Лютный переулок 13/13: Три крупицы таланта

— Что ж посмотрим,— общественный защитник раскрыл толстую папку. Зашелестели страницы. — Вы хорошо постарались, мистер Малфой. Драко разглядывал свои ладони, на правой кривилась тонкая усмешка свежего шрама. Он неудачно наложил чары, и рана от осколка стекла зажила плохо. — У вас есть рекомендация с места работы. Ломбард магических фамильяров — не самое респектабельное место, но тот факт, что вы получаете законный доход, говорит в вашу пользу. Рекомендацию организовал Гойл. За бутылку виски Людо, хозяин ломбарда, написал, что Малфой работает на него с весны. — Десять рекомендаций от членов «Магического общества любителей вязания». Это весьма неожиданно. Председатель общества Маргарет Готье отзывается о вас как о «преданном члене общества и своем незаменимом помощнике». Остальные любительницы вязания разделяют ее мнение. И, судя по всему, это весьма уважаемые дамы. Хм… Вязание — довольно-таки странное хобби для молодого человека. — Оно успокаивает. Марго была разносторонней личностью: зарабатывала на перепродаже магловских товаров, организовала общество любительниц вязания и даже запустила клуб безумных авиаторов. То, на чем эти психи пытались подняться в воздух, было грубым оскорблением законов аэродинамики. Летающим эквивалентом того, что говорят друг другу пьяные гоблины. — Но с какой стороны ни посмотри, вязание трудно назвать антисоциальным занятием. Думаю, комиссия благосклонно отнесется к данному времяпрепровождению. Надеюсь, вы хотя бы представляете, с какого конца браться за спицу? — Вполне, — Драко по-прежнему не отрывал взгляд от ладони. Он честно отсидел три полуторачасовых заседания общества. — Отлично. А здесь я вижу письмо от «Общества защиты магических существ». Они изучили условия жизни вашего нюхлера и пришли к выводу, что зверек попал в хорошие руки. Вас называют ответственным хозяином. Это не самое блестящее достижение, но оно вписывается в общую благоприятную картину. Рекомендации от сержанта вспомогательных сил Г. Дж. Поттера звучат намного внушительнее. Спаситель магического мира благодарит вас за помощь в расследовании, также он отмечает ваше мужество, самоотверженность и готовность служить общественному благу. Не сомневаюсь, комиссия не сможет отмахнуться от его слов. Рекомендации принесла белая сова. Первым желанием Малфоя было разорвать послание на мелкие куски, он не нуждался в утешительных подачках, в унылом джентльменстве. И кто внушил этим правильным мальчикам, что, послав кого-то подальше, нужно обязательно загладить вину щедрым жестом? Однако Драко, так же как и его защитник, понимал: лучшего козыря, чем похвала победителя Темного Лорда, ему не найти. — Я бы сказал, вы вполне можете рассчитывать на то, что министерство снимет большую часть ограничений. Но не буду скрывать, кое-кто до сих пор полагает, что оставить вам жизнь, свободу, титул и поместье — это слишком… много… Процесс пошел бы быстрее, если бы вы отказались от поместья в пользу кого-нибудь из дальних родственников… — Нет, — Малфой, наконец, поднял глаза на своего защитника. Полноватый лысеющий колдун выглядел таким же казенным и безликим, как и его кабинет. — Почти тысячу лет поместье передается в нашей семье из поколения в поколение. Эта земля — моя, и я никому ее не уступлю. Общественный защитник кивнул и закрыл папку, мол, нет так нет: — Заседание комиссии назначено на пятое ноября. Я бы посоветовал вам придерживаться прежней линии поведения: сохранять спокойствие, действовать исключительно благоразумно, не ввязываться в неприятности. Соберите еще рекомендаций — чем больше хороших характеристик, тем крепче будут ваши позиции. Мистер Малфой, вы меня слушаете? — Да. Драко моргнул. Он понял все, что ему сказали, пусть и с некоторой задержкой. В последнее время он плохо спал и постоянно возвращался мыслями в прошлое. Настоящее воспринималось как сквозь мутное стекло. — Благодарю за совет. * * * Первую глупость Малфой сделал, когда задержал взгляд на вывеске винного магазина. Вторую — когда купил бутылку. Третью — когда открыл ее, сидя на подоконнике в своей комнатенке в компании глиняной головы с птичьим клювом. Его четвертая глупость заключалась в том, что выпил он всего лишь треть. Поэтому ему хватило ясности ума, чтобы совершить пятую глупость: наколдовать сиреневый вихрь портала, бросить туда перо, подаренное чокнутым птицеловом, добавить в туманное варево поисковое заклинание и шагнуть внутрь. Портал выплюнул его на самый край крыши. Драко покачнулся, магия удержала хозяина, но не содержимое его желудка. Малфой грохнулся на холодную мокрую кровлю. Через секунду его вывернуло наизнанку. Выпитое виски выплеснулось наружу отрывистыми болезненными толчками. Даже опустев, желудок продолжал содрогаться, будто от пинков. Едва спазмы немного ослабли, Драко сел и сжал пальцами виски. Голова отяжелела и соображала вяло. Он посмотрел в небо. Наступил вечер. Портал украл у него как минимум пару часов. Облака закрывали звезды и луну, но свет из окон соседних домов немного разгонял темноту; чтобы осмотреться, не требовалось зажигать Люмос. Да и крыша была плоской и пустой. Усилием воли Малфой поднял себя на ноги. — Старый Бейли! Где вы? Мне нужно поговорить! Я хочу вернуть свое воспоминание! Отменить сделку! — голос сорвался на крик. Та боль и тоска, что два месяца копилась внутри, вылезла наружу. Рано или поздно ломаются все и грязнокровки и аристократы. Драко согнулся пополам и рухнул на колени. — Я не могу больше. Я снова и снова ищу это воспоминание. Без него в душе — прореха, и она все ширится. Мое тело делает дела, собирает бумажки, улыбается, разговаривает, а я… Я не могу вылезти из этой проклятой прорехи… из пустоты на месте воспоминания. Я перебираю прошлое, стараюсь вытащить хотя бы намек на то, что сделал, и не могу… не могу… Его трясло, но не от осенней сырости. Глаза наполнились горячими слезами. Не помогали ни стиснутые зубы, ни сжатые кулаки, ни призрачный голос отца, который напоминал: «Ты — Малфой. Ты должен быть сильным». Два месяца он убеждал себя, что прошлое — это не броня, оно не должно быть цельным. Одно воспоминание ничего не решает, тем более, если оно несет в себе лишь страх, боль и гнев... Драко заскулил. — Эк тебя прижало, — шепнули ему почти в самое ухо. — Все ж слабоваты вы. надлондонцы, для нашей магии. Малфой вскинул голову и уставился на старичка в накидке из птичьих перьев. — Может, тебе супчика из грачей, силы подкрепить. Желудок протестующее сжался. — Спасибо, но мне не нужен суп. Я хочу обратно свое воспоминание. — Эх, — старичок уставился на лужу блевотины. — Простите, я испачкал вам крышу. — Эт ничего, дождик все смоет. Скоро уже пойдет, — Бейли вздохнул. — Воспоминание так просто не вернешь. — Я заплачу за помощь, — Драко вывернул карманы. Собирался он с пьяных глаз и пихал туда все, что попадалось под руку: монеты, перья, кристаллы, пустые пузырьки, кубик Рубика… Малфой купил головоломку у Марго. Тоска дернула. В детстве он нашел такой же в доме у Снейпа, выклянчил, конечно, себе, повозился немного, потом забросил, и тот кубик сгинул в куче других надоевших игрушек. Может, до сих пор так и лежит себе где-нибудь на чердаке… — Ты ведь не использовал глиняную голову? — Бейли потянулся к кубику, повертел задумчиво, мешая цвета. — Нет, — среди мелочевки Драко заметил солнечные очки, которые Поттер забыл у него еще в свой первый визит. Малфой хотел было сунуть их обратно в карман, но потом махнул рукой, вряд ли брауни когда-нибудь заскочит за своей вещью. — Берите все, что захотите, только помогите вернуть воспоминание. — Увы, надлондонец, Ник не послушает меня. Он признает только слово мертвеца. — В смысле — призрака? — Драко поднялся на ноги и плотнее закутался в мантию. — Призрака, умертвия, зомби… Есть кто на примете? Приходите сюда в это новолуние. Я позову Ника, а ты прихвати с собой глиняную голову и хороший шмат сырого мяса. Во рту снова появился кислый привкус рвоты. Драко с трудом сглотнул. — Я правильно вас понял: если покойник скажет Нику взять глиняную голову обратно и вернуть мне воспоминание, тот послушается? Бейли взмахнул руками, его накидка взметнулась, как настоящие крылья. — Ну да, ну да, но последний голос все равно будет за мясом, — старик сунул под нос Малфою кубик Рубика. Драко плохо видел в темноте, однако догадался, что все стороны головоломки были собраны по своим цветам. * * * Когда Драко вернулся в каморку, было еще достаточно темно, чтобы он мог подойти к окну и, затеплив на ладони Люмос, призвать своего собственного призрака. Бледное отражение в стекле походило на маску, за которой прятался враг: Лютный, прошлое, судьба. Он оперся ладонями о край подоконника, Люмос повис в воздухе. Бутылка стояла рядом, бери и допивай. Хорошая идея, более разумная, чем вызывать мертвеца. Да и как он собирался это сделать? Без книг, без инструментария, без опыта? А если его поймают? Азкабан без вариантов, и жалость Поттера его не спасет. К тому же вряд ли спаситель магического мира пожалеет некроманта. Так, может, перетерпеть? Два месяца — просто слишком маленький срок. Подожди полгода, и рана затянется. Дай ей время, ошибку не исправишь новой ошибкой. Драко наклонился к стеклу, вгляделся в мутное блеклое отражение своих глаз. — Я разговариваю сам с собой. Что поделать, если хороших собеседников нет. Крэбб и Гойл — верные парни, но они другие. Они не поймут, они живут дальше, для них мир не разбит, не собран из осколков, кривым подобием себя прежнего. Поттер? Да, пожалуй, у него схожий взгляд на вещи, усталый и разочарованный. Вот только Поттер — брауни — выслушает, вспомнит про служебный долг и арестует. Еще Юдени, не забывай о нем. Он может повлиять на решение комиссии — и повлияет, потому что ему выгодна твоя беспомощность. И пора бы использовать глиняную голову, ты и так слишком долго тянешь… — Это все пустые рассуждения. Начни думать логично, отбрось пустые «зачем?», вернись к «как?» Малфой отошел от окна. Закрыл глаза и надавил пальцами на веки. Где взять нужные ритуалы? У него нет доступа к книгам. Бывшего Пожирателя не пустят в Запретную секцию Хогвартса или в спецхранилище министерства. В поместье остались гримуары, спрятанные в надежных тайниках, но Драко сомневался, что, сняв защитные чары, сумеет их восстановить. К тому же чтобы попасть в поместье, ему нужно было получить разрешение. Вот и отступись, выкинь из головы Бейли, Ника и прошлое, сосредоточься на настоящем, на заседании министерской комиссии. И заставь свои мозги думать о полезном. Пусть прекратят искать способ добыть информацию о призвании мертвецов. Или у тебя есть на примете есть знакомые некроманты? Малфой снова повернулся к окну, отражение ухмылялось. Он потрогал уголок рта, чтобы убедиться, что улыбается. Двойник повторил его движение. И тут разум ухватился за тонкую ниточку. — А если есть? — хмыкнул Драко. * * * К залу заседаний Визенгамота вел широкий коридор, отделанный белым мрамором. На стенах висели портреты выдающихся политических деятелей магической Британии. Одним из них был министр магии Корнелиус Малфой. В историю он вошел как блестящий оратор, умелый интриган, ловкий дипломат, и только семья знала о его страсти к темной магии. Когда Драко было семь, отец взял его с собой в министерство и представил Корнелиусу. Мальчишка потом долго не мог забыть взгляд чернокнижника, слишком ледяной даже для Малфоя. У остальных, в том числе и у Люциуса, под внешней холодностью все же была живая душа со всеми ее слабостями, надеждами, радостями и горестями. В Корнелиусе же не ощущалось ничего. Драко не считал, что дело в дефекте магического портрета или в богатом детском воображении. Магия лишь ухватила суть бывшего министра. Корнелиус был чудовищем, но он определенно знал, как вызывать и подчинять покойников. Драко вышел из лифта. Для встречи с чернокнижником он надел лучшую мантию и навел внешний лоск, убрав все изъяны. Новые поколения не обделяли портреты вниманием: кто-то искал себе наставника, кто-то интересовался историей, кому-то требовалось подкрепить свою позицию авторитетным мнением, поэтому днем в коридоре постоянно толпился народ, но в десятом часу здесь было еще сравнительно тихо и пусто. Малфой уверенно шагал вперед, не глядя по сторонам. Остановившись перед нужным портретом, он поклонился: — Прошу прощение за беспокойство, сэр. Мне необходимо поговорить с вами. Приватно. Корнелиус открыл глаза. Серые, почти прозрачные. Магия детально запечатлела его образ, каждую морщинку на лице, каждый волосок в короткой бороде, седину в коротких платиновых волосах. Драко мог различить мельчайшую деталь узора на серебристой ткани мантии. Во времена Корнелиуса было модно украшать одежду рунами, древними знаками, арабской вязью… Несколько бесконечно долгих секунд взгляд темного мага изучал нежданного просителя с головы до ног. Странно, но Драко совсем не чувствовал ни страха ни, волнения. Мальчишка, которого трясло при одной лишь мысли, что его сочтут недостойным носить фамилию Малфой, остался где-то далеко позади, отделенный от сегодняшнего дня длинной чередой бессонных ночей. Корнелиус надменно кивнул, и Драко дотронулся до тяжелой позолоченной рамы, позволив картине поглотить себя. По ту сторону холста находилась небольшая комната. Горел камин, в воздухе парили свечи. Высокие шкафы с трудом вмешали множество разномастных книг. Без сомнения, любую из них можно было открыть и прочитать, сев в удобное кресло перед огнем. Дрова потрескивали, пламя подрагивало и давало тепло. И только слишком густая темнота по углам напоминала: эта комната — лишь иллюзия, заключенная в магический пузырь, который висит в пустоте. — Переходи к делу. Твое присутствие забирает много энергии. Драко посмотрел на Корнелиуса: как и все Малфои, тот был худым, но и вдобавок очень высоким. С ним было трудно играть в гляделки. — У меня к вам две просьбы. Во-первых, мне нужна рекомендация. Через несколько дней магическая комиссия будет решать вопрос: вернуть ли мне часть моих прав или дать новый испытательный срок. Мнение столь уважаемого государственного деятеля, как вы, поможет склонить их к первому варианту. Во-вторых, мне требуется информация. Я должен вызвать мертвеца и сделать это максимально скрытно, не прибегая к палочковой магии, артефактам или кровавым жертвам. — Зачем тебе оживлять покойника? — Для того, чтобы вернуть то, что я по глупости отдал. Корнелиус скривился и посмотрел на огонь: — Ты и твой отец слишком человечны. Вы делаете много глупостей. — Не спорю. — Тогда скажи, почему я должен помогать глупцу? — Потому, что помогая мне, вы помогаете роду, — ответил Драко со спокойствием обреченного, которого уже не запугаешь смертью. — Я — лорд Малфой. Сейчас я — единственный, кто может вернуть нашей семье богатство и власть. Сломаюсь я — сломается все. — И в этот раз ты выбрал правильный путь? — Да, — он посмотрел Корнелиусу в глаза. Их холодная пустота придавала сил бороться за собственную душу. * * * Усталыми глазами Драко обвел заброшенный сарай, потом опустил взгляд на магический круг, проверил порядок символов: планеты, элементы, имена духов и знаки загробных врат… В центре круга, друг напротив друга, стояли два зеркала. Перед ними горели толстые красные свечи, и черная поверхность отражала тусклое пламя. Ладони щипало; на каждой было по магической печати, а краска для них делалась на основе едкой слюны линдвурма. Малфой подавил желание вытереть руки о мантию и шагнул в круг. Его обдало холодом, пламя свечей едва заметно дернулось. Отражения огоньков зажили собственной жизнью, подхваченные магией, они замельтешили, будто рой блестящих конфетти. Зеркала притянулись друг к другу, из них лился свет, создавая тоннель. И Драко оказался внутри него. Волшба сотворила для него бесконечный сумрачный коридор со множеством дверей, и каждая следующая была точной копией предыдущей. Конец коридора тонул в темноте. Все так, как рассказывал Корнелиус. Драко двинулся вперед, считая шаги, не потому, что этого требовал ритуал, а для себя. Числа помогали держать страх под контролем. Поначалу он судорожно хватал ртом воздух, но тот вымораживал легкие, и тогда Малфой заставил себя дышать реже, отмеряя промежутки шагами. Темнота отступала, будто дразнила, как девчонка, ты — к ней, она — от тебя. И так раз за разом. А потом Драко начало чудиться чье-то присутствие за спиной. Нечто едва слышно кралось, шлепая лапами по полу. Корнелиус предупреждал о чем-то подобном. «Не оглядывайся, — сказал он тогда, — от этого зависит твоя жизнь». Одна из дверных ручек дернулась, Малфой остановился. Сердце едва не выпрыгнуло из груди. Количество пройденных шагов тут же вылетело из головы, но наставлений Корнелиуса Драко не забыл. Закусил губу и медленно потащился дальше. Коридор наполнился нервным металлическим шумом, ручки поворачивались и тряслись. Малфой уже готов был сорваться на бег, когда правую ладонь пронзила острая боль. Печать почувствовала цель. Драко толкнул нужную дверь, и та будто провалилась в черноту. Ему тоже нужно было туда. Колени задрожали, все тело скрутило, каждая мышца отчаянно протестовала против последнего шага. Вопила во весь голос: «только не туда», и сознание тонуло в этом зверином ужасе. А потом руки начали гореть, и он в безотчетном порыве, продиктованном не инстинктом, а магией, сунул их в темноту. Печати вывели его, точнее, протащили сквозь небытие, милосердно позволив разуму не воспринимать, не ощущать, не думать и не запоминать. Драко снова оказался перед зеркалом. Черные струйки стекали с его мантии будто оживший туман. Они свивались вместе, превращаясь в худого бледного мужчину с горбатым носом. Грязные пряди темных волос свисали вдоль щек, но на черной мантии не было ни пылинки, а воротник рубашки и манжеты, выглядывающие из рукавов, резали глаз идеальной белизной. — Северус… — от волнения Малфой назвал наставника по имени. — Прочь от зеркала, — гаркнул Снейп, напоминая: ритуал еще не закончен. Драко должен был выйти из круга и вытащить покойника за собой. И как можно скорее. Зеркала раскололись, между ними разгоралось бледное свечение. Магия подняла с пола нарисованные символы, будто обычные сухие листья, и знаки полетели закрывать прореху между мирами. Драко зажмурился: либо сияние сейчас погаснет, либо сожжет все дотла. Алое марево, которое полыхало под веками, потухло. Ему повезло. От зеркал не осталось даже пепла, на полу едва заметно тлел магический круг, но Снейп смотрел не на него, а на стену: — Ты наложил противоотслеживающие чары? — Да, я… — Малфой запнулся, и у него снова вырвалось. — Северус… — Я — не он. Я — остатки воспоминаний без души, — Снейп не любил утешительной лжи и горькую правду говорил без сантиментов. — Именно так вы бы и сказали, сэр… — Драко не мог позволить себе расплакаться и поэтому скривил губы в усмешке. — Память еще относительно жива и свежа, это не продлится долго, но пока я еще похож на себя прежнего и могу тебе помочь. Тебе ведь нужна помощь. — Да, — Малфой сглотнул. Как и Дамблдор, Северус умел заглядывать в душу, но если у господина директора взгляд был всезнающим, то у зельевара — понимающим. Драко не боялся рассказывать ему о своих промахах, знал — ругать не будут, будут объяснять, как исправить сделанное и не ошибаться снова. Об одном он жалел, что из-за своей мальчишеской гордости слишком редко разговаривал с крестным по душам. Но тогда это казалось правильным: ни от кого не зависеть, ни в ком не нуждаться. — Я заключил сделку с подлондонцем, отдал ему свое воспоминание и теперь схожу с ума. — Некоторые воспоминания становятся частью твоей души, и отдавать их нельзя. — Отменить сделку может слово мертвеца. Подземник ждет нас сегодня в магловском Лондоне. — Хорошо, — не было понятно, к чему относилось это слово, к ситуации в целом или к действиям Драко. Снейп не стал пояснять. — Мы идем через портал? — Да, но я еще столько всего должен сказать… Попросить прощения, спросить совета, поделиться невзгодами, признаться: «Я скучаю и хочу, чтобы ты снова был жив...» — О некоторых вещах нет нужды говорить вслух, — Северус улыбнулся, и если присмотреться, то глаза у него все еще были темно-карими, а не черными, как казалось на первый взгляд. — Ты повзрослел. Ты не дал войне себя сломать. Ты справишься с прошлым и найдешь свое место в этом мире. Я знаю. А теперь нужно идти. Времени мало. Драко посмотрел на свои руки: печати побледнели, магия, которая удерживала Снейпа в мире живых, быстро иссякала. — Спасибо за то, что ты со мной. Вот и все, что он мог сказать, но большего и не требовалось. * * * Подлондонцы ждали их на крыше. Старый Бейли суетливо передергивал плечами, будто ему под одежду забрался паук. Ник стоял неподвижно, косички закрывали раскрашенное белым лицо. К его ноге будто верная собачонка прижалась старая керосиновая лампа, но светила она не желтым, а зеленым. — Я отменяю вашу сделку, — произнес Снейп, — Возьми назад свою глиняную голову и верни воспоминание. Ник отбросил волосы с лица: — Сначала я хочу убедиться, что голова цела. Малфой протянул ему глиняный шар, рука едва заметно дрожала. Подземник ощупал место, где птичий клюв врастал в глину. — Что ж, печать не тронута. Теперь дело за мясом. Чтобы развязать бумажный сверток, потребовалось несколько долгих минут, руки уже не дрожали — тряслись. Бейли крутился рядом, но помощи не предлагал. Наконец, Малфой справился, и Ник вытряхнул из рукава своего ручного жука, наполовину сделанного из стекла, наполовину из живой плоти. Тварь подбежала к куску мяса, воткнула в него хоботок, и мертвая плоть дернулась, задрожала, будто студень. Сделав свое дело, паук вернулся к хозяину. — Мясо впитало воспоминание, ешь, надлондонец. — Так нужно, парень, — подбодрил Малфоя чокнутый птичник. — Представь, что его пожарили на огне и полили кетчупом. Снейп же просто кивнул. Желудок скрутило, Драко упрямо стиснул зубы и сел прямо на холодную крышу, придвинул к себе упаковочную бумагу. Лежащая на ней говяжья вырезка в зеленом свете лампы выглядела тошнотворно, но он проделал весь этот путь не для того, чтобы в конце сдаться и сблевать. * * * Ел Малфой с закрытыми глазами, с трудом отрывая зубами куски. Мясо напоминало резину. Он замирал и задерживал дыхание, когда желудок начинал бунтовать. Старался не думать о медном привкусе, который оставался на языке. Потом ел снова. Жевал, глотал, не думал. В голове замелькали смутные образы, завертелись обрывки фраз. Вот перепуганный мальчишка таращит глазенки. На нем синяя пижама, его вытащили прямо из постели. В соседней комнате кричит его мать, ведьма, спутавшаяся с маглом. Белла пытает ее Круцио. — Как думаешь, он сквибеныш? — спрашивает Нотт у Панси. — Ему лет десять и он до сих пор не колдует. Конечно, он сквиб. — А вдруг у него не было достаточной мотивации? По штанам мальчишки расползается темное пятно. Паркинсон хохочет. Полукровку трясет. «Не пытайся бежать», — думает Драко. — Они швырнут в тебя Круцио». Он отделяет себя от товарищей, он говорит себе, «я выше тупой травли», «я не с ними». Но мальчишка разницы не видит, для него они все монстры в белых масках и черных мантиях. — Эй, как насчет такой мотивации, — Нотт швыряет в камин заклинание, почти потухшие угли вспыхивают. На ковер прыгают юркие огненные ящерки — саламандры. Они бегут к мальчишке, оставляя дымящиеся следы на ковре. Их жертва пятится, вертит головой, ищет путь к бегству. И все молча. «Он онемел от страха?» — спрашивает себя Малфой. Или не без причины говорят, что дети от маглов рождаются умственно неполноценными? Но если это так, то происходящее выглядит еще мерзостнее. Однако Драко не вмешивается, не видит смысла. Он лишь раззадорит Панси и Тео, а так им скоро надоест выделываться друг перед дружкой и они оставят полукровку в покое. Ведь даже упиваясь вседозволенностью, они не могут не понимать, смерть ребенка никак не послужит общему делу. — Ну, ублюдок, покажи нам магию, — кричит Панси, загнанному в угол мальчишке. В этот момент из камина высовывается плоская огненная морда, будь она из плоти и крови, то застряла бы в зеве топки, но пламя эфемерно и текуче, оно вползает в комнату. — Какого дьявола?! Я тебя не призывал! Огромной саламандре насрать, призывали ее или нет, она бросается вперед. Нотт едва успевает отскочить, и то лишь потому, что элементалю нужен не он, а ребенок. Малфой не может пошевелиться, ему бы броситься вперед, отогнать тварь, спасти мальчишку, но это — самоубийство. Дух огня испепелит любого, кто встанет между ним и его добычей. Нужно заставить себя двигаться и первым делом отвести глаза. Саламандра замерла, ей нужно время, чтобы адаптироваться к их миру, собрать внутренний жар. Через секунду-другую она пыхнет, поглотит жертву, но пока ее тепло успокаивает, а пляска язычков огня завораживает. Мальчишка не сводит с них глаз. Дети падки на чудеса. Панси хватает Малфоя за рукав и выволакивает в коридор. Он не сопротивляется. Белла хохочет от души, для нее все случившиеся — глупая детская шалость. — Ну вы даете, устроили жертвоприношение. Сожрав ребенка, саламандра исчезла, из любопытства Пожиратели заходят в комнату. Разговаривают, перешучиваются. Их больше волнуют размеры и сила элементаля, чем судьба какого-то магловского выродка. Драко остается в коридоре. Смотрит на вышитые картины. Вспоминает, какими глазами мальчишка смотрел на саламандру: широко распахнутыми, блестящими, полными восхищения, а не страха. Его мать больше не кричит. Возможно, она уже мертва. На ее счастье. Подходит Панси, он нее пахнет дымом и горелым… Малфой едва успевает сдернуть с лица маску, весь его завтрак оказывается на полу. — Фу, слабак, — манерно гнусавит Паркинсон. Драко не спорит, раздавленный тяжестью вины, способность к самооправданию куда-то пропадает. Он с неотвратимой очевидностью понимает, что больше не хочет того, нового мира, который обещает им Темный Лорд. Но и быть слабаком он тоже не хочет. Да и увиденное не даст, так же как и несделанное. <empty-line> Малфой с трудом разлепил веки, смахнул жесткие комья глазной слизи. Руки и ноги задеревенели. Он замерз, и, судя по боли в горле, простыл. Вроде бы у Гойла было антипростудное зелье, вот только Гойла на этой крыше не было, как и подлондонцев, и Северуса. Пришлось подниматься самому, медленно, шипя ругательства сквозь зубы. Небо светлело. Начинался новый день. Пятое ноября. День заседания комиссии. * * * Тяжелые дубовые двери распахнулись, Малфой и его защитник вошли в зал. Под огромным полотном, изображающим богиню правосудия, стоял длинный стол. Стол секретаря и его помощника скромно притулился у стены. — Прошу отметить тот факт, что лорд Драко Люциус Малфой явился на заседание особой министерской комиссии. Его сопровождает общественный защитник поверенный третьего класса Инвар Скол. Секретарь важно кивнул большой лысой головой и перевел взгляд на секретаря, тот с не меньшим достоинством взял самопишущее перо и поставил на лист бумаги. Оно шустро черкануло несколько строк. Малфой и Скол уселись за свой стол, его разместили напротив длинного стола, но на некотором отдалении, чтобы подчеркнуть неравенство участников. Когда стрелки больших круглых настенных часов сошлись на двенадцати, открылась боковая дверь. Члены комиссии прошествовали к своим местам. В этот раз их было не пятеро, а шестеро. Драко сообразил бы раньше, что к привычной процедуре добавилось нечто новенькое, если бы потрудился пересчитать высокие стулья с остроконечными спинками. Но несмотря на бодрящее зелье и несколько чашек кофе, в голове стоял ватный туман. — Сядьте, — шепнул Скол. Малфой автоматически подчинился, все еще не оправившись от удивления, ведь так не должно было быть. Он не мог просто взять и пройти сюда. После того, как достопочтенные колдуны и ведьмы заняли свои места, секретарь монотонным голосом объявил каждого из них: — На заседании присутствуют: действующий член Визенгамота Энтони Сайрус Блумгейн, председатель; директор Хогвартса кавалер ордена Мерлина второй степени Минерва Макгонагалл, заместитель председателя; доктор права Сара Кларисса Прил, член комиссии; старший аврор, кавалер ордена Мерлина второй степени, Джон Клайвен Стеринг, член комиссии; советник министра по вопросам социальной политики Джулиард Джерими Айван Ярд, член комиссии; сержант вспомогательных сил, кавалер ордена Мерлина первой степени Гарольд Джеймс Поттер, член комиссии без права голоса. Поттер причесался, побрился, прицепил орден Мерлина, надел идеально отглаженную парадную форму. У Драко чесались руки от желания схватить мистера Образцового сержанта за воротник коричневой мантии и прошипеть прямо в бесстрастное лицо: «Какого черта?» Сопротивляясь искушению, он уставился на богиню правосудия. Скол скучно перечислил все доказательства малфоевской добропорядочности: работа, симпатия кружка вязальщиц, наличие довольного питомца, помощь закону… Как только поверенный закончил, Блумгейн и Ярд принялись разносить его речь в пух и прах. Однако теперь у Драко появился более смелый и активный защитник. Победитель Волдеморта не испытывал ни трепета перед авторитетами, ни страха перед недовольством сильных мира сего. Блумгейн быстро перешел на крик, его широкое лицо раскраснелось, а галстук перекосился. Даже глаза вылезли из орбит. Ярд не отставал, выпятив длинный подбородок, он яростно тряс кулаком. Остальные члены комиссии тоже распалились, загалдели каждый о своем, будто стая воронья. Самопишущее перо бешено скакало по бумаге, помощник секретаря едва успевал подсовывать ему новые листы. Драко наблюдал за происходящим с отстраненным интересом, будто речь шла о чужой судьбе. Блумгейн шарахнул кулаком по столу, пресекая споры, пригладил растрепавшиеся пегие волосы: — Есть вопросы, по которым двух мнений быть не может. Гарри, я ни в коем мере не оспариваю твой вклад в нашу победу, но скажу прямо — ты известен своей импульсивностью, идеализмом и некоторой наивностью. Ты видишь в людях только хорошее и веришь в то, что каждый может измениться к лучшему, поэтому твои суждения необъективны. Мы не можем им доверять. Все эти два долгих месяца злость не давала о себе знать, а вот теперь проснулась. Драко стиснул зубы, как же сильно ему хотелось крикнуть Блумгейну: «Да ни будь Поттер наивным идеалистом, на твоем месте сейчас сидел бы мой отец, а ты, тупой баран, гнил бы в Азкабане». — А на каких фактах основывается ваше объективное мнение? — спросил Поттер. — Малфой — чистокровный. Такие как он никогда не примут идею равенства! — крикнул Ярд. — Тем не менее министерство помиловало Гойла, Крэбба, Забини… — Малфой — другое дело, — отсек Блумгейн. — Его семья — это воплощение всего того, что пытались насадить Пожиратели, той самой идеи чистой крови. — Среди тех, кто сражался со мной против Волдеморта, было много чистокровных. Некоторые из них погибли ради нашей победы. Господин председатель почувствовал в слове «наша» издевку и растерянно сморгнул. Он не ожидал от Поттера холодной расчетливой колкости. Как, впрочем, и Малфой. Чертов гриффиндорец все еще продолжал его удивлять. — Мне не хочется думать, что они погибли ради того, чтобы мир опять делили на маглорожденных, чистокровных, полукровок. Мы все люди, мы все способны совершить зло, пойти на поводу у ненависти, гордыни, жадности или предрассудков. И судить нас нужно за наши дела, а не за нашу кровь. Война закончилась пять лет назад, пора подвести черту, пока справедливость не превратилась в фарс. Я предлагаю многоуважаемой комиссии полностью восстановить Драко Малфоя в правах. Кто согласен со мной? Макгонагалл подняла руку, ее примеру последовал седовласый аврор, видимо, его подкупила скупая, но искренняя речь Поттера. Блумгейн громко фыркнул, Ярд демонстративно покачал головой. Малфой посмотрел на сцепленные ладони Сары Прил, потом на ее смуглое миловидное лицо. В карих глазах доктора прав читалась вина. Юдени успел подсуетиться и купил ее лояльность. * * * Драко крутанул до упора круглый вентиль, и через пару секунд старый железный кран выплюнул в подставленные ладони тонкую струйку холодной воды. Министерская уборная пахла дешевой хвоей, которая почему-то раздражала больше, чем обычный сортирный запах. Малфой плеснул воду в лицо, посмотрел на свое отражение в тусклом зеркале. Ну что ж… Завтра с его палочки снимут следящие чары, а банк разблокирует личный счет, на котором все равно ничего нет. Раз в месяц он сможет посещать поместье, что еще… Ему позволили заниматься алхимией и предсказаниями, а так же восстановить лицензию на полеты и сдать экзамены по любой из семи магических дисциплин… Это, конечно, не полная свобода, но больше, чем было. Может, оно и к лучшему, что Поттер не сумел переупрямить Блумгейна и Ярда. Драко не хотел быть обязанным золотому мальчику. Ничем. — Эй, ты в порядке? Помяни черта. Малфой оглянулся. Он чувствовал себя как марафонец на последней миле и на сочувственный взгляд ответил злым вопросом: — Что это было? Следуешь завету Дамблдора всегда давать второй шанс? — Отчасти. А еще я просто не могу выкинуть тебя из головы. Поттер решительно закрыл дверь и шагнул к нему. Волосы успели растрепаться, орден отправился в карман, а мантия утратила парадный лоск. — Неужели? — Драко отвел глаза. — Да. И тут Гарри его поцеловал, так быстро, что Малфой не понял, коснулись ли его губ чужие губы или только горячее дыхание. Поттер отстранился, затараторил: — Когда ты стоял у задней двери заброшенной винокурни и говорил о выборе, я увидел в тебе что-то такое, особенное, яркое… И потом там, на Ярмарке, тоже… И сегодня, когда ты сверкал на Блумгейна глазами… Ну, тогда, когда он распинался про мою наивность… — чем больше Гарри говорил, тем сильнее краснел и хуже подбирал слова. Драко не спешил ему на помощь. — И что дальше? — Ты у меня спрашиваешь? — Поттер усмехнулся. — Я никогда не встречался с парнем. — С Пожирателем смерти, — безжалостно уточнил Малфой, прежде всего убивая собственные глупые надежды, пока они не набрали силу. — Я вернул себе воспоминание, проданное на Ярмарке. Помнишь, мы как-то спорили, и я сказал, что ты — не аврор, а всего лишь брауни и ничего не знаешь о настоящих преступлениях. Ты в ответ спросил, а могу ли я себе представить, на что похожа женщина, которую муж несколько часов избивал всем, что под руку попалось? Так вот, я не многим лучше того мужа. Выражение лица Поттера изменилось, но не так, как ожидал Драко. После поцелуя у Гарри были глаза кота, который по дурости забрался на высокое дерево и теперь не знает, как оттуда слезть. Но теперь брауни успокоился, даже улыбнулся. — Я знаю одну забегаловку, где можно спокойно поговорить. Пойдем, расскажешь мне все. Он глянул в глаза Драко и добавил «Я угощаю», но прозвучало это как «Я оттащу тебя от края пропасти».