежал из дома на каток к друзьям. Шое надоело сидеть дома, а его мама, по его мнению, слишком сильно волновалась. Чтобы не делал Хината — ему приходилось потом проверять тело на предмет травм. Каждый день. Это очень надоедало.       И все было бы хорошо, если бы мама не нашла его в тот момент, когда он лежал на катке, споткнувшись. Тогда она повезла его в больницу (в который раз, сколько можно!), чтобы проверить цельность его костей.       В пути они спорили, и она отвлеклась, скептически смотря на него и не замечая, что свернула на встречную полосу.       На этот раз в больнице лежали они вдвоем.       Как оказалось, никаких переломов у него не было. Но какая-то часть из разбитой машины воткнулась в ногу. Ему сказали, что с ним все будет хорошо. Но что такое хорошо? Что значит в порядке? Как это? Хината не знал.       Его маме сделали операцию.       Физически Хинате не было больно. Но психологически — очень. Он хотел плакать. Хината сидел в приемной и качался туда-сюда. Шое так подвел свою маму. Как он мог? Он же знал, чем это закончится. Но все равно так поступил. Шое был ужасным сыном.       После выписки его мамы, Шое все время сидел дома и помогал ей всем, чем только мог. Он больше не хотел, чтобы она пострадала. Хината перестал выходить на улицу, перестал общаться с друзьями как раньше. Он сосредоточил все свое внимание на семье.       К восемнадцати годам ничего не изменилось.       В двадцать он учился в престижном университете. Шое нравилось там учится. Там он познакомился с Кагеямой Тобио. Хината больше не хотел ни с кем сближаться, чтобы потом не было так больно. Больно им из-за него.       Кагеяма не был похож на общительного человека, но их тянуло к друг другу и в конце концов они обменялись номерами телефонов.       А еще через несколько месяцев Тобио впервые поцеловал его. Хината сначала ответил на поцелуй, но после отскочил как ошпаренный.       Он не хотел, чтобы Тобио пострадал из-за него.       Рыжеволосый, сбиваясь и заикаясь, пытался объяснить, почему они не могут быть вместе. Кагеяма внимательно выслушал, а после нежно прикоснулся одной рукой к его щеке, а другую переплел с ладонью Хинаты.       — Я хочу быть с тобой и ничто меня не остановит. Ну, пожалуй, только мое остановившееся сердце. И только в старости.