Солги со мной / Lie with me

      — Ты думаешь, что нам следует ЧТО?       Снежинка ложится на обнажённое плечо Гермионы. Её сверкающее бордовое платье, возможно, одна из самых красивых вещей, которые она когда-либо надевала, мало защищает её от непогоды, когда она стоит снаружи от вестибюля Хогвартса и спорит с Драко Малфоем.       — Ты слышала мою мать. Она счастлива как никогда за последние годы. — Он говорит так, будто это самая очевидная вещь на свете.       — Она плакала.       — Это были слёзы радости, поверь мне. — Рот Малфоя кривится, он снимает и предлагает ей свой плащ. — Ты, должно быть, мёрзнешь.       Комфорт важнее гордости; она берёт его.       — Я бы не замёрзла, если бы нам не пришлось прятаться от сплетников. А теперь ты хочешь… ЧТО? Просто двигаться дальше?       Взрослая жизнь Гермионы заключалась в том, чтобы двигаться дальше несмотря ни на что. Война закончилась? Она двигается дальше. Её отношения закончились? Она двигается дальше. Её оптимизм по поводу скорейшей реформы в Министерстве закончился? Она двигается дальше.       Друзья, знакомые и незнакомцы на Святочном балу ошибочно полагают, что она раскрыла посреди праздника свои тайные отношения с Малфоем? Ей, вероятно, не стоит двигаться дальше.       — Они счастливы за нас, Грейнджер.       — По правде говоря, это очень неожиданно.       — Разве ты уже поймала Скитер, сочиняющую броский заголовок? Это будет в завтрашнем «Пророке», что бы мы ни делали сегодня вечером. Старая дева Гермиона Грейнджер и Воинствующий холостяк Драко Малфой находят любовь в этот праздничный сезон! Она, наверняка, уже строчит это в туалете, пока мы разговариваем.       — Это небольшое недоразумение не станет главной новостью Рождества. — Пауза. — И я не «старая дева». Я занятой государственный служащий, мне ещё нет тридцати, спасибо.       — Не смотри на меня так свирепо, Грейнджер. Я так не считаю, но Скитер использует этот эпитет уже на протяжении нескольких лет.       Молли Уизли тоже имела привычку его повторять, когда выпивала слишком много эльфийского вина и становилась излишне сентиментальной. Обеспокоенная, что Гермиона умрёт в одиночестве, она начинала тихонько всхлипывать. Это могло бы быть трогательно, если бы не было так ужасно оскорбительно.       — Не думаю, что это целесообразная идея — позволять всем этим людям думать, будто мы… мы вместе. Или что-то вроде этого… — Её смущает абсурдность происходящего.       — Полагаю, у них сложилось впечатление, будто мы делаем драматическое объявление о природе наших очень серьёзных романтических отношений.       — Откровенно нелепый вывод.       — Ну, полагаю, тебе некого в этом винить, кроме себя — и нечего сопеть! ТЫ пригласила МЕНЯ танцевать.       — Я тебя спасала. Это был акт доброй воли.       — Мы не виделись почти десять лет, мы никогда не были в хороших отношениях, и твой первый импульс, когда мы оказались в одной комнате — броситься меня спасать от неуклюжей партнёрши, которая может оттоптать мне ноги?       Язык Гермионы прилипает к нёбу, блокируя лживое отрицание. Малфой смеётся, и в морозном воздухе видно, как между ними закручивается в вихре выдыхаемый им воздух. Почти серебристый и сверкающий.       — Чёртов Гриффиндор. Это именно то, что ты делала, не так ли? Я вполне способен самостоятельно отбиться от девицы, желающей через меня получить доступ к семейному хранилищу. Я занимаюсь этим годами.       — Это не… — прерывает она. Ох уж эти пузырьки шампанского в её крови; когда она впервые увидела его на другом конце Большого Зала, она почувствовала лёгкость, волнение и странную надежду. Она шла на праздник, чтобы повеселиться и отдохнуть. У неё, в кои веки, было целых три выходных — подряд! — из-за праздников, и на этот гала-вечер воссоединения она возлагала все свои надежды расслабиться.       Когда она заметила его, её, прежде всего, потрясли волосы Драко Малфоя. Она уже и забыла, насколько он до абсурдности блондин.       Однако бОльшим потрясением при этом было явное отсутствие пузырьков шампанского в её кровотоке. Она вспомнила прежние ненависть, чувство тошноты при виде его: жуткое сочетание жалости, отвращения и страха. Всё это ушло. На их месте появилось что-то вроде чистого листа, который ещё предстоит заполнить.       И это было чудесное чувство. Доказательство того, что время исцелило все раны. Он был просто мужчиной на другой стороне комнаты, взрослой версией мальчика, которого она когда-то знала.       — Я выпила немного вина, и ты выглядел так, будто тебе нужна помощь. Я не пыталась ничего доказать. За исключением, возможно, того, что некоторые вещи могут остаться в прошлом.       Его рот всё ещё сжат, глаза всё ещё сужены, когда он говорит:       — Независимо от того, как мы попали в эту ситуацию, сейчас там целая толпа людей, которая, кажется, думает, что у нас ужасно серьёзные, преданные отношения, достойные публичного разоблачения.       — И ты хочешь, чтобы они продолжали так думать? — Она скрещивает руки, подавляя дрожь.       Напряжение на лице Малфоя трансформируется: от сведённых бровей и сжатых губ до чего-то расслабленного, несмотря на холод. Он выдыхает ещё раз.       — Слушай, Грейнджер. Я не преувеличивал. Моя мать — с тех пор, как умер мой отец… Что ж, она была… Правильнее сказать, что она беспокоится за меня. — Снежинка падает на его щёку, тает на светлой коже, когда он запинается, собираясь спросить о чём-то поразительно уязвимом. — Понимаю, что это потенциально очень важный вопрос…       — Она настояла, чтобы я осталась на ночь. С тобой. И с ней. В её доме. И чтобы я присоединилась к вам за завтраком завтра утром. То самое завтра утром, которое Рождество.       — Она больше не живёт в поместье. Если для тебя в этом есть хоть какое-то утешение.       — Вообще-то есть… на самом деле. Но Малфой…       — Может, тебе стоит попробовать называть меня Драко. Для пущей убедительности, и в целом…       Она постаралась не фыркнуть.       — Конечно, как только ты назовёшь меня Гермионой.       Его брови взлетели вверх, но на лице не было недоверия. Скорее это было похоже на утончённое веселье. Уголки его глаз сморщились, рот подёргивался в призрачной ухмылке. Это почти, почти ощущалось как шутка на двоих.       — Гермиона. — Он произносит имя, будто укрывая её одеялом от холода, так что ей становится неожиданно тепло. — Это было не так уж сложно, — продолжает он. — Я понимаю, что с твоей стороны очень мало причин, чтобы подыграть мне, но если есть что-то, что я могу сделать, чтобы убедить тебя подумать…       — Рождественский обед с Уизли.       Он моргает.       — Прошу прощения?       — Если я вернусь на то торжество и буду вести себя так, как будто мы пара, чтобы осчастливить твою мать — и по какой-то причине остальную часть этой комнаты, — думаю, ты мне понадобишься завтра на обеде в Норе. Тогда Молли Уизли перестанет приставать ко мне с необходимостью срочно выйти замуж.       — Ты хочешь, чтобы я добровольно вошёл в дом семьи Уизли? Ты надеешься, что меня сглазят в качестве рождественского подарка тебе?       — Они будут вести себя хорошо, если я попрошу их об этом. И не стоит недооценивать отчаяние Молли. Она и глазом не моргнёт на то, кто ты, до тех пор, пока думает, что я не буду обречена умереть старой девой. Это её личный пунктик.       — Так ты останешься сегодня у моей матери, а утром присоединишься к нам за завтраком? А потом я пойду с тобой в логово львов? — Он излагает детали их нелепой сделки, как будто это всего лишь банальные факты.       Гермиона вздыхает.       — Отлично. Не то чтобы у меня были планы, кроме распития глинтвейна перед рождественской елью после этого вечера.       — Восхитительно. Вместо этого ты можешь выпить любое дорогое десертное вино, которое достанет моя мама, прежде чем мы разойдёмся по спальням.       Их странно бесстрастная сделка скользит по снежинкам между ними.       — Хорошо, — наконец соглашается Гермиона, сбрасывая с себя плащ и возвращая его Драко. — Твоя мать действительно выглядела очень счастливой, несмотря на слёзы.       — Полагаю, что последние несколько минут она потратила на то, чтобы собраться с мыслями.       Гермиона не могла удержаться от лёгкого смеха.       — Это все немного абсурдно, не правда ли?       — Чрезвычайно, — он отвечает ей улыбкой. — Но это намного интереснее, чем стоптанные пальцы моих ног. Ведь ты не ужасный партнёр по танцам.       — Уверена, что это не те слова, которые от нас ожидают услышать.       — Мне действительно нравится сей неприятный сюрприз. Очень по-слизерински. Сможем ли мы поразить зал, полный наших друзей и бывших одноклассников, заставив поверить их в то, что мы безнадёжно влюблены?       Он предлагает ей руку, и, что самое странное, она принимает её, несмело позволяя себе предаваться волнению из-за того глупого, смелого и немного безрассудного, что ожидает её впереди.