Мицар — Алькор

Первое, что поразило Аню в Крыму, — облака. Те, что она раньше видела дома, напоминали жиденькие клочья ваты, а эти были совсем другие: тяжеловесные, кудрявые и кучистые, будто сказочные небесные дворцы. На сайте базы отдыха обещали, что будет вай-фай, и Аня сделала пару фотографий облаков, чтоб сбросить Юляшке — ей бы наверняка понравилось. Две недели назад Юляшка схватила бронхит — да такой, что после антибиотиков ей прописали курс восстановления: пить кучу таблеток и ходить в поликлинику на ингаляции и лечение электрическими токами. Юляшка догадалась, что на море она не поедет, и разревелась прямо в кабинете терапевта. Аня и сама была расстроена, но понимала: откладывать отпуск еще на год будет смерти подобно, а у Юляшки все впереди. Пришлось принять тяжелое решение и поехать одной, без дочери. Ане очень нужен был отдых; работа в две смены не только приносила приличные деньги, но и умножала на два все профессиональные поварские проблемы: спина, шея и ноги болели безостановочно, запах рыбы и бамбуковые коврики преследовали в кошмарах, а слово «Филадельфия» било по мозгам не хуже мелодии будильника. Ане иногда думалось, что ее бывший муж — святой человек. Вечный должник, неприспособленный к жизни, — зато душа нараспашку. Когда Аня собиралась в поездку, мама встала в позу: мол, не будет водить Юляшку в поликлинику, пока Аня «топит сало на пляже». «Какая же из тебя мать, если ты едешь развлекаться одна, без ребёнка?» — отругала ее мама. Аня всплакнула, но, подумав, позвонила Славе, и тот сразу согласился присмотреть за дочерью. Аня решила, что неделя отгулов и содержание Юляшки сильно ударят Славе по карману, поэтому заранее купила все лекарства и дала Славе немного денег, чтобы Юляшка точно хорошо питалась. Душный промышленный Кряжевск, где Аня провела всю свою жизнь, остался далеко позади. Промелькнул перед глазами суетливый и шумный областной центр, совсем не страшным оказался трехчасовой перелет. Мама пугала, что на юге будет невыносимое пекло и духотища, но оказалось не так: горячие касания солнца и ветра были приятнее поцелуев любовника. Не то, чтоб у Ани было много любовников, — напротив, после развода со Славой она больше ни с кем не встречалась, и действительно бы предпочла солнце и ветер мужчине. Пофотографировав облака и самолеты в аэропорту, Аня села на автобус до Евпатории, а оттуда до базы отдыха взяла такси. Водитель попался молчаливый, и всю дорогу она смотрела в приоткрытое окно. Поля сменялись степью, степь — полями. В носу не свербило от дыма и пыли, крымский воздух был совершенно другой: ласкающий легкие, пахнущий травами и цветами. Пейзажи веяли безмятежностью — зеленые просторы, стога сена, пасущиеся козы и коровы. Аня заметила вдалеке краешек синевы и подумала: вот оно какое — море. Не терпелось увидеть его вблизи. Когда она добралась до базы отдыха, солнце уже катилось на запад. Встретила Аню дородная краснолицая женщина; представилась она Светланой и первым делом показала дорогу на пляж: от ворот нужно было пройти по тропе двадцать метров и спуститься к воде. Море казалось бесконечным — уже не таким синим, как издалека, а будто бы темно-серым. Рассматривать Аня не стала: решила — успеется. Светлана вела Аню по галечной дорожке и попутно рассказывала, какие на базе отдыха есть развлечения, как нужно себя вести, когда кормят в столовой, что можно взять напрокат. Нести чемодан в руках было тяжело, но Аня терпела боль в запястье и не останавливалась, слушала и мельком рассматривала домики. Они не были похожи на бревенчатые избушки, а больше напоминали хижины, сколоченные из тонких некрашеных досок. — Будете жить с соседкой, — сообщила Светлана. — Она девушка космическая, но спокойная очень, хорошая. Аня задумалась, что означает «космическая девушка», но спрашивать не стала. К подселению она была морально готова, поэтому даже не удивилась. — А вот и ваш дом на ближайшие семь дней, — дежурно улыбнулась Светлана. — Улица Лучистая, номер — десятый. Запомните, чтобы потом не заблудиться. Смотрите — замочка на двери нет, значит, кто-то внутри. Домик ничем не отличался от других: невзрачный, хлипковатый на вид — и очаровательный в своей простоте. Светлана деликатно постучала, но никто не откликнулся. — Может быть, не слышит, — натянуто улыбнулась она и погромче постучала в дверь, затем — в окно, но ответа так и не было. Тогда Светлана с силой начала колотить в дверь и крикнула: — Айгуль, пожалуйста, откройте, это Светлана! Айгуль! Изнутри послышалось шевеление. Через минуту щелкнула задвижка, дверь приоткрылась, и из дома выглянула молодая женщина азиатской внешности. — Здравствуйте, — промямлила она. — Я спала, не слышала, как вы стучали. Аня удивилась, что взрослый человек спит в шесть часов вечера, но промолчала. К Айгуль обратилась Светлана: — Это ваша соседка, Анна. Я говорила вам о ней вчера. — Да, да, я поняла. Входите. Дверь распахнулась, и Аня наконец увидела Айгуль во весь рост. Низенькая и встопорщенная, та была закутана в одеяло — из плотного кокона торчали только смуглое лицо, маленькие кисти рук и худые голые щиколотки. Аня подхватила чемодан и зашла в дом, а Светлана крикнула ей вслед: — Если что-то нужно, я в пристрое возле столовой. Хорошего отдыха. В доме было прохладно, пахло свежими опилками и почему-то — натуральной хвоей. Айгуль повернулась спиной и сбросила одеяло с плеч. Аня успела заметить тонкую черную полоску трусов и, смутившись, отвела взгляд и занялась чемоданом. Было немного совестно, что она застала соседку врасплох; с другой стороны — об Анином приезде предупреждали, и Айгуль виновата сама. Вскоре возня стихла, и Аня услышала голос Айгуль: — Извини, что так вышло. Долго пришлось меня ждать? Она непривычно растягивала гласные: «из-ве-ни-и», «дол-га-а», «меня-а». Аня подумала, что это, наверное, говор другого региона. Она осмелилась взглянуть снова; Айгуль успела одеться в майку и шорты, завязать волосы в пучок и теперь стояла посередине комнаты, уперев руки в бока, и с любопытством разглядывала Аню. Та снова смутилась и сказала: — Да нет, всего пару минут. Айгуль промолчала. Аня в очередной раз застыдилась своей фигуры: новая знакомая тоже не тянула на супермодель — коротконогая, широкобедрая, — но у нее не было ни животика, ни бугорков на ляжках. Груди тоже, можно сказать, не было — и Аня, обладательница крепкой «троечки», немного расслабилась. У всех свои достоинства и недостатки — так она себя успокоила. — Я хотела перед твоим приездом прибрать свое барахло, но проспала, — виновато сказала Айгуль. — Сейчас, подожди минутку. Она засуетилась, перекладывая вещи, а Аня села на свободную кровать и огляделась. Домик изнутри был обшит шпоном, обставлен просто: две узких кровати, высокий шкаф, письменный стол. Вокруг действительно царил легкий беспорядок: стол был заставлен косметическими флакончиками и другими мелкими вещами, по всей комнате была разбросана одежда, на полу валялись какие-то чехлы, пляжная сумка и блестящий поролоновый прямоугольник. В углу комнаты стоял фотоаппарат на штативе. Аня подумала, что ее соседка — наверное, фотограф, но спрашивать не стала: не хотела навязываться. Вечер прошел спокойно: Аня поужинала, разобрала вещи, прошлась по базе отдыха, полюбовалась морем. Села на берегу, позвонила Юляшке по видеосвязи и показала всё — бесконечную водную гладь, бьющиеся о гальку волны, пикирующих чаек, колыхания высокой степной травы в порывах ветра. Юляшка пару раз всхлипнула — Аня это заметила — но ее восторгу не было предела: морем она увлеклась, но потом все же сказала, что хочет увидеть маму, — и Аня переключила камеру на себя. Голос у Юляшки сипел, но она взахлеб пересказывала свой день: сначала лежала с мокрой тряпочкой на груди, потом дышала через маску — совсем как Дарт Вейдер, потом папа кормил ее бутербродами с сыром… Аня слушала Юляшкину болтовню, наслаждалась дуновением влажного соленого воздуха и чувствовала, что отдыхает телом и душой. Когда стемнело и похолодало, Аня вернулась в домик. Айгуль не обратила на нее внимания: она занималась своими делами в белом макбуке. Дорогой компьютер и большой зеркальный фотоаппарат намекали, что Анина соседка — как минимум обеспеченная, но — вот загадка — обручального кольца у нее на пальце Аня не заметила, других украшений — тоже. Ни нарощенных ресниц, ни гель-лака — ничего из привычных глазу атрибутов богатой женщины. Впрочем, Аня догадывалась, что измеряет своей провинциальной линейкой, а в больших городах люди другие — с другими ценностями и приоритетами. Айгуль из большого города, а то и москвичка — сомнений у Ани не было. Поймав себя на этой мысли, Аня расстроилась, что снова считает чужие деньги, и постаралась отвлечься на посты в соцсетях. У нее даже получилось. Ближе к полуночи Аня лежала в кровати, лениво листала новостную ленту и уже собиралась спать. Айгуль наоборот, оживилась и мельтешила по комнате. Подняв глаза от телефона, Аня увидела: Айгуль переоделась в толстовку и джинсы, а тот странный блестящий кусок поролона закрепила на поясницу. Заметив Анин взгляд, Айгуль спросила: — Ты не видела фонарик? Маленький такой, белый, квадратный. На ремешке. — Не видела, — ответила Аня. Ей было любопытно, зачем Айгуль нужен фонарик, куда она собралась и для чего нужна эта штуковина на спине, но спрашивать не стала. — А пульт от фотоаппарата не видела? «Фо-тэ-а-пэ-ра-а-тэ» прозвучало настолько мелодично, что Ане захотелось немедленно повторить это слово в той же манере. Вопрос, зачем ночью нужен фотоаппарат, еще сильнее подстегнул Анино любопытство, и она спросила: — Ты куда-то собираешься? — Да. Я по ночам звезды наблюдаю, иногда небо фотографирую. Тут шикарная видимость, городов вблизи нет, никакой засветки. — Понятно, — ответила Аня. Ей это показалось странным и нелепым: ну звезды, ну в небе, что там наблюдать? Они ведь не меняются. Один раз можно было бы и посмотреть, подумала Аня, но несколько ночей подряд? Собрав все фонарики и пульты, Айгуль забрала фотоаппарат вместе со штативом, пожелала Ане спокойной ночи и ушла. Аня устала после перелета и дороги, поэтому над увлечениями соседки долго не размышляла и почти сразу уснула. Встала Аня в девять утра. Айгуль спала; ее одежда комком валялась на полу, один кроссовок лежал у двери, другой бросили едва ли не на середине комнаты. Перед тем, как пойти на завтрак, Аня аккуратно поставила оба кроссовка рядом с дверью, а толстовку с джинсами подобрала и переложила в шкаф. Потом посмеялась над собой — до чего приучилась наводить порядок с Юляшкой. Еда в столовой была простая и здоровая: омлет, овсяная каша, серый хлеб с маслом. Особенно Ане понравилось, что ей не нужно готовить самой — уж очень она отвыкла от этого за последние годы. Аня допивала чай, когда к ней подошла Светлана: — Доброе утро. Как вам отдыхается, все хорошо, все нравится? — Да, все очень нравится, — искренне ответила Аня. — Видели уже телескоп? — Какой телескоп? — Соседки вашей, — хихикнула Светлана. — Я говорила, что она у вас космическая? — Нет, телескопа я не видела, — коротко ответила Аня. Светлана, обронив пару фраз про теплое море и хорошую погоду, начала рекламировать местную массажистку, но быстро заметила, что Ане это неинтересно, пожелала хорошего дня и ушла приставать к другим отдыхающим. Когда Аня вернулась с завтрака, Айгуль еще спала — и это было неудивительно после бессонной ночи. Аня переоделась в купальник, взяла полотенце, солнцезащитный крем, книгу и пошла на пляж. День тянулся долго и размеренно, солнце прогревало все тело будто бы насквозь, до костей. Иногда Аня оставляла книгу и окуналась в море, не отходя далеко от берега. Стоило потерпеть несколько секунд — и вода казалась уже не ледяной, а освежающей. Вдали море было ярко-синим; возле берега, где мелко, — бирюзовым; вблизи вода была прозрачной — Аня отчетливо различала ребристое песчаное дно и даже свои красные ногти на ногах. Когда она выходила из воды, под солнцем становилось горячо — и Аня ощущала, как в этих температурных контрастах расслабляется ее тело. Мысли гуляли сами по себе: Аня все думала — почему Светлану так взволновал телескоп Айгуль? Что в нем особенного? Что вообще особенного в звездах? Сама Аня никогда над таким не задумывалась. Она помнила из школы, что это раскаленные шары, такие же, как Солнце, — свет от которых идет миллионы лет. Насколько же это далеко? Как на самом деле огромен мир — а Аня из всего огромного мира видела только родной Кряжевск, да теперь еще Крым?.. Около пяти вечера солнце опустилось низко и греть перестало — на пляже стало зябко, Аня собралась и вернулась в дом. Айгуль проснулась и чем-то занималась в макбуке; на Аню она почти не обратила внимания — только махнула рукой, поприветствовав. Можно было бы обидеться, что Айгуль не поблагодарила за прибранные вещи, но у Ани для такого было слишком хорошее настроение. Мышцы приятно ныли, кожа на плечах и коленях слегка горела — Аня намазалась средством после загара, забралась в постель и мгновенно заснула самым блаженным сном. Разбудила ее Айгуль — позвала в столовую: время ужина заканчивалось. Наевшись гречкой с овощами и вернувшись в домик, Аня лежала в кровати и болтала с Юляшкой. Вернее, болтала Юляшка; Ане рассказывать было нечего. Она и слушала вполуха: думала о том, как свет миллионы лет летел к Земле, чтобы Айгуль поймала его в свой загадочный телескоп. — А мы с папой сегодня ходили в твой ресторан! — сообщила Юляшка. Ане захотелось придушить Славу голыми руками. Она тут же вспомнила, почему развелась, — и сама не понимала, что взбесило ее сильнее: что Слава потащил больного ребенка в ресторан, что накормил её сырой рыбой, или что нерационально потратил деньги. Аня, изо всех сил сохраняя самообладание, спросила: — Что там кушала? — Суп и тортик. От сердца у Ани немного отлегло: у восьмилетней Юляшки, в отличие от взрослого Славы, голова на плечах была. — Я очень соскучилась, — сказала Аня. — А тебе уже спать пора, который там у тебя час — одиннадцать? — Не хочу спать, — заныла Юляшка. — Папа мне сегодня монстряк давал пострелять, и я даже двоих убила!.. Убивать хотелось Ане, и всего лишь одного-единственного монстряку — Юляшкиного отца. Аня постаралась не выругаться и мягко перебила: — Опять зубы мне заговариваешь. Давай, ложись спать, лисёнок. Юляшка состроила умильную рожицу, а Аня напустила себя максимально строгий вид. Битва гримас продолжалась еще несколько секунд, пока не сдалась Юляшка: — Пока-пока! — Она грустно помахала в камеру. Аня отключилась и вынула наушники. — Дочка? — подала голос Айгуль. — Дочка. Я с ней хотела ехать, да она заболела. — И вместо дочки ты теперь живешь со мной, — вставила Айгуль. — Подложила тебе судьба свинью, ничего не скажешь. Аня оценила шутку, но подумала, что смеяться будет невежливо и обидно. Она решила перевести тему: — У тебя есть дети? — Не-а. Я даже собаку не беру, это слишком большая ответственность. Рано мне детей. Последняя фраза сбила Аню с толку. Айгуль выглядела Аниной ровесницей — детей было более чем пора, и для первого даже поздновато. У Ани так и рвались наружу вопросы — и про возраст, и про детей, и про достаток, — но вслух она задала только один: — У тебя правда есть телескоп? — Есть. — И ты наблюдаешь звезды… через него? Аня знала, что вопрос до невозможности глупый, но Айгуль над ней не засмеялась, а ответила серьезно: — Планеты еще. И туманности. Тоже хочешь? — Да, — вырвалось у Ани. Она прибавила: — Если тебе, конечно, несложно. — Я пойду через пару часов. Присоединяйся. В двенадцатом часу ночи Аня и Айгуль оделись потеплее и вышли на улицу. База отдыха затихла: никто не гулял, не разговаривал. Никаких звуков, кроме стрекотания сверчков и шума волн. — Расскажи мне вот что, — начала Айгуль, когда они свернули на главную тропинку. — У тебя есть какой-нибудь опыт наблюдений? — Нет. — Тогда подними голову. Аня послушно подняла голову и не сдержалась — ахнула вслух. Все небо было усыпано звездами, и звездами разными — белыми, желтоватыми, голубоватыми; одни были еле заметными, другие — яркими, как светодиоды. Будто по столу рассыпали соль, рис и манную крупу. Аня никогда раньше такого не видела. — Что, нравится? — рассмеялась Айгуль. — Подожди минут двадцать, глаза привыкнут — еще больше увидишь. Сегодня идеальная ночь: новолуние и ясно. — А это разве не облака? — спросила Аня, указав на серебристый туман, растянувшийся полосой через все небо. — Это Млечный Путь. Млечный Путь Аня видела только на картинках. В реальности он оказался бледнее, но дух все равно захватывало: это было совсем не то черное ночное небо, которое она знала раньше. Она задумалась: у древних людей не было электрического освещения, заводов, крупных городов — и они видели такое каждый день? Должно быть, это была очень красивая эпоха. — А где Большая Медведица? — Там. — Айгуль, даже не глядя, махнула рукой куда-то в сторону. — Потом покажу, пойдем пока к машине. Смотри под ноги, тут иногда ежики бегают. Айгуль включила фонарик — и он неожиданно для Ани засветился красным. Айгуль пошла впереди, подсвечивая себе дорогу, и, предвосхищая Анин вопрос, пояснила: — Красный свет не мешает глазам адаптироваться к темноте. Ну, знаешь, в глазах есть палочки, колбочки… Что-то такое Ане смутно вспоминалось из курса биологии. Машина — серебристая, какой-то иностранной марки — была припаркована возле ворот базы отдыха. Аня приметила на номерах код — 199 — и решила потом поискать в интернете, что это за регион. Айгуль передала фонарик Ане и попросила посветить, а сама начала рыться в машине. Аня представляла телескопы как подзорные трубы на треноге или как башни со сферическими крышами где-то высоко в горах. В реальности не оказалось ни подзорной трубы, ни треноги: Айгуль выволокла из багажника что-то вроде деревянной массивной подставки. Высотой она была с половину Айгуль, и наверняка очень тяжелая — но Айгуль резво оттащила ее на пару метров от машины, закрыла багажник и стала что-то доставать с заднего сиденья. Это была здоровенная труба — сантиметров пятьдесят в диаметре, а в длину почти с Айгуль. Она, обняв эту трубу, приволокла ее к подставке, водрузила, пощелкала чем-то — у трубы выдвинулась крышка и выехала вверх на рейках: телескоп оказался раскладным. Конструкция, как показалось Ане, была уже собрана — раз Айгуль принялась колдовать над мелкими трубочками и ручками, торчавшими из трубы сбоку. — Ты астроном? — пораженно спросила Аня, наблюдая, как ловко Айгуль крутит телескоп из стороны в сторону и наклоняет его вниз-вверх: посмотрит в небо, потом в окуляр, покрутит, — и снова. — Любитель. — Серьезно? Вот с такой штуковиной ты называешь себя любителем? — Страстный любитель, — весело ответила Айгуль. — Ученые работают в обсерваториях. Полевые телескопы — баловство. — Даже такие большие? — Игрушки бывают на разный бюджет, — пошутила Айгуль. — И сколько стоит такая игрушка? — Так много, что стыдно говорить вслух… Смотри, это туманность «Песочные часы». Только не трогай сам телескоп, чтоб наведение не сбить. Айгуль отошла, уступая место Ане. Аня, усердно отгоняя догадки о зарплате новой знакомой, заглянула в окуляр. — Должно быть два голубоватых пятна в центре, — сказала Айгуль. — Не напрямую лучше смотреть, а боковым зрением. — Да, похоже на песочные часы, — согласилась Аня и отошла от телескопа. — Кем же ты тогда работаешь? Айгуль, вернувшись к телескопу, ответила: — Архитектор предприятия в одном крупном финтехе. А ты? — Я повар-сушист, — ответила Аня, пытаясь загасить внезапную обиду. Она не поняла, чем занимается Айгуль, но «архитектор предприятия» прозвучало солидно — не то, что жалкое «повар-сушист». — Самая нужная профессия. Я серьезно, — сказала Айгуль, колдуя над телескопом. — Обожаю суши и роллы… А это Мицар и Алькор. Двойная звезда. В телескоп действительно были отчётливо видны две голубоватых крупных звезды: одна побледнее, а другая — очень яркая и неправильной формы. — Какая — Мицар, а какая — Алькор? — спросила Аня. — Мицар ярче. В телескопе он пониже и справа. — Он будто бы сам двойной, — неуверенно сказала Аня. — Не будто бы, а так оно и есть. Мицар — система из двух двойных звезд. Знаешь, где они находятся на небе? — Покажи. — Смотри. Вон там — ковш Большой Медведицы. Видишь? В россыпи звезд Аня не видела ни ковшей, ни тем более медведиц. Она пристально вглядывалась в участок неба, на который показывала Айгуль. — Чашка ковша сейчас справа, а ручка — слева и направлена вверх, — подсказала Айгуль. Взгляд зацепился за трапецию, скользнул вверх и влево… — Нашла. Вот, — Аня обвела силуэт ковша пальцем в воздухе. — Да, вроде правильно показываешь. В общем, это вторая звезда с конца ручки. Говорят, если зрение острое — невооруженным глазом видно, что она двойная. Как Аня ни вглядывалась, звезда была всего одна. — Не вижу. — Я тоже, — успокоила Айгуль. — Почему, думаешь, телескоп купила… Тут Юпитер взошел, хочешь посмотреть? Аня, безусловно, хотела. Хоть Юпитер и оказался маленьким полосатым кружочком, Аня вдруг поняла: она в полном восторге. И от Юпитера, и от Айгуль: та умеет водить машину, собирать телескопы, находить на здоровенном небе крохотные туманности — умная, подкованная в науке, в технике — то, чего от женщины не ожидаешь. Аня догадывалась, что Айгуль наверняка много зарабатывает — раз у нее есть иностранный автомобиль и телескоп, цену которого стыдно называть вслух. Аню в очередной раз кольнуло, что кто-то может тратить столько времени и денег на хобби, когда у самой Ани нет ни денег, ни времени, — да и хобби по той же причине нет. Если хобби не считать подработку техничкой в детском саду, конечно же. — Стульчик надо? — раздалось за спиной. Аня вздрогнула и обернулась — а Айгуль действительно держала складной стул. Аня благодарно его приняла; сидя разглядывать Юпитер было намного удобнее. Он будто бы сместился в поле зрения телескопа, но Аня не была в этом уверена. Подала голос Айгуль: — Если убегает, можешь вот так подвести… Дай руку. Значит, Ане не мерещилось — Юпитер действительно двигался. Айгуль взяла Анину ладонь, положила на пластиковый винт и сказала: «Покрути». Ане показалось, что их руки соприкасались дольше, чем нужно было, но об этом промолчала — зато спросила: — Почему он убегает? — Земля вращается. — Так быстро? — Ага. — А эти темные пятнышки у него на оси — это спутники? — Ага. Только не спрашивай, какие именно, не скажу… Вернулись в дом они только в четыре часа утра. Спиральные галактики, кольца Сатурна, звёздные системы, причудливые туманности сменялись в окуляре телескопа под рассказы Айгуль: то про зарождение галактик, то про взрывы сверхновых, то про реликтовое излучение. Это были не просто новые знания — Ане приоткрылась сама Вселенная. Новые мысли клубились в голове, как рукава галактик: как огромен мир; как ничтожен и короток век человеческий в масштабах Вселенной; как много мы не знаем, как много предстоит узнать?.. У Ани не было ни ответов, ни хоть какого-то порядка в мыслях. Ночь была слишком насыщенной. Еще Аня наконец-то узнала, что загадочный блестящий прямоугольник — просто коврик, чтоб можно было сидеть на земле и не мерзнуть. В домике Аню стало дико клонить в сон, но она заставила себя сделать это, пока помнит: автомобильный код 199 оказался московским. На следующий день Аня предложила пойти на пляж вместе, и Айгуль согласилась. Одетая в ярко-бирюзовый купальник — тон в тон с водой у берега, — Айгуль сняла шлепанцы и шла босиком по краю воды, не оставляя следов на мокром, плотно пришлифованном волнами песке. Аня плелась по сухому, ее ноги в песке тонули, не держались в шлепанцах — и она решила повторить за Айгуль. Песок был прохладным и твердым, волны брызгали и облизывали ноги, идти было легко — и Аня упрекнула себя, что не догадалась сама. Айгуль бросила полотенце на песок, сама упала сверху, надвинула на глаза очки и больше не шевелилась — будто бы выключилась. Аня же сперва решила нанести солнцезащитный крем. Она уже почти закончила и намазывала плечи, стараясь дотянуться подальше, как вдруг раздался голос Айгуль: — Помочь со спиной? Аня была рада, что ей предложили — попросить сама она бы не решилась. Руки Айгуль касались спины нежно, уверенно и ловко: это не было ни вялым поглаживанием, ни грубым давлением. Аню расслабило; она легла на полотенце, достала книгу и пыталась читать, но глаза пробегали текст, а мысли были далеко — где-то рядом с центром Галактики. Айгуль говорила, что это черная дыра — и участок туманности вокруг нее похож на лошадку. Сколько Аня ночью ни разглядывала созвездие Стрельца — лошадки так и не увидела. Вопросов было намного больше, чем ответов. — Айгуль… Ты сможешь рассказать мне про черные дыры? — отважилась спросить Аня. — Все про них говорят, но я не понимаю, что это такое. Айгуль, даже не шевельнувшись, начала рассказ: — Ну, короче, это сгусток материи с такой высокой плотностью и силой гравитации, что даже свет не может его покинуть… Аня бросила книгу, вмиг показавшуюся глупой, и стала слушать Айгуль. Оказалось не так интересно, как Аня думала — не существовало ни проходов в параллельные миры, ни планет рядом с черной дырой, как в «Интерстелларе». Айгуль пообещала, что когда-нибудь обязательно попробует объяснить общую теорию относительности, и закончила рассказ фразой: — Все, я устала говорить. Пойдёшь плавать? — Нет. — А чего так? — Не умею. — Как это? Странно — приехать на море и не плавать. — Я просто впервые на море… Айгуль аж подскочила с полотенца. — Да ладно? Сколько тебе лет? — Двадцать девять. — Обалдеть. Как так-то? — Вот так. — Пойдем, тут мелко. Побрызгаешься хоть возле берега. — Это можно, — с облегчением выдохнула Аня. Айгуль уплыла лягушачьим стилем куда-то далеко — кажется, за ту грань, где цвет воды сменялся с бирюзового на синий. Аня стояла в воде по грудь, иногда приседала на корточки — чтоб окунуться с головой — и смотрела вслед Айгуль. Айгуль подплыла обратно и сразу заговорила: — Сфотографировать тебя? На память, что на море побывала. Аня замялась. Она никогда не считала себя фотогеничной, но все-таки согласилась: когда ей еще выпадет шанс побывать на море? Хотелось сохранить его в памяти. Аня стояла по щиколотку в воде, Айгуль снимала ее на телефон и командовала: встань так, посмотри сюда, ляг на живот, повернись на бок, голову запрокинь. Ане казалось, прошла вечность, прежде чем они закончили. Вернувшись на пляж, Аня легла на полотенце, а Айгуль вдруг решила намазаться солнцезащитным кремом. Она резво растирала крем по бедрам и говорила, обращаясь к Ане: — Намажься еще раз, даже меня припекать начало, а я смуглая и почти не горю. — Даже под таким солнцем? — удивилась Аня. — Была в Абхазии однажды, мы там катались на катамаране полдня под палящим солнцем. Мне хоть бы хны, только нос облез, а у бывшей девушки ноги аж до пузырей обгорели. — У девушки? — переспросила Аня. — Да, у девушки, — повторила Айгуль. — Ты что-то имеешь против? — Нет, ничего. Просто странно. — Почему? Аня промолчала. Она раньше не видела таких женщин и никогда бы не подумала, что Айгуль — одна из них. Ане представлялось, что это грубые мужиковатые существа, и Айгуль вовсе не была на них похожа: обычная худенькая девушка, разве что не замороченная на декоративных украшательствах. Ни отвращения, ни какой-то неприязни из-за этого факта Аня не чувствовала. Она помогла Айгуль намазать спину, снова позволила помочь себе, и всё это время пыталась поймать хоть отголосок стеснения или омерзения, но нет — ничего. Это были просто прикосновения, такие же, как и пару часов назад. Неловкое молчание прервала Айгуль: — Вспомнила сейчас, что зачатки будущих планет возле молодой звезды красиво называются — зимáле. Это еще не планеты, а так, куски материи, которые притягивают к себе более мелкие куски — астероиды, пыль… Аня была благодарна за смену темы и слушала с интересом, но мысленно никак не могла отступиться от факта: Айгуль — лесбиянка. Через час подошло время обеда, и они поднялись с пляжа к базе отдыха. Еще с лестницы были слышны выкрики: — Фрукты, свежие фрукты! Персики, нектарины, абрикосы! На пятачке, где Аню позавчера высадил таксист, теперь стоял потрёпанный фургончик с открытым кузовом. В кузове были ящики с фруктами и большие электронные весы, а рядом стоял сухой загорелый мужичок и зазывал покупателей. — Фрукты берите, девчонки, — пристал мужичок, когда Аня с Айгуль проходили мимо. — Персики, нектарины, абрикосы. — Почем персики? — спросила Аня. — Я бы взяла парочку. — Взвесьте нам, пожалуйста, полкило персиков и полкило абрикосов, — перебила Айгуль и стала рыться в сумке. Мужичок шустро рассыпал фрукты по пакетам, пощелкал калькулятором и сказал: — Двести тридцать шесть рублей. Айгуль держала телефон наготове и выжидающе смотрела на мужичка, а он точно так же смотрел на нее. — У вас есть терминал? — наконец спросила Айгуль и потрясла телефоном: — У меня карта. — Только наличные, — ответил мужичок. Айгуль заметно оторопела: — У меня нет наличных. Давайте я в мобильный банк переведу. — Только наличка, — повторил мужичок. — Вы из какой пещеры вылезли? — взорвалась Айгуль. — Никто уже не пользуется наличными, на дворе двадцать первый век! Мужичок хотел ответить что-то явно нелестное, но вмешалась Аня: — У меня есть наличные. Я заплачу. Уже в домике после обеда Аня надкусила персик — и ее осенило: все магазинные персики были подделкой, а персиковые соки и йогурты — плохой пародией. Аня не могла не поделиться восторгом с Айгуль: — Я никогда в жизни таких фруктов не ела. Айгуль, дожевав абрикос, ответила: — Да ладно, ты в Таиланде не была, что ли?.. Ой, точно, не была. Прости. — Как думаешь, они за пять дней испортятся? — Обязательно, — сказала Айгуль и взяла себе еще два абрикоса. — Жалко. Я дочке привезти гостинцы хотела. — Этот мужик через день приезжает. Купишь еще, если наличные остались… Уму, конечно, непостижимо. Даже попрошайки на улице по безналу милостыню берут! — Айгуль никак не успокаивалась. — Напомни, сколько я тебе должна? — Сто восемнадцать рублей. — Ты же цивилизованный человек, у тебя есть мобильный банк? — уточнила Айгуль. Мобильный банк у Ани был. Кроме денег — двухсот тридцати шести рублей — Айгуль прислала в ватсап фотографии с пляжа. Ане понравились снимки: впервые она не показалась себе неуклюжей бегемотихой. На фото в классической томной позе — лежа на боку в волнах — Ане даже подумалось, что у нее красивая фигура. Удивительно, но ни в одном кадре не было посторонних людей — Аня отметила, что Айгуль, вероятно, очень хороший фотограф. — Фотки потрясные, — от души похвалила Аня и сразу же переслала их Юляшке. — Могу тебя ночью пофотографировать на фоне Млечного Пути, — сказала Айгуль. Как только Аня поняла, что ей предложили, ей захотелось прыгать и визжать от радости, но она скромно сказала: — Если тебе не сложно. — Что ты, наоборот. Слушай, я прилягу, вздремну?.. Айгуль давно похрапывала, а Аня всё думала над ее словами про бывшую девушку. Это прозвучало естественно и легко: как у Ани был бывший муж, так и у Айгуль — бывшая девушка. Хоть Аня не была совсем глупой и о лесбиянках знала, ей ломала мозг сама мысль, что об этом сказали вслух, открыто. У Ани в голове крутилось одно: неужели так можно было? Аня вспоминала свою учительницу математики из колледжа, Ольгу Сергеевну — веселую улыбчивую брюнетку. Это была яркая молодая женщина: красная помада, всегда идеально уложенное каре, стильные наряды — в ней все было, на Анин взгляд, безупречно. Учила она тоже хорошо, самые сложные темы математики объясняла просто и с юмором — на цветочках-производных и ягодках-первообразных. Аню это восхищало; она сидела за первой партой и не прогуляла ни одной пары математики в колледже. Иногда Ане казалось, что улыбка Ольги Сергеевны предназначена ей одной. Тянуло Аню сильно, и даже очень, но как сблизиться — она не представляла, да и сама не до конца понимала, чего ей хотелось. Когда она смотрела на Ольгу Сергеевну, на ее тонкие руки, на изгибы силуэта, к груди подкатывало необычное чувство, похожее на волны тепла от огня, трепещущего на ветру. Еще были сны с Ольгой Сергеевной, где Аня превращалась в мужчину, но иногда оставалась и девушкой. Стыдные сны, после которых у Ани было омерзительно хорошее настроение. Ане пришла в голову совсем неприличная мысль, что Айгуль — тоже брюнетка, и что-то добро-наставническое в ней тоже есть. Аня поймала себя на том, что ждет, когда Айгуль проснется, и они снова пойдут смотреть в телескоп. Хотелось говорить с ней, смотреть на нее, просто побыть рядом. Даже осознавать это желание Аня стеснялась. Вечер за ужином и дежурным созвоном со всеми — Юляшкой, мамой, Славой — пролетел незаметно. Было уже около полуночи, но Айгуль сосредоточенно шуршала клавишами макбука и будто бы никуда не собиралась. Аня решила спросить сама: — Мы сегодня не пойдем смотреть звезды? — Там сейчас облачно, и затягивает только сильнее. Может, дождь будет. Ничего не увидим, в ближайшие пару часов так точно. У меня несколько документалок скачано, хочешь? Аня расстроилась, но виду не подала, — и удивилась, когда к ее кровати подошла Айгуль с ноутбуком. Вдвоем было тесновато, и, хоть каждая завернулась в свое одеяло, Аня чувствовала рядом чужое тело. Так близко к ней прижималась только Юляшка, с Айгуль это было неловко и навевало… разные мысли. Айгуль пристроила на коленях макбук, включила фильм — и темнокожий мужчина начал свой рассказ о возрасте Вселенной: о Большом взрыве, о концепции глубокого времени. Аня слушала вполуха; всё думала про Ольгу Сергеевну, про сны, про телесный контакт, про бывшую девушку Айгуль. Когда фильм закончился, Айгуль убрала макбук, развернулась лицом к Ане и подперла голову рукой. — Как тебе фильм? — спросила Айгуль. — Все поняла? — Лучше бы ты мне сама рассказала. — Я не так глубоко это все знаю. Не расскажу подробно, и еще навру. — И что? Мне нравится тебя слушать. Айгуль ухмыльнулась. Аня засмотрелась — на низкие выступающие скулы, на смешливые глаза-щелочки. На тонкие губы. Она не выдержала и коснулась щеки Айгуль кончиками пальцев — кожа у той была ровная, холеная, без единой морщинки. Аня погладила смелее; Айгуль посерьезнела, долго смотрела Ане прямо в глаза и, придвинувшись ближе, наконец сказала: — Мне нравится тебя учить. — Научи меня еще чему-нибудь, — прошептала Аня, не отрывая взгляда от темных блестящих глаз. Айгуль откликнулась — так же, шепотом: — Уверена? Аня коротко кивнула, притянула ее к себе — и Айгуль ответно прижалась всем телом, еле слышно дыша где-то совсем близко. Губы у нее были слаще самых спелых крымских персиков.

***

Проснулась Аня после полудня — с лёгкой головой и хорошим настроением. Шея не болела, а к спине будто бы стала возвращаться давно забытая гибкость. Немного хотелось есть. Айгуль не было ни в кровати, ни в домике; от воспоминаний о вчерашней ночи приятное будоражащее чувство пробежалось от живота к груди. Стыдно не было; наоборот, досадно, что этого не случилось раньше. Близость была тягучей, многогранной: нежность перетекала в страсть, грубость сменялась лаской. Айгуль то вела, то уступала. Она творила вещи, которые Ане никогда бы и в голову не пришли; за несколько часов Аня испытала в постели намного больше, чем за четырехлетний брак. Со Славой было по-другому: начиналось и кончалось быстро, в процессе было никак, а после — гадливо. Аня бы даже пожалела об отношениях со Славой, да благодаря им появилась Юляшка — а она этого стоила. Когда Аня вышла из душа, она обнаружила, что ее соседка вернулась. — Ночью молния ударила в вышку, интернет сдох, — рассказала Айгуль. — Восстановить обещают через пару дней. Грозу Аня слышала, но не думала, что у нее могут быть такие последствия. Вай-фай в телефоне действительно пропал, но мобильная сеть была; Аня расстроилась, что с Юляшкой придется болтать без видео и по-быстрому, а фотографии показывать уже дома. Айгуль заговорила снова: — Возьмем велики, съездим в сторону Оленевки? Там есть красивый маяк. Аня была согласна на все, лишь бы вместе с Айгуль. Была одна неловкость: Аня не понимала, какие между ними теперь отношения. Что значила эта ночь? Значила ли что-то? Если бы Айгуль сейчас поцеловала ее или взяла за руку, стало бы ясно — но Айгуль сегодня к ней даже не приблизилась. Аня надела шорты и свою любимую футболку с нарисованными ананасами, собрала сумку, на всякий случай пересчитала деньги. — Ты сегодня ананасик, — засмеялась Айгуль, показывая на Анину футболку. — Хотя не только сегодня. Ты же Анна. Ананасик. Так Аню еще никто не называл. Посмеявшись тоже, она надела сандалии, вышла на улицу — и застыла от удивления: вся трава была усыпана чем-то белым — будто бы градинами. — Что это? Белое на траве, — спросила Аня. — Улитки. — Улитки?.. — Посмотри сама. Это действительно были улитки — сотни, а может, и тысячи их. Некоторые совсем крошки — с ноготь размером, и белые, как мел. Видимо, молодые. — Повыползали после дождя, — вставила Айгуль. — Я уже сделала пару фоток. Деньги за прокат велосипедов Светлана без вопросов приняла на мобильный банк. Айгуль закинула через плечо сумку с фотоаппаратом, Аня кинула воду в корзинку велосипеда, и они поехали в степь. Турбаза осталась далеко позади. Не было краев ни у моря по левую руку, ни у степи по правую; на километры вокруг — ни души, кроме Айгуль и самой Ани. — Давай туда, — крикнула Айгуль и махнула рукой в сторону выступа впереди. Айгуль бросила велосипед на траву, достала из сумки фотоаппарат — и пропала. Она то копалась в настройках, то снимала, и будто бы совсем забыла про Аню. Аня хотела, чтобы Айгуль отвлеклась от фото и обратила на нее внимание. Она подошла и мягко обняла Айгуль сзади; Айгуль коснулась ее руки — интимно, ласково, и все сразу стало понятно. Фотоаппарат вскоре оказался в сумке, а Аня — лежащей на спине в траве. Айгуль сидела верхом у нее на бедрах и гладила Анину грудь. — А если кто-нибудь пройдет? — спросила Аня. — Боишься саранчи? — усмехнулась Айгуль, наклонилась и поцеловала Аню в губы. Аню пьянили запахи степной травы, свист ветерка в ушах, настойчивые поцелуи. Следующие три часа они с Айгуль были одни в степи — и, казалось, во всей безграничной Вселенной. До маяка в Оленевке доехать было не суждено.

***

Последние два дня пролетели незаметно. Аня с Айгуль ходили на пляж, купались, а ночью смотрели в небо, говорили о Вселенной и занимались любовью. Аня видела в зеркале изменения: она покрылась загаром цвета топленого молока, плечи расправились, вернулась улыбка. Интернет появился вечером предпоследнего дня, и Аня провисела на видеосвязи с Юляшкой аж два часа. Та заметно пошла на поправку: совсем не хрипела и вертелась со своей обычной энергией. В последнюю ночь Айгуль сделала много Аниных фотографий: на лавочке у обрыва, на причале, на заброшенной проржавевшей яхте. На экране фотоаппарата смотрелось впечатляюще — румяная загоревшая Аня и Млечный Путь на фоне. На снимках он получался даже ярче, чем был виден на самом деле, и Аня точно решила, что одну из этих фотографий поставит на аватарку во всех мессенджерах и соцсетях. Айгуль пообещала обработать и прислать снимки через неделю — когда будет дома. Самолет у Ани был вечером. Она соскучилась по Юляшке и хотела домой, но в то же время не хотела расставаться с этим волшебным местом. Дома, понимала она, не будет ни звездного неба, ни прохладного величественного моря, ни роя улиток… Ни теплой и нежной Айгуль. Было одиннадцать утра местного времени. Айгуль в это время обычно спала, но в тот день она сидела с макбуком и что-то сосредоточенно в нем делала. Аню кольнуло, что Айгуль, едва появился интернет, забыла про нее, и решила мягко напомнить о себе: — Не знаешь, как отсюда уехать в аэропорт? — Ты же не на машине? — спросила Айгуль, не отрываясь от экрана макбука. — Нет. — На такси можно, — отстраненно сказала она. — Попроси у Светланы номер. Аня тихо поблагодарила, и разговор кончился. Она ждала, что Айгуль предложит ее подвезти — хотя бы до Евпатории, но — увы. Аня начала собирать чемодан, а Айгуль вскоре завалилась спать. Почти закончив со сборами, Аня заказала такси. Подать пообещали только через два с половиной часа, но времени до вылета у Ани было достаточно. Она сложила последние вещи в чемодан и вышла напоследок прогуляться по базе отдыха — посидеть на лавке, полюбоваться морем. Аня и сама не знала, какой конец ей был нужен. Конца ей как раз-таки и не хотелось: роман с Айгуль едва начался, и уже приходилось расставаться. Все равно, что надкусить сочный сладкий персик и тут же уронить его в грязь. Вроде бы вчера казалось, что время еще есть — но сегодня его уже не оставалось. Больнее всего было от безразличия Айгуль, но его причины Аня понимала. Зачем красивой и успешной москвичке нужна толстая провинциалка, никогда не бывавшая в Таиланде? Айгуль и она — как небо и земля. Как море и лужа. Как яркий Мицар и меркнущий за ним Алькор. У Ани промелькнула надежда, что вдруг Айгуль проснется — и им выпадет еще немного времени вместе. Обрадовавшись этой мысли, она чуть ли не бегом рванула в домик — но Айгуль спала, отвернувшись к стенке. Ей было все равно, что Аня уезжает; она не предложила помощь, ни о чем не спросила, а просто легла, как ни в чем не бывало, спать! Аня чувствовала, как в ней клокочет то ли обида, то ли злость, то ли разочарование. Таксист позвонил и сообщил, что вот-вот подъедет, и Ане пора было уходить, но Айгуль так и не проснулась. Аня подошла к кровати, думала: разбудить ее, или не стоит? Хотелось поцеловать на прощание — хотя бы в щеку. Аня даже наклонилась, но в последний момент одернула себя и отошла подальше. Взглянула на валяющиеся на полу шорты, подняла их, аккуратно сложила, убрала в шкаф — и, изо всех сил подавляя слезы, сунула ноги в сандалии, подхватила чемодан и покинула домик.