Я думал, что ненавижу тебя

      Воля дает искру. Искра дает молнию. Молния будит гром.       Ноги и руки гудели, а по лицу градинами катился пот. В ушах звенело, будто они не могли отойти после оглушающего шума, но сквозь этот сводящий с ума звон он слышал, как капли пота разбиваются о землю перед его лицом. Землю, что плывет перед глазами.       Он так устал, что начал сомневаться в том, что у него достаточно воли. Что ему это дано. — Чего застыл? Ты отжался всего-то триста девяносто девять раз, — новый шум, оглушающий уши, раздался над головой подобно пушечному выстрелу.       Кайгаку, не находивший сил на еще одно отжимание, попытался найти силы на ответ, но издал лишь позорный скулеж. Коурай, докрашивая последний ноготь в ядовитый желтый цвет, вальяжно сидел на его спине. Это лучший утяжелитель, так он сказал. — Давай, мы только начали, не отлынивай, — бросил нарцисс, любуясь тем, как переливается в солнечном свете его новый маникюр.       «Руки не сгибаются,» — юноша зажмурился, ощущая, как живот крутит от перенапряжения. Ему казалось, что если он сумеет отжаться еще раз, то его точно стошнит. Пусть Коурай и сказал, что они только начали, время на самом деле уже близилось к середине дня, и тренировка, начавшаяся рано утром, почему-то казалась бесконечной. Кайгаку, которому всегда было мало, сам не понимал, почему уже на третий день обучения Коурая он чувствует себя так, будто устает слишком быстро. «Но я не отлыниваю!» — зашипели в гневе мысли, будто пытались убедить сами себя. Парень заставил себя отжаться еще раз, но теперь зашипел уже он сам — от того, что не получалось выпрямиться и вернуться в прежнее положение. Руки дрожали, спина горела изнутри, а воля… Неужели ее и правда не хватало? — Ну-у, ты собираешься выпрямить руки или нет? — зевнул Коурай, наконец, оторвавшись от лицезрения своих блестящих ногтей, и обратив внимание на потуги задиристого ученика.       Кайгаку честно собирался это сделать. Но тело просто отказалось его слушаться, и он рухнул, распластавшись по земле. «Как ни бьюсь, не могу больше четырехсот раз…» — обессиленно подумал он, пока дышал с таким остервенением, словно воздух был запретным плодом. Может быть, если бы не нужно было держать концентрацию дыхания все это время, он бы сумел отжаться больше, но какой тогда во всем этом смысл? — Триста девяносто девять, — покачал головой Коурай, беспощадно не засчитывая последнюю попытку. С таким видом, словно задира совсем не подавал надежд, он не торопился слезать с него. — И как только ты, заморыш, надеялся сражаться с демонами? — Я не… Заморыш… — Пререкаться силы у тебя есть, да? Как здорово, — улыбнулся саркастически Коурай и все же соизволил подняться. Не успел Кайгаку выдохнуть с облегчением, как нарцисс приказным тоном сказал: — Перерыв пять минут, потом повторим.       Мокрый с ног до головы от пота Кайгаку лишь вздохнул. Он перевернулся на спину и закрыл глаза, намереваясь выжать из этих пяти минут максимум. Десятки бабочек плавали по воздуху подобно кораблям, и их пестрые паруса отбрасывали на землю маленькие тени. Под течением легкого ветерка шевелились и не смолкали листья, покачивались нежные бутоны. Задира лежал посреди всего этого цветного многообразия и брал пример с Зеницу — притворялся мертвым в разгаре тренировки.       Почему-то он чувствовал себя не лучше загнанной лошади. Времени на сон, которого ему всегда было достаточно, почему-то перестало хватать. Утром он вставал помятым и будто бы ничуть не отдохнувшим. И что с этим делать? «Приехали… Того и гляди, скоро начну прятаться от своего же учителя по углам сада и хныкать,» — поморщился Кайгаку. — «Если это случится, я сам откушу у Зеницу что-нибудь. За то, что так плохо на меня влияет…» — он медленно утер пот с лица. От влажной кожи уже даже пластырь отклеиваться начал. Напоминания о той драке быстро заживали под присмотром госпожи Кочо. — Смотри-ка, да тебя отжимать можно. Мокрый, жуть, — долговязая тень склонилась над ним, и бабочки разлетелись от полумертвого Кайгаку в разные стороны.       Тот приоткрыл один глаз и укололся о насмешливую улыбку Коурая. Юноша шумно выдохнул и вдохнул, точно только что не тренировался, а выплыл на поверхность глубокого озера. Коурай определенно пытался утопить его, а не научить плавать. Он бы съязвил что-то в ответ, но решил, что выровнять дыхание в приоритете. А еще лучше — потратить это дыхание на вопросы, какие иногда появлялись в голове в процессе тренировок. — Слушай… Тогда уродец Шинадзугава упомянул какую-то… Печать глицинии? Я так ни у кого и не спросил, что это… — Кайгаку поднял на своего надменного наставника измотанный взгляд. — До сих пор не спросил? Ну слушай, это уже совсем наглость, — этот павлин все так же колко улыбался, и парень сощурился от блеска не то этой улыбки, не то драгоценных камней на его повязке. — Да-да, я безответственный, ты можешь просто ответить? Без шуточек, — фыркнул задира, продолжая ничком лежать на земле.       И, как ни странно, Коурай стремительно пропустил семьдесят шуток и двадцать нравоучений, а вместе с ними заодно и парочку пояснений. К изумлению Кайгаку, который не знал, что так было можно, шутник отбросил свои шутки. Коурай сжал одну руку в кулак, покрывшийся узором вен от напряжения, и громогласно произнес, но не в адрес Кайгаку, а куда-то в адрес воздуха между ними: — Явись, мой ранг!       Кайгаку выпучил глаза и перестал моргать, совсем не ожидая того, что после этих слов, как по волшебству, на кулаке нарцисса медленно проявился красный символ. Прежде его никогда там не было. «Ого! Действительно похоже на печать!». — Ничего себе! — ахнул будущий охотник, кое-как приподнявшись и во все глаза изучая знак истребителя. — Э-э… «Цугуко»? — он вгляделся в него особенно пристально. — Что означает «цугуко»? — «Цугуко», дорогой мой заморыш, означает «наследник», — Коурай сложил руки на груди и проследил за мгновенными изменениями в лице Кайгаку. Долговязый все еще подпирал дерево в расслабленной позе и с крайне самодовольной рожей. — Это один из высших рангов, выше меня только столпы и многоуважаемый глава.       «Так печать глицинии напрямую связана с рангами… И нарцисс носит такой внушительный знак, который буквально возникает на коже, стоит ему захотеть похвастаться!» — Кайгаку пытался сдержать удивление и восхищение, но они сверкали в уставших темных глазах куда заметнее, чем печать глицинии на бледной коже. Еще миг, и на кулаке Коурая уже ничего не было. — Если не помрешь на отборе и после него пройдешь все десять рангов, у тебя тоже такой будет. Может быть, — прикрыл глаза Коурай. Ему очень прельстила восторженная мордашка задиры, так что он счел, что после усердных тренировок и бесконечных подходов к отжиманиям мальчишка заслуживает кроху надежды. — Да ладно тебе нос так задирать. Когда-то ты был таким же как я, — покачал головой с усталой ухмылкой Кайгаку. Его волосы до смешного нелепо топорщились, а он и не догадывался об этом. — Если бы я до сих пор ползал на твоем уровне, у меня бы клинок заржавел, — Коурай задрал нос еще выше, будто если он не повыпендривается хотя бы раз, то его исключат из наследников. — Кстати, об этом. Пять минут уже давно прошло, за работу!       Чтобы этот павлин не счел, что он совсем уж безнадежен, Кайгаку без спешки поднялся, пока облако из пестрых бабочек составляло им компанию. Тренироваться среди них уже стало так привычно — просто иногда это девушки с одинаковыми украшениями, а иногда настоящие бабочки. Эти яркие красавицы не слишком боялись людей, они продолжали свои невесомые танцы вокруг двух истребителей, отдыхавших в тени раскидистого дерева. Кайгаку вдруг заметил в саду слишком большую розовую деталь, крупнее и заметнее любой бабочки и любого цветка.       Розовый дьявол уже не казался таким дьяволом, когда получилось поравняться с ней в силах. Розовый дьявол уже не казался таким дьяволом, когда принес мальчишке с разбитым носом платок, теплое угощение и небольшое утешение. Кайгаку утер пот с подбородка рукавом, наблюдая, как Канао разминается перед пробежкой. «Тоже тренируется…» — он задержал на ней темные глаза. — «Госпожа Кочо упоминала об этом, но Цуюри как-то не слишком часто тренируется со мной в одно и то же время,» — он задумчиво проводил взглядом розовое кимоно, пока оно проворно не скрылось в недрах сада. — «Хотя теперь я тренируюсь целыми днями…». — А вот и милашка. Тихо живет, тренируется тоже тихо. Тихоня во всем, а? — Коурай уткнулся затылком в дерево и вздохнул как завороженный.       Порой так вздыхал Зеницу, когда видел какую-нибудь девчонку, и получал от Шихана подзатыльник за то, что тот бессовестно отвлекается. Справедливости ради, Зеницу уже давно не бегает за каждой юбкой, чтоб успеть жениться, пока его никакой демон не сожрал. А теперь-то ему уже спешить некуда, да и не нужно. А вот Коурай… «У кого что болит,» — Кайгаку усмехнулся своим мыслям. — «А у Коурая, видать, болит слишком сильно». — В тихом омуте черти водятся, слышал выражение? — вдруг выдал Коурай, и серьга качнулась в его ухе с негромким красивым звуком. Кайгаку уставился на него, и нарцисс прикрыл глаза, точно прятал что-то под веками. — К чему ты это? — фыркнул Кайгаку, заметив, что разговор уходит в какое-то другое русло.       Когда Коурай стал тренировать его, казалось, что от такого болтуна будет много лишних разговоров и подколов, но, как ни странно, к делу он отнесся более, чем серьезно. Лишь сейчас на него что-то нашло, он словно на миг вышел из своего образа строгого учителя. С одной стороны, это странно, а с другой, эта болтовня увеличивает время его перерыва. Кайгаку не возражал против лишней минутки отдыха. — Порой мне кажется, что у тебя голова дырявая, — Коурай в очередной раз зевнул и лишь тогда продолжил, делая вид, что не замечает искры возмущения в глазах собеседника. — Туго соображаешь. Эта фразочка блестяще подходит нашей тихоне. Я все пытаюсь этих чертей выманить, да пока никак.       «Да ты мертвого доконаешь. У тебя к этому талант, гад долговязый,» — приподнял одну бровь Кайгаку, следя за тем, как пальцы Коурая постукивают по рукояти покоящегося в ножнах меча, будто ему прямо-таки неймется вывести кого-нибудь из себя. — Ты поэтому все время лезешь к Канао что ли? — А ты все время за нее вступаешься, будто я негодяй какой, — парировал нарцисс и взглянул на него, прикрыв один глаз на манер ленивого кота.       Кайгаку сложил руки на груди, это случилось как-то машинально. «Я вступился за нее потому, что ты, идиот, не следишь за языком,» — он не мог заставить свои же глаза глядеть менее злобно и возмущенно. — «Почему я должен стыдиться того, что сделал хорошее дело?». — О, ты дважды негодяй, — едко пробурчал он. Дыхание уже давно успокоилось, и у него появились силы не только на беседу, но и на подколы. — Я вступился за нее просто потому, что она молча терпит твою болтовню. Это Аой может ответить на твое нахальство, а Канао — нет. — У всех рано или поздно заканчивается терпение. Уж я-то знаю, — кончиком красного языка нарцисс прошелся по губам. — Ну еще бы, — закатил глаза Кайгаку и стал отряхивать серые штаны, чтоб Аой не ворчала потом.       Он ощутил, что мышцы наконец-то перестали так сильно гудеть и ныть, а это значит, что можно продолжить тренировку. А для того, чтоб тренироваться дальше, нужно поставить точку в разговоре. Особенно в разговоре про девчонок. — Говоря об Аой… Вообще, она мне больше нравится, — внезапно произнес Коурай, и разговор про девчонок почему-то никак не заканчивался.       «Чего?» — Кайгаку хмуро зыркнул на него, чувствуя себя так, будто услышал то, что не предназначалось для его ушей. Похожее с ним случилось тогда, когда он случайно проходил мимо мальчишеской половины учеников Джигоро в тот момент, когда те обсуждали, какие девчонки им нравятся. У Кайгаку никогда не было никого, кому он мог бы доверить свои секреты.       Он пристально уставился на Коурая, и тот бесхитростно пожал плечами. — А что? С ней хоть поговорить можно, — не то этот придурок захотел развить шутку, не то почувствовал нужду в оправдании.       «Не то чтобы я спрашивал…» — сдвинул брови задира и растерянно почесал щеку. Он и сам не понял, в какой момент он сделался тем, кому люди не прочь доверить свои секреты. В воздухе висело ощущение, что кто-то должен вступиться за Цуюри потому, что она не заступалась за себя сама. А еще чтобы тишина не была совсем уж неловкой, он бросил: — Тогда почему ты продолжаешь лезть к Канао? — Чтоб не расслаблялась, ха-ха.       Солнечного света в коридоре становилось все меньше, но неуютно от этого никому не становилось. Черное и золотое хаори без спешки прокладывали свой путь к тренировочному залу — человек в черном шел впереди, закрывая окна, а демон в золотом сразу же позади него, прячась в тенях. — Знаешь, мне кажется… Что тебе нужен выходной, — Зеницу задумчиво разглядывал уставшую физиономию Кайгаку, сонно, но уверенно шагавшего за новой порцией переутомления. — С чего ты взял? — друг повернулся к нему, в темноте его кругов под глазами можно было спрятать несколько демонов.       «Упрямый! Ты же ни черта не выспался! Можешь не притворяться, я вижу тебя насквозь,» — Зеницу таращился на него с нескрываемой тревогой во взгляде. Он прекрасно помнил, как выглядел Кайгаку, тренируясь у дедули несколько месяцев подряд. И то, как он выглядел спустя пять дней тренировок с Коураем, разительно от этого отличалось. Что-то было не так. — Кайгаку… Я думаю, вам с Коураем нужно сбавить темп. Это тебя ничему не научит, угробит только, — начал он осторожно, но при том подбирая убедительные аргументы. Потому что знал, что в разговоре с Кайгаку мало простых доводов. — Твари на отборе не будут предлагать мне сбавить темп, а сожрут меня, если дам слабину, — задира отвернулся и двинулся закрывать занавески на следующем окне, а демоненку не оставалось ничего кроме как следовать за ним. — Ты прав, но тренироваться нужно постепенно и… — не успел он договорить, как Кайгаку закончил фразу за ним: — И методически, да, я помню, что говорил Шихан. — А еще он говорил не забывать про отдых! У Коурая свои методы тренировок, но для тебя они не подходят и… — Что значит «не подходят»? — вновь перебил его задира, и в этот раз он выглядел так, будто его оскорбили эти слова. — Если дыхание звука произошло от дыхания грома — а это, между прочим, так и есть — то мне все более, чем подходит. Да, я куда слабее этого павлина, но если мы сбавим тем, то я никогда и не сделаюсь сильнее него! — Ох, Кайгаку, — обреченно вздохнул напарник в солнечном хаори.       «Я ничего не имею против того, чтоб ты стал сильнее, и твои слова тоже имеют смысл, просто… Ты как всегда не щадишь себя,» — Зеницу следил глазами за дергаными движениями своего раздраженного друга. Кайгаку рывком задвинул шторки и вздохнул.       Они добрались до тренировочного зала, но Коурая там не было. Как странно. Прежде он никогда не опаздывал на тренировки, приходя даже раньше, чем его ученик. А сейчас в залитом теплым светом зале не было ни души. «Может, Коурай решил дать ему выходной? Просто не предупредил, чтоб Кайгаку побесился,» — задумался демоненок в то время, как задира развернулся и вышел из зала с тем самым мрачным выражением на лице, с которым к нему опасно подходить. — И кто из нас спящая красавица? — хмурился Кайгаку. Переход от человека к грозовой туче произошел почти незаметно. — Ну-ка пойдем. Я пожелаю ему доброго утра, оставив на его спящей морде синяк, — проворчало это злое черное облако, выплывая в коридор. — Да ладно тебе. Может, это намек на то, что можно отдохнуть сегодня? Вы же трудились пять дней подряд, — под видом намека от Коурая Зеницу пытался преподнести упрямому другу свой намек. — Можно вернуться в комнату и… — И нет. Если я не найду его, буду тренироваться сам, — отвел глаза Кайгаку. Кажется, он все-таки допустил вариант, что Коурай решил дать ему отоспаться сегодня, но пользоваться возможностью не собирался.       Зеницу вдруг ощутил чье-то присутствие, прямо тут, за углом в коридоре. Судя по звукам, этот кто-то подбросил и поймал что-то маленькое и звенящее. Напарник с острейшим слухом уже узнал человека по его звукам. — Доброе утро, Канао! — окликнул он девочку, как только они зашли за угол и увидели ее.       Кайгаку остановился с видом кота, заметившего на своей территории чужака, и уставился на розового дьявола. Канао быстро прикрыла дверь своей комнаты и повернулась к ним. «Она тоже довольно рано встает,» — Зеницу дружелюбно помахал ей рукой, надеясь получить ответ, но совсем не обиделся, когда его не последовало. — «Я слышал, она ученица госпожи Кочо, интересно, она так рано встала ради тренировок?». — Ты сейчас на тренировку, да? Мы тоже, хочешь с нами? — недолго думая, предложил он и вдруг боковым зрением заметил, как Кайгаку в замешательстве округлил глаза и красноречиво зыркнул на него.       «Что такое? Он не хочет, чтобы Канао шла с нами?» — подозревающе уставился на него Зеницу. Девочка совершенно не изменилась в лице, ее тусклые фальшиво-спокойные глаза остановились на Кайгаку на короткое мгновение, и он молча отвел взгляд. «Он опять за свое?» — демон удержал себя от того, чтоб закатить глаза. Пускай ее напрямую позвали присоединиться, Канао хорошо умела понимать то, что читается между строк. Она попросту отвернулась и направилась своей дорогой по освещенному коридору. Она хорошо умела понимать чужое молчание. — Ты чего? — шикнул другу Зеницу. — Меня бы спросил сначала, — пробурчал негромко Кайгаку, а его лицо постепенно начало принимать пунцовый оттенок. Он мог отрицать это до бесконечности, но то, что он практически спугнул девочку своим поведением, почти заставило его паниковать. — Что плохого я предложил? — прищурился демон, ведя себя так, как ведут себя родители, всегда знающие, что для их отпрыска лучше. — Вам вместе проходить отбор, так что плохого в том, чтоб вместе к нему готовиться? — Мы идем за Коураем, забыл? — проворчала грозовая туча.       Розовое кимоно уходило все дальше и дальше, а Кайгаку ничего не собирался менять. «Вот дурень, иногда твое упрямство просто невыносимо!» — Зеницу покачал головой, не замечая, как копирует Джигоро, уставшего от одних и тех же ошибок своих учеников. — Давай начнем без него, а он потом подтянется? Или сходим за ним после тренировки с Канао, — развел руками Зеницу. Он и сам не замечал, как слишком активно жестикулировал, словно это должно оказать на упрямца большее влияние. — Ты сам сказал, что если он дал тебе день отдыха, ты все равно будешь тренироваться. Так какая тогда разница?       Кайгаку, поглощенный своими размышлениями, забегал глазами по коридору в поисках решения, которое он никак не осмеливался принять. Может, что-то было в словах друга, который плохого никогда не посоветует. Может, что-то было в тех словах, что сказала ему при личном разговоре госпожа Кочо. А может, дело было в этом летнем спокойствием, что царит в этом поместье лишь рано утром. — Канао, постой! Давай потренируемся все вместе, мы не против! — крикнул вслед молчаливому цветку Зеницу. Он был неправильным демоном, и это нравилось не только ему самому, но и всем окружающим. Он улыбался без всякого притворства, в то время, как Кайгаку редко умел делать это искренне. Он обладал той детской невинностью, которая могла сразить наповал. — Можете попрактиковаться на мне, будет весело! — Да, давай надерем ему задницу, — но второй голос-таки появился в этом разговоре, а то Зеницу уже было решил, что никто не прервет его монолог. Демон взглянул на напарника со смущенной и одновременно веселой улыбкой, не веря, что Кайгаку действительно послушал его.       Канао остановилась и поглядела в их сторону. Наверное, ей тоже не верилось. — Он очень быстрый, — немного увереннее произнес задира, ткнув пальцем в плечо солнечного демона. — Спорим, ты не сможешь за ним угнаться.       Зеницу на секунду показалось, что обиженная девочка сейчас просто уйдет от них. Может, так бы и закончилась эта встреча, если бы Кайгаку не заткнул собственную гордость и не завязал свое упрямство в узел. Он редко умел это делать, но когда умел, то словно бы превращался в совершенно другого человека.       В тренировочном зале Кайгаку стал закрывать занавесками большие окна. Потренироваться с участием Зеницу иначе не получится, а задире и без того часто снились кошмары о том, как друг попадает под солнечные лучи. После такого он просыпался и шел тренироваться и в жару, и в дождь, даже если совсем не выспался, даже если что-то болело. Коурая все так же не было, но все решили, что на то есть свои причины.       Парень в черном хаори исподтишка наблюдал, как Канао вместе с ним закрывает окна в залитом солнечным светом зале. Зеницу стоял в тени и не мог перестать улыбаться. «Она тоже стала убирать от меня солнце! Ну что за добрая душа!» — Зеницу распирало от благодарности, которая в нем не помещалась. — «И почему Кайгаку так она не нравится?». — Ты думаешь, что Коурай отдыхает, а мне кажется, что он ошивается у Аой Канзаки, — поделился пришедшей на ум мыслью Кайгаку. — Может и так, но не можем же мы его винить, — демоненок посмеялся. — Что значит «не можем»? Еще как можем! — фыркнул насмешливо юноша и вовремя выставил руку вперед, успев поймать деревянный меч, который товарищ ему бросил. — Если он явится, за опоздание я забью его деревянным мечом. Насмерть, — по тону его голоса демон понял, что он шутит, хотя, зная Кайгаку…       Парень медленно покрутил меч в руке. Ненастоящий клинок. Очень болезненно и трудно такому, как он, признать, что в бою с Коураем настоящими катанами нарцисс превратил бы его в сашими. «Это просто смешно…» — Кайгаку закрыл глаза. — «Смешно и при этом бесит». Сама ситуация, в которой он оказался, злила его. Но уже не потому, что он завидовал силе этого заносчивого идиота. Кайгаку уставился на деревянный меч и нахмурился. Если веришь, что соперник не имеет права быть сильнее тебя, нет смысла злиться на соперника. Нужно злиться на себя.       «Ради того результата, который есть у нее сейчас, она усердно трудилась». Так сказала та, кто обучала Канао.       Кайгаку хмыкнул, он тоже много работал ради своего результата. Вдруг имеет смысл дать шанс и такой тренировке? «А если сразиться с Цуюри на равных? Она справится?» — он пристально поглядел на девчонку, которая тоже приняла фальшивый меч из рук Зеницу. — «И справлюсь ли я?». Если бы они с другом остались наедине и тот спросил его напрямую, почему в это утро Кайгаку не слишком обрадовался встрече с Канао, задира бы и сам не смог дать уверенный ответ. Может быть, его отравляли воспоминания о совместных тренировках со стервятниками в саду наставника. А может, его пугала перспектива чудным образом завести слишком много друзей. Чем больше он узнавал об этой девчонке, тем страннее было воспринимать их общение как нечто сугубо сотрудническое.       «Было бы здорово, если бы у нее появились друзья». Так сказала та, кто желала только лучшего для своих подопечных. — Я хочу сразиться с тобой, — объявил розовому дьяволу Кайгаку после небольшой разминки, во время которой он безостановочно косил в сторону Канао. «Не очень я хорош в том, чтоб заводить друзей. Но зато я не бесполезен на тренировках,» — он уверенно выпрямился, напрягая разогревшиеся мышцы. — Э-эй… — Зеницу замотал головой, глядя то на набравшегося решимости друга, то на будущую охотницу со спокойными глазами. — А вы не хотите отработать удары на мне? — демоненок вскинул брови, внезапно обнаружив себя на обочине тренировочного процесса. Надо же, предлагаешь сам себя в куклы для битья, а это никто не ценит. — Ты тоже не расслабляйся, до тебя мы еще доберемся, — усмехнулся Кайгаку и вновь обратил свой взор на девушку. — Сначала покажи мне, что ты умеешь, когда у тебя в руках оружие, а не стакан с отваром, — с напускным спокойствием, почти таким же фальшивым, как у Цуюри, Кайгаку направил деревянный клинок на девушку.       «Тренироваться без товарищей — не иметь никого, кто позволит тебе контролировать свой прогресс». Так сказала та, кто тоже постаралась убедить Кайгаку задержаться в доме бабочки. — Кайгаку… — начал напарник, но тот метко использовал против него его же слова: — Нам вместе проходить отбор, так что плохого в том, чтоб вместе к нему готовиться?       Канао без какого-либо интереса посмотрела на направленную в ее сторону катану. Полутьма зала отражалась в ее больших глазах, полутьма зала пряталась в уголках улыбающихся губ. Слишком похожа на ту, кто ее учила. И на кого-то еще — на того, кто жил на задворках памяти, кто напоминал о себе каждый раз, когда она вплетала в волосы заколку с бабочкой, на того, кто подарил ей свою вечную улыбку.       «Если согласилась пойти с нами, ты не передумаешь,» — в упор глядел на нее Кайгаку, ища хотя бы намек на эмоции в ее непробиваемой маске и находя все больше плюсов в том, чтоб начать тренировку без Коурая. — Я только «за», но быть забиякой же совсем не обязательно, — фыркнул Зеницу и поморщился как кот, которому сильный порыв ветра дунул в мордочку. — Ладно. Госпожа Цуюри, я очень вежливо и галантно собираюсь побить вас этим мечом, — слащаво улыбнулся Кайгаку, как вдруг клинок в руках розового дьявола вызывающе соприкоснулся с его мечом. Парень в предвкушении встретился с ней взглядами.       «Слабые не могут никого защитить». Так сказала та, кто объявила Канао своей наследницей.       «Бой на мечах это не игра в стаканчики и не салочки. А ты не трусиха,» — усмехнулся собственным мыслям юный охотник. — «Трусов не называют наследниками». — Не боишься синяков? Отлично, — Кайгаку занял устойчивую позу, готовясь к сражению. Пускай оно такое же ненастоящее, как эти деревянные клинки, оно не будет чем-то бессмысленным.       Канао ничего не ответила, отступив на пару шагов назад. Они не выглядели неуверенными и осторожными. Они были выверенными и многообещающими. Кайгаку изучал каждое ее движение, объятое в густые тени и немую уверенность, и твердо решил дождаться первой атаки противника. С каждой секундой, тянущейся как вечность, его нехорошее настроение и сонливость становились все прозрачнее, растворялись как дым над потушенной курильницей. «Это возможность потренироваться с кем-то, кто использует непривычную для меня технику. Хорошо, что я не упустил ее,» — вместе с током по венам расползалось волнение. — «Дыхание цветка, да? Я слышал о нем, но никогда не видел…».       «Вы должны быть сильными». Так сказала та, кто приносила яркие подсолнухи в палату к раненным мечникам.       Кайгаку сконцентрировал дыхание. «Посмотрим, чему тебя научила госпожа Кочо».       Легкая медленная поступь резко перешла в нападение, в несколько быстрых негромких шагов розовое кимоно оказалось очень близко, глухо свистнуло, рассекая воздух, деревянное лезвие. Совсем другой звук, не такой же, как у настоящей катаны, но Кайгаку давно запомнил, что и ненастоящий меч способен доставить реальную боль. Он сосредоточился и принял атаку своим мечом, но она показалась ему бесконечной. Щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк. Стучали друг о друга фальшивые, но такие решительно настроенные клинки.       Хаотичные удары сыпались на него со всех сторон, похожие и одновременно чем-то отличавшиеся от ударов второго стиля дыхания грома, который Кайгаку оттачивал три месяца, пока не смог сравниться по скорости с самой молнией. Пять ударов, пять молниеносно быстрых ударов. Наставник учил его быть непредсказуемым, не бить в одно и то же место дважды. Может быть, поэтому он не ожидал того, что атака Канао окажется не такой уж и хаотичной. Несмотря на это, один из ударов он пропустил, тупая боль дала о себе знать где-то в области бедра, но Кайгаку, стиснув зубы, проигнорировал ее. Иногда самым непредсказуемым оказывается самый очевидный ход. «Вот оно что, ее атаки… Симметричны?» — он с готовностью отразил следующий удар, не ступая ни шагу назад. — «Нет! Симметричны, но не каждый раз!» — один меч щелкнул о другой, в последнюю секунду отбившись от атаки, что вновь показалась рандомной.       Кайгаку отпрянул назад, боль от его недавней оплошности уже почти не ощущалась. Тем не менее, это такой постыдный промах, который мог бы стоить ему жизни в настоящем сражении. Сохраняя концентрацию дыхания, парень окинул готовящуюся к новому нападению противницу. «Девять. Она сделала девять ударов,» — посчитал он, хмурясь. — «Чем-то похоже на второй стиль дыхания грома, только куда медленнее и плавнее,» — Кайгаку почти сердито взглянул на рукоять, сжатую в ее ладонях. Ладонях, которые он когда-то счел слишком маленькими и слабыми для непростого ремесла истребителей. — «И несмотря на это… Все удары точны, как будто на мне нарисованы мишени!». — Недурно, — медленно произнес он, с большим трудом удерживая в узде задиристость, однако низкий голос и кривая улыбка говорили сами за себя. — …Но не настолько впечатляюще.       Он не мог позволить себе похвалить ее. Он злился на то, что она сумела ударить его.       Канао не стояла на месте, но и не бросалась в новую атаку, вероятно, ожидая увидеть ярость грозовой тучи в деле, а не на словах. Она ничего не ответила, снова. «Опять тишина? Скажи ты уже что-нибудь!» — прогремели мысли, и юноша ощутил, как ток заставил волосы на затылке пошевелиться.       Нет.       Нет смысла злиться на соперника. Злость на кого-то другого не сделает его слабее. Кайгаку взбешенно втянул воздух носом, стискивая меч в трясущихся наэлектризованных руках. Нужно злиться на себя. Злость на себя самого разгоняется по венам, превращается в топливо и питает мощным притоком сил тогда, когда они особенно нужны. Она заряжает током до самых кончиков пальцев и прокладывает путь к успехам. Так и только так ты сделаешься сильнее, чем соперник.       Он сфокусировался на каждом движении врага. Прежней мягкой поступью, похожей на шаги крадущегося зверя, противник двинулся вправо, и Кайгаку был вынужден двинуться влево, чтобы не позволить подойти к себе со спины. Гроза расползалась по венам подобно яду. Яду, который вкладывает в руки новые и новые козыри до тех пор, пока эти руки способны их принимать. Яду, который превращает губы в острый оскал. Яду, который, если будет нужно, вытащит из могилы.       «Теперь я покажу, чему меня научил мой наставник». Чтобы приручить грозу, нужно уметь улыбаться так же, как она.       Электричество наполнило его до краев как чашу, даже ноги загудели от нетерпения, и чем дольше он тянул, тем больше сил в нем накапливалось. Как бомба, которая вот-вот взорвется. Дыхание грома. Третий стиль. Громовой рой.       Зеницу отступил к самой стене и наблюдал за полем боя, на котором ему сейчас не было места. Но он вовсе не возражал — особенно после того, как нелюдимый друг согласился подпустить к себе еще одного человека. В какой-то момент демоненок испугался, что Кайгаку, как он обычно это делает, покалечит того, с кем тренируется. Агацума, как никто другой, прекрасно знал, как гордость становится сильным оружием в руках его друга. Как азарт, которому порой поддается Кайгаку, может привести к разбитому носу или перелому — на простой тренировке, а не в реальном бою! Однако Канао держалась молодцом, стоически выдерживая нападения и не отставая от вспыльчивого грозового облака. Ее движения удивительным образом сочетали в себе размеренность и резкость, гибкость и точность. Точно нежные изгибы цветочных лепестков с острыми краями. Меч казался продолжением руки, пускай он и был всего лишь деревянной имитацией. Что ни говори, а дыхание цветка выглядело очень красиво. Оно завораживало своей схожестью с изящным танцем и добивало смертоносными шипами.       «Если Канао так здорово сражается, интересно, насколько сильна госпожа Кочо,» — глаза демона наблюдали за мелькавшей в темноте зала зелено-розовой заколкой. Иногда Зеницу встречал Цуюри в коридорах поместья, и ее украшение целиком овладевало его вниманием. Он много думал о том видении, которому он почему-то стал свидетелем, и понимал, что там, возле столпа насекомого он видел отнюдь не Канао. Та девушка, напарница госпожи Кочо, явно была старше. Он не знал, кем она была, но чувствовал, как она дорога жильцам дома бабочки. Говорить о ней парень ни с кем не хотел, потому что понимал и без лишних вопросов, почему он ее никогда не увидит.       Клинки щелкали, клинки трещали, клинки безостановочно вгрызались друг в друга. Гроза на цветочном поле продолжалась, она гремела и сияла, она рычала и улыбалась, она ревела и шелестела. Кайгаку не мог прекратить улыбаться. Азарт сиял искрами, он был подобен разогретому докрасна металлу. Юноша сам не заметил, в какой момент искренний интерес подхватил его, унес, точно ветром, он не заметил, в какой момент он забыл о том, что на тренировке не хватает Коурая.       «Никак не могу понять, как работает эта ее хаотичная симметричность… При этом не похоже, чтоб она слишком уж импровизировала! Эта атака заучена как стишок, так почему я не до конца ее понимаю?» — задавался вопросом задира, но на Канао направлял уже совсем не злость. Ни с кем из девочек, обучавшихся у Джигоро дыханию грома, он не мог так сразиться — они не дотягивали до его уровня. Канао же пропустила всего пару ударов, и те не выбили землю у нее из-под ног. Она была явно медленнее, но поразительная ловкость делала ее почти неуязвимой — способной избежать укусов грозы и даже самых шустрых молний.       «Минутку, симметричность взмахов ее катаны похожа на… Цветок,» — вдруг осознал он, когда сумел уклониться от нового нападения. — «И я совру, если скажу, что это не впечатляюще».       Мгла наполняла комнату как чернила в большом квадратном сосуде, но неуютно от этого никому не становилось. Глаза всех троих привыкли к темноте — истребители нередко работали в таких условиях, а демон и был тем, кто вынужден вечно скрываться в темных углах. Иронично, что они тренировались и бились в темноте именно ради безопасности их зрителя — демона, каких Кайгаку и Канао учились убивать.       Задиристый юноша в очередной раз утер пот со лба и покосился на розового дьявола, отдыхавшего неподалеку. Ближе к концу боя Канао использовала прием, чем-то напоминавший крученый удар Коурая, только медленнее и размашистее — с помощью него девчонка отбилась от второго стиля дыхания грома, который бьет по довольно большой площади. Чтобы раскрутить меч, Коурай использовал только кисти, а Канао задействовала руки целиком. Однако это все равно оказалось эффективно в защите.       Кайгаку задержал на Цуюри взгляд. Не такой уж и дьявол, наверное. Кайгаку подумал о тех вечерах, когда слушал рассказы одноногого старика, когда изгоем сидел поодаль от других учеников, когда ему было сложно поладить с окружающими. Тогда в полутьме общей встречи, которые часто проводились в большом доме Шихана перед отходом ко сну, он предпочитал рассматривать стены, чтобы не встречаться ни с кем взглядами. Учитель прикладывал усилия, чтобы сблизить всех птенцов в его гнезде, таких разных, подающих большие надежды. Но сближались почему-то только стервятники, а двое его лучших учеников оставались вне этого дружного круга.       Кайгаку тронул свое ожерелье подушечками пальцев. Золотистая магатама, единственное, что было у него с самого рождения и никогда не менялось. Джигоро часто обращал на эту вещь внимание, когда они разговаривали наедине. Он дал ему много советов, и некоторые из них касались доверия. Может быть, это и странно, но отчего-то он был не против довериться девчонке, которая недавно врезала ему деревянным мечом. — Эй, — негромко позвал Кайгаку. Они сидели в шаге друг от друга, подпирая стену спинами. Канао посмотрела на него, ее клинок покоился на полу около ее ног. Парень поборол сильное желание уставиться куда-нибудь в стену и коротко откашлялся. Разговаривать с людьми сложнее, чем махать клинком, но все же это не что-то невозможное. — Ты… Отлично владеешь мечом, — произнес он.       Получилось как-то коротко и скованно, будто он прочел неразборчивую надпись на скомканном листе. «Что я несу? Конечно, она отлично владеет мечом. Нужно было сказать что-то менее очевидное,» — парень осознал, что не может придумать то самое менее очевидное, сколько бы ни ломал голову. — Ух ты! — перед ними на пол резко плюхнулся Зеницу, рассевшись поудобнее. — Это что, был комплимент? От Кайгаку? Вот это да!       «Дурак! Это так ты мстишь мне за то, что я позвал ее надрать тебе задницу?» — Кайгаку медленно побагровел, надеясь, что в темноте это не слишком заметно. Однако он успел увидеть, что привычная улыбка на лице розового дьявола стала несколько другой. Всего на короткое мгновение, но что-то с ней действительно произошло. — Э-э?.. Ну это ведь правда, — хмыкнул он, уткнувшись затылком в стену и стараясь не выдавать стеснения. «Комплимент? Никому я не раздаю комплименты, это просто факты!» — задира шумно выдохнул через нос и выдал: — Я просто не ожидал, что дыхание цветка будет таким эффективным. На твоем месте я бы вообще боялся и помалкивал! — Кайгаку удалось увести разговор в шутку, и он был этому только рад. — А чего мне бояться? Я и сам предлагал вам попрактиковаться на мне. Я очень быстрый, — вскинул нос Зеницу и облизнулся. — Ты недавно меня покормил, так что сейчас вы вообще за мной не угонитесь! — Это мы еще посмотрим, — усмехнулся его напарник. — Думаешь, сможешь смыться от двух истребителей? Деревянный меч тоже больно бьет, — он ткнул друга в бок тренировочным клинком. Демон комично задергался, высунув язык и изображая болезненные конвульсии.       Канао наблюдала за этими двумя мальчишками и не знала, что чувствовать. Что люди чувствуют в таких ситуациях? О чем думают? Она спрятала ладонь в карман и нащупала в нем что-то маленькое и холодное, как вдруг Кайгаку повернул к ней голову. — Эй, он явно нарывается на неприятности. Хочешь задать ему трепку?       Канао не знала, что люди чувствуют в таких ситуациях, но почему-то ей очень захотелось принять это предложение. Раньше она никогда не тренировалась на мечах ни с кем кроме своей наставницы. Раньше она никогда не сражалась с демоном, тем более понарошку. Раньше никто из сверстников не звал ее с собой.       И она кивнула.       После нового этапа тренировки, на котором Зеницу довольно успешно увиливал от пары ненастоящих мечей и даже несколько раз сумел напасть на будущих охотников, демоненок развалился в центре зала с видом убитого не то усталостью, не то ударом деревянной палкой по лбу. Кайгаку с усмешкой разглядывал его, выравнивая дыхание. Он не переставал умиляться и удивляться позитивному отношению и сообразительности своего близкого друга — когда Зеницу удавалось найти брешь в защите своих двух противников, он не бил, не царапался, не кусался. А щекотно щипал. Хороший способ без вреда для здоровья донести, что в реальной битве чудовище бы ранило тебя. Так он сумел три раза щипнуть Кайгаку и два раза цапнуть Канао. Какой еще демон будет так нападать? — Судя по всему, тренировка окончена. Мы победили, — выдохнул Кайгаку и, намереваясь немного подразнить друга, потыкал его тушку мечом. Так любопытные дети тыкают ветками в лягушек и ящериц. — Нет, просто мне в какой-то момент стало ле-е-е-ень, — с вялой лыбой протянул Зеницу, отмахиваясь от его клинка как от назойливой мухи. Его растрепанные волосы выглядели до нелепого мило. — Вы отдохните пока, а потом продолжим. Канао, — он взглянул на стоявшую над ним с другой стороны от Кайгаку девочку, а затем показал палец вверх: — Отличный удар в лоб. Мне понравилось.       До чего другой демон, не такой же, как другие, странный. Цуюри глядела на него и не знала, что думать, но почему-то она была в какой-то мере рада, что его не казнили. Что Кайгаку не убил его в ту же ночь, когда увидел, кем он стал.       Будущие охотники сидели и переводили дыхание. Кайгаку не мог припомнить, когда в последний раз так веселился. Наверное, в то время, когда они с Зеницу останавливались в доме отца Морико. Тогда демон тоже позволял гоняться за ним с деревянным мечом. Тогда они двое еще сильнее сплотились и сблизились. Тогда они еще не боялись ни дюжины бесовских лун, ни суда столпов. «Иногда удача все-таки вспоминает о нашем существовании,» — Кайгаку прикрыл глаза от приятной усталости. — «Может быть, если бы за нами послали следить не Коурая, а кого-то другого, все бы кончилось нашей с Зеницу казнью… Он и его учитель спасли нас. Как-нибудь нужно будет их отблагодарить. Если этот нарцисс не будет нарочно меня злить, конечно…» — парень медленно открыл глаза. Он вспомнил. — Сколько времени уже прошло? — он посмотрел на Канао и Зеницу, и обнаружил, что девочка тыкает его ручного демона кончиком деревянного меча. — Не знаю, часа два? — отозвался друг беззаботно. — Два часа? И этот идиот до сих пор не пришел? — фыркнул Кайгаку и принялся подниматься на ноги. — Пойду-ка я отыщу его. — Сиди и отдыхай, а я, так уж и быть, схожу за ним, — остановил его напарник, встав быстрее. То, что отговаривать Кайгаку бессмысленно, он знал чуть ли не с момента их первой встречи, когда дедуля привел в свой большой дом нового птенца и познакомил Зеницу с тощим угрюмым мальчишкой, у которого за душой не было ничего, кроме ожерелья с магатамой. Но сегодня юноша с солнечной улыбкой знал и то, с какой стороны подойти к этому угрюмому мальчишке. — Скоро вернусь, не скучайте тут, — махнул он им рукой и покинул тренировочный зал.       «Посмотрим, найдешь ли ты его, если он окажется не в спальне и не у Аой. Хотя… Где еще ему быть? Вместо моей тренировки-то!» — Кайгаку уткнулся затылком в стену, у которой сидел, и вздохнул. Ощущения в теле после тренировки были двоякими: с одной стороны, оно еще не отдохнуло после прошедших пяти дней интенсивных упражнений Коурая, а с другой — мышцы все еще приятно зудили от электрического тока и задора. В зале стояла тишина, только приглушенный щебет птиц и было слышно снаружи, сквозь стекла и плотные занавески окон. Кайгаку вдруг явственно ощутил на себе недостаток выходных и недосып, уткнулся затылком в стену и задремал, доверив свой сон сидящей неподалеку Канао. — О-о-о, сидят тут в темноте как нелюди, — в дверях тренировочного зала с ослепительной самоуверенностью возникла долговязая тень. — Мы что, ждем Кибуцуджи на тренировку? Почему вы мне не сказали? — Ты! — воскликнул Кайгаку, резко пробудившись. Он уснул быстро и спал достаточно крепко, хоть и сидя, поэтому спросонья не сразу понял, сколько он проспал. Однако голос Коурая уже в печенках сидел, поэтому его он узнал сразу же. — Какие тренировки в такой темноте — вы тут спите! О чем я только думал? — нарцисс сложил руки на груди и издевательски хохотнул. — Хотя милашка Канао, вроде как, не спит. Только ты, спящая красавица, — бросил он в адрес Кайгаку его нелюбимое прозвище.       Задира покраснел, осознав, что попытками отделаться от этой клички и опровергнуть ее, он все-таки уснул и закрепил за собой титул спящей красавицы еще сильнее. Кайгаку стремительно вскочил на ноги. — Да тебя пока дождешься, состариться можно! Где тебя носило? — У меня были очень важные дела. — Да спал небось, негодяй. — Ну коне-е-ечно. — И кто из нас спящая красавица?       Кайгаку замахнулся на нерадивого учителя ненастоящим клинком и не сразу заметил, что Коурай пришел без Зеницу, который и должен был его привести.       Зеницу шел достаточно беспечно и совершенно спокойно, выбирая лишь те коридоры, в которых было темно. Для этого пришлось сделать крюк по поместью бабочки, чтобы дойти-таки до комнаты Коурая. «Проверю там в первую очередь, и если он не у себя, то поищу Аой,» — демоненок прислушивался к звукам просыпавшегося поместья и сам не пытался быть тихим. Он услышал увлеченный щебет трех девичьих голосов в небольшом отдалении и улыбнулся. «Вот и славная троица, Нахо, Суми и Киё тоже встали. Не поверю, что Коурай до сих пор спит,» — поймал себя на сомневающейся мысли Зеницу, и когда эта мысль начала превращаться в подозрения, он вдруг услышал с другой стороны дома бабочки другие голоса. — …Уныло у вас, Кочо. Темно как в бочке.       Юноша замедлил шаг. Этот голос он узнал с первых нот — сложно было спутать с кем-то другим звучание бойкого сямисэна. «Господин Тэнген!» — невольно заулыбался Зеницу, вспоминая все то хорошее, что для них с Кайгаку сделал этот человек. — «Не думал, что так скоро встречу его снова, но я рад, что с ним все в порядке,» — вслед за радостью от встречи со столпом, что помог ему ужиться в штабе охотников, появился резонный вопрос. — «А для чего он здесь? Просто отдохнуть или есть другая причина?» — любопытные и одновременно осторожные желтые глаза сощурились. Зеницу свел все свои звуки к минимуму, сам не зная, что это за странный порыв, но желая не выдать себя и подслушать побольше. — Видимо, кто-то из моих девочек закрыл окна для Зеницу. — Того желтоклювого демона? Ну и как он тут? Не обижаете его? — Узуй поделился блестящей шуткой, и его смех эхом пронесся по коридорам поместья. Странное дело — когда нужно скрыться от кого-то, от него не слышно ни звука, даже звона его ярких украшений, но когда можно не прятаться, он словно бы намеренно делает так, чтоб о его присутствии знали совершенно все вокруг. — Может, раньше я бы ни за что не поверила в такое, но демон подружился со всеми в моем поместье и часто предлагает нам свою помощь, — отозвалась куда тише, чем ее большой и громкий собеседник, Шинобу. По ее голосу было слышно, что она улыбается. Как и всегда, впрочем. — Все бы демоны такими были, да? — Тогда не было бы нужды ни в столпах, ни в охотниках, ни в сокрытелях. Было бы просто великолепно, но такого никогда не будет. Так что… Нам остается и дальше ослепительно сиять, ха-ха!       Зеницу слышал, что голоса понемногу приближаются, и замер на месте. Если столпы повернут за угол именно в его сторону, нужно быть готовым непринужденно поздороваться и сделать вид, что он их не подслушивал. Беспечность обычного разговора двух сильных истребителей неожиданно сменилась тревожностью, ведь они заговорили на более тревожную тему. — Но сияя самому, нужно освещать дорогу другим. Ваша ученица уже готова к отбору? Как считаете, Кочо? — сямисэн его голоса заиграл пытливыми нотками. Шаги Тэнгена были медленными и размеренными, а шаги Кочо звучали более торопливо. Когда он делал один шаг, она делала три. — Я даю ей дополнительные нагрузки, чтобы подготовить ко всем сюрпризам. Еще есть время, — Шинобу все еще улыбалась, но скользила между строк ее немая злость. Как и всегда, впрочем. Вечная улыбка госпожи Кочо уже давно перестала казаться Зеницу простой. Ничего простого в этой девушке не было. — Канао должна справиться. Все-таки, в прошлом году с отбора никто не вернулся живым.       «Ч-что?» — Зеницу растерял все желание улыбаться. Это чувство так похоже на удар под дых. Чувство, когда на тебя рывком накатывает столько страха, что тело просто не способно с этим справиться. Сердце будто бы упало к ногам. — Насколько я помню, в позапрошлом году была та же песня. Ни одного юнца, как же глухо, — присвистнул столп звука. Если даже он так говорил, дела совсем плохи.       Зеницу растерял все желание стоять здесь, на одном месте, а не бежать к Кайгаку с новостями. «Как… Столько натренированных ребят отправились на отбор и все… Вообще все погибли?» — сердце больно забилось внутри, он слышал его громче, чем шаги двух пар ног. — «Но как это возможно? Финальный отбор, он же как экзамен… Он разве должен быть таким непроходимо трудным?!». — Неужели мечники пошли совсем слабые? Или здесь что-то нечисто, как думаете? — произнесла Шинобу, рассуждая знающей, как организовывается отбор, головой. Но и она, и даже другие столпы не могли понять, что могло пойти не так.       «Это меня совсем не успокаивает! Что, если Кайгаку тоже погибнет? Что, если я не сумею его сберечь?» — демоненок сделал шаг назад, но сдержал в себе желание смыться. — Мечники пошли совершенно посредственные, — хмыкнул Тэнген. — Как они собираются сражаться с более сильными демонами, если не могут даже сопливый отбор пройти? — Это тоже меня беспокоит, — произнесла Шинобу, и Узуй надолго замолчал.       Они оба остановились, совсем неподалеку от места, где скрывался клыкастый шпион. Зеницу слышал, как серьезность повисла в воздухе, и даже Тэнген, вроде бы говоривший с пренебрежением, на деле был погружен в тему. Кочо же звучала так, как звучит человек, который хочет что-то сказать, но не может решиться на это. — Послушайте, — все-таки проговорила она вкрадчиво. — Недавно я узнала, что Кайгаку и Зеницу, над которыми проходил суд, тоже еще не проходили отбора. Зеницу там не место, но Кайгаку серьезно намерен готовиться, и… — начала девушка с идеей, которую собеседник, видимо, уловил с полуслова, точно мог читать мысли. — И эти двое не собираются возвращаться к своему учителю. Это я уже знаю, Коурай отправлял ко мне ворона, — крепко призадумался господин Тэнген. Казалось, если он получил письмо заранее, уже мог бы все обдумать и принять решение, но что-то все еще не давало ему покоя. Это слышалось в его голосе, в колебании его сердца. — Так, может… Пока вы остановились отдохнуть у меня, вы могли бы немного потренировать его? Коурай, как мне кажется, слишком с этим переусердствует, — за предложением последовало предостережение, та мысль, которая не покидала и Зеницу уже пятый день. — Действительно? Для него это характерно, — усмехнулся Узуй, но без намека на улыбку. Он все еще был погружен в свои мысли с головой и пока не выплыл на поверхность. — Что ж… Я об этом думал, но вы же и сами понимаете, что «немного потренировать» — совершенно бессмысленно. Чему эта сошка научится за несколько дней?       Зеницу чувствовал, что чем дольше он подслушивает, тем больше шанс оказаться пойманным с поличным, но ничего не мог с собой поделать. Ноги словно бы приросли к полу, они его не слушали, они слушали чужой разговор вместе с ушами. Потому что этот разговор напрямую касался того человека, за которого Зеницу переживал каждый день. Этот разговор не предназначался для того, чтоб кто-то еще его слышал — в особенности тот, кто и стоял прямо за углом — но именно потому он и был таким откровенным. Столпы говорили то, о чем не скажут ни Кайгаку, ни Зеницу. — Просто подумайте над этим. Я не в праве отдавать вам приказы, — когда молчание затянулось, первой его прервала Шинобу. — Без одобрения наставника этого молокососа и так не допустят к отбору, в конце-то концов, — сямисэн играл вдумчивую мелодию, такую, какую редко от него можно было услышать. — И он пойдет туда без разрешения. Не делайте вид, что таких случаев никогда не было, — в музыку его сомнений вмешался приятный как чье-то талантливое пение голос госпожи Кочо.       «Я услышал достаточно. Надо пойти и рассказать Кайгаку, надо предупредить его,» — Зеницу словно вышел из-под чьих-то чар и, наконец, сумел пошевелиться. Однако не успел он и шагу сделать, как услышал громкое и адресованное уже отнюдь не столпу насекомого: — Я тебя слышу, желтоклювый.       «Ой…» — демоненок так и замер с занесенной для первого шага ногой. — «…И как давно я попался?».       Тем не менее, когда он стоял под прицелами двух пар глаз, он не чувствовал себя таким уж виноватым или напуганным — даже несмотря на то, что на него смотрели столпы. Он не слышал от них недовольства, лишь легкое неодобрение. — Доброе утро! Простите, так получилось, но я услышал все, о чем вы говорили, ха-ха… — несколько раз поклонился он, обезоруживающе улыбаясь. — Так получилось, да? А все вокруг твердили, что ты не умеешь быть хитрым, — Узуй усмехнулся и упер в бока руки, округлые от мышц и украшенные золотом. За его спиной высились рукояти его больших мечей, с которыми, вероятно, охотники расставались разве что в ванной. — Простите-простите… — мягко хихикнул демон-корзина. Он понимал, что ни госпожа Кочо, ни господин Тэнген не разозлятся на него за такую шалость. Ведь они были первыми, кто согласился его выслушать и принял как товарища, пока остальные были готовы убить без разбирательств.       Столпы собрались пойти к Кайгаку, и Зеницу вызвался сопроводить их в тренировочный зал, где он в последний раз оставил своего друга. «Да, это как бы не совсем Коурай, за которым я изначально шел, но господину Тэнгену он тоже обрадуется, наверняка,» — подумал юноша, но эта мысль была единственным затесавшимся в беспокойную голову шпионом. Потому что все остальные его мысли крутились вокруг всего, что он услышал об отборе. — Простите, а… Почему вы сказали, что мне не место на отборе? — вежливо поинтересовался он у Шинобу, решив, что хотя бы один вопрос он осмелится задать. Ответ еще не прозвучал, но уже заставлял кулаки впиваться когтями во внутренние части ладоней. Задавая уточняющие вопросы, Зеницу понимал, что столпы запрещают что-то не просто так. — О, если ты зайдешь на территорию отбора, никогда уже не выйдешь обратно, — пояснила Кочо. Таким спокойным тоном она сказала такую страшную как приговор вещь. — Демоны навсегда заперты там ловушкой из глицинии. Ты ведь знаешь о глицинии, верно? — Ох… Конечно, знаю, — потупил взгляд демоненок. В какой-то момент разговор стал напоминать поучения заботливого родителя по отношению к несмышленому ребенку, но на деле больше никакой демон не мог услышать такое от столпа. Невзирая на странность такого разговора, в него вписался и Узуй. — А еще тебя может убить кто-то из новобранцев, там таких, как ты, тьма тьмущая, — ухмыльнулся он. — Легко спутать.       Зеницу прикусил себя за щеку и тихо вздохнул. «Это значит, что я не смогу быть с Кайгаку, чтоб защитить его. Ему придется отправиться туда одному…».       Коурай сидел на террасе, закинув ногу на ногу, и считал ворон. Это очень легко, потому что воронов было всего двое и сидели они рядом на одной ветке. Его птица рядом с птицей наставника, такой же яркой, как и он сам. Порой Коурай жалел, что его ворон не хотел цеплять на себя никакие украшения. Тяжело иметь дело с такой заурядностью.       Ранним утром, когда в дом бабочки прибыл господин Тэнген, его наследник был первым, кто его встретил. Они долго обсуждали последние новости и мысли, напрямую касающиеся того, кто сейчас тренировался в поте лица. — Шестьдесят четыре… Шестьдесят пять… Шестьдесят шесть…       Коурай считал ворон потому, что отжимания Кайгаку считали за него Нахо, Суми и Киё, а он знал, что они не подведут. Девочки все втроем сидели на спине Кайгаку, друг за другом, как три человека, взобравшихся на одного коня. Кайгаку старательно и без пререканий отжимался, пока еще не чувствуя себя настолько же уставшим, как загнанная лошадь.       Тут открылась дверь, и на веранду шагнули две пары ног. Кайгаку заметил их боковым зрением и понял, что это не совсем те ноги, которые он ожидал увидеть. Он так и замер, не отжавшись в семидесятый раз, и оцепенело уставился на столпа звука, о присутствии которого в поместье бабочки он и не догадывался. — Доброе утро, господин Тэнген! — звонко поздоровалась троица платьюшек.       «Т-тэнген? Это же тот столп, который не дал им казнить Зеницу!» — лицо Кайгаку медленно вытянулось, как и руки, которые медленно выпрямились. Но дальше он совершенно не знал, что делать, потому что подняться и отвесить поклон он не мог, иначе девочки, не торопящиеся слезать с него, просто упадут. Так и остался он стоять в позе крайне нерешительной черепахи. — Утречка, малышня, — Узуй подставил лицо утреннему солнцу. Или же просто задрал нос, как это любит делать и его ученик. — А ты дамский угодник, Кайгаку, уже целую троицу на спину посадил.       Кайгаку залился румянцем и заметил позади столпа звука приоткрытую дверь. В тенях дома бабочки, не выходя на солнечный свет, стояли Шинобу Кочо и его Зеницу. Увидев Коурая, который уже нашелся сам, демоненок обвиняюще показал на него пальцем, а Коурай, не понимая, что он сделал не так, и не особо желая понимать, на всякий случай показал ему язык. Кайгаку поерзал на одном месте, и трое его маленьких помощниц догадались, что следовало бы с него слезть. — Здравствуйте! Очень рад встрече с вами! — он поднялся и с уважением склонил голову.       Зеницу вслушивался в происходящее, потому что лишь это он и мог делать сейчас из темноты, когда все с легкостью способны выйти на свет — все, кроме него. Демоненок слабо улыбнулся, услышав, как радостно и восторженно забилось задиристое сердце. — Спасибо вам за то, что поручились за Зеницу на суде! Если я могу что-то сделать, чтобы отблагодарить вас за это, я все сделаю!       Настроение обожавшего комплименты и благодарности Тэнгена заметно улучшилось. Это было заметно по его лицу, засиявшему еще сильнее. Это было слышно по его воодушевленному дыханию. — Я подумаю над этим, парень, — столп глядел на него оценивающим взглядом, таким пристальным и дотошным, словно торговец на фальшивые монеты, которыми ему заплатили. — В прошлый раз мы виделись, когда ты был в коме. Не думал, что выкарабкаешься. Может, ты не такая уж заурядность?       Кайгаку выглядел так, словно трепетать вот-вот начнет он сам от такого пристального внимания столпа к своей персоне. Было заметно, что после того, как его напарника официально признали истребители, задира перестал бояться встречи с сильнейшими охотниками. Элитой организации. — Спасибо! В прошлый раз я видел вас, когда вы убили демона двенадцати лун в том городке. Вы так легко победили ее, я очень вами восхищен! — не удержался от комплимента юноша, во все глаза рассматривая широкие плечи громадного на его фоне охотника, восторженно оглядывая его внушительные мечи и гадая, как ему стать таким же сильным и авторитетным. — Эй, а со мной ты так не разговариваешь, — проворчал Коурай. Он поднялся на ноги, как только наставник вышел на террасу, и сейчас он стрелял острым взглядом в рассыпавшегося в комплиментах невежду.       Кайгаку собрался что-то ответить ему, но заметил очень странное безрадостное лицо. Белое лицо демона, стоявшего в темноте. Лицо, в котором он не узнал своего товарища в ту ночь, когда все началось. Лицо, которое он целовал, пока никто не видел. Зеницу молча наблюдал за ними, но свою слабую улыбку он уже где-то потерял. «В прошлом году с отбора никто не вернулся живым,» — их слова стояли в голове подобно воде в озере без течения. — «В позапрошлом году была та же песня,» — парень прикусил губу, косо взглянув на госпожу Кочо, что стояла рядом с ними. — «Они знают, что я все слышал, но как отнесутся, если я все ему расскажу? А я не могу не рассказать… Он должен знать, он должен быть готов, потому что… Там я не смогу прикрывать ему спину,» — тяготящая печаль и жгучее волнение сгустились в груди.       Кайгаку встревоженно глядел на него, но он упустил тот момент, в который можно было огрызнуться в ответ нарциссу. Тэнген, пристально сканировавший его глазами — а может и ушами — все это время, вновь нарушил тишину. Он очень любил это делать. — До меня дошла информация, что ты еще неоперившийся желторотый юнец. Еще не прошел отбора, а уже запомнился всем, кого встретил.       Юный охотник наклонил голову и блуждающая улыбка появилась на его губах. Похоже, он расценил это как комплимент. Комплимент от настоящего столпа. — Хм… Это плохо?       Прежде чем ответить, Тэнген демонстративно промолчал и следил за реакцией мальчишки, посмевшего прятать демона от целой организации охотников — от самого главы. Тот не отводил взгляда, глядя на него снизу вверх и ожидая ответа. Столп невольно усмехнулся, не усмотрев неуверенности и стеснения на его лице — на лице мальчишки, посмевшего заставить целую организацию охотников принять своего демона. Не услышав страха и робости в его сердце — в сердце мальчишки, не просто нарушившего устав, но вынудившего сделать в нем исключение. Такое не назовешь заурядностью. — Я люблю яркие появления, так что я бы так не сказал. Не такая уж и заурядность, каким ты показался мне на первый взгляд, — прикрыл глаза столп, наконец-то услышав штиль мыслей в собственной голове. — Спасибо! — вновь склонил голову Кайгаку, начиная краснеть, но отнюдь не от застенчивости. А от того, что он услышал еще один комплимент от столпа. — Скажи, ты ведь в курсе, что дыхание грома и дыхание звука тесно связаны? — розовые глаза высокого столпа, поражавшего своей яркой аурой, следили внимательно, но этот человек больше видел ушами, нежели глазами. — Конечно! Дыхание звука произошло от дыхания грома! — с готовностью ответил Кайгаку.       «Я не верю в судьбу и предзнаменования, но в них верит дедуля,» — Зеницу покрылся мурашками от воспоминаний о любимом наставнике и о том, как все, что доносилось из его уст, казалось правильным и истинно верным. — «Но порой мне кажется, что тесная связь между дыханиями каким-то образом связывает и охотников. Не так, как всех остальных, а с какой-то другой, особой силой». Демон тихо выдохнул, не в силах отделаться от навязчивых мыслей. Столп звука и его ученик первыми поддержали двух мальчишек, посвятивших себя дыханию грома. Это могло быть простым совпадением, но что, если нет? — Тогда тебе будет несложно втянуться в тренировки мечника, что способен быть быстрее самого звука? — на лице Узуя появилось преисполненное гордости выражение, точно мальчишка перед ним всю свою жизнь только спал и видел, как бы попасть к нему в ученики. Это было не совсем так, но Кайгаку обрадовался не меньше. — Э… Вы… Вы что, вы хотите… Меня учить?! — он смертельно побледнел и перестал двигаться, как парализованный. Зеницу вспомнил, что примерно так же худой сирота выглядел, когда оказался в саду Куваджимы и осознал, что его приютил не просто добрый старик, а бывший столп дыхания грома. — Возможно, — благосклонно качнул головой господин Тэнген, и две нити драгоценных камней по обе стороны от его лица тоже снисходительно покачнулись. — Я бывший ниндзя, известен блестящими результатами на этом поприще. Я не трачу свое время на унылых ничтожеств. Моим учеником может стать только кто-то яркий, например, сумасшедший мальчишка, сделавший демона частью организации истребителей.       Задира из белого как снег вдруг сделался красным подобно раскаленному металлу. Зеницу слышал, что это не от стыда. Такой комплимент, кажется, совсем выбил землю у его друга из-под ног. «Это здорово, и господин Тэнген мог бы научить его многому, но…» — демон не знал, радоваться ему или огорчаться. — «Но разве у одного ученика может быть два наставника? У нас уже есть дедуля…». Зеницу сомневался и, к собственному удивлению, почувствовал, что нерешительность поселилась и в Кайгаку.       Парень ощутил, будто его ожерелье с магатамой начало его душить. Он медленно моргнул, не в силах решиться что-то ответить. «Несколько лет назад я и мечтать о таком не мог, а тут… Действующий столп буквально сам зовет меня к себе в ученики, а я не могу на это согласиться,» — у него почти задергался глаз, дышать стало нечем, потому что радость и растерянность смешались в тягучую смесь, застрявшую где-то в горле и перекрывавшую кислород. — «Но отказываться тоже не хочу, это глупо! Что мне сказать? И как мне это сказать, чтобы не оскорбить его?». — Для меня большая честь пройти через ваши тренировки, но мой наставник обучал меня дыханию грома, — наконец, Кайгаку смог облечь чувства в слова и начал тщательно подбирать выражения. А чувств было очень много, и не все из них он сейчас хотел испытывать. — Я вовсе не отказываюсь от вашего предложения, но я хотел бы вместе с вашими наставлениями продолжать развивать свои навыки в дыхании грома… — Ты что, не хочешь стать моим учеником? — прервал его Тэнген, и что-то в тоне его голоса изменилось. — Глупец, как ты смеешь? — он заметно был уязвлен теми словами, которые мальчишка так старательно подбирал.       Кайгаку ощутил, как волосы на затылке пошевелились от крайне неприятного ощущения. «Ну вот, я его оскорбил. А я хочу, чтобы он тренировал меня!». — Вовсе нет! Кхм, — откашлялся Кайгаку, чтобы дать себе время на размышления. — Я только хотел сказать, что я не могу просто взять и бросить все, что я изучал раньше. Я не могу отказаться от наставлений господина Куваджимы, не могу отступиться от дыхания грома… — Раз ты так уважаешь и любишь своего учителя, — вновь перебил его Узуй, строго уставившись на него. — То почему не возвращаешься к нему и не продолжаешь обучение?       Кайгаку встретился глазами с Зеницу, словно искал подсказки для ответа в его лице. Демон лишь молча сдвинул брови, глядя на господина Тэнгена с подозрением, что тот из гордости не хочет делить место наставника с кем-то еще. «В какой-то мере, я боялся этого вопроса. И он совершенно прав, задавая его…» — Кайгаку спрятал взгляд в первом, на что он упал, и это были цветастые заколочки Нахо, Суми и Киё. — У меня есть причины, — произнес он негромко, но с достаточной уверенностью. — Мы с Зеницу не можем к нему вернуться, но каждый день я вспоминаю и повторяю все, чему он меня учил.       «Я пойму, если он больше не захочет учить меня… Будь я столпом и тоже услышь что-то такое, уже бы развернулся и ушел,» — плотно сжал зубы Кайгаку. — Вяло, как же вяло, — к его изумлению, фыркнул Тэнген, оттопырив верхнюю губу с видом крайней неприязни. — Зачем бесконечно повторять старое, когда не учишься ничему новому? Думаешь, Шихан успел обучить тебя всему до того, как вы, молокососы, удрали от него?       Кайгаку исподлобья глядел на него, пряча в темноте своих глаз смущение от осознания, что он прав, и упрямство от нежелания признать это вслух. — Из-за того, что все так посредственно топчутся на месте, истребители и становятся слабее, — бесстрастно произнес столп так, что, казалось, воздух в саду содрогнулся. Его слова звучали как приговор, печать на лбу каждого слабого охотника, позорная печать. — Может, я и не сразу стану сильнее, но слабым сопляком я точно не буду. Ни за что в жизни, — непримиримо сложил руки на груди Кайгаку. Быстрее, чем он понял, что собирается сказать, он прямолинейно сказал: — Я буду готовиться вплоть до отбора, а потом пройду его, чего бы мне это ни стоило.       «Я буду тренироваться с ним или без него, если он не захочет меня учить. Я привык готовиться к худшему,» — втянул воздух носом Кайгаку, стараясь внедрить в себя немного больше решимости. По взгляду и поведению господина Тэнгена казалось, будто он действительно развернется и уйдет, перестанет тратить на него, упрямца, свое время. И как бы задира ни хотел бы взять у него уроки и выслушать его наставления, он не собирался делать это ценой отказа от дыхания грома. Он был настолько упрямым, что, казалось, это качество есть в нем с самого рождения. Он давно запретил себе отворачиваться от грозы. Она уже была его частью. — Кайгаку, на отборе уже два года нет выживших! — раздалось отчаянное из темного дверного проема. Зеницу уже было плевать на то, что подумают о нем господин Тэнген и госпожа Шинобу. Он не успел рассказать ему это заранее, но не собирался молчать. Он давно запретил себе молчать и жалеть о том, что не вмешался, впоследствии.       Коурай, увлеченно разглядывавший браслет на своей руке, отвлекся. Три девочки захлопали любопытными глазками. Будущий охотник уставился на своего напарника с недоумением, нежели с испугом. Ветер пошевелил его волосы, его одежду, его ожерелье, но ничто не заставило его самого вздрогнуть. — Вообще все? — уточнил он, точно его намеренно пытались запугать. Зеницу хмуро кивнул, и Кайгаку не знал, откуда у него эта информация, но точно знал, что друг лгать не станет. — Вообще все. И каждая из этих мелких сошек твердила о том, как ее сила незаурядна, — Узуй впервые отвел взгляд в сторону, туда, где никто не стоял. Чуткий демонический слух уловил, что что-то изменилось — инструмент в сердце столпа застучал иначе, но неясно, почему именно.       «Поэтому я и хочу стать сильнее… Я не могу позорно погибнуть на каком-то отборе!» — грозовая туча, облаченная в черное хаори, переполнилась смелостью и волей. Готовностью во что бы то ни было убедить столпа звука помочь ей с тренировками. — Господин Тэнген, — Кайгаку обратился к нему напрямую. Столп приподнял одну бровь, и, пока он не задал еще какой-нибудь неудобный вопрос, юноша твердо сказал: — Я очень хочу, чтобы вы помогли мне стать сильнее — я знаю, кто-то такой несравненный, как вы, с блеском смог бы это сделать, — заметив, как этому яркому человеку нравятся похвалы и лесть, он мимоходом добавил в свою речь и их. — Вы можете научить меня тому, чему мой наставник никогда бы меня не научил. Вы сами сказали, что дыхание грома и дыхание звука взаимосвязаны, и я глубоко оценю любую вашу помощь.       Тэнген молчал, и это заставляло напрячься от гнетущего ожидания и неопределенности. Все-таки, у всех столпов это общее — у них бывает такой взгляд, от которого сразу вспоминаешь все свои ошибки и хочешь поскорее спрятаться. Кайгаку заставил себя выдержать эту анализирующую пытку, эту снежную бурю в холоде розовых глаз. Потому что уметь вести переговоры важно не только в войне, но и в мире. Он больше не давал собственному черному прошлому затыкать ему рот. — Прошу, не заставляйте меня забыть господина Куваджиму, — в конце концов, вздохнул юный охотник. — У вас уже есть наследник, а что осталось у моего старика?       Он и сам не ожидал того, что после этих слов в груди что-то шевельнется и заболит. Когда-то он считал, что не привязан ни к какому дому, в какой-то момент он осознал, что у него появился дом, а чуть позже понял, что привязан уже не к дому, а к человеку. «У меня нет ничего, что напоминало бы мне о наставнике. У меня есть только его слова и напутствия,» — Кайгаку коснулся ладонью места, где сердце бьется о ребра, где сгусток странной боли дает о себе знать. — Я смотрю, ты, молокосос, настроен решительно, — в голос господина Тэнгена начали возвращаться нотки бойкого сямисэна. Спор с упрямым мальчишкой заставил океан в его голове взбунтоваться, однако было и кое-что, что вновь возвратило штиль. Это что-то, о чем не знал никто из присутствующих, даже коллега-столп, даже наследник.       Зашуршали перьями два ворона в ветвях сада. Покачнулась на ветру серьга Коурая. В тишине темного коридора беззвучно замерла госпожа Кочо. Зашелестели от порыва ветра белые платья ее маленьких помощниц. Кайгаку поднял на собеседника блестящий взгляд. — Тогда урок номер один. Я — твой бог! — О… — растерянно приоткрыл рот Кайгаку. — Это ты должен вбить в свою голову в первую очередь, как можно глубже. Чтоб ни словом мне не перечил! — Есть! — вытянулся в струнку тот, не веря ни своим ушам, ни своему сердцу. О таком он и мечтать не мог. О таком он уже не смел надеяться после этого спора.       У Зеницу облегченно опустились плечи. Столп насекомого на миг улыбнулась иной улыбкой и растворилась в недрах своего поместья.       Последний день августа. Кайгаку разминался на террасе, разгоняя кровь по всему телу и разминая затекшие ото сна мышцы. Он вдохнул воздух летнего утра, понимая, что какое-то время и осень будет такой добродушно-теплой, а потом ему предстоит тренироваться и всю зиму. Это раньше его пугала зима — раньше, когда у него не было крова. А сейчас он со спокойной душой вкладывал все силы в тренировки, зная, что госпожа Кочо не против его пребывания в ее поместье до тех пор, пока он не отправится на отбор — а он состоится в середине весны.       Юноша услышал звук открывающейся двери и повернулся. На залитую солнцем террасу к нему вышла Канао, тоже готовая к утренним тренировкам. «Давненько я не называл ее розовым дьяволом,» — пронеслось в еще сонной голове. — Доброе утро, — кивнул он и продолжил разминку.       Вдвоем они закончили разминку и отправились бегать по саду. Иногда они приходили в разное время, и кто-то уходил на пробежку раньше, но ни Кайгаку, ни Канао пока не заметили, как без сговора стали разминаться немного дольше, дожидаясь друг друга. Порой, когда они были предоставлены сами себе — когда госпожа Кочо не нагружала свою ученицу дополнительными упражнениями, когда господин Тэнген не появлялся со своим уроком — Кайгаку и Канао устраивали сражения на деревянных мечах, и часто звали Зеницу присоединиться к ним в тренировочном зале.       Поначалу Кайгаку в благоговейном страхе, смешавшемся с восхищением, глядел на нового наставника снизу вверх. Он не мог перестать поражаться его размерам. «Не факт, что я вырасту таким же высоким, но… Сила и размеры ведь все равно не одно и то же,» — когда парень слушал советы столпа звука, в голове звучали и поучения старого доброго столпа грома. — «Только дурак будет приравнивать их друг к другу,» — так говорил низкорослый старичок, который своим собственным примером и доказывал это.       Поначалу Кайгаку думал, что тренировки с Узуем будут еще сложнее и страшнее, чем с Коураем, однако, к его удивлению, тренироваться стало проще. Он успевал отдыхать, высыпался и даже не нуждался в выходных. А еще будущий охотник стал упражняться с настоящим клинком даже чаще, чем с деревянным — деревянные они использовали только в тренировочных боях друг с другом.       В тот же день, когда Тэнген согласился учить задиристую грозовую тучу, Коурай ушел — отправился выслеживать демона, о котором донес ворон. Кайгаку догадался, что они собираются сменять друг друга, когда Тэнген тоже отправился на охоту, наказав ему тренироваться и ждать возвращения Коурая. «Есть!» — ответил ему тогда юный охотник, прослеживая в этом логику. Очевидно, что ни столп, ни его наследник не смогут уделять ему все свое время. Это Шихан в отставке и больше не ходит на миссии, а Тэнгену некогда возиться с недоучкой изо дня в день. Демоны выходных не берут.       «Кажется, у твоего друга с этим проблем нет, но у тебя есть,» — сказал ему бог в виде яркого наставника. Это было вторым уроком после первого, на котором Кайгаку усвоил, что Тэнген — бог. «Дыхание звука тесно связано с дыханием грома — от других мы отличаемся блестящим слухом, который может различить что-угодно, от взмаха крыльев бабочки и до биения чужого сердца. Всегда прислушивайся, и даже тишина не сможет обмануть тебя». И Кайгаку прислушивался, каждый день прислушивался. Он часами сидел в саду, чтобы научиться с закрытыми глазами различать количество летающих по округе бабочек, считая звуки взмахов их крохотных крылышек.       Тренировки слуха очень ему нравились — это было то, чего ему все это время не хватало. Недостающая часть пазла, которая уже присутствовала и у Зеницу, и у Коурая. Из-за отсутствия которой Кайгаку себя презирал. Он прислушивался к птицам в кронах деревьев, к шагам трех девочек по каменистым дорожкам, к хлопотам вечно занятой домашними делами Аой, к неторопливым шагам Канао. Позже он перешел к подслушиванию разговоров, но такому подслушиванию, ради которого не нужно стоять за углом вблизи к говорящим. Он научился слышать разговоры людей, говорящих через несколько комнат от него. Невероятно гордился тем, что делает успехи. И был безумно благодарен господину Тэнгену за то, что он помог ему начать с малого.       Однако… Вскоре дело дошло до биения чужих сердец. «Каждый раз, когда ты увидишь кого-то, попробуй услышать музыку, исходящую от него». Тогда Кайгаку подумал, что он не так его понял или же не расслышал, и уточнил: «Музыку?». И учитель кивнул. «Считай это одним из упражнений для твоего слуха».       Кайгаку вслушивался уже пару дней, концентрируя внимание на так называемой музыке, но результат был нулевой. Он слышал шорох чужой одежды, шелест девичьих волос на ветру, мог примерно понять настроение человека по звукам его шагов и его дыханию, но не более. Слышать сердце — тот самый инструмент, играющий свою особую музыку — юноша никак не мог научиться. Ровно до этого момента.       Он сидел в саду, делая перерыв между тренировками, и доедал рисовый пирожок, как вдруг он услышал ее. Новый странный звук, объемный и четко различимый. Это была музыка, наполненная глубокой печалью, пронзительной злостью, давней ненавистью. Кайгаку не слышал ее ни от кого прежде, но по себе знал, как она может звучать. Только сейчас ее излучало отнюдь не его сердце, а чье-то другое. Парень утер рот тыльной стороной руки и вскочил на ноги. «Что… Кто может так звучать?» — он напряг слух в надежде не потерять источник музыки, держась за этот край нитки, чтобы найти весь клубок.       Кайгаку остановился, увидев сидящую на террасе в компании нескольких бабочек госпожу Кочо, только что вернувшуюся с задания, на которое она отлучалась на пять дней. «Это… Это ее я услышал раньше, чем увидел?» — Кайгаку бегло осмотрелся и только убедился в правильности своих догадок. В какой-то мере юный охотник обрадовался первому прогрессу. Хоть чье-то сердце он сумел услышать, хоть где-то уши помогли ему первее, чем глаза. Однако звуки, доносившиеся с ее стороны, слишком сильно давили. Они погасили его радость. — Добрый день, госпожа Кочо, — позвал он девушку и поклонился, когда она повернулась в его сторону. — Доброго дня, Кайгаку, — на ее лице расцвела улыбка, хотя поначалу Шинобу забыла ее надеть. Это не ускользнуло от глаз мальчика, который не только видел, но и слышал слишком много.       «Она не улыбается, когда остается одна?» — Кайгаку глядел на ее улыбку, такую же, какой она была всегда. Но лицо улыбалось, а сердце продолжало отбивать устрашающий ритм. «Я все еще слышу эту музыку… Я слышу злость,» — парень с задумчивыми темными глазами медленно приподнял брови. — «Неужели, у нее это всегда так? И раньше я этого просто не слышал…». — Все тренируешься. Какое трудолюбие, — похвалила его Шинобу, но с этой полной ненависти музыкой ее сердца, которую Кайгаку теперь прекрасно различал, все ее слова, ее непринужденная улыбка, глициния ее глаз — все это казалось ненастоящим. — До весны еще много времени, но я счастлива, что ты ни дня не тратишь даром.       Злость. Концентрированная и густая злость. Если бы ее злость была чем-то осязаемым, она была бы черной смолой. Смолой, покрывавшей язык и зубы, наглухо забивавшей нос вплоть до легких, не дававшей забывать о ненависти ни на минутку. — Госпожа Кочо, — сказал Кайгаку снова, не зная, стоит ли спрашивать. В конце концов, он решил, что стоит — он уже убедился, что его уши не лгут, и хотел бы узнать причину такого тайного чудовищного концерта. — Вы злитесь?       Шинобу вопросительно приподняла брови, в остальном не изменившись в лице. Что скрывается позади этой улыбки? Позади затишья в пустых глазах? Кайгаку надеялся, что весь этот гнев направлен не на него. «Нет, она не может так сердиться на меня, я слышал эту музыку еще до того, как нашел ее,» — рассуждал он, но тогда вопрос оставался нерешенным. — Я слышу, как бьется ваше сердце. Вы дико злитесь на что-то, хотя и улыбаетесь, — объяснил он, видя нотки непонимания в лице столпа. Шинобу была такой крохотной по сравнению с другими столпами, что количество гнева внутри такого маленького тела казалось чем-то невообразимым. — Ясно. И правда, — она прикрыла глаза, дрогнули напряженные веки. Большая бабочка, сидевшая на плече девушки, слегка пошевелила голубыми как небо крыльями. В отличие от остальных, с появлением Кайгаку она не улетела. — Наверное, я и правда злюсь…       Кайгаку осторожно и ненавязчиво присел на террасу в паре шагов от госпожи Кочо и вдруг увидел, что улыбка снова покинула ее лицо, улетела вслед за бабочками. Стоило Шинобу перестать прятаться за маской, музыка, исходящая от нее, стала совсем невыносимой. Кайгаку вспомнил, как в далеком детстве, бродя по улицам в поисках чего-то, что плохо лежит, он услышал музыку. Он остановился у известного гостевого дома, где на террасе несколько музыкантов устроили небольшой концерт. Душераздирающе запевала флейта, загадочно звучала бива, отбивал строгий ритм тайко, на полную выкладывались и другие инструменты, названия которых маленький сирота тогда не знал. Еще тогда он задался мыслью — почему они играют такую грустную и трагичную мелодию, если хотят завлечь посетителей?       И лишь немного повзрослев, он вспоминал тот день с осознанием — даже его, не сведущего в музыке бедняка, никогда не посещавшего гостевые дома с их великолепными концертами, завлекла именно печальная музыка. Она приковала к месту, заставила его покрыться мурашками и слушать, слушать до самого конца и не уходить. Эта музыка делала душу любого слушателя одним из своих инструментов, она играла на ней, она вытворяла с людьми необъяснимые вещи.       И сейчас Кайгаку явственно вспомнил тот день, когда впервые услышал концерт чьей-то души, чужого сердца. И это было куда волнительнее, оно сносило и сшибало с ног подобно мощной волне. «Как… Больно это слушать,» — парень понял, что если бы он не присел на террасе, едва ли ноги бы держали его. — Почему вы злитесь? — с осторожностью спросил он.       Шинобу подняла на него глаза. Глаза, давно уже выплакавшие все слезы. Внутри не осталось ни капли, лишь океан скорби. — Два дня назад я выследила и убила демона, который несколько лет притворялся ребенком. Даже когда я настигла его, он забился в угол в облике жалкого мальчика и слезно умолял пощадить его, — девушка совсем перестала моргать в то время, как ее взгляд смотрел сквозь собеседника, точно тот был стеклянным. — За эти годы он съел больше пятидесяти человек, предположительно пятерых истребителей. Он просил о милосердии, когда понятия не имел, что это такое.       «Насколько легко убивать, притворяясь чем-то безобидным,» — пронеслось в голове Кайгаку, и в тот же момент его передернуло от презрения. Мимолетно он вспомнил малыша-Зеницу, скрывавшегося в темноте маленькой корзины, но другу никогда не нравилось злоупотреблять этим обликом. — …И он смел изображать слезы, чтобы надавить на жалость. Чтобы обмануть меня, — сказала с неподдельным холодом Шинобу. — Я сожалею только о том, что такое на меня давно уже не действует. Я видела слишком много слез тех, кто потерял близких из-за таких, как он. Каждый раз, когда я их вижу, то злюсь только сильнее, — маленькие руки медленно стиснули ткань белого хаори, Кайгаку видел, как дрожат ее пальцы.       Большая синяя бабочка расправила крылья и покинула плечо госпожи Кочо. Девушка проводила насекомое тоскливым взглядом и вздохнула так тяжело, словно что-то давило на нее. — …С того дня, как демон убил мою любимую сестру, от этой ненависти невозможно избавиться.       «Зеницу рассказывал мне о своем видении. Он говорил, что видел в нем госпожу Кочо и еще одну девушку, очень на нее похожую…» — Кайгаку остановил взгляд на своих руках и вспомнил, как друг, обещавший ничего от него не скрывать, поделился еще одним явившимся ему миражом. — «Он сказал, что глядел на них через глаза демона, который отнял их друг у друга». — Моя сестра… Она была доброй, безумно доброй, — вновь прикрыла глаза Кочо, точно это могло бы помочь ей опять заплакать, как она когда-то умела. — Она сопереживала демонам и даже на пороге своей гибели сочувствовала им, я же с ней в этом не соглашалась. «Жаль, что им приходится убивать»? Кому интересны такие глупости? — ее бледное лицо треснуло от болезненной улыбки, и Кайгаку не решался ничего сказать.       Он не находил слов. Он подумать не мог, что существуют охотники, способные настолько сильно жалеть демонов. «Хотя… Если тот, который притворялся ребенком, убил целых пятерых охотников, то жалостливые все-таки попадаются. И долго они не живут…» — юноша нахмурился. — Но если она искренне так считала, я должна нести эту идею, — вдруг произнесла почти воинственно Шинобу. — Если есть способ жить, не убивая бедных демонов, я должна отыскать его. Не теряя улыбки, которая так ей нравилась, — она уставилась на Кайгаку пристально, и вновь на ее губах распустилась прелестным цветком ее вечная улыбка.       Та улыбка, которую он успел увидеть где-то еще. Не на одном лишь этом лице. «Канао… Понятно, откуда у нее эта улыбка,» — он неровно выдохнул через нос, плотно сжимая губы. — Кайгаку, ты первый из охотников, кто показал мне, что моя сестренка считала так не напрасно. — Я?.. — озадаченно пробормотал Кайгаку, не в силах оторвать от собеседницы взгляда. Эта улыбка умела гипнотизировать и с момента, как выяснилось, что она является умелой имитацией настоящих эмоций, она вызывала мурашки. — Но я же… Госпожа Кочо, меня трудно назвать человеком, который жалеет демонов. — Ты так в этом уверен? — наклонила голову столп насекомого.       Юноша задумчиво коснулся собственной шеи, где красовался заживающий след от клыков Зеницу. Он начал понимать, о чем она говорит. — Если бы она была жива, ты бы ей понравился. Вы с Зеницу, — вздохнула негромко девушка, в чье прошлое, как и у многих, вмешались чудовища. След от их клыков отпечатался на каждом, кто сейчас носил меч на поясе. — То, что ты дал Зеницу шанс, то, что Зеницу поборол желание убивать… Он — тот демон, который действительно заслуживает сопереживания. Неужели он такой один?       Шинобу в глубокой задумчивости обвела взглядом сад, что еще продолжал стойко дышать в начали осени. Каждый цветок, намеревавшийся цвести до последнего, напоминал ей о той, которая еще долго могла бы цвести, но когтистая рука сорвала ее слишком рано. Тот демон… Ее любимая сестра жалела даже его, но вместе с сочувствием в ней была сосредоточена сила — сила, с которой она сражалась с каждым монстром, чтобы не позволить ему убивать дальше. Она считала, что если демон не хочет мирного решения, то он — лишь запутавшаяся душа. Она верила, что даруя такому несчастному демону смерть, она помогает ему не совершить еще больше ошибок.       Госпожа Кочо поднялась на ноги и бережно пригладила белое хаори. Когда-то оно было ей так велико… — Демоны вечно лгут, чтобы защитить себя, а потом являют свое истинное лицо и убивают. Нельзя слепо довериться каждому из них, но… — негромко произнесла она с прежним показным спокойствием и почти нежной улыбкой. — Все они когда-то были людьми. Может быть, простое напоминание об этом способно хоть что-то в них перевернуть? Как что-то перевернулось в Зеницу.       Кайгаку сидел на террасе и глядел снизу вверх на столпа. На того столпа, который ненавидел каждого из людоедов, но все-таки умудрялся сочувствовать им. Не только из памяти о своем любимом близком человеке. Госпожа Кочо тоже жалела монстров, может, не так, как это делала ее сестра… Просто она жалела их по-своему. — Кайгаку, продолжай в том же духе, — девушка обратила на него свой взгляд. Глаза цвета глицинии, такой смертоносной для демонов. — Прошу, защищай Зеницу и дальше. Помогай ему помнить о том, кто он, помогай ему оставаться человеком. Если ты будешь работать за нас двоих, мое сердце… Что ж, оно будет биться куда спокойнее, — Шинобу приложила руку к сердцу, такому не по-человечески большому сердцу в крохотном как у насекомого теле.       Она мягко поклонилась, выражая свою не по-человечески огромную благодарность, и Кайгаку вскочил на ноги. — Что вы, вы не должны ни за что меня благодарить. Я просто сделал то, что посчитал правильным, — возразил тот, кто тоже умел жалеть демонов по-своему, хотя и не подозревал об этом. — И я не оставлю Зеницу одного, никогда в жизни. Об этом вам даже не нужно просить.       Кочо положила руку ему на плечо и одобрительно кивнула. Прежде чем уйти и позволить Кайгаку тренироваться дальше, она оставила его наедине с ее советом: — Не забывай о концентрации дыхания. Если не умеешь быть гусеницей, бабочкой тебе и подавно не стать.

***

      Сентябрь наградил поместье бабочки дождями и несколькими посетителями. Сокрытели — а Кайгаку и Зеницу выяснили, что так называют специальное подразделение организации охотников, которое избавляется от последствий битв — принесли на лечение нескольких раненных охотников. Кайгаку слышал, как душераздирающе звучала музыка сердца Аой Канзаки, когда один из пациентов скончался. Она приложила все свои силы, но его раны были слишком тяжелыми. Она никогда не участвовала в сражениях, но она слышала слишком много последних слов.       Оставшиеся в живых проходили оздоровительные тренировки, и Кайгаку вызвался помогать местным бабочкам тренировать их. Поначалу Аой не очень понравилась эта идея, но тогда задиристая грозовая туча заявила: «Раз это сильные истребители, по сравнению с которыми я — сопля зеленая, то им ничего не стоит надрать мне зад. А пока они не могут сделать такое простое дело, значит, заканчивать лечение им еще рано, верно?». Такие доводы показались Канзаки логичными, и она пустила задиру обливать пациентов отваром и играть с ними в салочки, а тот только счастлив был.       К Зеницу истребители отнеслись скептически, но у него был чересчур длинный язык и до того наивная мордашка, что они быстро перестали опасаться его и даже болтали с ним за обедом. Пожалуй, больше всего им запомнилась история Зеницу про то, как в него попала молния, пока он прятался от наставника на дереве, и как из-за этого удара его волосы посветлели.       В конце сентября охотники и бабочки с удивлением обнаружили, что двое мальчишек стали слишком много времени проводить на улице ночью. Кайгаку совсем перестал спать. Даже сам Зеницу этого не ожидал, но друг вывел его в прохладный темный сад, вручил ему деревянный клинок и заявил: — Раз уж ты не можешь стать сильнее через пожирание людей, как обычный демон, тогда тебе придется тренироваться вместе со мной, как обычному охотнику. — Тренироваться?.. — растерялся демон. Он уставился на деревянный клинок, когтистые руки уже отвыкли от того, как его держать. — Так точно. Я буду тренировать тебя и учить всему, чему меня научили господин Тэнген и Коурай, — гордо вскинул нос Кайгаку. — Не все ж тебе когтями махать в драках. Мечом это всяко лучше делать — особенно если это клинок ничирин, которым ты сможешь отсекать врагам головы. — Ну да, но… Ты уверен, что мне стоит носить меч? — нервно хихикнул Зеницу, а потом с трудом сглотнул комок в горле. Десятки страхов завертелись перед глазами, и от этого у него почти закружилась голова. Деревянный клинок задрожал в его руках. — А если кто-то из демонов отберет у меня его и от-от-отрубит им мою г-г-голову? — выдохнул он рассеянно и почти в панике, высказав лишь одно из своих опасений. — Что значит «отберет»? А ты не давай им свой меч, дурень! — Кайгаку подхватил вторую ненастоящую катану. За это время ему казалось, что деревянный меч стал продолжением его руки. — Л-легко сказать, — промямлил напарник. Он выглядел как ребенок, которого заставляют есть невкусную кашу — крайне неудовлетворенно и немного капризно. А еще он напоминал дитя тем, что если ему чего-то очень не хотелось, он находил двести причин для того, чтоб этого не делать. — Даже будь ты человеком, демон мог бы отнять твой клинок и отсечь тебе голову. — Блин, ты совсем не умеешь утешать!       Кайгаку задержал на нем темный взгляд — под его веками скрывалась темнота, которая все помнила. Она помнила о том, как друг потерял свой меч в ту ночь, когда Музан Кибуцуджи заметил, что белокурый мальчишка почувствовал его нечеловеческую природу. «Я понимаю, ты боишься, что клинок тебя не спасет, как было в тот раз, но…» — вздохнул терпимо Кайгаку. — Послушай, мы оба еще учимся. Если ты чего-то не умеешь, нужно это освоить. Когда я вернусь с отбора, мы вместе пойдем выслеживать демонов. Лучше же два меча, а не один, — махнул своим клинком терпеливый задира, детально объясняя свои мысли в надежде утешить друга. Тот хмуро и упрямо глядел в сторону. — Без клинка ты можешь бесконечно драться с людоедами, они просто восстановят раны от твоих когтей. Будешь ждать восхода солнца, чтобы победить? — Дурак что ли? Тогда я и сам сгорю! — фыркнул своевольно Зеницу. — Вот именно! Тогда хорош ныть, давай тренироваться, — хмыкнул Кайгаку в ответ. — Но я уже все забыл… Я же уже полгода меча в руки не брал! — хныкнул в своей манере демоненок, новое оправдание было у него наготове. — Не думал, что когда я помру, мне все равно придется тренироваться, дедули тут даже нет, но теперь ты собираешься меня терроризировать!       Задира сдвинул брови, выслушивая его жалобы и понимая, каково Шихану было тренировать этого плаксу. «У наставника просто фантастическое терпение…» — он закатил глаза, уперев одну руку в бок. Пока Зеницу окончательно не превратился в старого доброго плаксу, который лодырничал, пожирал персики и планировал побег от учителя каждую неделю, Кайгаку резко замахнулся и ударил его катаной.       Нытье резко прекратилось — в ту же секунду, в которую Зеницу заблокировал удар своим клинком. Он отступил от забияки на пару шагов, глядя на него круглыми как две монеты глазами. — Ты что, с ума сошел?! Я доверял тебе, а ты! А вот ты как! — А говорил, ничего не помнишь, — ехидно сощурился Кайгаку. Он замахнулся снова и предупредил: — Если не хочешь получить по шее, тебе придется все-все вспомнить!       Они тренировались всю ночь, а потом и каждую ночь на протяжении недели. Кайгаку вновь начал походить на сумасшедшего с черными кругами под глазами, он выглядел хуже, чем охотники, которым он помогал проходить через оздоровительные тренировки. Зеницу старался тренироваться усерднее, чтобы время, которое он тратил на нытье, Кайгаку мог потратить на сон — так ночные уроки проходили бы быстрее.       Однако, к удивлению демоненка, никто из окружающих не выражал и малейшего беспокойства по поводу состояния его напарника. «Они с ума посходили? Почему всем все равно на то, что он толком не спит?!» — задавался этим вопросом Зеницу. Но в один момент, когда он решил задать его Нахо, Суми и Киё, они непринужденно ответили: «Взрослые охотники могут долго не спать, и Кайгаку тоже должен к этому привыкнуть. Отбор длится неделю, и у него вряд ли будет возможность находить время на сон». Так заботливый демоненок окончательно поник из-за гнетущей мысли, что он не сможет отправиться на отбор вместе с Кайгаку. — …Итак, я повторю еще раз, — Кайгаку сидел прямо на земле, сейчас он умудрялся сосредоточить в себе все терпение мира — то качество, которым он прежде думал, что не обладает. — Пятый стиль. Жар электрических молний — это один удар, всего один, — он поднял один палец. — Чего сложного в одном ударе?       Чтобы не мешать отдыхать ни жителям поместья, ни пациентам, они убирались на время ночи подальше от дома, в самый отдаленный уголок спящего сада. Здесь и проходила очередная тренировка — очередная тренировка, не приносившая плодов. Зеницу отвел взгляд, в котором смешались досада и печаль и опустил руки, сжимавшие рукоять настоящего клинка. Этим мечом Кайгаку убил их первых людоедов, этот меч он доверил Юширо, этот меч он обнажил против Коурая, этот меч он сумел не сломать и не потерять в бою с демоном двенадцати лун. Этим мечом он тренировался и сам, а теперь дал его напарнику. — На словах это легче легкого, а когда пытаюсь, то все насмарку… — пробурчал негромко Зеницу, каждый раз ища новые отговорки. Настроение у него было прескверное, тревога напоминала десяток заноз, болезненных, но таких, от которых не так-то просто избавиться. А Кайгаку начинал читать одну и ту же лекцию в пятый раз, это уже изрядно поднадоело. — Ты освоил первый стиль, а это тоже один удар. Очень сложный удар, — не сдавался напарник.       Несмотря на то, что он уже в пятый раз повторяет все те же слова, в его голосе нет раздражения. Это было единственным, что радовало Зеницу. «Кайгаку, ты можешь бесконечно говорить, что не заслуживаешь хаори как у дедули, и называть себя не самым лучшим учеником, но… Откуда в тебе столько терпения учить меня? Откуда еще, как не от него?» — грустно улыбнулся демоненок, и светлая мысль о наставнике на миг заставила его меньше нервничать из-за тренировок. Но лишь на миг, потому что Кайгаку, в отличие от него, не давал себе отвлекаться. — Если ты сумел освоить первый стиль, пятый тоже тебе подчинится. Он немного похож на первый… — Кайгаку поднялся на ноги и подошел к напарнику, взяв у него свою же катану. — В первом стиле ты делаешь мощный рывок — думаю, мне даже не нужно объяснять тебе его — а в пятом ты делаешь такой же рывок, только мысленно, — он объяснял то, что уже пытался объяснить раньше, но старался подбирать другие слова. — Да, мысленно. Ты используешь мощь грозы немного иначе, дышишь по-другому, пускаешь ток по венам через руки, прямиком к клинку… — Кайгаку повернулся лицом в ту же сторону, куда светили желтые демонические глаза. — Прицеливаешься… — парень направил меч на мишень, в качестве которой они условились использовать воткнутую в землю сухую ветку. — И делаешь сильный замах. Продемонстрировать? — Не нужно… Ты уже пять раз это сделал, — вздохнул Зеницу. — А ты сделай хотя бы один раз, — подбадривающе потрепал его по волосам друг. — И я сразу отстану. — Обманываешь же… Ты собрался обучить меня всем стилям, значит, ты не отстанешь так просто, — хныкнул Зеницу, но это скорее было в игривой манере, нежели настоящей жалобой. — Ну да, обманываю. Подумаешь, я же немного, — Кайгаку посмеялся, так по-доброму и успокаивающе, что не желающий учиться ученик не мог на него злиться.       Зеницу остановил встревоженный взгляд на мишени, а затем безнадежно покачал головой и вернулся к настоящим жалобам. — У меня ничего не получится. Когда я был человеком, ничего не выходило, а теперь и подавно. Как ты еще тогда справедливо заметил, даже как демон я абсолютно бесполезен, — парень просто положил голову на плечо упрямого напарника, который стал заметно сильнее, чем раньше, но твердо намеревался сделать сильнее и своего демона-корзину.       Кайгаку тоже вздохнул, не убирая ладони с его лохматой макушки. Единственная причина, по которой он не сдавался, была в том, что он просто знал, наперед видел, что Зеницу-демон на это способен. Нужно только заставить его самого в это поверить. Кайгаку пристально поглядел на палку-мишень с пониманием, что начинать объяснять ту же мысль в шестой раз бессмысленно. Они присели под деревом, чтоб немного отвлечься. — Помнишь, что говорила Тамаё? — после долгой паузы в разговоре обратился к демону Кайгаку. Тот задумчиво разглядывал белый круг в безоблачном небе.       «Конечно, помню…» — мрачно подумал он, безрадостно оглядев тени спящего сада. — «Она говорила, что в бою я буду на пике своей мощи, если начну соединять техники истребителей с демоническими способностями,» — он водил пальцем по одному из треугольничков на золотом хаори. — «Не все демоны такое умеют, она утверждала, что я особенный. Может, это и тревожит меня еще больше…». — Угу… — он закрыл глаза устало, пускай как демон — еще и сытый демон — он совершенно не мог уставать. — Я, конечно, встречал не так уж много демонов, но монстр, который может управлять грозой… — слово «монстр» звучало не в негативном ключе, а совсем наоборот. Такое нечасто услышишь от охотников, может, поэтому все столпы и сочли Кайгаку сумасшедшим на суде. — В тебе есть такая сила, огроменный потенциал, а ты не хочешь его использовать. Ты будешь держать в страхе любого урода, просто пошевелив пальцем, — ухмыльнулся Кайгаку. По какой-то причине его наполняла гордость за дыхание грома, за то, что его напарник тоже им владеет. — Уверен, та третья низшая не ожидала от тебя такой мощи и скорости и была в ужасе.       «Но она все равно меня победила. А это была всего третья низшая… Высшие просто сотрут меня в порошок,» — хмуро глядел в пространство перед собой Зеницу, он мог бы написать целую книгу из того, что его беспокоило. Он назвал бы ее «Сто доказательств, что Зеницу Агацума — плохой мечник». Демоненок сомкнул дрожащие веки. — Кайгаку, прости меня, я трачу твое время и только… — начал он робко и виновато, но договорить ему не дали. — Я тренируюсь, чтобы позорно не сдохнуть и, в случае чего, не дать помереть тебе, — строго уставился на него Кайгаку, пресекая на корню очередной скулеж о слабости и бесполезности, потому что с таким настроем далеко не пойдешь. — …И ты тренируйся, чтоб ты мог спасти нас обоих! Если ты сам не боишься умереть, представь себе мой труп. — Кайгаку! — испуганно выпалил Зеницу, не понимая, в какой момент в Кайгаку включилась его прежняя резкость, и отгоняя от себя кровавые образы. — Как ты можешь так говорить?! — А как ты можешь так легко сдаваться?!       Демон прикусил язык, а человек почти свирепо сверлил его глазами. Зеницу слышал, как буйно и злобно выстукивает ритм барабан в его сердце. В этот момент в задире мало что напоминало старого наставника. Кайгаку никогда не забывал о том, как он презирает слабость. Но друг был слишком для него дорог, чтобы вытравливать из него эту слабость теми методами, которые на нем ни за что не сработают. Темный от гнева взгляд смягчился. — Каждый раз, когда у меня возникает мысль отдохнуть и пропустить денек-другой тренировок, у меня перед глазами встает твой труп, — неожиданно тон его голоса изменился, как и тот звук, с каким билось его неугомонное сердце. Теперь его голос полнился не злостью, а тоской. — Каждый раз, когда я хочу спать и подумываю закончить тренировку раньше вечером, у меня перед глазами встает то, как та тварь с иероглифом в глазу ломает тебе руки и забрасывает тебя в свои цепи. А я в это время болтаюсь раненный на краю крыши, — Кайгаку зажмурился. — Каждый раз, когда я думаю о том, что тренировки Коурая слишком дикие и жесткие, у меня перед глазами встает то, как она взрывает тебя и как твои останки разлетаются по округе. А я в это время кашляю кровью и не могу заставить руки слушаться!       Зеницу слушал и молчал. Та ночь возвращалась в воспоминания всполохами огня, запахом гари и крови — крови его любимого друга, не имевшего способности быстро исцеляться. «Ох, Кайгаку… А я думал, что хорошо знаю обо всем, что творится в твоей голове. Но сейчас я лучше понимаю, почему ты совсем не отдыхаешь…». — Я всегда хотел стать сильным. Хотел, чтобы меня приняли в столпы, — произнес он, не глядя на того, с кем больше не мог слепо спорить и не сглаживать углы. Зеницу хотел для него только лучшего, и он совершенно точно не заслуживал грубости в свой адрес. Кайгаку прикрыл глаза. — А когда тебя обратили в демона, у меня появилось на одну причину больше. Я должен стать сильным не только для себя, но для нас обоих. И я не хочу, чтобы ты остался позади, я хочу, чтоб ты тоже был сильным, чтобы мог дать отпор любому, кто встанет у нас на пути. Понимаешь?       Зеницу обнял его, сдерживая странный порыв расплакаться, каким он прежде постоянно подчинялся. — Теперь я понимаю.       Кайгаку обнял его в ответ. Барабан его сердца гулко выстукивал грустную мелодию. — …Знаю, учиться бывает нелегко, — он нашел в себе силы на маленькую улыбку. Мозолистая ладонь бережно пригладила светлые волосы. — Иногда просто ненавидишь себя из-за того, что что-то не получается, — Кайгаку опустил взгляд на катану, на руки, что должны стать проводником тока к оружию, но порой совершенно отказываются это делать. Воспоминание о ночи, в которую гроза ударила его молнией, вернуло голове ясность. Юноша поглядел на своего дорогого напарника. — Помнишь, я спрашивал тебя, что ты чувствовал, когда сражался? Тогда я совсем загнал себя в тупик и просил у тебя совета. Может, именно благодаря твоему совету молния не пришибла меня насмерть… Ты помнишь, что ты мне ответил?       Зеницу наклонил голову в попытке вспомнить, печальный блеск стоял в его глазах. «Советчик из меня, конечно, такой себе, я ведь во сне сражался и мало что помню, но… Неужели тебе и правда так помог мой совет?» — он почесал пальцем порозовевшую щеку. — Ну… Ха-ха, я помню, что сказал тебе, будто я пирог с сиропом. — Не только это… Ха, я уже и подзабыл про это твое сравнение, — Кайгаку на миг округлил глаза, когда его вдохновляющая речь пошла не по плану. Но он и заметно взбодрился от глупости, которую мог выкинуть только его любимый солнечный демон. — Да-да, оно глупое, но оно ведь помогло! — заулыбался Зеницу, вспоминая редкие, но превращавшие день в целый праздник сладости в доме дедули. — Я говорил, что я пропитан током и… Что я ношу грозу внутри себя, — задумчиво пробормотал он. Нотки тревожности вновь заиграли в его груди, сердце не могло прекратить эту музыку, когда голова гудела от страхов. — А еще ты утверждал, что ток всегда бьет из тебя, если ты не перекрываешь ему путь, — Кайгаку продолжил подталкивать друга к смелым действиям. — Тебе стало гораздо легче использовать дыхание, когда ты стал демоном. Может, теперь ты сумеешь освоить те стили, которые тебе не давались?       Зеницу встал и, отряхнув любимое хаори, неуверенно потянулся к мечу. Наступила минута славы для еще одной проблемы, о которой он боялся даже думать — не то, что озвучивать. Она сидела в нем с самого начала тренировок с другом. Она зародилась давно, и совсем не была безосновательной… — Что такое? — Кайгаку наблюдал, как демон с огромной нерешимостью взялся за меч и так и остановился с ним на одном месте. Он прекрасно слышал музыку его напуганного, угнетенного непонятно чем сердца, и очень хотел услышать объяснение. — Я слышу, что тебя тревожит что-то еще. Рассказывай.       Зеницу виновато уставился на него, поджав губы. «С тех пор, как ты научился слышать лучше, от тебя так сложно что-то утаить. Знаю, я и так обещал ничего не скрывать, но… Это так глупо, что даже самому стыдно,» — он ощупал пальцами шершавую рукоять клинка. Вместе с весом металла он держал вес своих предубеждений, а они весили куда больше, чем оружие. — Кайгаку, послушай… Знаю, я сам говорил, что ток льется из меня и я перекрываю ему путь, но иногда я… Просто боюсь выпускать его на свободу, — сдался и высказал все, как оно было, Зеницу. Чем больше он объяснял, тем меньше оставалось потаенных опасений, тем легче становился груз домыслов и вес настоящего меча. — Я уже давал себе волю, и вспомни, чем это кончилось.       Близкий друг слушал его слова и слушал мелодию его сердца. Ночные тени переливались в его глазах, в такие моменты казавшихся бездонными. Кайгаку медленно выдохнул, его плечи опустились от облегчения. Он наконец-то начал приходить к пониманию, почему Зеницу так сложно даются тренировки. — Вот, в чем дело… — Все серьезнее, чем тебе может показаться! — поспешил добавить демоненок. — Я и не говорю, что это несерьезно. Ты боишься потерять контроль, как было после боя с третьей низшей, но я знаю, что ты этого не допустишь. Вот и все, — бесхитростно ответил будущий охотник, говоря это так легко, что Зеницу даже опешил на миг. Кайгаку глядел на него с чуть ли не медитативным спокойствием, взявшимся непонятно откуда. — Нет, не все, — он опустил меч и повернулся к собеседнику всем корпусом. Ветер пошевелил полы золотого хаори и золото его волос. — Ты не представляешь, как тяжело мне было взять все под контроль снова. Перестать ограничивать силы… Это легко, как дать дорогу сильному потоку. А пока я сумею перекрыть этот поток, подчинить его снова… За это время я могу навредить тем, кто этого не заслуживает, — Зеницу неспокойно выдохнул и стиснул зубы. Кайгаку слышал, как они заскрипели.       Кайгаку встал на ноги. Темные круги под глазами придавали ему еще большую серьезность. — Ты прав, я не могу в полной мере представить, как тебе тяжело с этим справляться. Я не демон, и мне никогда не понять, каково это, — он развел руками, на которых остался десяток шрамов, сокрытых под рукавами черного хаори. — Но ты давно убедил меня, что ты можешь держать себя под контролем. Да, это непросто, но ты это можешь. А что вообще дается легко? — Кайгаку… — начал было демон с лицом друга, крайне расстроенным и в то же время готовым продолжить спор. — Дослушай до конца, — прервал его Кайгаку, вернув себе управление разговором. — Перед судом тебя заморили голодом, на твоем месте я бы точно с катушек слетел, но ты смог не поддаться на провокацию столпа, который дразнил тебя своей кровью. Ты сумел держать себя под контролем. Ты забыл об этом? — Не забыл… — Тогда почему ты боишься? Почему не можешь разрешить себе стать сильнее? На суде ты доказал, что тебе можно довериться — ты доказал это мне, всем столпам, господину Убуяшики, но до сих пор не доказал это самому себе? — упертый напарник говорил твердо и резко, его голос рассекал ночной воздух. Вместе с тем он хотел рассечь и все то, что тянуло Зеницу назад, что не давало ему стать сильнее. — Может, я и могу терпеть голод, но это совсем не значит, что я смогу удержать в узде свои силы! — отчаянно возразил Зеницу, неровно дыша, словно воздуха ему совсем не хватало. Пока друг говорил и говорил, пока он слушал его, он совсем позабыл о том, что нужно дышать. — Когда я был человеком, они меня так не переполняли, как сейчас. — Для этого и нужно учиться. Перед настоящим боем охотники практикуются, — бодро произнес задира, бойкая задиристая туча. — Кайгаку, я… Я просто не могу выбросить из головы то, как я напал на тебя тогда. Коурай говорил, что я был страшен и глух ко всему, что ты мне говорил. Что, если бы я успел убить тебя раньше, чем ты до меня докричался? — виновато заморгал блестящими глазами демоненок, в груди защемило и заныло так, будто ее пронзили насквозь чем-то острым и холодным. — Ты был и без того ранен, а я только усугубил ситуацию… Я мог убить тебя за то, что ты пытался мне помочь.       «Знаю, мы уже обсуждали это, и ты не винишь меня, но… Теперь ты просишь меня снова дать дорогу той бешеной грозе, которая может превратить меня в чудовище в любой момент. Может, мне просто нельзя становиться сильнее…» — поджал губы демон, в котором от демона были лишь клыки да необходимость питаться кровью — все остальное оставалось человеческим.       Кайгаку глядел на его дрожащие губы и видел сакуру моти. Как кто-то, кому он доверил свой первый поцелуй, может убедить его в том, что ему нельзя доверять? — Ты слишком много думаешь о том, что могло бы случиться. Ты не убил меня, ты слышал все, что я тебе говорил, ты даже обнял меня и ревел как дитя малое, — Кайгаку перечислил светлые достижения демона несмотря на то, что у демонов практически не бывает светлых достижений. — Поэтому я верю, что у тебя все получится. И, если этого недостаточно, я такой не один. Вместе со мной за тебя поручился господин Тэнген. Он ведь не самоубийца — ставить себя под удар ради какого-то демона, которому он не доверяет, — выдохнул вдохновленно Кайгаку, с неподдельной благодарностью вспоминая розовые глаза столпа звука. — Черт, да даже Коурай, этот индюк напыщенный, рискнул своей головой, чтобы сберечь тебя от казни! А эти двое, между прочим, тоже видели все, на что ты способен, когда выпускаешь грозу. Ты умеешь держать себя в руках.       Он приобнял нерешительного и пугливого, виноватого и извиняющегося, считавшего себя слабым и ничтожным, бравшего на себя вину за то, чего не сделал, друга. Слабости Зеницу перестали его так раздражать в тот момент, когда он понял, что за этими слабостями стоят не выдуманные страхи. Зеницу прижал его к себе крепко, и Кайгаку позволил ему утереть слезы о свое плечо. — Ладно, я… Я попробую еще разок… Но если не получится, не бей меня, — слабо усмехнулся демоненок, чтобы не только скрыть нервное напряжение, но и хотя бы немного снять его. — Если получится, я тебя поцелую. Может, такая мотивация тебе поможет? — Кайгаку стрельнул в него ответной усмешкой, продолжая глядеть с такой же нежностью и поддержкой. Он отступил в сторону, чтоб не мешать. — Пожалуй… Сделаем вид, что ты никогда не целуешь меня просто так, — посмеялся напоследок Зеницу, а затем попытался сосредоточиться.       Он остановился напротив ветки, отбрасывавшей длинную тень и надоедавшей ему своей неуязвимостью уже половину ночи. И судорожно вздохнул. «Это всего один удар… Если я облажаюсь, один удар принесет меньше вреда, чем несколько…» — вздохнул он, внушая себе немного больше уверенности и еще капельку утешения. Вслушиваясь в мирную тишину сада, парень медленно втянул воздух сквозь зубы. «Посмотрим… Мне нужно перестать перекрывать дорогу току, выпустить его… Нужно разрешить себе это, на долю секунды. За это время ничего страшного не произойдет…» — ноги встали в нужное положение, руки направили катану, готовясь к замаху. Все, как учил дедуля. Все, как напомнил напарник. — «Сделать рывок, но мысленно…» — он отпечатал образ мишени и ее расположение в мыслях и закрыл глаза. — «Я пирог с сиропом. Пирог с сиропом…».       Дыхание грома. Пятый стиль. Жар электрических молний. Что-то зашевелилось в груди. Стоило перестать заглушать в себе грозу, как нечто внутри поднялось громадной волной, будто давно ждало, пока дверь откроется и свобода окажется совсем близко. Машинально ноги чуть было не сделали сильный рывок, но демону, в котором не умер истребитель, хватило силы воли не превратить пятый стиль в уже давно отработанный первый. Гроза безумным напором разлилась по венам, заскакала искрами под закрытыми веками, устремилась к рукам, засверкала на лезвии клинка. Короткий замах и электрический треск в воздухе.       Чувствительного слуха коснулось, что дистанционная атака достигла какой-то цели. Зеницу услышал, как молния, которую он натравил на мишень, бешено вгрызлась во что-то, хотя клинок даже ни по чему не ударил. «Как непривычно… Я точно ударил по воздуху, но ток пошел дальше, туда, куда я его направил,» — юноша медленно и нерешительно открыл глаза.       Он увидел как слегка дымится вспоротый клок земли. На ней остался след, будто катана действительно ударила ее своим острием, оставив глубокую рану и одновременно ожог, однако… Ветка-мишень стояла на своем месте, как ни в чем не бывало, а удар пришелся по земле в шажке от нее. — Ты справился! — захохотал Кайгаку, запрокинув голову назад. — Я промазал! — покраснел до кончиков ушей демоненок. — Может, потому что ты закрыл глаза? Странное решение! — продолжал смеяться друг, но при том совершенно не издевательски и не злорадно. В его голосе звенела искренняя радость от маленькой победы. — Э?.. Ох, я по привычке, я же… Я всегда закрываю глаза во время первого стиля! — запротестовал Зеницу и рьяно замахал руками. — Когда я делаю рывок в сторону врага, я его слышу и понимаю, где он, а тут я стою на месте! И эта ветка еще, она же даже не двигается!       Кайгаку прервал тираду его смущенных оправданий мягким поцелуем в уголок губ, и демоненок залился краской пуще прежнего. Как и обещал, любимый друг наградил его за успех, и лишь тогда до Зеницу в полной мере дошел смысл случившегося. «Я правда смог использовать пятый стиль?! В первый раз?..» — выдохнул он неровно, не до конца веря в то, что удача впервые за столько времени повернулась к нему лицом. Он с дрожащей улыбкой поглядел на свое отражение в блеске катаны, в глазах вновь защипало, но уже не от невыносимой печали, а от безоблачно-яркой радости. — «Дедуля, видел бы ты это…». — Теперь попробуй с открытыми глазами. Спорю, ты попадешь в цель, — вызывающе зыркнул на мишень Кайгаку. Его улыбка была шире той, которую носил на лице прежний Кайгаку несколько месяцев назад. Его сердце звучало так откровенно, как сердце прежнего Кайгаку никогда не звучало.