Кровавая месть учителя

Машины стремительно проносились... Как в той песне: "Все куда-то бегут, бежит куда-то жизнь..." Красивая песня о любви... Так хандру в сторону у нас сегодня праздник освобождения народа из-под гнета сынков сильных мира сего. О, ларек с мороженным! .... — Можно, пожалуйста, фисташковое, - выдал я, жадно оглядев прилавок. — Да конечно, вам большую порцию или маленькую? — Большую, - если морожки, то много. С детства люблю, но из-за ежегодных ангин родители никогда не давали его есть. Только после 18 лет, съехав от них я смог есть мороженого сколько хочу. И вот: рожок в руке, я налегке. Ха-ха! Даже в рифму получилось. Три часа спустя. Я обошел весь центр города, все достопримечательности, фонтаны, лавочки с сувенирами, осмотрел город со смотровой башни и погулял в парке. Ну все можно возвращаться домой. Маршрутка, остановка, дом, квартира, прихожая, диван и я дома. Интересно как скоро организуют расследование? Вот, блин, там ведь придет следователь начнет задавать одному ему ясные вопросы... Итак, если про убийства мы узнаем от следователей, то как я должен отреагировать? Удивиться или испугаться? Отшатнуться или податься вперед? Хм... Ну если бы мне сказали, что убили одновременно всех моих любимых учеников, то что бы я сделал? Я бы не поверил, раскрыл широко глаза, удивился и спросил бы кто это мог сделать. Отлично. Далее он возможно спросит кого я могу подозревать. Никого. В школе явных врагов у богатеев не было, а те, что были, боялись и слово поперек сказать. В-общем если кто-то их и убил, то это был человек не из нашей школы скорее всего. Фух... Ну вот с этим разобрались, а теперь обед и гора домашки на проверку. Контрольные, самостоятельные, классные и домашние - все работы закончились лишь к восьми часам вечера. Полноценный ужин, вечерний телевизор и вперед - в объятья Морфея. График воскресенья отличался еще большей ленью и уединенностью, до того момента, как я вышел подышать свежим воздухом на детской площадке во дворе. Возвращаясь, я встретил своего соседа, мужчину преклонных лет - Евгения Борисовича. Остальные жильцы считали его немного сумашедшим, но меня именно он понимал лучше всех. В некотором роде он мне как отец. Он будто чувствовал когда мне нужно общение, а когда лучше просто ограничиться кивком. Вот и сейчас он встал, преградив мне путь к квартире и тяжело опустив руку на мое плечо сказал лишь два слова: — Пойдем поговорим. Сам бы я вряд ли смог подойти к нему за советом, да и вообще. Поэтому, когда он сказал я даже не думал отнекиваться или врать о делах и графике, а просто, кивнув, пошел. Обстановка внутри скромной квартиры Евгения Борисовича была уютной. На полочках стояли книги, сувениры и всякая мелочовка. Мы прошли в кухню и он усадил меня за свой горячо обожаемый дубовый стол. У Борисыча (как его называют жильцы) не было не одного предмета мебели не из дерева, поэтому в его квартире пахло лесом и легко дышалось, не было той вони, что присуща домам стариков-барахольщиков, которые тряслись за каждый заплесневелый коврик, говоря, что умрут с ним вместе. Евгений Борисович в этом плане был очень придирчив и все вещи, которын по его мнению изжили себя немедленно отправлялись на помойку или в скупку антиквариата. В-общем и целом квартира была очень красивая, и в ней царило спокойствие. Говорят, что если долго смотреть в темноту, то она начнет смотреть на тебя, у Евгения Борисовичатак было с тишиной, если долго слушать мерное, почти не слышное тиканье часов, то тишина будет вслушиваться в тебя, залезет и в сердце и в душу и уже оттуда будет тикать часами. Борисыч к этому времени уже разлил чай по чашкам, добавил в них немного водки (чтобы говорить был проще) и уселся напротив. Мы молча глотнули и мужчина начал неотрывно смотреть мне в глаза, я знал, что он ждет пока я начну, но сам до этого момента и слова не скажет. Поэтому я начал с главного: — Со мной что-то не так, - Борисыч продолжал молчать, ожидая продолжение. - Я... Мне стало... трудно разговаривать с людьми. Раздражает их многословность и прилипчивость. Мне весело в одиночестве, хотя раньше я жить не мог без компании. ... Я стал излишне подозрительный. Я не могу открыть кому-либо душу, болтать о пустяках. Как будто мешает что-то... А ещё ... Я стал слишком много думать, планировать каждый свой шаг и вздох... - Больше мне сказать было нечего и я замолчал, ожидая пока Евгений Борисович осмыслит услышанное и ответит. Некоторое время мы просто пили чай с водкой, а потом он, откашлявшись, задал всего один вопрос: — Может ты сходишь с ума? - я неверяще уставился на человека напротив. А потом заглянул внутрь себя, прислушался, оспустив взгляд в стол. Тяжелая голова сама опустилась на руки. Обреченный вздох покинул грудь. — Вот так вот, - Борисыч похлопал меня по плечу. После он встал, взял чайник и бутылку, молча разлил жидкости стаканам. Кислород превратился в свинец и воздуха стало не хватать. Я судорожно вбирал в себя его но не мог насытится, сознание медленно покидало меня... Через пелену доносился голос Евгения Борисовича... Он что-то говорил... Кричал... Тормошил за плечи... В голове как будто стекло... Перед глазами стемнело... Сознание ушло...