Memento Mori.

      Лето. Солнце только заходит за горизонт. Все улицы греются и нежатся в последних лучах тепла на сегодня. Скоро небо накроет звездное полотно, на котором выплывет, словно корабль ловца снов, месяц...       Кладбище... Место, где похоронили столько мечтаний, столько планов на будущее и надежд на людей... Место, где цветы умирают на чужих могилах в знак уважения и признательности, и место, где прорастают новые цветы. Пусть это даже какие-то сорняки... Но удивительно, что из земли, под которой постепенно гниют чьи-то останки, появляется жизнь, цветущая и благоухающая... Словно эти первое время чахлые ростки впитали в себя силу веры вместе взятых похороненных здесь, и нашли в себе силы расти дальше и крепнуть, а после благоухать ничуть не хуже, чем какие-нибудь розы или кусты сирени. Чья-нибудь смерть обязательно возместится. Может, чем-нибудь другим, тем, в чем человек, как он считает, не нуждается. В итоге, некоторые так и хоронят себя вместе с близким человеком, не понимая, что у них еще столько всего впереди... Не понимая, что нужно уметь отпускать прошлое, жить дальше...       Когда-то таким был и Союз. Сейчас, конечно, СССР старается свыкнуться с реальностью, тем более после долгого запоя и отшельничества. Коммунист корит себя за то, что погряз в пороке, против которого так активно выступал, но ничего не мог с собой поделать. К счастью, в наркологической клинике ему помогли избавиться от зависимости и закодироваться. Это было очень тяжелое время для Союза, но с каждым днем ему становилось легче и проще, а после тяжелый груз алкоголизма и совсем спал с его плеч и позволил, наконец, вспомнить о том, кто СССР есть, вспомнить, что у него еще есть что-то, что ожидает его в будущем, и те, кто ждут его сейчас, в настоящем...       Одним из тех, кто всегда его ждет, является Россия. Советы попросил прощения за все свои проступки и грехи. Федерация, конечно, сразу простил отца как только тот попросил прощения. В итоге они помирились и сейчас живут дружно. Союз достаточно часто пишет и звонит своему старшему сыну дабы узнать, как у него дела, что там с политикой, и как вообще поживают остальные страны.       И вот, СССР пришел на кладбище. Причем специально приехал в Германию. Ради чего?       Помянуть ГДР... ГДР стала ему родной за то время, как он ее воспитывал. Союз очень тяжело пережил смерть ГДР. Так еще и распад наступил... Тогда СССР забил на себя и свое здоровье и начал топить свое горе на дне бутылок водки. Сегодня не первый раз, как он приехал на кладбище к своей падчерице. Он приезжает сюда каждый год, чтобы вспомнить все то светлое, что эта девочка подарила ему на всю оставшуюся жизнь... – Привет... – начал коммунист после минутного молчания у чужой могилы, – ну что, соскучилась?.. Конечно, Союз не ожидал услышать ответа, но ему было проще будто бы вести диалог с умершей. Это тоже уже у него закрепилось что-то вроде традицией Он оставил цветы, продолжая сидеть на том месте. – У меня вот все хорошо... Живу потихоньку, работаю... Россия с Белорусью часто меня навещают... У них, кстати, тоже все хорошо.... Мужчина на минуту умолк, словно собирал мысли в кучу; к горлу подступал ком. – Германия работает не покладая рук, хотя ему все же стоило бы отдохнуть... Но... Одно остаётся неизменным... Все мы скучаем по тебе... На единственном оставшемся глазе СССР выступила слеза, которая после быстро скатилась по щеке, упав на могильную землю. Советы все же старается держать себя в руках, утирая очередную слезу: – Если бы я мог знать, слышишь ли ты меня... – атеист поднялся с земли, оттряхивая свои штаны. – увы...       Он шел на кладбище с букетом васильков в руках, словно с символом уважения всего их немецкого рода, к могиле своей покойной дочери, которую так и не смог увидеть взрослую перед ее смертью... Шаги казались ему тяжёлыми, это его первый "визит". Ему было сложно видеть крах всех детских мечтаний этого невинного, любящего существа, каким он ее всегда помнил. Скрепя сердце, он делал один шаг за другим; грудь давило от волнения, в мыслях не было ничего, кроме воспоминаний о ГДР. Наконец, он доходит до могилы, и тут... Чей-то силуэт... Больно знакомый... Кому вздумалось сегодня навестить ГДР?.. В голове тут же пронеслась ассоциация. Хотелось сорваться с места, убежать хоть на четвереньках, хоть в кровь разодрать руки, колени, грудь, лицо, но никак не видеться с этим человеком. Не с ним, сердце этого точно не вынесет... И эта ассоциация не была ошибочной,но слишком поздно: ноги словно приросли к земле, окоченели. Он смотрел на силуэт, словно зачарованный, в таком зверином страхе,словно его сейчас сгрызут заживо. А силуэт уже поднимается на ноги, поворачивается к нему лицом... И тоже встаёт, будто остолбеневший. Оба смотрят друг другу в глаза так, словно не знали о существовании друг друга. – Рейх... – в итоге тихо шепчет Союз, не сводя глаз с пришедшего. Ноги немца подкосились как только тот услыхал свое имя. Его узнали. Это конец. Почему именно сегодня? Почему именно когда он захотел помянуть покойную дочь? Пусть даже в любой другой день, но почему сейчас?.. – Ты... К ГДР, да?.. – СССР, наконец, перевел свой взгляд вниз, уставившись в землю, – пойдем... Рейх был шокирован. Так просто?.. Не накричал, не стал бить, практически никак не отреагировал... Немец ждал какой угодно реакции, но не смел даже надеяться на такую. Нацист слабо кивнул, делая неуверенные шаги в сторону коммуниста, ожидая какого-то подвоха. Советы же не стал ничего делать, кроме как ждать, когда ариец, наконец, подойдёт к могиле и присядет рядом. Они оба сидели рядом, смотря на могилу. Рейх положил букет ближе к букету Союза. – Знаешь... Она была таким послушным ребенком... – начал свой рассказ атеист, – и даже когда я бывал слишком строг, она беспрекословно выполняла мои поручения и терпела наказания... Я до сих пор жалею, что местами был очень суров по отношению к ней, даже когда она этого не заслуживала... Наступило недолгое "гробовое молчание". – Она очень хорошо училась, ей просто давались языки... Чудесно говорила и по-русски, и по-немецки, и по-английски... Ей все было интересно... Рейх посмотрел на Союза, а тот спустя минуту продолжил говорить: – А в плане поведения... Просто душка... Конечно, многие издевались над ней, но сама она ненависти к другим не знала... Словно она не умела ненавидеть... В семейном кругу она всегда получала поддержку,но мне кажется, что она дала нам гораздо больше любви,чем получила... Немец явно погрустнел, не только от услышанных слов,но и от того, что не застал всего этого времени. Союз тоже казался мрачным, он томно поднял свой взгляд на чужие глаза,что смотрели навстречу. – Она ни разу не сказала скверного слова о тебе. У нее спрашивали почему. Она отвечала, что пусть ты и совершил ошибку, ты умел любить и заботиться,ты был вполне обычным отцом со своими переживаниями, со своими заботами, со своими причудами... Вот что она говорила... Губы Тройки задрожали, брови сдвинулись, глаза слегка прищурились. Нет, это слишком тяжело вынести... Он сейчас заплачет. "Нельзя!" – говорит он себе, ища силы на сопротивление эмоциям, но понимает, что они достигли края и рвутся, просятся наружу. Союз так тепло, так понимающе смотрит, хочется высказаться, выпустить все изнутри, но какое он имеет право это делать... Нацист сам виноват, что предал Союза, и не посмеет так унизиться перед своим врагом. Да, теперь они враги, Рейх сам начал это противостояние, только почему-то оно и сейчас идёт в пользу русского... Рейх прикусил губу, дабы не взвыть от горя, а Союз слегка вопросительно посмотрел на него, а после снова отвёл взгляд. – Она очень хотела увидеть тебя перед смертью.... Хоть на минуту... Но не смогла...... – Союз снова посмотрел на "врага", но с такой же печалью, с какой сейчас смотрит Третий. Он понимает все то, что сейчас чувствует Рейх, но если для коммуниста это уже не впервые и ему проще держаться, то для Рейха это его первый раз... Это было последней каплей. Последовал тихий всхлип от немца, слезы потекли ручьями. Он закрыл лицо руками, из-за чего хныканье доносилось глухо и почти неслышно. Внезапно для немца СССР прижал того к себе, отчего ариец взревел пуще прежнего, причем теперь достаточно громко, чуть ли не надрывая горло. Скребал пальцами чужую спину, иногда кричал в плечо русского. Он сломался перед ним, пал в его глазах. Это точно конец. Что может быть более жалким и беспомощным? Но коммунист ничего не говорил, не противился, иногда поглаживая Рея по голове. Это... Странно?.. А самое главное, что постепенно Рейх стал ощущать себя в безопасности, ему становилось все спокойней и уютней... После руки, пальцы которых царапались о спину СССР, обессиленно повисли вокруг талии Союза, а сам немец уткнулся лицом в то самое плечо, в которое и кричал. – Тебе легче?.. – чуть ли не бархатно спросил Советы, его голос внушал доверие. Какое-то время молчание висело в воздухе, пока Тройка не пробормотал: – Легче... – Тебе нужно ещё побыть со мной, или... Атеист не договорил фразу, обессиленные руки из последних сил прижали русского к себе. Коммунист не стал противиться, напротив, даже обнимал в ответ. Так они сидели в обнимку минут пять, они показались им одновременно и бесконечными, и секундными. Хотя хотелось бы, чтобы они и вправду продлились вечно... Рейх отстранился, посмотрел в глаза Союзу, а после стыдливо пробормотал: – Почему?.. Почему ты утешил меня?.. СССР помолчал, думая, словно сам не знал ответа на этот вопрос. – Знаешь... Мне и самому сейчас сложно понять, почему, поэтому давай это пока останется загадкой... Нам ещё предстоит ее разгадать... Рейх лишь понимающе кивнул, посмотрев в сторону. – Я пойду... Наверное... – СССР поднялся с земли, снова оттряхивая штаны. – Раз уж нам предстоит это разгадать... То... Мы ещё встретимся?.. – Немец сам не понимал почему, но в его вопросе слышалась нотка надежды на эти встречи. – Возможно. – кивнул Советский, делая шаги от могилы, отдаляясь от нее. – Я буду ждать... – тихо пробормотал нацист, но не тем тоном, каким он хотел, чтобы это прозвучало. Союз же ничего не ответил, лишь продолжал идти, оставляя всю эту ситуацию как отголоски прошлого. – Постой!.. – внезапно окликнул Советского ариец, на что коммунист повернулся, дожидаясь, – я... Третий собрал всю свою волю в кулак, чтобы сказать то, что он должен был сказать ещё давно... – Прости меня... Союз немного опешил, его глаз открылся чуть шире. Он удивился, но удивился приятно. Спустя пару минут его взгляд снова смягчился. – Я... Подумаю над этим... – он ответил немного неуверенно, словно душа его рвалась сказать "Прощаю!", но по какой-то причине не могла... Русский снова развернулся и ушёл. Казалось бы, такая волнительная встреча, которая оставила свой отпечаток на оставшийся день, а может даже и неделю или месяц обоим, но в какой-то степени оба испытали что-то похожее на очищение, им обоим стало легче, но и в то же время тяжелей. И только время покажет, чем вся эта история обернётся...