Ты серьезно, Баттерс?

Шторы задернуты, и синяя зимняя ночь не может проникнуть в комнату. Поэтому когда Баттерс открывает глаза, все, что он видит, это серый потолок, по которому тонкой нитью бежит бледная полоса лунного света. Стотч пару минут лежит, не двигаясь, прислушиваясь к своим ощущениям, и поняв, что произошло, морщится. Он старается встать с кровати бесшумно, но матрас предательски скрипит. Баттерс на минуту замирает в неудобной позе, вместе с этим чувствуя на коже живота уже начинающий подсыхать липкий предэякулят. Это случается не впервые, но чувство стыда и отвращения к себе все еще такие же сильные, как и раньше. Насколько же он больной урод, раз видит в мокрых снах друга, который вдобавок парень, и едва не кончает от этого? Баттерс запирается в ванной, подставляя испачканое белье под струю холодной воды. Пока он бездумно трет мыло о ткань, мысли в голове становятся все ужаснее, и вскоре доходят до пика. «Если Кенни узнает, то он просто меня возненавидит». В этот момент он обычно чувствует себя самым ущербным из всех в мире и просто мечтает о том, чтобы выброситься из окна. Выжав белье от воды, Стотч плетётся обратно в комнату, мечтая больше никогда не засыпать, ведь иначе его снова настигнут теплые шершавые ладони, беззастенчиво касающиеся обнажённого тела, а едва слышный шепот сведет с ума, опаляя горячим дыханием ухо. И Баттерс не будет знать, как смотреть МакКормику в глаза утром, после того, как Кенни из его сна беззастенчиво ему отсасывал. Но самое сложное всегда не это, гораздо больше сил у Стотча уходит на то, чтобы не умереть от зависти (или не расплакаться), при виде Кенни, в очередной раз пытающегося соблазнить девчонку: очередную блондинку, брюнетку, рыжую. Все они разные, но одновременно похожи друг на друга. А Баттерс, глядя на это, просто в очередной раз уверяется в том, что если Кенни и посмотрит на него, то только беглым безразличным взглядом, каким он обычно оглядывает школьные обеды или оценки за тест по математике. Насчёт себя у Баттерса нет никаких заблуждений, он видит себя в зеркале каждое утро и прекрасно знает, что не представляет из себя абсолютно ни-че-го. Худой, но не настолько, чтобы можно было пересчитать все ребра, на лбу рубцы, сейчас едва заметные, но дающие понять, что классе так в пятом его лицо представляло из себя прыщавое месиво. Волосы вечно то слишком ломкие, то растут как-то странно, и оттенок дурацкий, желтый. Стотч честно пытается не скатываться в бездну ненависти к себе, ведь, в конце концов, веснушки, покрывающие щеки, похожи на маленьких солнечных зайчиков и выглядят довольно симпатично. Привычная утренняя дилемма перед зеркалом заканчивается только в тот момент, когда мать начинает стучать в дверь, спрашивая, что Баттерс там делает так долго. Стотч выходит из ванной и сразу спускается на первый этаж. Из кухни идет приятный запах омлета, но от него воротит, как и всегда по утрам.  — Баттерс, иди завтракать, — произносит мать тоном, не терпящим возражений, спускаясь вслед. Сколько бы он не говорил, что от завтраков его тошнит, родители всегда пропускали это мимо ушей, не обращая внимания на чуть зеленоватый оттенок лица сына. Когда Баттерс выходит на улицу, то с облегчением вдыхает морозный воздух. Чувство воодушевления появляется внезапно, без причины, и заставляет ускорить шаг. Ветер распахивает незастегентую куртку и бьет холодным порывом прямо в грудь, пусть Стотч и не обращает на это внимания. Остановка уже видна, вокруг нее толпятся школьники в ожидании автобуса. Баттерс чувствует себя немного не в своей тарелке, когда встаёт недалеко от компании Эрика, но не может перебороть желание хоть немного поразглядывать Кенни, ведь это единственное, на что он может рассчитывать. А МакКормик все равно никогда не замечает его взгляда. В нем нет ничего необычного сегодня, да и сложно выделяться, особенно если твоей семье едва хватает денег, чтобы оплатить счета. Кенни стоит немного в стороне от всех, перекладывая из руки в руку журнал, о содержании которого Баттерс догадывается без труда. В автобусе Стотч садится напротив него, но за всю поездку ни разу не осмеливается поднять глаз, потому что это чувство, будто МакКормик тоже на него смотрит, заставляет сердце заходиться в приступе ужаса и, в то же время, надежды. Пока Баттерс сверлит взглядом свои ладони, сложенные на коленях, мысли сменяют друг друга, пока не остается лишь одна «конечно, я это все выдумал, и никогда он на меня не посмотрит.» От этого в груди появляется неприятное саднящее чувство, будто бы обиды, хотя обижаться и не на кого, кроме себя, ведь будь он лучше, красивее, умнее, или чуть более похож на девушку… Хочется представить, что было бы тогда, но в таком случае стояк в школьном автобусе ему обеспечен, и Баттерс старается вернуться в реальность. Из окна уже видно желтый фасад школы, и Стотч вздыхает с облегчением, радуясь возможности отвлечься от своих фантазий. Ученики встают с мест, едва автобус останавливается, все толпятся и дико шумят, стремять протолкнуться к выходу первыми. Баттерс и сам не замечает, как его окружают люди, неся к выходу, он только и успевает переставлять ноги, чтобы не споткнуться, когда врезается в чужое плечо. Изо рта уже вылетают слова извинений, когда сконфуженый Стотч поднимает взгляд от пола и едва не сталкивается носом с Кенни. С чертовым Кенни МакКормиком, который вот прямо сейчас стоит перед ним. За секунду его взгляд меняется с недоуменого на безобидно-веселый, но Баттерс действительно считает, что он насмехается. Поэтому Стотч чувствует себя невероятно глупо, бормочет тихое «прости» и спешит попасть на улицу. Взгляда, устремленного в свою спину, Баттерс, конечно, не замечает. Он ускоряет шаг, торопясь скрыться за дверьми школы, думая, что выглядит сейчас невероятно жалко. Начала урока Баттерс дожидается с трудом, стараясь занять себя чтением учебника и не слишком сильно потеть от волнения. Ровно в восемь тридцать раздаётся трель звонка, и мистер Маки открывает дверь класса. Все спешат занять свои места и разложить книги на парте, и Стотч не исключение. Занятие начинается, ученики берут карандаши и принимаются переписывать с доски примеры, кажется, только Баттерс витает в облаках. Прямо перед ним парта Кенни, и Стотч каждый урок сверлит взглядом его затылок. Уже несколько лет МакКормик не прячет лицо за капюшоном оранжевой парки, и Баттерс может беззастенчиво разглядывать его волосы, прядями спадающие на шею. Они чуть более рыжеватые, чем у Стотча, и своим цветом напоминают солнце. Он прикрывает глаза и утыкается лицом в сложеные на парте руки. Как бы ему хотелось вплести в волосы Кенни пальцы, растрепать их, чтобы они выглядели еще более небрежно, чем обычно. Если бы ему было позволено сделать что-то из своих фантазий, Баттерс бы не ограничился тем, что испортил причёску, ведь куда сильнее желание прижаться к чужим губам, позволяя взять инициативу. Хочется почувствовать то обжигающее чувство, когда чужой язык касается твоего в поцелуе, проводит по деснам, обрисовывает контур зубов. Баттерс стремительно краснеет, радуясь, что никто не сможет заметить этого. На самом деле он ни разу не целовался, но слышал, что это невероятно приятно, и не смотря на такой скудный романтический опыт, его подсознание с лёгкостью может создать тысячи сюжетов снов, где Кенни дрочит ему, сначала мягко подводя по всей длине члена кончиками пальцев, обводит головку и едва ощутимо потирает ее, слыша в ответ стон, который Баттерс всеми силами пытался подавить, зажимая рот ладонями. Все тело трясет от смеси ужаса и острого возбуждения, когда Кенни обхватывает двумя пальцами его член, начиная двигать рукой в оглушительно быстром темпе, отчего Стотч, всегда слишком чувствительный, просто сходит с ума. От осознания собственной порочности сносит крышу, по щекам начинают катиться слезы, а изо рта вылетают неразборчивые всхлипы вперемешку с чужим именем. Кенни сжимает его член у основания и приближается к лицу Стотча, принимаясь сцеловывать с его кожи солёные капли слез, шепча что-то наразборчивое. Вся кровь из головы Баттерса уже давно хлынула вниз, и он может молить лишь о том, чтобы ему позволили кончить. Кенни улыбается, когда их взгляды встречаются, сердце Стотча бьётся в непозволительно быстром темпе, и именно в этот момент Баттерс всегда просыпается. Возбужденный до невозможности, с вставшим членом, трусами, перепачкаными в липком прозрачном предэякуляте и чертовски неудовлетвореный. Такие сны ему действительно нравятся, Стотч не может не согласиться, но больше он любит свои фантазии перед сном, о том как обхватит своими руками плечи Кенни, прижмется своей грудью к его, чувствуя размереное биение сердца и зная, что МакКормик в ответ чувствует его, слишком быстрое от волнения и счастья. Баттерс был бы не против, чтобы Кенни положил руку ему на спину, несмотря на то, что ладони у него ледяные. По горячей коже Стотча пробежит дрожь, но он не обратил бы на это внимания, главное, что он может ощутить присутствие желанного человека рядом. Хочется положить голову Кенни на плечо, приобнять за шею, ощущая его руки на своей спине, и сидеть так в тишине неимоверно долго, без надобности куда-то спешить и суетиться. Баттерс сам смущается от своих мыслей, закрывая глаза ладонями и чувствуя, как пылают щеки, пусть он обычно и позволяет себе думать об этом, когда лежит в комнате один в темноте. Стотч не знает, нравится ли Кенни держаться за руки, но не против это проверить, Баттерс бы провожал его до дома, даже если МакКормику идти совсем в другую сторону, сжимал чужую ладонь в своей, чувствуя ее холод и стараясь согреть ледяные костяшки пальцев прикосновениями. От этих сладких фантазий кружится голова, руки потеют и сердце бьётся слишком быстро. Баттерс чувствует, что бесконтрольно улыбается и в немного нервном жесте зарывается ладонями в растрёпанные волосы. Засыпать, когда твое сознание взбудоражено мыслями становиться все труднее, и Стотч лежит с открытыми глазами пол ночи, неотрывно глядя на потолок. Медленно погружаясь в сон, когда солнце уже едва заметно алеет над горизонтом, Баттерс знает, что скоро проснётся снова, готовый умереть со стыда, и не зная, как смотреть Кенни в глаза. Громкое прощание мистера Маки, адресованое классу, отвлекает Стотча от мыслей, замечтавшись, он и не обращал внимания на то, что все еще находится в классе математики и, должно быть, выглядит невероятно странно, уткнувшись лицом в парту. Баттерс поднимается с места и быстро ссыпает учебники в сумку, смущённо поглядывая по сторонам. Кабинет почти опустел, только Картман и Кайл препираются у дверей, Клайд спит на последнем ряду, положив голову на руки, и Кенни завязывает шнурки на кроссовках, поставив одну ногу на стул. От его вида Баттерс смущается, мысль, что сразу приходит на ум напоминает: буквально только что он думал, как МакКормик будет ему дрочить, при этом сидя с ним за соседними столами. Стотч замирает на месте, осознавая это и чувствуя, как все тело становиться горячим, и вотведьблять, именно в этот момент Кении поднимает на него глаза, переводя взгляд с его лица на ширинку джинс и, секунду погодя, ухмыляется. Баттерс будто в замедленной съёмке наблюдает, как МакКормик открывает рот, собираясь что-то сказать, и черт возьми, слышать от него, насколько же Стотч отвратительный, грязный, испорченный, выше своих сил. Единственное решение, которое подсказывает Баттерсу сознание — убежать, желательно из города и навсегда, чтобы не видеть этих пронизывающе-смешливых глаз, но Стотч пока что решает ограничиться тем, что закроется в школьном туалете, не выйдет оттуда ни-ког-да, и будет только дрочить, плакать и жаловаться на судьбу. План кажется не вполне надёжным, но когда Кенни встаёт с места и тянется к его руке, чтобы сжать кулак на предплечье, Баттерс, перепуганный и напряжённый до ужаса, уворачивается и через мгновение оказывается у входа из класса, выскальзывая за дверь и аккуратно закрывая ее за собой. Стотч медлит всего секунду, после чего бросается бежать по пустому коридору, и звонок на следующий урок заглушает эхо его шагов. Завернув за угол, Баттерс оказывается напротив приоткрытой деревянной двери туалета, Стотч заходит в комнату и упирается руками в колени, пытаясь отдышаться и сдержать подступающий к горлу кашель. Вспоминается оставленный на полу класса портфель, а вместе с ним и тот, из-за кого Стотч бросил сумку и так поспешно и постыдно сбежал. Перед глазами все еще стоит лицо Кенни, выражение которого с няпряженно-сосредоточенного меняется на смешливое за секунды, и это завораживает. Баттерс принимается обмахивать руками горящие щеки, но бег здесь совсем ни при чем, температура в комнате резко подскакивает вверх градусов на десять, и Стотч тянется к замочку-молнии на кофте, чтобы расстегнуть ее. Хочется прикоснуться к себе, но он еще остаётся в здравом уме, чтобы не начать дрочить в школе, представляя вместо своих рук ладони друга. Баттерс жмурит глаза и старается прогнать из головы навязчивое видение, когда в тишине коридора слышится топот ног. Сердце замирает, и когда шум стихает прямо перед туалетом, Стотч понимает — сейчас что-то будет, и это «что-то» вряд ли ему понравиться. Мысль только успевает сформироваться, как дверь распахивается и в помещение входит парень с горящими глазами. Кенни, кажется, ничуть не запыхался, они с Баттерсом молча смотрят друг другу в глаза. МакКормик внешне спокоен, и только во взгляде играют черти, а Стотча натурально трясет. Стыд и смущение вызывают желание спрятаться, а когда МакКормик сжимает кулаки и делает шаг навстречу, Баттерс закрывает лицо ладонями. Сейчас его собирается избить парень, на которого у него стабильно стоит, ситуация вдруг начинает выглядеть чересчур комично, и Стотч даже не сопротивляется, когда Кенни отодвигает от лица его руки. Наверное, это и должно было случиться когда-то: ему набьют морду и перестанут общаться из-за того, что он грязный педик, и все такое. Поэтому когда Кенни напряжённо спрашивает:  — Что ты делаешь? — Баттерс честно отвечает:  — Ты собираешься меня бить.  — Я хотел тебя поцеловать, — повисает тишина, пока Стотч поражённо и недоверчиво смотрит на Кенни, и ни один из них не решается открыть рот первым. Молчание затягивается, становясь неловким, и Баттерс несмело прерывает его, бормоча едва слышное «А-а-а...ладно». Он тянет на себя руку, которую все еще держит за предплечье МакКормик и легко выбирается из его хватки. Смелости Стотча хватает лишь на то, чтобы переплести их пальцы, но этот робкий, совсем детский жест окончательно стирает все границы. Кенни прижимает его к стене, оглаживает ладонями кожу на спине под расстегнутой наконец кофтой и дышит в губы. Баттерс жмурит глаза и все равно чувствует на коже чужой взгляд. Сердце бьётся настолько быстро, что Стотчу кажется, будто он вот-вот скончается от тахикардии, колени подгибаются, от того, чтобы сползти по стене вниз его удерживают только руки МакКормика. Когда Кенни касается его губ, Баттерс в нервном жесте хватается за рубашку, чувствуя, как чужой язык проникает в его рот. Весь остаток смелости мгновенно испаряется, и Стотчу остаётся лишь неловко пытаться ответить на поцелуй. Но через секунду Кенни берет его за плечи, отстраняя от себя, и на его лице заметна капля самодовольства:  — Не умеешь целоваться, Баттеркап? — вопрос сначала вводит в ступор, а потом заставляет покраснеть, смутиться и отпустить голову. МакКормик, увидев это, берет Стотча за подбородок и заставляет посмотреть себе в лицо. — Ну, ничего, так уж и быть, я научу тебя. — Кенни усмехается, когда видит робкую надежду в аметистовых глазах напротив и снова склоняется к губам Баттерса. У него будет достаточно времени, чтобы научить «Баттеркапа» всем развратным вещам, о которых он только знает. * ** Когда на следующий день Баттерс и Кенни садятся вместе, никто не удивляется, кроме Клайда, но он слишком уж недогадливый. Стэн протягивает Картману купюру в десять долларов, вслух зарекаясь никогда больше с ним не спорить, Венди с подругами тут же начинают шептаться, поглядывая в их сторону. Баттерс не обращает на них внимания, ведь теперь он может беззастенчиво разглядывать профиль Кенни на протяжении всех уроков и собирается заниматься этим вечность. Вчера они с МакКормиком сбежали с оставшихся уроков и еще долго разговаривали о вещах, про которые Батерс все боялся спросить. Оказывается, Кенни нравится греть руки Стотча в своих карманах, а еще он не против, чтобы его провожали до дома, но хочет провожать Баттерса в ответ. МакКормик уверяет Стотча, что девушки, с которыми он встречался раньше, не были для него важными, и они это знали. Вдобавок Кенни упоминает, что на шрамы на лбу Баттерса ему совсем наплевать, и куда больше внимания он уделяет его веснушкам. Стотч выбирается из своих мыслей, только когда замечает на себе вопрошающий взгляд МакКормика. Былое смущение пусть и стало слабее, но не исчезло до конца, поэтому когда Кенни подмигивает ему и ухмыляется краешком губ, Баттерс закрывает лицо ладонью и краснеет. Вторая ладонь занята — МакКормик переплетает их пальцы, медленно поглаживая костяшки. Оказывается, Кенни очень сильно любит держаться за руки с Баттерсом. Только с ним.