плаксивая сказочка на ночь

Когда в раздевалке после выступления Хэ Тянь, снимая грим с лица влажным полотенцем, бросает в сторону Рыжего хриплое «я уезжаю», до Рыжего, разумеется, не доходит. — Че ты там бормочешь? — грубовато переспрашивает он, все еще залупленный на Тяня за его благородные позывы «протянуть руку помощи» в толчке вместо реальной помощи с этими тупыми веревками. Стыдоба-то какая, блядь. Чтобы он еще хоть раз согласился… — Я уезжаю, малыш Мо, — уже громче повторяет Хэ Тянь, окончательно разобравшись с остатками косметики. — Да вали куда хочешь, — рассеяно пожимает плечами Гуань Шань, затягивая шнурки на уличных кроссовках. Даже если придурок обычно увязывается пройтись с ним после школы, он вовсе не должен докладывать Рыжему о своих планах на передвижение. У Рыжего, в конце концов, эмоциональная травма (иначе не получается обозвать этот акт прилюдного унижения на сцене), так что он отлично прогуляется до дома в одиночестве. Он набрасывает на плечи мастерку и метит в запасный выход, рассчитывая, как бы незаметнее свалить из актового зала. Его кореша наверняка видели этот инфернальный позор, не хватало еще сейчас выслушивать слова поддержки. Хэ Тянь все это время продолжает мрачно сверлить его каким-то трудночитаемым взглядом, но, когда в раздевалку вваливаются Цзянь И с Чженси, открывая тем самым портал в ад, Рыжий решает, что ждать больше нельзя. Толпа девчонок за ними тут же облепливает Хэ Тяня, и Рыжий находит этот момент самым что ни на есть удачным для съебов. — Все, пацаны, до понедельника, — машет он рукой новоприбывшим, а потом вновь спотыкается о смутно тревожащий его взгляд Хэ Тяня. Рыжий подносит оттопыренные мизинец и большой пальцы к уху, жестом показывая, мол, на созвоне, а потом вышмыгивает из стремительно заполняющейся комнаты в приветливые объятия вечерней прохлады. Пятнадцать минут спустя в Вичат от Хэ Тяня приходит лаконичное: «Меня переводят в школу в Гонконге» «Вылет в воскресенье» И Рыжий только сейчас идентифицирует в том взгляде Хэ Тяня бессильное сожаление. Освежающая до сих пор прохлада внезапно прошивает Гуань Шаня предательской дрожью. Он чувствует, как подкашиваются ноги. Разумеется, от холода. Разумеется, блядь. Он трижды пытается ответить на сообщение, и висящий в левом углу зеленый кружок онлайна отчетливо показывает, что Хэ Тянь ждет его ответа. Смотрит на подпрыгивающий карандашик ниже имени Рыжего, который бессовестно палит любые его попытки выстроить сменяющиеся в голове одна за другой стадии принятия в цельное предложение. В конце концов Рыжий закрывает окно чата и отключает телефон. Порывшись в карманах на предмет налички, заруливает в ларек за дешевыми сигаретами. Когда вредная кассирша отказывается продавать ему пачку, Рыжий изо всех блядских сил старается сохранять гребаное спокойствие. И сохраняет его ровно до порога своей комнаты. В детстве Мо Гуань Шань пообещал самому себе, что не будет плакать из-за всяких там мудаков. Что ж, — зло думает Рыжий, растирая мокрое лицо горячими ладонями, — не одному же сраному Хэ Тяню можно нарушать обещания. Он не включает телефон до вечера субботы, потом сдается. В общей группе висит с десяток утренних сообщений от Цзяня о том, что они собираются погонять в мяч, и еще примерно столько же от Чженси — уже часовой давности — о том, что они все зануды. Рыжий без проблем догадывается, что их тоже писал Цзянь И. + 20 в школьном чате и голосовое от мамы, которая ушла в ночную пару часов назад. Ни одного сообщения от Хэ Тяня. Сука. Рыжий открывает диалоговое окно, тупит в него минут двадцать, кидает телефон на кровать и, матерясь сквозь зубы, идет одеваться. Холл буржуйской новостройки привычно встречает его эталонным высокомерием. Серьезно, раньше Рыжий и подумать не мог, что ебаные стены могут так бить по самооценке, но, когда одно панорамное зеркало в лифте стоит дороже всего твоего гардероба, а консьерж сморит на тебя так, будто ты собираешься вынести это самое зеркало вместе со всеми комплектующими, сложно не чувствовать себя угнетенным. Обычно Рыжий, поднимаясь на двадцатый этаж, находит время, чтобы черкануть пару колких сообщений Хэ Тяню касательно всего, что он об этом и о нем в том числе думает, но сегодня его не хватает даже на тухлую подъебку — как только он кидает взгляд на последние сообщения в чате, весь его пыл сдувается, а пальцы рук костенеют. Сегодня, поднимаясь в лифте, Рыжий думает только о том, что так мастерски причинять боль, даже не открывая свою поганую пасть, может только Хэ Тянь. Он стучит в дверь короткой оглушающей очередью, одновременно борясь с желанием сблевать от нервяка желчью прямо на однотонный резиновый коврик под ногами. Следом за дверью распахиваются глаза Хэ Тяня, который, надо отдать ему должное, поистине грандиозно отыгрывает удивление. — Если собираешься мне врезать — лучше сделай это здесь, — спокойно сообщает тот, цепляясь взглядом за напряженную мину Рыжего. — Не хочу второй раз полы перемывать. Гуань Шань, который до самого порога и в правду не расставался с мыслью, как бы поудачнее снести обмудку челюсть, только кисло морщится и толкает его плечом, проходя внутрь (не)привычно пустой квартиры. — На дорогу не моют, придурок, — роняет он вполголоса и нарочно не снимает пыльные кроссовки. На заправленной кровати лежит полусобранный чемодан, и почему-то только замечая его, Рыжий понимает, что это все — не очередной тупой розыгрыш ради привлечения внимания. — Пиздец, — подытоживает он, и горло его дергает неконтролируемым спазмом. — И надолго? — Не знаю, — глухо отвечает Хэ Тянь, становясь от Рыжего на таком расстоянии, которого, кажется, не держал ни разу со дня их знакомства. — Отец хочет, чтобы после сдачи экзаменов я остался работать у него в компании. Тянь смотрит на Рыжего жадно и надломленно, так, будто ему очень больно, но он не может прекратить. Рыжий на Тяня старается не смотреть вовсе, только горько усмехается. — И ты решил оставить все как есть, да? Свалить в закат, даже не попрощавшись. Да что ты, блядь, за человек такой, — неверяще выдыхает Рыжий. — Думал, так будет проще, — сознается Хэ Тянь, и, боже, будто бы Рыжий надеялся услышать что-то другое. От Хэ Тяня. Мистера я-проебусь-на-неделю-а-потом-как-псина-завалюсь-к-тебе-под-дверь-и-ничего-не-объясняя-просплю-на-твоей-кровати-сутки. — Да пошел ты нахуй со своими думами! — разгневанно шипит Рыжий. — Я… — спотыкается он, — друзья для тебя совсем ничего не значат, ебучий ты эгоист? Глаза застилают злые слезы, и Рыжий даже рад, что из-за них не видит эту скорбную мину в метре от него. — Напротив, — вверяет Тянь и тянется рукой к лицу Рыжего, от которой тот отшатывается так, что сносит спиной стоящие друг на друге коробки с вещами. — Ты значишь для меня слишком много, Гуань. — Ой, блядь, да завали ты! А Цзянь И, Чженси? Им ты вообще ничего не сказал! — собственный искаженный голос эхом лупит Рыжего по перепонкам. — Потому что они простят меня за это, — роняет Хэ Тянь. — А ты — нет. С этим Гуань Шань со скрипом вынужден согласиться. Он бы не простил. Но злоба и обида внутри Шаня переваривают любой аргумент этого мудилы так, что на выходе получаются лишь кривые отмазки. Рыжий хочет уйти из этой квартиры нахер. Хочет встретить по пути Людей в Черном и попросить их начисто стереть любое воспоминание об этом куске говна. Рыжий хочет сказать, как сильно он ненавидит Хэ Тяня. Он говорит: — Останься. Говорит: — Пожалуйста, Хэ Тянь. Того подбрасывает, как пьяного электрика на проводах. Рыжий видит это даже сквозь проедающую глаза соль. Взгляд у Тяня мутнеет, он опускает подрагивающую в треморе руку, которой пытался дотянуться до Рыжего. — Если ты сейчас не уйдешь — поцелую, — голос Хэ Тяня трещит, точно сломанное радио. Рыжему внезапно среди всего этого болота всепоглощающего отчаяния хочется до абсурдного громко рассмеяться. Хэ Тяню больно настолько, что он готов угрожать — в этом Рыжий чувствует каплю поистине садистского наслаждения, и ему за это ни разу не стыдно. В конце концов, брошенка тут он. — Вперед, псина тупорылая. Если это удержит тебя здесь — целуй. Хэ Тянь не целует. Потому что даже с его стороны это было бы тотальным скотством. — Бито, — нехотя признает Тянь, промаргиваясь от невыплаканных слез. — Бито, — соглашается Рыжий, наконец, разуваясь. Когда Гуань Шань, умывшись, выходит из ванной, на кухне слышится шум закипающего чайника. — Я написал матери, что задержусь до утра, — информирует он, доставая кружки с верхней полки гарнитура. Хэ Тянь, до сих пор бесцельно таращащийся в стену напротив со скрещенными на груди руками, отмирает и дарит Рыжему взгляд, полный тоскливой нежности. — Не смотри на меня так, придурок, — Рыжий закатывает глаза, смущаясь такой откровенной реакции. — Кто знает, когда я в следующий раз увижу твою назойливую рожу. — Я приеду на каникулах, — тихо отвечает Тянь, не прекращая чему-то слабо улыбаться. — А еще буду звонить тебе по видеосвязи каждый вечер. — Я, бля, щас передумаю, — ворчит Рыжий с деланным недовольством, заливая одноразовые пакетики кипятком и едва не проливая его себе на ноги, когда Хэ Тянь внезапно обнимает его со спины. — Эй! — Буду докладывать тебе, что я ел, и помогать тебе готовиться к экзаменам, — говорит Хэ Тянь ему куда-то в сгиб шеи, отчего вся спина у Рыжего в секунду покрывается мурашками. — Себе помоги, уеба, — вяло огрызается он в ответ. — Я уже говорил, что хочу видеть тебя каждый день, — шепчет Тянь. — И это правда. — Серьезно, будешь звонить мне каждый день — я тебя заблокирую, — мрачно угрожает Рыжий, выворачиваясь из кольца рук и протягивая горячую чашку. Они садятся на пол напротив панорамного окна, облокачиваясь спинами о край дивана — как и во все прошлые разы. Рыжий смутно отдает себе отчет в том, что этот раз — последний. — Я буду скучать по этим видам, — признается Хэ Тянь, закидывая руку на диван и ненавязчиво касаясь прохладными пальцами линии роста волос Рыжего. — Угу, — Рыжий согласно мычит в кружку с чаем, и голос его сквозит иронией, — в Гонконге-то таких точно нет. — В Гонконге мне не с кем будет их разделить, — пожимает плечами Тянь. — Бога ради, закопай в себе романтика, пока я не начал блевать бабочками. Хэ Тянь искренне и бесшумно смеется, и у Рыжего от этого смеха, как бы он ни пытался это скрывать, сладко ноет в грудине. — Ты покраснел, — Хэ Тянь дергает его за мочку уха, в которую вставлен тот самый проклятый черный гвоздик, и Рыжий, чтобы не краснеть еще больше, меняет тему: — Так и что это за школа, в которую тебя переводят? — Элитная академия для мажоров вроде меня, — отпив подостывший чай, отвечает Хэ Тянь. — Музицирование три дня в неделю и по пятницам курсы по основам успешного успеха, — кряхтит Тянь, не выдерживая той серьезности, с которой слушает его Рыжий. — Ты же это хотел услышать, малыш Мо? Гуань Шань саркастически фыркает, ловя искрящийся весельем взгляд. — Основы успешного успеха? Пункт первый — родись в богатой семье. Нет уж, говно предмет. Лучше тогда балет. — Ради тебя запишусь и на него, — важно кивает Хэ Тянь, но улыбка на его лице мало-помалу меркнет, когда он продолжает: — На самом деле, это военная академия. Ее заканчивал мой отец. И мой брат. Как ты понимаешь, шансов откосить у меня немного. — Почему тогда тебя решили перевести только сейчас? Тянь жмет плечами. — Видимо, раньше отцу хватало только одного цепного пса. А сейчас ему захотелось расширить бизнес, и он вспомнил про младшего сына. — Может, это своеобразная забота, — хмурится Шань. — Да уж, — соглашается Хэ Тянь. — Очень своеобразная. — Твой брат тебя любит, — внезапно говорит Рыжий и после недолгой паузы продолжает: — Иначе почему ты еще жив после того барбекю из раритетного вазона? И Цю Гэ тоже вроде нормальный мужик, — зачем-то добавляет он, — хотя Цзянь И его и недолюбливает. — Ты так говоришь, потому что Цю Гэ ездит на байке, — усмехается Тянь, подтягиваясь на локтях чуть ближе, так, что Рыжий кожей чувствует жар его тела. — Тебе, оболтусу, мама не говорила, что нельзя садиться на заднее сиденье к незнакомым дядькам? — Купишь свой байк — буду садиться к знакомым, — Рыжий не понимает, как очередная попытка огрызнуться, слетая с губ, превращается в корявый флирт. Рыжему стыдно, честно. — Договорились, малыш Мо, — мурлычет в ответ Хэ Тянь. Рыжий неловко прокашливается, спрашивает, лишь бы отвлечься: — Через сколько у тебя вылет? Хэ Тянь, спохватившись, лезет проверять время рейса в телефон. — Часов через пять, — помрачнев, отвечает он и кидает смартфон обратно на диван. Пять часов, и жизнь Рыжего снова перевернется с ног на голову. Или, скорее, с головы на ноги — Рыжий точно начнет чувствовать почву под ногами, сможет спокойно впахивать на подработке в супермаркете, не отвлекаясь на всяких кретинов, сможет забиваться на переменах в дальний угол класса и ковыряться в телефоне вместо того, чтобы торчать в шумном коридоре и украдкой искать во всей этой суете знакомые черные патлы. Через пять часов у Рыжего все станет нормально. Он ведь хотел, чтобы от него отъебались, верно? Тогда какого черта ему так хочется истошно выть? — Ладно, — голос садится до жалобного скрипа. — Есть что-нибудь, что бы ты хотел сделать перед отлетом? Хэ Тянь вздергивает брови и на долю секунды задумывается. — Определенно, — кивает он. — Научить тебя играть на гитаре, например. — Что-нибудь более осуществимое за полночи, — Рыжий закатывает глаза. Губы Хэ Тяня трогает мечтательная улыбка. — Сходить с тобой еще на одно свидание. — У нас не было свиданий, конченый, — цедит Рыжий, опасно сужая глаза. — Вот видишь, тем более, — беззаботно соглашается Тянь. — Повод приехать обратно. Перед глазами Рыжего ясно виднеется картина — Хэ Тянь на пороге его дома, только с самолета, разодетый в импортный костюм и с дебильным веником в руках. Зовет на свидание. Весь из себя важный. Хуй бумажный. Гуань Шань коротко прыскает, а потом картинка в голове меняется на более реалистичную, в которой все то же самое, только вонючий веник протягивают не ему. — В Гонконге ты наверняка найдешь себе какую-нибудь девчонку. Или парнишку, — добавляет про себя Рыжий. — Хуй знает, что там у тебя в башке творится. Рыжего загоняет на этой мысли, хотя он всеми фибрами желает, чтобы ему было насрать. — Ты этого хочешь? — спрашивает Хэ Тянь, но фокус Рыжего слетел в такие ебеня, что он даже не старается понять суть вопроса. — А? — тупо переспрашивает он. — Хочешь, чтобы я нашел себе девчонку? О, — доходит до Шаня. Его начинает мутить. — Да ладно, блядь, как будто тебя начало волновать мое мнение, — мямлит он, суетно оглядываясь по сторонам в поисках спасительной кружки с чаем, но та оказывается пуста. — Гуань, — зовет Хэ Тянь, его ладонь обхватывает потряхивающее запястье Рыжего. — Ответь. Ра-зу-ме-ет-ся, — думает Шань. — Прям мечтаю, чтобы ты съебал в закат с кем-нибудь под ручку и оставил меня вариться в этом дерьме в соло. Как раз, когда я начал привыкать к тебе и выходкам твоим ебанутым. Когда принял… — Нет, мудила, — обрывает сам себя Рыжий, — никаких тебе девчонок. Сдохни в одиночестве. Он вырывает руку из слабой хватки и, неизящно приложившись бедром о подлокотник дивана, сваливает на кухню, подальше от этого взгляда. Взгляда человека, который внезапно понял простую истину. Случайно решил задачку, которая, в общем-то, только ему и казалось сложной. Дважды два — четыре. А они в этом дерьме — оба. Обоюдно. Тотально. Рыжий включает воду, пенит губку, моет кружку. Настолько тщательно, что та начинает жалобно скрипеть под пальцами. По квартире разносится запах тлеющего табака, возвращая Рыжего в реальность. Паскудную реальность, в которой через пять часов он окажется наедине со своим невысказанным, тлеющим изнутри, кошмарящим по ночам. И кто знает, появится ли у него возможность со временем затушить это кострище. — Сука, — сплевывает Рыжий, но шум воды поглощает его ругань. Он опускает намыленную чашку обратно в раковину, разворачивается на пятках и в четыре громоздких шага пересекает комнату. Становится за спинку дивана, хватает мокрой рукой Хэ Тяня под нижнюю челюсть. Тот рассеянно выдыхает сигаретный дым прямо в веснушчатое лицо, когда Шань, склоняясь, хватает его губы своими. Внутри Рыжего — кровавая бойня, в которой он проигрывает самому себе, когда Хэ Тянь хватает его вывернутой рукой за шею, притягивая ближе, стонет ему в рот жарко и жалобно, продлевая сладкую пытку. Рыжий кусает губы, загнанно дышит в чужой рот, целует снова и снова — в скулу, в челюсть, в острый подбородок. — Малыш Мо… — задыхается Хэ Тянь. — Заткнись, — тут же прерывает его Рыжий. — Ни слова. Рыжий не вынесет, просто не вынесет, если услышит хоть единый намек на усмешку в голосе этого подонка. Хэ Тянь не собирается насмехаться. Ему сейчас слова не нужны вовсе. Рыжий не думает, когда вырывает руку Хэ Тяня из своих волос и тащит его за запястье в сторону кровати. Не думает, когда пинает раскрытый чемодан на пол и садится на его место, притягивая безропотного придурка ближе к себе. Мозг у Рыжего включается, когда Тянь, нависая над ним, палит этим его невменяемым взглядом, выжигая Рыжему саму душу. Паника хватает Рыжего за горло. Какого хуя. Что я… — Все в порядке, — вверяет Хэ Тянь, сжимая его подрагивающие ладони своими. — Все хорошо, Гуань. Он склоняется ниже, касаясь лбом разгоряченного лба Рыжего, и не делает больше ни-че-го. Застывает, дышит с Рыжим одним воздухом, гладит большими пальцами линии жизни. Говорит: — Давай спать, малыш. Тебе надо передохнуть. Рыжему, если по чесноку, после такого хочется скорее передо́хнуть. Они лежат на кровати, держась за ручки, как сопливые подростки. Справедливости ради, — подмечает сознание Рыжего, — вы и есть сопливые подростки. Рыжего хватает на вымученный смешок. — И, Гуань, насчет Ше Ли, — внезапно заговаривает Хэ Тянь. — Он больше не приблизится к тебе. Ну заебись, приехали. Рыжий вырывает руку из теплого плена, откидывает голову так, чтобы видеть говорящего ебаната. Шипит: — Я не просил. Взгляд Хэ Тяня вновь топит его в предательской нежности. — Ты и не должен. Я твой верный слуга, помнишь? — Господи, — стонет Рыжий. — Ну я же просил тебя заткнуться. Хэ Тянь беззвучно смеется и целует его в оголенное плечо. В этот момент Рыжий смиряется еще с одной мыслью — от бессовестности этого придурка его не спасут никакие километры.