Праздник цветения

Последний день праздника обещал быть еще более пышным чем все предыдущие и пока не разочаровывал. Несмотря на примелькавшуюся пестроту огромных для него людских масс, Горо с жадностью впитывал в себя зрелище заполненного до отказа дворца сумо. С самой битвы на побережье Надзути он не видел в одном месте столько народу. Люди были возбуждены предстоящим зрелищем и галдели, рассаживаясь по местам в зрительских рядах и переругиваясь с соседями за более удобные, откуда было бы лучше видно площадку для борьбы в самом центре, посыпанную тонким слоем песка и окруженную высокими рядами трибун, уходящих под самый купол арены. — Тэнрё Кокукиган — «Зал национальных единоборств в районе Тэнрё» — был построен по инициативе комиссии Ясиро на деньги клана Кудзё, — поставленным красивым голосом вещала придворная дама в цветах клана Камисато. Она была представлена гостям с Ватацуми как «хранительница памяти» — продолжательница давней традиции предков, стремившихся собирать и упорядочивать знания и события при дворе Райдэн Сёгун. Когда она вошла в ложу и поклонилась им с Кокоми, Горо безошибочно и быстро узнал ее лицо. Выбеленное, с неяркими губами и скрытым челкой лбом, оно навевало мысли о невинности и покорности, модных среди части инадзумских аристократок. Они явно вдохновлялись образами молодой госпожи Камисато, известной при дворе законодательницы мод. Руки она стыдливо прятала в рукава, и Горо невольно испытывал колючее покалывание под ребрами от мысли, что на ее запястьях могли остаться следы; на скрытой воротником кимоно шее — засосы и укусы. С тех пор, как она вошла, он чувствовал себя как на иголках, и неприятное предчувствие не отпускало. Чтобы отвлечься, Горо вернулся к разглядыванию зала и людей. Встав, он облокотился об ограду резной ложи, расположенной прямо напротив выхода атлетов довольно близко к площадке для борьбы. Кокоми внимательно слушала рассказ хранительницы. Возможно, она все это уже знала; возможно, она за свой более долгий полубожественный век узнала втрое больше нее, но никак не подавала виду, вежливо улыбаясь и кивая. Горо многое было внове, и одним ухом, направленным в их сторону, он невольно ловил плавную речь, замечая среди зрителей своих подчиненных и некоторых уже запомнившихся ему жителей Наруками. — До появления в Инадзуме полноценной арены турниры по сумо традиционно проводились на территории храмовых комплексов, но с ухудшением погодных условий было решено создать специальное место. Бывало, из-за гроз и ливней приходилось растягивать соревнования на десятки дней, ведь они проводились под открытым небом. — А всемогущий сёгун тоже прибудет, госпожа?.. — Горо замялся, забыв ее имя. — Риреки, — подсказала та. — Госпожа Риреки, — Горо поклонился и неловко пошутил: — Прошу меня простить, я совершенно поражен масштабами и потому теряю дар речи и памяти. — Ничего, господин генерал, — хранительница одарила его дежурной улыбкой, проигнорировав вопрос. Горо озадаченно посмотрел на Кокоми, но та едва заметно пожала плечами. — Изначально Тэнрё Кокукиган задумывался лишь с целью избежать зависимости от погоды, но комиссия Тэнрё, разбогатевшая за ранний период указа об Охоте на Глаза Бога, не могла не блеснуть своим достатком и амбициями. Дворец сумо сравнивают по красоте и роскоши с дворцом Тэнсюкаку. — Любопытно… народ нищал, страну раздирала война, а комиссия Тэнрё богатела, — прошелестела Кокоми. Невозмутимое лицо хранительницы чуть исказилось, словно эти слова натолкнули ее еще на пару не очень приятных воспоминаний о комиссии, враждебной ее собственной — Ясиро, заправляющей в Инадзуме культурой и фестивалями. — Это было в самом начале действия указов, когда еще не было понятно, что их действие затянется, а разрушительность для всех сфер жизни Инадзумы окажется столь впечатляющей, — подчеркнула она. Будь она не простой придворной, а одной из руководящих лиц, принимающих судьбоносные для всей страны решения, Горо был бы готов с ней поспорить — как можно было допустить мысль, что указ об Охоте — это хорошая мысль? Но хранительница служила прежде всего сёгунату и явно хотела прежде всего создать хорошее впечатление у Божественной жрицы Ватацуми, словно та не повидала уже сёгунат во всех его худших проявлениях. — К тому же, генерал Кудзё — большая поклонница культуры сумо и входит в число профессиональных рикиси. — Сегодня будет профессиональное соревнование? — Ну что вы, — хранительница, почему-то посчитавшая его вопрос очень смешным, прикрыла засмеявшийся рот широким рукавом. — Сегодня — последний день весеннего фестиваля, и по традиции профессиональные рикиси примут вызовы от прошедших предпраздничные отборы бойцов, которые хотели бы достичь их уровня или помериться силой. Это праздничное представление для простых людей, а не настоящий турнир. — Госпожа Риреки. — Да, господин генерал? — Вы так и не ответили на мой вопрос: будет ли сегодня присутствовать Владычица Грома? Хранительница загадочно улыбнулась, и через миг на арене разом погасли огни: все, кроме фиолетовых каменных ламп у выхода для борцов, где было заточено Электро, свернутое в шары чистой энергии. Райдэн Сёгун появилась на арене под бой ритуальных барабанов и вой флейт. Шлейф ее ритуального одеяния несли придворные дамы, а сразу позади Горо, вытянув шею, увидел Яэ Мико в сопровождении двух монахинь Великого храма. Следом двигались представители правящих кланов Трикомиссии. Поднявшись по центральной лестнице в сёгунскую ложу, они так же медленно разошлись по предназначенным им протоколом местам: так жрицы оказались по правую руку от правительницы на восточной стороне, рядом с почетными гостями с Ватацуми. В окружении белых одежд божественных служительниц и в опасной близости от госпожи Яэ Горо вдруг остро ощутил себя лишним. С тоской он вгляделся в левую часть ложи, где уселись знакомые ему люди, среди которых были брат с сестрой Камисато и их управляющий, во время Охоты оказывавшие помощь Сопротивлению. Они расположились рядом с генералом Кудзё, занявшей место по левую руку от Сёгун. Риреки бросила на него неодобрительный взгляд, и Горо понял, что единственный, помимо озаренной фиолетовым сиянием сёгун, еще стоит. Попытавшись повторить изящный жест отбрасывания назад полы хаори, чтобы то не измялось — он только что подсмотрел это у Камисато Аято — он опустился на скамью. Непривычное формальное одеяние, которое он по настоянию Кокоми подбирал полдня, позволяло не чувствовать себя среди собравшихся белой вороной. Божественная жрица уделила внимание и своей одежде, выбрав кимоно, по цвету напоминающее Лунную Бездну, с изображением жемчужных раковин, вышитых серебряной нитью. После соревнований их, как почетных гостей, ждал пир во дворце с самыми высокопоставленными особами, поэтому выглядеть нужно было соответствующе. Как Горо ни упирался, Кокоми была непреклонна — голый живот, щитки и перчатки были уместны в военном лагере, но не здесь. Укороченные хакама и сиреневое хаори имели специальную прорезь для хвоста. Кимоно, на котором Горо остановил свой выбор, по цвету напоминало штормовое море. Он быстро втянулся, придирчиво отбирая ткань, и отказался по меньшей мере от двух дюжин образцов шелка. На его хаори госпожа Огура лично вышила шелком пять маленьких гербов Ватацуми, и, вертясь перед напольным зеркалом во время финальной примерки в «Тканях и кимоно Огуры», Горо по меньшей мере трижды спросил себя — а по какой, собственно, причине он так долго игнорировал гражданскую одежду? Ответ не заставил себя долго ждать: в нескольких слоях ткани было слишком жарко. Все же он вел свой род от сиба-ину, и ему просто по природе не нужны были общечеловеческие глупости вроде одежд с бесконечными складками. Райдэн Сёгун произнесла краткое, но ёмкое и вдохновляющее обращение к собравшимся, лично поблагодарив Кокоми и Горо за принятое приглашение и заключение мира. К ним обратились сотни глаз, и Горо почувствовал себя неуютно. Из другой части ложи на них тоже смотрели и, пересекшись взглядами с Аякой и Томой, он увидел ободряющие улыбки. Внутри разлилось тепло благодарности. Турнир начался. В ложу им подносили напитки и закуски, поэтому Горо не успевал ни проголодаться, ни заскучать. Когда происходящее на площадке оказывалось слишком предсказуемым, он тянулся к розовым моти на приставном столике или глазел на сёгун, безэмоционально и неподвижно наблюдающую за боями со своего места. Он впервые видел ее так близко. Бессмертное божество выглядело не то чтобы очень божественно — величественно, не более. Вопреки легендам, она не внушала ни благоговение, ни ужас. Яэ Мико и та была более пугающей. Он осадил себя за подобные думы. От катаны Электро Архонта пал змей Оробаси, и Горо собственными глазами видел то ущелье на Ясиори, возле которого Сопротивление разбило лагерь. В последние дни войны, прогуливаясь к его краю, чтобы напомнить себе об истинной опасности их противника, он обнимал себя за плечи, вдруг ощущая дыхание могильного наэлектризованного холода. Вокруг белели омытые дождями и временем белые кости их милосердного бога, погибшего за детей Сангономии. Ему просто повезло не встретиться с ней на поле брани. Хранительница исправно комментировала происходящее на арене, объясняла смысл ритуальных действий. Несмотря на явное недовольство ее присутствием, Горо мысленно отдал ей должное — многих вещей он просто не знал. Когда краем глаза он уловил движение в ложе Трикомиссии и заметил, что генерал Кудзё исчезла, то неловко заерзал: — Уже конец? — Нет, но он близок. Генерал Кудзё будет принимать вызовы последней. Через пять-шесть боев она сменила на песчаной площадке предыдущего сумоиста — грузного борца, представляющего деревню Конда. Зал заревел. Высокая, выше даже сёгун, она поднялась на помост, тягучими медленными движениями продолжая разминать плечи с ярко очерченными сухими мышцами. Кроме маваси и утяжки для груди на ней больше ничего не было — в таком же виде выступали и другие сумоистки. — Генерал Кудзё примет ровно пять вызовов! — провозгласил судья, веером описав в воздухе круг. — Пять? — Горо встрепенулся. — Другие рикиси встречали по семь борцов. — Традиции не воспрещают выбирать себе количество боев. Пять — это счастливое число генерала, — хранительница понизила тон, будто доверяя секрет. — Значит, пятому смельчаку особенно повезет, — пошутила Кокоми. Двоих противников Сара в недолгой борьбе вытолкнула за пределы круга; одного уложила ловким броском через себя. С четвертым борцом ей пришлось повозиться: на бесстрастном лице отразилось даже некоторое подобие хмурости, которая изгладилась, стоило ей подсечь его под коленом и повалить на бок. Прочие рикиси, наслаждаясь вниманием арены, всячески взаимодействовали с залом, вскидывали вверх руки, рычали, кто-то даже бил себя в грудь. Она пребывала в каком-то своем своеобразном трансе, а перед тем, как броситься вперед, гипнотизировала противника пустым взглядом. — У генерала весьма интересный стиль ведения боя, — не удержался Горо. — Сумо — это, прежде всего, ритуал, в котором не поощряется пустое бахвальство и игра на публику. Но во время праздничных боев дозволено все. Генерал Кудзё — одна из немногих, кто сохраняет верность традициям даже на фестивалях, где принято расслабляться. — Это многое объясняет. Выход последнего борца задерживался. Пользуясь заминкой, Сара подтянула узел на закрывающей грудь ткани и поправила маваси. Как объяснила хранительница, упавшая деталь облачения борца влекла немедленный проигрыш. Прежде чем увидеть, Горо услышал. Шерсть на хвосте встала дыбом, и он, поймав его, нервно положил на колени. Итто появился из темной арки меж двух каменных фонарей. Он шел к помосту вальяжно, как бы между делом поглядывая на трибуны и ухмыляясь. В этом зале, пожалуй, только приезжие не знали, кто он такой. Но даже они присоединились к общим овациям: наконец-то, достойный соперник. О́ни против тэнгу. Стоило ему подняться на площадку для борьбы, как вопли стали громче. Люди предвкушали хорошую потеху — Итто редко разочаровывал. Даже последняя собака столицы знала о личных счетах с генералом Кудзё, и немудрено, ведь их переписка на доске объявлений происходила на виду у всего города. — Ну, Кудзё Тэнгу, я не сдох, — Итто расхохотался. — Сделаю вид, что я крайне удивлена, Багровый О́ни, ведь ты не раз пытался, — это были первые слова с начала всех боев, которых удостоился противник Сары. Она скрестила руки на груди, глядя ему прямо в лицо. Огромную белую гриву по обычаю сумоистов Итто свернул в пучок на макушке. Глаза Бога на нем не было — один лишь черный маваси, и, отойдя от первичного шока из-за его появления, Горо густо покраснел от вида его обнаженного тела и искусанной, в синеватых отметинах груди и мощной шеи. О́ни, слизывая с губ обожание толпы, медленно повернулся вокруг своей оси, отвечая на приветствие зрителей радостным смехом. Еще даже не вступив в бой, он чувствовал себя на вершине мира. Алые узоры обвивали его туловище, руки и ноги, и под смуглой кожей перекатывались крупные мускулы. В животе Горо вдруг родилась сосущая пустота, стоило ему только подумать, что Итто, скорее всего, даже не в курсе, что он сейчас находится в зале и смотрит за ним, не в силах отвести взгляд. В такой пестроте и мягком полумраке ложи, накрытой навесом, вряд ли можно было бы сходу распознать его рыжие уши. Осознание этого делало наблюдение каким-то… волнующим. Он прерывисто выдохнул. — Готова потерять свой титул чемпионки боев, Кудзё Тэнгу? — голос óни с легкостью докатывался до купола и отражался обратно, усиливаясь на порядок, отчего Горо пробирало мурашками. — А что, хочешь дать совет, как справиться с поражением, Аратаки Итто? — едко отозвалась генерал. Зал загудел, одобряя ее ответ. Верхние ряды затопали ногами. — Вот это шоу, — Кокоми тихо усмехнулась. Итто оскалился, и, сделав мах ногой, с грохотом поставил ее, оказавшись в широкой низкой стойке. Облизнувшись, он уперся руками в колени, отчего его плечи стали казаться словно бы еще крупнее. И так будучи на голову выше самого долговязого инадзумца, он приобрел сходство с бьющим копытом быком, на фоне которого далеко не худосочная Сара будто уменьшилась. — Ритуал устрашения óни, — сдавленным голосом прошептала хранительница. Горо и думать забыл о ее существовании, но она все еще была тут, и, судя по ее виду, пребывала в полуобмороке. — Потрясающе. Я думала, мне никогда не посчастливится увидеть это своими глазами. Сара — невозмутимая и холодная, до этого не удостоившая ни одного противника даже словом — не осталась в долгу. С громким хлопком раскрылись огромные крылья — иссиня-черные, как у лесного ворона. Материализовавшись, они сделали мах, отчего сидящие на полу у помоста судьи и распорядители судорожно схватились за головные уборы и свитки, полетевшие в стороны от ветра. — Генерал же не будет бороться, не убрав крылья? — забеспокоился Горо. — Переживаешь из-за честности боя, м-м? — Кокоми с любопытством покосилась на него. — Я?.. Нет, скорее за сохранность крыльев… Судья, с сомнением глянув в сторону пытающейся прийти в себя судейской коллегии возле помоста, дал веером сигнал. В тот же миг крылья пропали, словно их и не было. Горо заморгал, следя, как Сара принимает ту же позу, что и Итто, поводя от нетерпения плечами. Они столкнулись ровно посередине, и пока Итто пытался взять генерала железным, неразрываемым хватом, та отвесила ему тяжелую пощечину, эхом раздавшуюся на зал. От силы удара Итто отшатнулся, глупо вытаращившись на нее и тут же показав клыки. Они двигались нечеловечески быстро, и это заняло долю мгновения — моргни Горо в этот момент, он бы все пропустил и не понял, что раздался за звук, и почему они вновь сошлись в центре, ускользая от рук и избегая чужих локтей и ладоней. Горо не понял, в какой момент Сара допустила роковую для себя ошибку, но это произошло — Итто поймал ее за пояс маваси и они столкнулись плечами, оба делая упор в пол и прокатываясь пятками по песку от наседающего противника. Не имея возможности обхватить торс демона, Сара издала горестный рык и тоже схватила его за маваси, но опоздала: судя по вздувшимся на спине и руках мускулам приложив недюжинное усилие, Итто перебросил ее через колено и уронил в угол площадки. Дворец сумо взорвался. Запыхавшийся Итто выпрямился и пригладил волосы; расплылся в широченной улыбке, воздел руки и позволил людям одарить его заслуженным ливнем оваций, купаясь в них с блаженным выражением в глазах. — Потрясающе, — неверяще пробормотала хранительница. — Невероятно. Сара уже была на ногах и отряхивалась от песка. Горо оглядел зал. Люди неистовствовали. В сёгунской ложе аплодировали все: Мико — жеманно, со знающей улыбкой; Сёгун — медленно и машинально; Аяка и Тома — с энтузиазмом. Аято к тому же улыбался и кивал головой. Итто это видел. А еще он видел Горо. И когда их взгляды встретились, деревянный настил ложи словно ушел у того из-под ног. От смеющихся красных глаз его пронзало электричеством воспоминаний и приятной тяжести в животе, которая с каждой предательской мыслью становилась все более ощутимой. Он знал, что Горо в зале. Он знал, что в этот раз обязательно победит.

***

— Кто пустил óни на пир? — А разбойница из Восточного Моря вас не смущает? При дворе нынче ошивается всякий сброд, — чуткими ушами Горо улавливал не только то, что хотел, но и многое, чего слышать не желал бы. Придворные дамы, даже прикрываясь веерами, все равно не могли утаить от него своего возмущенного перешептывания. — Это посол Ли Юэ, — устало поправил супругу мужчина в коричневом кимоно. — Какой еще посол! Это обыкновенная пиратка, пособница Сопротивления. Посмотрите, как развязно она себя ведет! — подхватила вторая женщина. Горо вздохнул и посмотрел на Бэй Доу, посаженную распорядителем пира к своим друзьям из клана Камисато. «Развязно» в понимании инадзумской дворянки — это, видимо, заявиться на пир не в кимоно, а в пропахшем морской солью капитанском облачении. Электро Глаз Бога — символ личной благосклонности Владычицы Гроз — тоже мог быть одной из причин (скорее, банальной зависти), но в остальном было сложно понять, чем она прогневила аристократок. Бэй Доу соблюдала этикет, говорила негромко и прикрывалась рукой, когда смеялась своим грудным голосом, саке подливала соседям с почтительным поклоном, а чашки Аяке и Аято подавала, придерживая себя второй рукой за локоть. Мелочи этикета в Ли Юэ и Инадзуме могли разниться, но на вкус Горо, выштудировавшего том «Рекомендаций придворным» вдоль и поперек, где даже поклоны были регламентированы с точностью до градуса, она все равно вела себя с исключительным почтением, чего вовсе нельзя было сказать о болтливых женщинах. — Общение с госпожой Нин Гуан явно идет капитану Бэй Доу на пользу, — Кокоми заметила направление его взгляда. — Ты, я вижу, в некотором замешательстве. — Я не смею оскорблять капитана Бэй Доу сомнениями в ее воспитании, но ее осведомленность о придворных правилах впечатляет, — честно поделился Горо. — Говорите, они близки с госпожой Нин Гуан, Волей Небес Цисин? — О нет, я этого не говорила, — усмехнулась Кокоми. — Но ты и сам все видишь. Когда мы впервые встретились, много лет назад, Бэй Доу сидела за столом вразвалку, словно в трюме с матросами. Тогда она и близко не была Грозой Морей, а так… пытливой юной мореплавательницей, которая искала на востоке землю дарованного ей элемента, но прежде нашла Ватацуми. Теперь она знает и умеет в разы больше, и это ей определенно к лицу. Горо кивнул и слабо улыбнулся. — Как и статус официального посла, впрочем, — Кокоми тоже улыбнулась, возвращаясь к еде. По просьбе Горо, запиской отправленной во дворец, из подаваемых Божественной жрице блюд исключили всякий намек на рыбу и дары моря. — Думаю, это хороший политический ход со стороны Цисин — отправить с официальным поздравлением во дворец человека, который все эти годы так усердно помогал Сопротивлению. Это даже забавно. На пире вообще было много забавного: взять, к примеру, его. Он опять оказался зажат меж служительниц различных божеств, одно из которых восседало напротив украшенной перламутром и серебром фиолетовой ширмы, которая стоила, пожалуй, как месячное снабжение семи-восьми отрядов. Сёгун с аппетитом пробовала из каждой поднесенной ей тарелочки, и на лице ее читалось умиротворение. Почему-то здесь, в обстановке дворцового пира, она казалась намного более человечной, чем во время просмотра сумо, и даже переговаривалась о чем-то то с Яэ Мико, то с генералом Кудзё. Завидев на столе сёгун трёхцветные данго, Горо попросил у слуги принести и ему. Или еще из забавного: на пиру действительно был óни. Когда дворцовый глашатай, объявлявший всех гостей, известил собравшихся о появлении «Аратаки Итто, одержавшего верх над генералом Кудзё во время фестивального турнира сумо», Горо чуть не сполз под столик. Его впустили в самом конце, когда все знатные и богатые уже заняли свои места (каков был бы позор, если бы кого-то оставили последним, поставив в списке позади рогатого демона!), и на пути к столу сияющего, словно начищенный медный таз, Итто сопровождали лишь шепотки и пораженные взгляды. Да, это был не Тэнрё Кокукиган, где люди после его победы не унимались еще долго, приветствуя победителя от народа, вдруг им единодушно принятого, несмотря на свою демоническую сущность, инадзумцами всегда презираемую. — Её Превосходительство всемогущая сёгун свято верит, что в разобщении нет пути к вечности, а потому стоит против предрассудков, какими бы они ни были, — видимо, этот отрывок в словах генерала Кудзё, которая и сама не являлась человеком, предназначался именно таким людям, коих среди присутствующих было немало. — Согласно правилам, любой победивший рикиси самого высокого ранга вправе требовать взамен сансё любой приз. Аратаки Итто выбрал пир во дворце. От лица Её Превосходительства и с её высочайшего дозволения мы посчитали справедливым исполнить желание победителя турнира по сумо, приуроченного к первому послевоенному цветению и знаменовавшему подписание договора о мире. На земле Инадзумы более не должно быть распрей между ее детьми, кем бы они ни являлись. Я, Кудзё Сара, по личному поручению Её Превосходительства обязуюсь ревностно следить за исполнением этого. Аратаки Итто взял реванш в честной борьбе, и это я уважаю как ничто другое. Когда слова отзвучали, Горо посмотрел в сторону Итто. Тот самодовольно улыбался, не отрывая от генерала взгляд. — Так тому и быть. Пируй, Аратаки Итто. Ты доказал свою доблесть и воинский дух, — кажется, это был первый раз, когда Горо услышал голос сёгун. Он много раз грохотал в его ушах грозовыми проклятиями во время кошмаров, и с реальностью ничего общего, как оказалось, не имел. Итто встал и низко поклонился, прежде чем вернуться в прежнюю позу. Горо случайно поймал его взгляд. При всей его напускной сдержанности, тот словно вопил: «Видал?» Чтобы скрыть улыбку, Горо прикусил губу. Наверно, это первый алый óни в истории, которого удостоили таких почестей. И наверно, на мгновение позабыв свою злость на него, Горо этим — лишь самую каплю — гордился.

***

После основной трапезы начали подавать чай, и в пиршественный зал вошли гейши. Похожие на ширококрылых бабочек танцовщицы, медленно двигающиеся под звуки сямисэнов музицирующих подруг, исполняли неспешные, плавные движения, завораживающие и не дающие отвести глаза. Горо извинился перед Кокоми, сообщив, что ему нужно отлучиться, и вышел через боковые двери в сёгунский сад, медленно перетекающий в парк с приближенным к натуральному ландшафтом, где из-за крон кустарника и распустившихся сакур виднелись короткие красные мостики, переброшенные через ручей. Обалдело вдыхая прохладный ночной воздух, столь сладкий после духоты дворца, Горо сделал круг, встретив по пути несколько других гостей, также покинувших павильон — у большинства глаза были осоловелые от количества съеденного и выпитого, но диковинный посетитель пира, в котором сразу узнавался генерал Сопротивления Ватацуми, привносил в их лица некоторое подобие осознанной мысли. Подустав от оглядывающихся на него людей, Горо свернул к звуку журчащей воды и вышел у порога ручья возле низкой парковой ограды. За ней открывался вид на город, и вдалеке неизменно мерцало направленное в небеса синее сияние Великого храма. Каменные скамьи пустовали: лишь на самой крайней сидел какой-то мужчина. Присев подальше от него, Горо мирно вздохнул. Пресыщенный впечатлениями день, как и вся поездка на Наруками, подходил к концу. Корабль готовили к отплытию завтра вечером, и по привычке Горо прокрутил в голове список дел: мирный договор — подписан, фестиваль — отпразднован. Крона некоторых сакур в городе стала реже с тех пор, как он неделю назад поднялся на дворцовый холм. Ветер донес до него аромат цветущих в парке вишен, и на вымощенную резными плитами дорожку упало несколько лепестков. Вместе с ветром послышалось шуршание ткани — его неизвестный сосед поднялся со своего места и приблизился. — Господин генерал, — улыбнулся он. — Добрый вечер, — Горо озадаченно уставился на него. — Мы знакомы? — Нет, но я давно за вами наблюдаю. Горо дернул ушами: — Прошу прощения, но с какой целью? Незнакомец достал из рукава маленький сосуд с саке. Внутри вспыхнула тревога. — Окажете мне честь, распив со мной это вино? — Нет, благодарю, — Горо коротко кивнул, чувствуя, как неприятное напряжение внутри нарастает. — Я свое сегодня уже выпил. — Это вкуснейшее вино по утраченному рецепту деревни Хиги. Вам очень понравится, — продолжил настаивать человек, подсаживаясь рядом. Горо отшатнулся и отодвинулся. Он думал, что его уже сложно удивить причудами инадзумских нравов, но даже среди, казалось бы, благородных гостей пира, были те, чьё поведение больше походило на пьяные заигрывания в ханамидзакской идзакае. Не он ли сам так же, еле ворочая языком, подсел неделю назад к Итто, когда они через прокуренный дымный зал долго смотрели друг на друга и опрокидывали в себя чашку за чашкой? — Обещаю, вы не пожалеете, — моргнув, Горо вдруг обратил внимание, что собеседник был красив. Точеные высокие скулы, благородный нос. Встреться они при других обстоятельствах и не в этом саду, может быть, он бы и… Хмель в голове туманил рассудок, опять принося нежеланные воспоминания. Почему даже сейчас он вспомнил о том, чего стыдился? Когда мужчина придвинулся ближе, Горо открыл рот, чтобы попросить его уйти. Не успел. — Сказано же — нет, — раздался суровый голос Итто. Сзади послышался тихий хруст посыпанной мелким камнем дорожки. — Вы не понимаете по-хорошему, молодой господин? — Кто говорит? — тот обернулся и, завидев выплывшего из полумрака между деревьев óни, немедленно поднялся. — Тот, кого господин генерал хочет видеть, в отличие от тебя. От такой наглости у Горо отвисла челюсть, но, фыркнув, он спорить не стал. Мужчина окинул пришельца взглядом, едва слышно пробормотал что-то и испарился, не удостоив никого даже коротким поклоном. — Пользуешься успехом, господин генерал, — Итто опустился на освободившееся место на другом краю каменной скамейки, с кряхтением разминая спину. Послышался хруст позвонков. — Что это было? — Ну… — Итто поджал губы. — По-моему, я только что тебя спас. Не благодари. Хотя лучше все-таки будет сказать «спасибо, Итто», — он ухмыльнулся. — Мне будет приятно. — Спас? Я и сам могу за себя постоять. — Я знаю. Просто на миг показалось, что ты уже готов принять его предложение. Что бы он ни предлагал. Горо уставился на него: — Это ложь. — Сладострастные молодые люди из дворян нынче совсем не знают, как еще развлечься, кроме как выпивкой и беспорядочными половыми связями… — Тебе ли их осуждать. — Все мои связи исключительно порядочны, — откликнулся Итто. Краешек его губ дернулся, но он умудрился сохранить серьезность, которая с каждой секундой все больше напоминала фарс. — Да, особенно в последние дни… — выпалил Горо, выдав себя с головой. Итто наконец посмотрел на него, и внутри все опять помутилось, как илистое дно реки от брошенного камня. — Подглядывать нехорошо, господин генерал. — Как будто ты сам только что не подглядывал! — Ну да, застал немножко этого вашего действа, и что? — Итто вскинул на него бровь. Какие же безобразные у него были глаза: огромные, блестящие, алые, до одури красивые. — То есть, если бы я согласился выпить с этим… мальчишкой… — выдавил Горо. — То ты… Что бы ты сделал? — Ушел бы, — пожал плечами Итто и отвернулся к горе Ёго. Он сделал глоток из такого же сосуда, какой предлагал пару минут назад незнакомец. Не глядя, протянул его Горо, и тот, помедлив, взял, чтобы приложиться к горлу губами. Кажется, этот саке среди прочих подавали на пиру, и ему оно понравилось меньше других сортов. Слишком уж отдавало кислым. — Ты ведь тоже вчера ушел. — Да ну, — усомнился Горо. — Великолепный Итто, который самих Архонтов переживет, лишь бы не упустить своего — и ушел бы. Я-то — другое дело. Мне на твои порядочные половые связи абсолютно все равно. — Если бы тебе этого искренне хотелось, то почему я должен мешать? Подловленный на этом, Горо сомкнул губы и перевел взгляд на храм. Действительно, с чего бы. Вчера же он и сам не стал мешать им, хотя жгло ужасно. — Значит, ты принял ее предложение, что бы она ни предлагала, — передразнил Горо. Итто пробуждал в нем желание кусаться: и буквально, и фигурально. Он не хотел понимать, что это означает, но не думать об этом не мог. Каждое действие и чувство должно быть осмыслено. — Нет, — Итто пожал плечами. — Я уже даже не помню, как она выглядела. Горо в потрясении несколько мгновений смотрел на него. Воспользовавшись этим, Итто посмотрел в ответ и с вызовом вскинул брови. — Я так и знал, что ты за мной пойдешь, — после некоторого молчания пробурчал Горо. Внутри плескалось облегчение. — Знал, потому что хотел этого? Горо не ответил. — Хранительница памяти так восхищалась твоим боем. А ты даже лица ее не запомнил. — Кто? — в голосе Итто было недоумение, но когда Горо снова не ответил, дальше он допытываться не стал. Воспользовавшись паузой в разговоре, Горо покосился на него. Длинные волосы вновь были распущены, волнами ложась на желтое хаори поверх землистого цвета кимоно. Горо опустил взгляд на свои обнаженные лодыжки, тонкие, но крепкие, не раз выносившие его из самой гущи сражения. Он считал отступления верным тактическим приемом, который в проигрышных ситуациях спасал сотни жизней. Что если он и сейчас побежит? Но от чего? — Как-то прохладно. Вновь весна балуется, — Итто набрал полную грудь воздуха и шумно выдохнул. Горо этого не чувствовал — сейчас ему было замечательно, много комфортнее, чем во время просмотра сумо или во дворце, если бы только причина его беспокойства теперь не сидела рядом с ним, а не пыталась забороть тэнгу. В голове вереницей пронеслись картины недавнего зрелища. — Ее зовут Риреки. Она придворная хранительница памяти, — пояснил он после затянувшейся заминки в беседе. — Почему она тебя так волнует? — Меня? — Горо фыркнул. — Меня она не волнует. Ты волнуешь ее, я бы так сказал. — Я всех волную. — Она о тебе… думает, — с упором уточнил Горо, не прояснив почти ничего. — Все обо мне думают, — напыщенно отрезал Итто. — Не знаю, о ней ли речь, но я встретил какую-то женщину, когда шел к тебе. Она что-то лепетала про демонологию и научные изыскания, но я в этом не знаток. Не знаю, чего она от меня хотела. Я просто отодвинул ее и ушел, — он пожал плечами. — Эти придворные… что дамы, что господа, они все на вкус одинаковые. Пресные, как несоленый рис. Шел к тебе. Одинаковые на вкус. Дыхание Горо незаметно для него самого ускорилось, и в руках вдруг оказался хвост, который он начал остервенело вычесывать. Он и впрямь ее даже не запомнил, хотя та буквально побывала у него на коленях. — И много перепробовал, чтобы так судить? — Больше, чем хотелось бы. Горо поймал четкое ощущение, что этот разговор уже где-то слышал. — Зачем ты тут? — он потер переносицу. — Подумал, что тебе будет холодно и одиноко, — в голосе послышалась улыбка. Издевается. — Мне не холодно и не одиноко. — Я рад. — Ну… — горько усмехнулся Горо: — можешь идти. — Не могу. — А что такое? — Потому что ты этого не хочешь. Горо вновь становилось жарко. Он пошаркал подошвами сандалий по камню под ногами, посмотрел на свои не находящие покоя руки. Принял безразличный вид. — Ты сам каждый раз сбегаешь. — Ты показал, что кроме службы и своего образа в глазах солдат тебя ничто больше не интересует. И это я сбегаю? Горо поежился, словно от холода, задетый его словами. Итто внимательно посмотрел на него и прищурился. — Я еще не предлагал тебе вступить в банду Аратаки. Но, видит Архонт, тебе это явно помогло бы понять, что в жизни есть и прелести помимо лагерной жизни. Твоя голова в разладе с сердцем. Узнав фразу из своего недавнего ответа в журнале, Горо застыл. Вот так, значит? Теперь его же советы будут обращать против него самого? Горо бесила бесконечная правота в простых и легких фразах демона. Он хотел бы не чувствовать этого стыда за себя и свои мимолетные увлечения, этой мерзкой тревоги, когда его привлекало что-то помимо привычных уже вещей. С присущей себе последовательностью он всегда старался придумать оправдание, почему это того не стоит, и объяснить свои действия себе самому. Его приводили в ужас моменты, когда он чувствовал от подчиненных какой-то необычный интерес, который с годами научился отличать от простой преданности. Он радовался, когда от него отставали и находили себе новый объект, и не препятствовал этому между солдатами — любые способы для укрепления и подъема духа были хороши, пока это не касалось его самого. Секс для него всегда был оторван от любой теплоты. Сексом он утолял внутренний зуд, ни на кого определенно не направленный. До недавнего времени. Любые советы были хороши, он любил их давать, любил оказывать помощь — только вот сам их редко слушал. — И какие же невиданные прелести жизни банда Аратаки может мне показать? — Ну хотя бы свободу, — Итто раскрыл ладонь, будто предлагая ее. — Чтоб жить и делать все, что захочется. — Нельзя делать все что захочется, это карается законом. Но тебе этого не понять. Тебя не связывает никакой долг. — Да, не связывает. И что? Взять ту крикливую девчонку из фейерверков Нагонахары. Как её там… ай, неважно. У нее есть долг, и есть дело. Но свободной ей это быть не мешает. Дело не в долге, а в желании быть свободным. — Ну а если оно есть? — после паузы выдавил Горо. — Так значит нужно ему поддаться. — Но солдаты… — И что? — Они будут… что они скажут? — Ну скажут что-то, и что? Ты станешь от этого менее победоносен и хорош как генерал? — Ты не понимаешь… — теряя последние аргументы, пробормотал Горо. — Нет, это ты не понимаешь. Ну ладно, пускай скажут, что их генерал заполучил себе самого крутого óни во всей Инадзуме, — хмыкнул Итто. — Хоть у кого-то еще такой есть? — Сдался ты мне, — сердито отозвался Горо. Итто молча взял его руку и приложил к своей груди. От неожиданности Горо вжал голову в плечи и заложил уши, чувствуя, как под прикосновением загорелась кожа, а внутри все заныло. Под пальцами слышалось мерное, сильное, быстрое сердце, биение которого ускорилось. — Ты слишком много думаешь там, где надо чувствовать, — его голос резонировал в грудной клетке, отдаваясь в кончики пальцев Горо покалыванием. Он отдернул руку. — Хватит разговаривать со мной цитатами госпожи Хины! — не выдержал он. — Не нравится? Почему? — лукаво протянул Итто. Потому что мне не нравится, когда меня бьют моим же оружием. — Потому что я и так все это знаю и без тебя. — Ну конечно знаешь, ведь это писал ты. Горо не раз снился удар молнии, которым его настигала катана сёгун. Он просыпался в ледяном поту онемевшим и оглушенным. Это было во сто крат громче. Он застыл, как громом пораженный, парализованный, с вставшей дыбом шерстью на хвосте. — И давно ты?.. — едва слышно выдавил Горо. — Приятно познакомиться, — хохотнул Итто. — Да тише, не надо так на меня глаза пучить. Я не знал, только догадывался. О нет. — Но спасибо за подтверждение моей догадки. Говорят, молния не бьет дважды в одно и то же место, а если даже и бьет — то выжить после этого решительно невозможно. Горо моргнул, чувствуя, как после второго удара еле-еле начинает возвращаться чувствительность к окружающему миру, который все еще существовал. Он много раз представлял, что тайну его личности кто-то раскроет. У него были заготовлены на этот случай фразы. Перед Итто он разомлел так, что снова оказался застигнут врасплох, и все выдуманные храбрые оправдания сгинули, словно их и не было. — Ясно. Так вот почему ты не можешь от меня отлипнуть всю неделю? — Что? — рот Итто искривился. — Ты серьезно думаешь, что я хотел трахнуть госпожу Хину? Она мне своими советами подарила столько надежды и тепла, что я испытывал только благоговение и желание ее отблагодарить. — Славно отблагодарил, получается, — Горо вздохнул. От возмущения Итто вскочил, сделал несколько шагов туда-обратно. Его кулаки сжимались и разжимались. — А потом появился ты. Ты мне еще тогда, на Ватацуми приглянулся. А потом та встреча в «Восточном рассвете»… ты бы видел свои глаза. Я думал, ты меня сожрешь. — Наглая ложь, — у Горо почти не оставалось сил протестовать. — Так что не надо тут валить с больной головы на здоровую, — подозрения Горо здорово задели его самолюбие. — И чтоб ты понимал: мне от тебя тепло. Настолько тепло, что даже жарко, понятно? И с госпожой Хиной это никак не связано. Горо и сам не заметил, как его начала бить мелкая дрожь. — Вот оно как… даришь сладости, читаешь стихи, даже прогоняешь нахалов, чтобы устроить тайное свидание, а тебя обвиняют в подобном! Неслыханно, — остановившись напротив Горо, он вдруг заметил, как тот дрожит. — Ты что, замерз? Я так и знал. И прежде чем тот успел возразить, одним красивым движением стряхнув с плеч хаори, Итто накрыл им Горо. Потоптавшись, сел рядом. — Ты такой глупый, — пробормотал Горо, понемногу повышая голос, не в силах уже сдерживаться рвущееся наружу негодование на него, их случайные встречи, комплементарность друг другу их тел и сознаний, которую он усиленно до сих пор пытался отрицать: — Ты такой огромный, громкий, дурацкий и несносный! Он вскочил. Итто глядел на него во все глаза и на его лице медленно расцветала улыбка, словно он только что услышал самые приятные слова в своей жизни. Горо ткнул ему пальцем в грудь. — Как же меня раздражает, что я не могу перестать думать. И ничего не помогает, — он возмущенно закашлялся. — Я всегда считал, что в состоянии управлять своим разумом, я генерал, я достиг в отрешении от своих чаяний таких высот, которые тебе, бездомный демон, даже не снились! Но как бы ни пытался, ты все равно постоянно вылезаешь и не даешь мне покоя! А еще… Он не договорил. Итто, притянув за талию к себе, накрыл его губы своими, и Горо озлобленно замычал, обхватывая его щеки ладонями и пребольно впиваясь ногтями, чтобы хоть как-то отомстить. — Ты тоже мне тогда, утром, не дал досказать, потому что сбежал, поджав хвост. Так вот, досказываю: у тебя прелестно повисают ушки, когда ты спишь, — напоследок оттянув его губу и оторвавшись от его рта, пробормотал Итто. Горо чувствовал, как горит его лицо и шея, как он сам весь горит и плавится в его могучих руках, в сгибе локтей, зажавших его пояс. — И ты пахнешь так же вкусно, как выглядишь. — Какое бесстыдство, — сраженный бьющими без промаха словами Горо отворотил от него нос, охнув, когда чужая рука оказалась на пояснице. Он знал, что делал. — Пусти. Мне жарко. — Тебе-то жарко? Это от тебя так пышет, что я сейчас сам изжарюсь, — пожаловался Итто, глупо улыбаясь и никак не реагируя на его просьбу. — Потому что я не мерзну, и нечего меня укутывать в это… погоди, это что, собачья шерсть? — Горо шумно принюхался. — Сам ты собачья шерсть. Оно просто под дождем промокло, — возмутился Итто. — Не знаю, как у вас на Ватацуми, но у нас из собак хаори не делают. — Да у нас вообще нет в нем нужды, — Горо снова дернулся и сдался. — И я не люблю, когда много одежды. Повисла тишина, и в ней, уже привыкнув к непрерывной болтовне óни, Горо вдруг ощутил себя странно. — Ну и чего?.. — нетерпеливо спросил Итто, не разрывая зрительный контакт. Он улыбался уже во весь рот. — Чего? — прошептал Горо. Кажется, он уже видел его таким счастливым — сегодня во дворце сумо. Они снова поцеловались. Горо выгнулся от очередного прицельного касания к пояснице и зашипел. — Я тебе нос откушу, если не перестанешь. — Попробуй, — Итто подался вперед, ткнувшись носом ему в надутые губы. Получив неловкий поцелуй, он негромко засмеялся. — Дурак, — Горо вытер рот тыльной стороной ладони. — Еще и рот мне весь обслюнявил. Прекрати… эй! Он вильнул, попытавшись вырваться, когда Итто снова пощекотал низ его спины. — Вставай, — Горо сдался. — Зачем? — Мы уходим. — Как насчет покоев сёгун? — Итто хмыкнул. — Там я еще не бывал. Вот это было бы достойное приключение. — Я не самоубийца, — Горо потянул его за руку, увлекая под деревья. Осмотревшись в поисках возможных свидетелей, он оглянулся — Итто послушно следовал за ним все с той же дурацкой улыбкой. Не в силах противиться какому-то внезапному озорному порыву, Горо поднялся на носочки и быстро чмокнул его в губы, отчего Итто тут же словил его в цепкие объятия. — Мы так не дойдем, — он тихо дохнул ему в ухо. Хвост Горо невольно свернулся в кольцо. — Вот только угрожать не надо.

***

— Если ты не слезешь с меня, я кончу, — пробормотал Горо. — Без рук? — искренне удивился Итто. — Я и не знал, что имею на тебя такое влияние. — Какое еще влияние? — просипел Горо, садясь. Итто послушался его и выпрямился, давая возможность перевести дух. — Ты меня придавил. — Не знал, что ты такой чувствительный. Конечно же, дело было не только в этом. Итто отлично целовался, и от одного лишь движения с посасыванием языка у Горо вышибало из легких весь воздух. Он постарался выровнять дыхание, опираясь ладонями позади себя. Когда они приблизились к жилому флигелю, Горо выдохнул — кажется, их никто не видел. За свою громкость или возвращение Кокоми он мало переживал: в выделенном им гостевом здании было много комнат, и времени до окончания празднества еще оставалось немало. Он знал, что Её Превосходительство будет присутствовать на нем до самого конца, как того требовал ее статус. Буквально протащив норовящего поцеловать его Итто за собой на второй этаж, Горо втолкнул его в свои покои и почти сразу обнаружил себя на столике с принадлежностями для письма, за которым Горо проверял доклады с Ватацуми и писал ответы. Бесцеремонно смахнув тушечницу, кисти и свитки на пол, Итто с того мига от него не отставал, истязая медленными ненасытными поцелуями и волнообразными движениями бедер, пока Горо не почувствовал, что близок к своему пределу. Он чувствовал возбуждение Итто — оно обжигало через несколько слоев ткани, вытягивая у него тягостный стон каждый раз, как тот слишком приятно прокатывался бедрами между его ног. Когда Итто снова попытался накрыть его собой, Горо остановил его, положив на плечи руки. Они глядели друг другу в глаза. Усмехнувшись, Горо нащупал разрез кимоно и забрался туда пальцами. Нательной рубахи, как и ожидалось, Итто не носил, поэтому раздвинуть полы и обхватить ладонями его грудь ему не составило ни малейшего труда. Ослабший оби с легкостью поддался и упал вниз — взору Горо открылись багровые узоры на смуглой коже. Во рту окончательно пересохло. — У меня идея. Итто попятился, околдованно следя за каждым его движением, пока Горо вел его к футону. Надавил на плечи, вынуждая сесть и вытянуть ноги. Опустился на колени. — Ты же не… — Итто сглотнул. У Горо в ушах кровь стучала так громко, что он сначала даже не расслышал его голоса, вопросительно подняв глаза только через мгновение и в ожидании чего-то застыв. — Ты позволения моего что ли спрашиваешь? — Было бы замечательно, если бы ты его дал, — отозвался Горо. Его руки спустились к поясу хакама, а затем ниже, ища разрез. Итто потянулся помочь, но получил по рукам и ойкнул, выбив у Горо невольную улыбку. Горо высвободил член из складок ткани — белья на Итто тоже не было, и от этого осознания стало как-то еще неспокойнее, если вообще было возможно сильнее. — Мне жарко, — вдруг пожаловался Итто. — И ты говорил, что тебе тоже. — Да, — отупело подтвердил Горо, глядя на налитый кровью член с уже выступившей на головке естественной смазкой. — Я хочу тебя раздеть, — Итто снова попытал счастья, загребущими руками ухватившись за свое хаори на нем, и Горо позволил его осторожно снять. — Можно и побыстрее. — Можно. Но я не хочу. Горо заскулил. Затем Итто понемногу избавил его от хаори с гербами Ватацуми. Повозившись с оби, он развязал кимоно, и большими пальцами описал по груди Горо круги, задев соски. Тот прерывисто выдохнул. — Теперь я. — Уже не так жарко? — в голосе Итто было коварство. Распахнутые створки дорогих стеклянных окон, закупленных за морем, не способствовали теплоте. — Лучше тебе не знать, — сбивчиво ответил Горо, чувствуя, как все пылает. От прикосновения к паху его горяченных ладоней Итто дернулся. — Какого… ты что, заболел? Горо посмотрел на него как на придурка. — Снимай, — властно велел он. Мало что он любил так же, как командовать. Теперь демон был перед ним обнажен. Белые взлохмаченные волосы падали на лицо, спускались на плечи, и на шее оставался ошейник с Глазом Бога, к которому Горо даже не попытался прикоснуться, памятуя о прошлом разе. Нетерпеливо ёрзая на пятках, он поспешил оказаться на четвереньках, когда Итто развел перед ним ноги. Он принял его в рот, примеряясь к размеру и сразу понимая, что без помощи рук тут точно будет не обойтись. Взяв основание в кольцо, он сплюнул на головку и второй рукой размазал по стволу, пытаясь вспомнить амплитуду движений Итто в тот раз, когда ему пришлось добавлять смазки. Негромкий вздох подсказал, что он все делает верно. Распределяя смазку, Горо поцеловал под пупком, добавив языка; спустился к внутренней части бедер, покусывая кожу и сразу зализывая после. От каждого прикосновения Итто едва заметно вздрагивал, и по его напряженному рельефному животу прокатывалась мелкая волна. Подняв взгляд, Горо увидел, как он внимательно следит за ним, чуть приоткрыв клыкастый рот. Итто двинул бедрами навстречу его кулаку и закусил губу. — Сейчас, — пообещал Горо, вдохнул и коснулся губами его головки, отчего сверху послышался жадный стон, от которого все внутри сворачивалось в узел. — Я все сделаю. Он взял его в рот. Итто немного горчил, но это словно было знакомо, хотя Горо точно знал, что еще ни разу они таким не занимались. Он втянул щеки и от неожиданности коротко промычал, когда на голову ему опустилась рука. Итто не давил. Он мягко зарылся пальцами в волосы, почесывая между ушей, и Горо сам взял глубже, упираясь в свой максимум. При всем желании он не смог бы принять его целиком. Итто это, к счастью, тоже понимал. Остающуюся без внимания длину Горо обернул ладонями, двигая головой вверх-вниз. Итто немигающе смотрел на него, стараясь глубоко дышать грудью, и в его увлажненных глазах переливались какие-то вспышки. Почувствовав, что челюсть начинает затекать, Горо с громким влажным звуком выпустил член изо рта и плоским языком провел по всей его длине, мучительно протянув движение до щелки уретры. Ответом был очередной громкий стон. Итто запрокинул голову, тут же опомнившись и вернувшись к наблюдению за Горо — он будто не хотел ничего упустить. Горо вновь поймал член губами и насадился на него, ощутив, как горечи прибавилось; он усердно продолжал работать языком. Рука в его волосах едва заметно вцепилась крепче, и Горо приветствовал это одобрительным звуком — от вибрации Итто грязно выругался и осознал намек, видимо, памятуя о прошлом разе и не желая прерываться на очередную пощечину. Давление появилось внезапно, и от неожиданности Горо чуть не поперхнулся. Теперь Итто протаскивал его по члену сам, трахал в рот. Не имея возможности контролировать слабеющие руки, Горо впился когтями в его бедра и прочертил десять алых полос, тут же переместившись на живот и повторив там то же самое, отчего Итто начал стонать уже неприлично громко, совершенно не сдерживая себя. Это длилось недолго. Бедра дернулись, и Горо, распахнув зажмуренные глаза, из-за пелены слез ощупью нашел его вторую руку, поднося ее к своим волосам, позволяя сделать еще больше. Ему нравилось отдавать ненадолго контроль, особенно по собственной инициативе. Он добавил давления от втянутых щек настолько, насколько это позволяли онемевающие мышцы и вместе с вязким горячим семенем ощутил разливающуюся внизу собственного живота счастливую удовлетворенность собой. Он честно пытался проглотить, но не преуспел — спермы было слишком много. Часть потекла вниз, попала на простыни. Обтерев рот, он покинул Итто лежащим на футоне и принес себе кувшин воды, сделав вдогонку несколько глубоких глотков. Струйка покатилась по подбородку на горло. Горо облизнулся и снова встал, чтобы взять свое полотенце для умывания и привести Итто в порядок. Тот, закрыв глаза, не подавал признаков сознания. — Только не говори, что ты уснул, — севшим голосом произнес Горо. — Не скажу, — пообещал Итто. Не спит. — Скажу другое. Он приподнялся на локтях. — Мы идем в ресторан «Призрачная беседка». — Прямо сейчас? И почему именно туда? — Горо недовольно застонал, подбираясь к нему поближе, чтобы лечь и закинуть на него ногу. Он все еще не кончил и сделал все, чтобы нельзя было не почувствовать его собственное возбуждение, прижавшееся к Итто где-то в районе пояса. Он не собирался его торопить. В своем умении делать приятно ртом он был уверен и знал, что счастливчику понадобится еще приличное количество времени, чтобы отойти. Итто, видимо, так не считал. — Во-первых, потому что там готовят самый вкусный рамэн в городе. Во-вторых: конечно же нет, ты думаешь, я тебя оставлю в таком состоянии? — он поиграл бровями, опускаясь взглядом ниже, и Горо с трудом сдержал улыбку. — Завтра. Послезавтра. Когда захочешь. Но, — вылезая из-под Горо и нависая над ним, он поднял когтистый палец: — обязательно за мой счет. — Какая щедрость. Для твоего сведения: я доставил тебе удовольствие не ради ужина в ресторане, — вздохнул Горо, не став рушить момент словами, что это его последняя ночь на Наруками. Мало ли завтра начнется шторм и отплытие придется отложить? — Я знаю. А стоило бы: такой восхитительный рамэн ты точно никогда еще не пробовал.                      fin                      • После ресторана Итто потащит его на горячие источники, из-за чего Горо еле успеет к отправлению корабля. На вопрос Кокоми, где он пропадал целые сутки (они не виделись с вечернего пира), Горо не сможет соврать. • Итто появится на Ватацуми только через четыре месяца. Он привезет ему рыбок из сладкого теста и поймает Горо во время доклада Кокоми, всё-таки постучавшись ей в окно. Следующие несколько дней будут очень занятыми, потому что неожиданно для самого Горо у него начнется гон. • Как уже было сказано, Горо спит как собака. Однажды вспомнив, что по позам животных во сне в Инадзуме предсказывают погоду, Итто пробует обратить на это внимание и, к его изумлению, прогнозы сбываются с точностью до дня. • Когда Мико во время очередного визита на Наруками спросит, благополучно ли обстоят дела в его отношениях, Горо, не задумываясь, ответит «да», только потом осознав, что о них, собственно, никто знать не должен, да и наличие отношений весьма сомнительно, ведь они их не обговаривали. Мико сжалится над ним и скажет, что понятия не имеет о его личной жизни и предположила это лишь потому, что он выглядел очень счастливым. (Это неправда. Она узнала о происходящем еще во время весеннего фестиваля цветения). • Горо будет долго обдумывать ее слова и расплывчато спросит у Итто, «что они собой представляют вместе». Когда Горо услышит в ответ «не знаю, ты, наверно, рядом со мной похож на ребёнка», то внезапно расплачется, и Итто будет настолько шокирован, что ему срочно придется признать, что вопрос он прекрасно понял, а его шутки — полный кошмар. • Итто не перестанет писать письма госпоже Хине. Более того, их станет больше, но вместо просьб о советах в части из них будут сплошные восторги, а в другой — абсолютно непечатные вещи. Об этом Горо узнает только через полгода, когда выяснится, что эти письма до него не доходили, потому что краснеющий редактор прятал их подальше и потом сжигал.